Пунктуация в бессоюзном сложном предложении
Упражнение 5. Расставьте знаки препинания в бессоюзных сложных предложениях, выбранных из романа А. Иванова «Золото бунта». 1. Осташа наконец узнал с пригорка спускалась Неждана Колыванова. 2. Он отпыхивал дым краем рта и искоса поглядывал на Осташу ну, каков он мужик, а? 3. Осташа не ответил, оглянулся Колыван боком усаживался в телегу, разбирал вожжи. Лошадь он не ожег кнутом, а легонько тронул, чмокнув губами тоже, видать, копил злобу. 4. Вор придет так я шмыг под печь, меня оттуда и кочергой не выковырять. 5....Весь день Осташа и Никешка просидели на крыше амбара отдирали прогнившие тесины, бросали вниз; под просветы подгоняли свежие. 6. Осташа залез в почерневшую, давно не жгучую, гнившую на корню крапиву и послушал под окошком в бане было пусто. Опоздал, что ли?.. Но в окошке светил огонек значит, в баню кто-то еще придет. 7. Из тесного, сумеречного распадка толчками выбивался бурный по весне Четырешный ручей. Он волочил ветки, сучья, кору, оторванные куски дернины, гневливо швырял все это в Чусовую так вздорная баба, подметая в избе, выбрасывает мусор с крыльца под ноги пришедшему гостю. 8. И сплавщик со своей баркой за сплав берет рублей по двадцать. Это как залог или откуп. Разобьет сплавщик чужую барку у хозяина, заводчика или купца, пятьдесят рублей пропадет, не считая груза. А свою барку сплавщик угробит хозяин только двадцать рублей потеряет. Расчет простой. А доведешь барку до Левшиной пристани или до Оханска на Каме, где груз на здоровенные камские и волжские баржи перегружают продашь барку еще с наваром рубля в два-три. 9. В поздних сумерках, оголодав, устав и замерзнув, Осташа выволок шитик на берег, побросал все как попало, забрался по лесенке на обрывчик, цепляясь за ступеньки онемевшими руками, и увидел дом Шакулы, а рядом чум — темный и мохнатый. Но из его макушки бил вверх столб туманного красного света это в чуме горел очаг. 10. …По заснеженной тропе Бойтэ поднималась в гору легко, будто желтый березовый листок по току теплого воздуха. Осташа шагал сзади, наступая в ее следы — и следы хрустели под ногой девчонка, как невесомая, не продавливала снег до земли. 11. Осташа подумал говорить или нет?.. 12. Осташа молчал чего тут скажешь? 13. А Бакир с того дня стал ни на что уже не годен. Даже самую простую работу выполнить не мог. Тачку толкает колесо отломит, канаву рыть заставят так накопает каких-то собачьих ям, за грибами пойдет на неделю потеряется. 14. Дорога тряслась, валяла телегу с боку на бок, и по долгому подъему, а потом по долгому спуску Осташа понимал проезжали большую, двуглавую гору Старуху. За ней через Чусовую стояла пристань Усть-Утка. 15. Делом заворачивал Яшка-Фармазон разбавлял казенку да обсчитывал, кормил гнилятиной. 16. Он ничего не успел разглядеть черный громоздкий в шубе человек присел перед окном на корточки и загородил небо. 17. За окошком молчали. А потом раздался удаляющийся хруст снега Яшка уходил прочь. 18. Пошел бы Осташа с батей может, и батя не пропал бы… 19. В каморе было совсем светло потолок расчертили огненные линии — прогоревшие швы между половиц. 20. И в тот же миг все окошко ярко осветилось это потолок разверзся, и пожар упал в осляную, как медведь в ловчую яму. 21. Они стояли в ярко освещенном проулке между конторой и дровяником. Контора горела вся из высоких окон торчали задранные лисьи хвосты пламени, огненный гребень колыхался вместо крыши. У дровяника тоже горела крыша, крытая дранкой, но в сравнении с огромным петухом пожара конторы пожар дровяника выглядел всего лишь цыпленком. В проулке было по-летнему знойно щедрый, просторный пал еще казался добрым. Рыжий снег словно трепетал в отсветах как живой, шевелился и таял на глазах, взблескивая каплями воды. Контора гудела, точно печь с хорошей тягой. Из окон трещало, будто огонь там ломал балки пополам об колено. За гулом и пальбой еле слышался бряк тревожного колокола и крики сбегавшегося на пожар народа. Но сюда, между конторой и дровяником, никто не совался здесь гасить огонь было бесполезно. Да и вообще, бесполезно было тушить домину все равно не получится. Народ мог только бросать обратно в костер головни да уголья, разлетавшиеся вокруг как от взрыва, чтобы пламя не перекинулось на другие дома. 22. Я слышал, тебя купец Сысолятин в сплавщики нанял, а вона что выяснилось поджигатель ты и душегуб. 23. Спастись хотел прыгал бы направо, а налево тебя сразу на скалу понесет. 24. Федька, похоже, быстро оправился он уже размахивал руками, что-то поясняя, и кто-то дружески хлопал его по спине. 25. — А не жутко руду в дудке ломать? Я один раз только голову в кычку[1] засунул так оттуда прямо могильным холодом дохнуло. 26. Демидовская Ревда была самым большим из чусовских заводов. Осташу, наверное, уже объявили в розыск, но в Ревде он не боялся попасться караулу никто его тут не знал. 27. …Странное было ощущение будто он стал прозрачным призраком, никто его не видит. А расколдоваться очень просто только имя назвать надо. Назовешь имя словно проявишь душу. А ведь никто душу не видит. Лишь имя, как чужое тавро на краденой лошади, объявит суть. Что людям о его душе известно? Ничего — только ее имя. И от бати ему тоже только имя осталось. Горько, но ведь он не такой, как батя. Батя никогда бы не стал бусыгой и шалыганом, беглым вором. А имя у них общее. Почему же он, Осташа, сделался таким? Батино честное имя и обязало. Имя было как заговор под каждым бойцом подействует по-своему, но обязательно подействует. А перехочешь, чего раньше пожелал так откажись от имени, от души, от крещения. И станешь точно безымянный жердяй — жалкий шатун, тощий и длинный, выше крыш. Он бродит ночью по улицам, заглядывает в окна, греет руки на печных трубах и, не принося зла, впустую пугает прохожих… 28. Народу на улицах было мало мужики на работах, а бабам, старикам на улице делать нечего, незачем на мороз выходить из-под обширных крытых подворий. 29. «Ну, это кумышские, — сразу понял Осташа. — Воровской народ… Такие захотят на дуде поиграть из живого тела ребро вынут». 30. Осень успела все пролила все дожди, обтрясла от листвы все осины, смела мусор в Чусовую, которая унесла его неведомо куда. Просторы стояли проветренные, промытые, прибранные, как изба после похорон. От ночных заморозков черствой горбушкой смерзались галечниковые отмели, а высокие елки становились узкими, опуская ветви, как крылья. Медленно и тихо проплыли последние барки, последние тучи. Небо выбелилось, ожидая свежих и ярких красок зимы. Вода затихла, не журчала даже на переборах за камнями так уставшая собака, отводя взгляд, молча пробегает мимо, огибая встречного. А сквозь серые утренние туманы порой можно было увидеть, как оцепеневшая Чусовая, укрытая пеленой, словно готовится к таинству блекло зеркалится, ожидая ледостава. [1] Кычка – жерло шахты (Толковый словарь Алексея Иванова для романа «Золото бунта» http://ivanproduction.ru/literoturovedenie/tolkovyij-slovar-dlya-romana-zoloto-bunta.html).
|
