Встречаемость отдельных проявлений невроза

в разные возрастные периоды (в процентах)

Признак	Период	Всего
детско-подрост­ковый	зрелый	поздний
Астеническое состояние	60,7	63,6	88,1	68,4
Двигательные нарушения	85,7	79,5	97,2	84,9
Расстройства чувствительности	14,3	27,3	38,9	27,6
Нарушения функции органов чувств и речи	28,6	30,7	47,2	34,2
Вазомоторные и вегетативные реакции	64,3	93,2	100,0	89,5
Псевдосоматические, ипохонд­рические расстройства	21,4	62,3	66,7	50,0
Расстройства восприятия (гал­люцинации, сенестопатии)	32,1	55,7	63,9	53,3
Наклонность к фантазированию	78,8	88,8	69,4	83,2
Навязчивость состояния	50,0	50,0	58,3	52,0
Сверхценные идеи		5,7	25,0	9,2
Депрессивные состояния, суици­дальные тенденции	25,0	55,7	72,2	53,9
Сексуальные дисфункции	7,1	75,0	88,9	65,8
Расстройства влечений	28,6	29,5	38,9	31,6

Среди наиболее частых невротических расстройств в период первого возрастного криза (в 3—4 года) встреча­лись приступы удушья, нервная рвота, гиперкинезы, ис­терические аффективные припадки, заикание и мутизм, энурез и энкопрез. Основными двигателями такого реаги­рования было желание ребенка привлечь внимание родителей, близких, утраченное в результате вынужденной разлуки или появления второго ребенка. Если ситуация не разрешалась, то невротические симптомы и трудности поведения нарастали, появлялись стремление к самоут­верждению, капризность, грубая эксцентричность, демонстративность и т.д.

Второй переходный период (7—8 лет) отличался рас­ширением социальных контактов, необходимостью освое­ния ребенком новых форм поведения; при недостаточной подготовленности возникали трудности школьной адап­тации. Истерический невроз появлялся в результате за­тяжных конфликтных ситуаций в семье и в школе, разви­ваясь чаще всего подостро (реже остро) на фоне истери­ческого сужения сознания и сопровождаясь состояниями страха, растерянности, резкого двигательного возбужде­ния. В ряде наблюдений отмечались проявления «ночной истерии», описываемой В. И. Гарбузовым (1977). В этом возрасте наиболее частыми были расстройства сна, исте­рическая рвота, трихотилломания, нарушения речевой функции (заикание, элективный мутизм, афония), гиперкинезы (дрожь, тики, хореоформные приступы), наклон­ность к фантазированию. Характерна ощутимая сопро­тивляемость психотерапевтическим воздействиям, своеоб­разная позиция в виде «игнорирования» болезненного симптома, нарочитого безразличия к нему или, напротив, явного демонстрирования «тяжести» состояния.

Учащение невротического реагирования отмечалось в ходе пубертатного криза, для которого характерен конф­ликт между желаемым и действительным, выдвижение на передний план чрезмерной внушаемости и подражатель­ности в формировании истерического невроза активное участие принимали личностные типологические особенно­сти в виде тенденции к «эксплорации во вне своих пере­живаний» [Консторум С. И. 1959], а также облегченная способность иррадиации психического в соматическую сферу. Из соматических симптомов наблюдались отрыж­ка, понос, нарушения ритма сердечной деятельности, пси­хогенный кашель.

На первоначальном этапе формирования невроза кли­ническая картина отличалась значительной простотой (наличие 1—2 симптомов); в последующем динамика не­вротического состояния усложнялась за счет заострения истерических личностных качеств. При повторных исте­рических реакциях появлялись признаки патохарактеро-логического и невротического (ипохондрического, обсессивного) развития личности. Дальнейшее течение невроза после минования пубертатного криза целиком совпадало с особенностями, свойственными зрелому возрасту.

В зрелом возрасте при отсутствии предраспола­гающих факторов (конституционально-биологической не­достаточности, соматогенной и цереброгенной астенизации) истерический невроз развивался при большой тяжести психической травмы, в значительной мере видо­изменявшей последующую жизнь человека.

С достоверно большей частотой, чем в детском и под­ростковом периоде, встречались вазовегетативные реак­ции, способствовавшие поддержанию и фиксации истери­ческой симптоматики; возможно, этим же объяснилось увеличение числа псевдосоматических расстройств, за­трагивавших различные органы и системы. Весьма при­мечательным являлось возрастание в зрелом возрасте склонности к фантазированию, тогда как в литературе имеются указания на постепенное ослабление с возрастом этой способности. Переход к фантазированию способство­вал примирению личности с тягостной для нее микросо­циальной ситуацией.

Важное значение приобретали сугубо интимные, сек­суальные конфликты, поддерживавшие и усугублявшие проявления сексуальной дисфункции. Одной из частых форм истерического реагирования на ситуационные труд­ности являлись депрессивные состояния, встречавшиеся чаще, чем в детско-подростковом периоде. В целом на зрелый возраст приходилось наибольшее число больных истерическим неврозом (88 из 152); это связано с тем, что личность, несмотря на достигнутую в зрелые годы социально-психологическую устойчивость, встречалась с разнообразными по силе и значимости многочисленными психогенными вредностями, приводившими к невротиче­скому срыву.

Для истерических невротических состояний поздне­го возраста характерным являлось тесное перепле­тение психогенного и соматогенного звеньев. В их генезе ведущее значение имели стойкие эмоциональные нару­шения, развивавшиеся в связи с неблагоприятными мик­росоциальными факторами: ухудшением взаимоотноше­ний в семье, на производстве, напряженными отношения­ми с соседями, изменением привычного жизненного стереотипа, сексуальными конфликтами, переживанием утраты прежней привлекательности и т.д. У большин­ства больных (28 из 36) имели место индивидуально неразрешимые психические травмы, адресовавшиеся к акцентуированным качествам личности. Существенную роль в становлении и клинической динамике играли вегетативно-эндокринные сдвиги: у 32 человек невроз раз­нился в момент климакса (во всех случаях протекал тяжело и длительно), у остальных — после прекращения его, на фоне резидуальных климактерических явлений.

Появление истерической симптоматики в пресенильном возрасте достоверно чаще, чем в детско-подростковом и зрелом, происходило на фоне выраженного асте­нического состояния: на первых этапах под влиянием острых психотравм выступали яркие вегетососудистые нарушения (чувство удушья, «комка в горле», «резчайшие кишечные спазмы», сердцебиения) с последующей переработкой соматических ощущений. Вазовегетативные реакции содействовали возникновению и фиксации истерических стигм: более часто, чем в предыдущие пе­риоды, встречались функциональные неврологические и соматические расстройства в виде больших и малых истерических припадков, параличей, парезов, приступов дрожи, нарушений чувствительности и функций органов чувств и речи.

Весьма частым симптомом истерического реагирования на затруднительные жизненные обстоятельства был функциональный блефароспазм. У одних больных он был преходящим, у других приобрел стойкий или реци­дивирующий характер. Во всех наблюдениях психоге­ниям предшествовала нерезко выраженная патология со стороны органов зрения. Основным механизмом истери­ческого поведения были «бегство в болезнь», нозофилия, «условная приятность» симптома, что позволяло на ка­кой-то срок достигнуть желаемого, избавиться от чрез­мерного напряжения.

Заметно чаще, чем в более молодые годы, встреча­лась истерическая депрессивная симптоматика невроти­ческого содержания (у 26 из 36 больных). В ее появле­нии существенную роль играли некоторые социально-психологические моменты периода увядания: паническая боязнь надвигающейся старости и дряхлости, утрата главенствующей позиции в семье, страх тяжелого сома­тического заболевания, уход детей из семьи и др. Имели место упорные, демонстративно преподносимые суици­дальные высказывания и попытки, возникавшие на фоне эмоциональной напряженности, тоскливости, подавленности настроения.

Выраженные вегетососудистые и псевдосоматические нарушения облегчали возникновение ярко преподноси­мых навязчивых страхов умереть от рака, паралича, ин­фаркта (21 больной). Повышенная внушаемость содей­ствовала переводу психических представлений в стой­кую картину ипохондрических состояний. Под влиянием выраженных эмоциональных сдвигов в ряде случаев на­блюдалось временное обострение дотоле скрытых, субклинически протекавших соматических заболеваний или усиление сосудистого процесса. При подострой и затяж­ной динамике невроза происходила упорная фиксация внимания на имевшейся соматической патологии: посто­янные жалобы на плохое самочувствие, нежелание счи­таться с окружающими, демонстрация «тяжести своего страдания», претенциозность.

Сложная, полисиндромная картина инволюцион­ной истерии наблюдалась нами у 15 больных. В ее генезе имело значение одномоментное воздействие ряда патогенных факторов — ситуационных (микросоциаль­ных), эндокринно-вегетативных и соматогенных. В зави­симости от преморбидного личностного склада больных клиническая динамика инволюционной истерии имела два варианта.

Первый вариант представлял собой невротический срыв, возникавший у гармонических личностей (7 боль­ных) впервые в инволюционном периоде. Решающую роль в его возникновении играли объективно значимые, неразрешимые конфликтные ситуации. Существенную психогенную подоплеку имела биологическая перестрой­ка организма, общая жизненная ситуация пресенильного возраста, реакция на соматические недочеты (боязнь грядущей немощности, инвалидности).

Роль климакса у мужчин и женщин оказалась раз­личной: для первых понижение потенциала имело преж­де всего психотравмирующее влияние, для вторых — кли­макс являлся еще и значительным астенизирующим фак­тором. Как правило, наблюдалось постепенное оформле­ние картины истерического синдрома: сенсибилизация организма за счет кумулирования незначительных (пре­жде безразличных) средовых вредностей подготавлива­ла личность к грубому аффективному реагированию, к ухудшению служебных и внутрисемейных отношений с последующей переработкой создавшейся ситуации и включением специфически истерических механизмов реагирования — гиперэмотивности, суггестии и аутосуггестии, «бегства в болезнь», «вытеснения» и аффектив­ной логики мышления.

Истерические астенодепрессивные, обсессивно-фобические, ипохондрические состояния приобретали массив­ный налет демонстративности, утрированности, выступали в ярком обрамлении функциональных неврологичес­ких симптомов и нерезко выраженных диэнцефальных пароксизмов. Несмотря на имевшуюся тенденцию к утяжелению клинической картины невроза, обязанную общевозрастным особенностям периода увядания (Штернберг Э. Я., 1968], в целом при данном варианте инволю­ционной истерии имело место одномоментное течение под влиянием сочетанной (гормональной, общеукрепля­ющей, гипносуггестивной) терапии истерическая симптоматика постепенно редуцировалась, а затем (спустя 3—6 мес.) полностью исчезала.

Второй вариант инволюционной истерии возникал у акцентуированных истерических личностей (8 человек) на фоне эндокринно-вегетативных сдвигов и под влия­нием индивидуально-неразрешимых психогений проис­ходило постеленное развертывание «истерического заро­дыша», обнажение и выявление истерических личностных качеств (повышенной капризности, эмоциональной лабильности, гротескной театральности, эгоизма и эго» центризма, неукротимой тяги к фантазированию). Динамика такого истерического невротического развития личности была замедленной и постепенной, с неуклон­ной тенденцией к утяжелению и усложнению за счет причудливого переплетения невротических и психопати­ческих симптомов (астенических, фобических, параной­яльных и др.).

С момента вступления в инволюционный период по­вышалась роль соматогений, принимавших участие в клиническом оформлении и пролонгированном течении истерического невроза. Обращала на себя внимание преувеличенная тревожно-депрессивная реакция на по­ловое увядание с оттенком трагичности, растерянности и беспомощности. У некоторых больных, напротив, на­блюдались усиление сексуального чувства, оживление эротических представлений, излишняя забота о своей внешности, кокетливость, жеманность, налет детскости в поведении. Даже при интенсивной терапии течение исте­рического состояния было весьма длительным (до 3—5 лет), причем отмечалось некоторое ослабление бо­лезни в период менопаузы, при устранении вегетативно-эндокринных сдвигов. Приводим наблюдение, соответст­вующее картине инволюционной истерии.

Больная Л., 1918 г. рождения, адвокат. В Алтайской пси­хиатрической больнице находилась с 25 декабря 1968 г. по 22 марта 1969 г. Жалобы на тоскливое настроение, плохой сон и аппетит, не­желание жить, мучительные боли по ходу кишечника, чувство сла­бости и утомляемости.

Из анамнеза жизни: отца характеризует как тонко чувствующую, поэтическую натуру; он умер в 57 лег от кровоизлияния в мозг. Ма­тери 82 года; раньше была добрая, заботливая, оберегала детей «от жестокой жизни», последние годы стала скаредной, эгоистичной. Младший брат болезненно самолюбивый, раздражительный, требова­тельный, длительное время болен туберкулезом позвоночника. Вос­питывалась в «тепличной» обстановке, росла избалованной, капризной, хилой. Обстановка в семье была напряженной: мать устраивала отцу скандалы и дикие сцены ревности, он ушел из семьи, когда девочке было 13 лет. В связи с болезнью младшего брата мать переключила все внимание и заботу на него. В школу пошла 8 лет, отлично успе­вала, педагоги отмечали ее прилежание, талантливость и исключитель­ную память. Рано увлеклась искусством, литературой, с 10 лет писа­ла стихи, пьесы, декламировала, пела. Любила быть в обществе более старших подруг. После школы с отличием окончила юридический фа­культет МГУ. Работала с большим напряжением, но успешно. Год спустя вышла «без любви» замуж за человека намного старше ее, но вскоре ушла, разочаровавшись в нем, добилась перевода в Алтайский край, целиком ушла в работу, «старалась забыть неудачу в личной жизни». Держалась независимо, принципиально, остро реагировала на несправедливость, обиды («схватывало дыхание, оседал голос, от­нимались ноги и руки»). В 1946 г. вступила во внебрачную связь со своим сослуживцем, вскоре родила ребенка. В это же время создалась напряженная обстановка на работе, считала, что ее осуждают 3d распущенность и легкомыслие, злословят и обливают грязью. Порвала с близким ей человеком, целиком посвятив себя воспитанию сына: он рос болезненным, нервным, при волнениях давал судорожные при­падки.

Анамнез болезни: с начала 1965 г. в связи с частыми конфлик­тами на работе стала крайне обидчивой, несдержанной, капризной и впечатлительной, часами рыдала от бессилия и отчаяния, жало­валась на непонимание и черствость сослуживцев. В октябре 1965 г. начался климакс, протекавший тяжело и длительно (более 2 лет). После его завершения беспокоили слабость, утомляемость, расстрой­ства сна и аппетита. В конце декабря 1968 г, возник затяжной конф­ликт с сослуживцами, одновременно появилась напряженность в от­ношениях с сыном из-за его намерения жениться: была категориче­ски против брака, упрекала его в эгоизме. Окончательно упала ду­хом после появления тупых болей в эпигастрии; на приеме у тера­певта было высказано предположение о язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки Была «до смерти» напугана диагнозом, занялась изучением медицинской литературы, тщательно следила за малейшими изменениями в физиологических отправлениях. Вообра­жение рисовало самые ужасные картины «надвигающейся катастро­фы», тягостных мучении от «раковой кахексии и интоксикации». При­шла к убеждению покончить с собой, чтобы избежать болезненных страданий. Накануне предпринятой суицидальной попытки вечером сходила в кино, долго не могла заснуть, приводила в порядок переписку, а затем приняла 15 таблеток снотворного средства. Сразу же сообщила об этом сыну, прощалась, просила «похоронить красиво, с цветами». Госпитализирована 18 декабря 1968 г. в терапевтическое отделение, где в первые дни испытывала «полнейшее безразличие и прострацию», затем вновь появился страх умереть от кахексии. Стала слова высказывать суицидальные мысли. Перевод в психиатри­ческую больницу восприняла как желание врачей «облегчить душев­ные муки перед смертью»

Соматическое состояние без существенных изменений. Со сторо­ны желудочно-кишечного тракта — нормоцидный гастрит.

Психическое состояние: контактна, легко вступает в беседу, не­довольна госпитализацией, свой поступок объясняет «минутной чело­веческой слабостью», «нелепой случайностью». Вместе с тем утверж­дает, что «любой бы на моем месте поступил бы так же», ибо «лучше красиво умереть, чем долго и мучительно уходить в небытие». Нахо­дит у себя симптомы «прогрессирующей интоксикации», «кровеносные сосуды набухают, внутри все печет, рак растекается по органам». Держится с налетом театральности, подолгу рассуждает об эгоизме людей, человеческой деградации, упрекает во всем сослуживцев, ко­торые заботятся лишь о своих корыстных интересах. При отвлечении внимания охотно говорит о поэзии, декламирует стихи, отражающие ее депрессивные переживания. С трагической ноткой в голосе заяв­ляет, что оставит людям «свою доброту и жалость, не получив взамен даже коротких счастливых минут жизни». Это настроение спустя не­сколько дней изменилось, больная стала общительной, активной, а к концу лечения чувствовала себя бодрой, оставаясь слегка капризной и требовательной.

Катамнез: после выписки несколько месяцев была жизнерадост­ной, активной, по ее словам, «окончательно рассталась с мыслью о раке». В мае 1971 г. умерла мать, после чего у больной вновь появи­лась бессонница, раздражительность, капризность; она стремилась привлечь внимание к себе разговорами о «тяжелой, неизлечимой бо­лезни», жаловалась на слабость, чувство жжения во всем теле, бес­покоили мысли о заболевании раком. Вновь была госпитализирована в психиатрическую больницу, где умоляла персонал дать ей сильный яд и избавить ее от лишних мучений. После 3 сеансов гипнотерапии полностью успокоилась, мысли о раке исчезли. Выписана в хорошем состоянии, отношения с сослуживцами наладились, довольна их вни­манием и предупредительностью. В 1973 г. ушла на пенсию: первые педели тревожили одиночество, изоляция от привычного окружения, однако вскоре удалось «перестроить себя, внушить умиротворен­ность». К моменту последнего осмотра (декабрь 1979 г.) полностью адаптирована в семейной обстановке, наладила отношения со снохой, ухаживает за внуком, принимает участие в общественной работе, «полна оптимизма, спокойствия и планов на будущее».

Итак, мы видим преморбидную акцентуированную личность с чертами демонстративности, капризности, стремлением «быть на виду», во многом формирующую­ся под влиянием «тепличной обстановки». Длительное время, несмотря на неудачно сложившуюся личную жизнь, остается социально адаптированной. Положи­тельную роль в этом сыграла удовлетворенность про­фессией, дающей возможность «находиться в гуще жизни, быть полезной людям». Затяжной климакс резко астенизирует организм; на этом фоне становятся патоген­ными повседневные служебные конфликты, а также из­вестие о предстоящей женитьбе сына. Соматическое не­благополучие (хронический гастрит) содействует фор­мированию острой фобической реакции, имеющей яркий истерический колорит (игра воображения, драматизация переживаний, демонстративные суицидальные намере­ния) и возникающей по специфическим механизмам суг­гестии и аутосуггестии. Динамика невротического сос­тояния позднего периода приобретает весьма торпидный характер; после исчезновения навязчивых явлений оста­ется астенодепрессивная картина с постепенным заост­рением истерических свойств. Повторное ухудшение со­стояния связано с психогенией (смерть матери) и уст­раняется в ходе корригирующей гипнотерапии. Имеющаяся психопатологическая симптоматика отличается парциальностью и обратимостью; возникшие в период Патологического климакса патохарактерологические чер­ты также не являются постоянными; благоприятная регредиентная динамика обязана улучшению микросоци­альных отношений, уменьшению социальных требований после ухода на пенсию.

Таким образом, по нашим наблюдениям, инволюци­онная истерия является четкой клинической реальностью и представляет собой одну из форм истерической лично­стной патологии позднего возраста, протекающую преи­мущественно на невротическом и патохарактерологическом уровнях. В ее основе лежит взаимодействие этиоло­гических (психогенных) и предрасполагающих факторов, среди которых наиболее значимыми являются эндокринно-вегетативные пертурбации позднего периода, рез­ко астенизирующие организм и подготавливающие его к аномальному реагированию.

Большое влияние на клиническую картину истериче­ского невроза оказывал церебральный атеросклеротический процесс. Изменяя биотонус организма, снижая его приспособительные функции, он содействовал возраста­нию неврозофильности нервной системы, делая ее осо­бенно доступной психогенным влияниям. В дальнейшем по мере нарастания церебрального артериосклероза ис­терическая симптоматика становилась более косной и протрагированной: аффективные реакции утрачивали прежний динамизм и яркость клинического выражения, депрессивные картины приобретали как бы застывший рисунок. Наиболее часто в клинической картине невроза наблюдались истероастенические, обсессивно-фобические и истероипохондрические состояния. У ряда больных подострые психогении способствовали мани­фестации и утяжелению сосудистой патологии, однако очень редко психоорганическая симптоматика достигала уровня энцефалопатии.

Возникновение истерического невроза в старческом возрасте (16 человек) было обязано в основном комп­лексу социально-биологических факторов, свойственных специфической ситуации старения: потере близких, па­нической боязни надвигающейся дряхлости и немощно­сти, угрозе материальной необеспеченности и лишений, утрате главенствующей позиции в семье и т. п. Наиболее часто истерическое невротическое реагирование наблю­далось у акцентуированных натур, долго не чувствовав­ших своего «амплуа» пожилого человека и обнаружи­вавших в результате незначительного микросоциального конфликта (чаще в кругу семьи) свою несостоятель­ность.

Самые глубокие и продолжительные депрессивные состояния появлялись в атмосфере одиночества, отринутости, утраты прежних многогранных, эмоциональных контактов. Как правило, они развивались исподволь, протекали без бурных аффективных разрядов и грубых функциональных невротических расстройств. Присоеди­нение церебральных атеросклеротических и сенильно-органических радикалов в значительной степени обедняло эмоциональную жизнь больных. Истерические проявле­ния в подобных случаях отличались заметной монотон­ностью, однообразием, стереотипностью реагирования, сохраняясь длительное время без каких-либо признаков усложнения или обратной динамики. Вместе с тем исте­рический невроз, возникший ранее в инволюционном периоде и вновь обострившийся в старости (за счет оживления прежних душевных конфликтов), имел более подвижную клиническую картину и обнаруживал тес­ную связь с психогенной ситуацией.

Таким образом, истерический невроз в позднем воз­расте приобретал общие специфические особенности клинической динамики, которые определялись сложным взаимодействием социально-психологических моментов периода увядания, эндокринно-вегетативных, соматоген­ных и церебрально-органических (сосудистых, сенильных) изменений. Различный удельный вес каждого из них на отдельных этапах позднего периода объяснял разнообразие клинической характеристики и прогноза истерического невроза.

В целом клиническое исследование истерического невроза обнаружило клинические закономерности, свя­занные с особенностями становления, последующей ди­намики его в зависимости от роли основных патогенных (конституционально-биологических, психогенных, экзогенно-органических) и возрастных факторов. Их пра­вильный учет не только облегчил клиническую и диф­ференциально-диагностическую оценку, но и способст­вовал выбору патогенетически обоснованной терапии и профилактики истерических невротических состояний.

ГЛАВА V