Пятая. Про молчаливого рыцаря
Один рыцарь был очень молчаливый. Не любил говорить – и всё тут. Ну, только иногда скажет «да» или «нет». А то и просто пожмёт плечами, вздохнёт так «ай..» (мол, что тут скажешь?) и махнёт рукой. Или мечом, когда как. Иногда к нему пристанешь как банный лист, скажи что-нибудь, ну давай, ну хорош тебе молчать, как рыба, а он грустно так посмотрит, махнёт рукой и – вжик.. И сидишь на коне как дурак, ждёшь ещё что он что-то ответит, а голова-то уже где-нибудь в кустах валяется. Такой уж был молчаливый... Очень любили другие рыцари с ним за грибами ходить. Молчит ведь всё время. Все кричат «ау-ау», а он ни гу-гу. Так весь отряд вместо того, чтобы грибы искать, начинает его разыскивать. Это ж проще! Не надо ни с коня слезать, ни наклоняться (в доспехах-то!), грибы резать, гоняй себе по кустам в своё удовольствие да ищи, где он спрятался. Найдут – а у него уже полная корзинка. Все потом довольные такие – едут в замок, грибов нажарят и рассказывают, как искали. А он молчит себе – рассказывай, что хочешь. И на турнирах молчал. Все кричат, бьют себя в грудь, ругаются всякими литературными, конечно, словами (всё же рыцари, а не грузчики какие-нибудь), а он только пыхтит да машет себе мечом. Все наорутся, наобщаются в процессе друг с другом всласть, глядь – а уже валяются в пыли да только думают, что бы такое политературнее ответить. И щиты в мелкие щепки порублены.
Но однажды принцесса Лотарингская его застала-таки врасплох. Выиграл рыцарь очередной турнир, подошёл за её батистовым платочком (в награду), а она его возьми да спроси: «Мой доблестный рыцарь, я слышала, по дороге к нам вы победили целую шайку разбойников. Расскажите нам, как это было, я хочу услышать все подробности». Ну, у него сначала челюсть практически отвалилась, он за рукоятку меча хвать - да куда там? – принцессе же её белокурую головку не оттяпаешь! Покраснел весь, а деваться некуда, надо говорить. Ведь или решит, что он слишком умный для неё, или что такой тупой, что двух слов связать не может. Снял шлем, сел на коня поудобнее и начал рассказывать: «О, моя несравненная принцесса! Когда лучи заходящего солнца уже раскрасили в кровавые цвета кроны столетних дубов, молчаливо и зловеще стоящих вдоль пустынной дороги, я вдруг услышал в абсолютной напряжённой тишине резкий свист. Огромные чёрные стаи ворон взметнулись от него в небо как дым пожарищ. Я, конечно, тут же выхватил меч из ножен, приготовившись сразиться по крайней мере с великаном или драконом. Сердце моё пело и стучало в преддверии великого подвига, который я собирался совершить для тебя, о ненаглядная звезда Лотарингии, Бургундии и Нормандии! Из-за багровеющих стволов показались длинные тени…» На этом месте рыцарь заметил, что две молоденькие фрейлины принцессы уже упали в обморок от полноты чувств. И нет бы ему остановиться на этом самом месте, сказать «ай» да загадочно махнуть рукой, но он как-то сильно вдохновился и с разгону продолжил: «И тут на дорогу выползли какие-то плюгавые занюханные мужички. Засранцы какие-то. Я так разозлился, что – хрясь по одному, бамц по другому, этот – раз, а я его – бум по кумполу, фигак четвёртому по заднице, пятого ногой по морде – шлёп, аж зубы в разные стороны!». Тут рыцарь взглянул на трибуну и заметил, что уже и сама краса Лотарингии выпучила глаза, побледнела и схватилась рукой за грудь. Ещё не поздно было бы, наверное, замолчать, но рыцарь решил довести дело до конца и закончил так: «Короче, шестому я натянул задницу на уши, о несравненная!», после чего принцессе ничего не оставалось, как тоже упасть в обморок. Вот такая страшная история, извините...
Какую же мораль можно вынести из неё подрастающему поколению рыцарей? И, во-вторых, если заговорил с женщиной о природе, то это ещё куда ни шло, они существа нежные, может, даже и ляпнешь что не то, всё равно простят.
|
