АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО. Почему-то Шарло представлял себе мрачный подвал, где на соломе рядами лежат больные и умирающие

 

Почему-то Шарло представлял себе мрачный подвал, где на соломе рядами лежат больные и умирающие. Это было глупо, ведь он не раз бывал в Старых Казармах, да и Эгон никогда не позволил бы людям валяться вповалку на холодном, грязном полу. Наверное, все дело в страхе: достаточно испугаться чего-то, чего не видишь своими глазами, а остальное возьмет на себя воображение. Старые Казармы встретили полумраком и острым, горьковатым запахом чернолистника. Двери в коридор были открыты, но занавешены влажными рогожами, и у входа в них дымились неизбежные жаровни. Шарло, хоть на него никто не смотрел, шел, глядя прямо перед собой и слегка вздернув подбородок. Так его учили: нельзя опускать голову, как бы ни было грустно или страшно. Рито был рядом, и мальчику очень хотелось схватить его за руку, но он держался.

Мириец остановился у девятой или десятой двери и взялся за занавеску, Шарло с надеждой посмотрел на брата своей матери.

– Я – Кэрна, Шарло, – шепнул Рафаэль, – но я не святой Эрасти… Николай ошибся. Я могу убивать, но целитель из меня никакой.

– Значит… ты…

– Мы пришли прощаться. Соберись! Или уходи…

– Я готов.

Кэрна кивнул и отступил, пропуская Шарло вперед. Когда-то здесь лежали запасные доспехи, а теперь стояли два грубо сколоченных топчана и стол, на котором стояла жаровня. У выходящего в ночь окна, скрестив руки на груди, высился Яфе в своем балахоне. Свет масляной лампы отражался в черных глазах атэва, превращая его в сказочное существо.

– Маркиз, ты сошел с ума, – Эгон охрип, но Шарло все равно узнал бы его голос из тысячи.

– Это его право, Эгон. Ты же не хочешь, чтоб он жил, презирая себя.

– Я хочу, чтоб он жил! Жил!

– Я буду жить, – услышал собственный голос Шарло, – со мной ничего не случится. И с Кати, и со всеми остальными.

– Это так, – подал голос Яфе, – те, кто был отмечен, уже смотрят на ту сторону Реки. Юный Шарлах остается на этом берегу.

Ответить атэву не успели. В коридоре послышался шум, и в комнату ввалилось шесть или семь воинов во главе с капитаном замка и стряпуха, на щеке которой багровел внушительный синяк. Сзади Шарло заметил Николая. Эрастианец, как всегда, стоял, опустив глаза, близкий и далекий одновременно.

– Сигнор, – пробормотал капитан, – брат Николай нам сказал…

– Что я умираю? Похоже на то… – Эгон зашевелился, пытаясь приподняться на локтях, и Шарло его поддержал, опередив даже Рафаэля. Барон исхудал, его тело было покрыто язвами, но гной из них уже не сочился, ранки подсохли и покрылись темными корками. Их было не так уж и много, но мальчик знал, что это хуже всего. Те, у кого много мелких язв, имеют больше шансов выжить.

Эгон больше не пытался прогнать «сына» – то ли не хотел показаться слабым перед своими людьми, то ли поверил Яфе.

Властитель Гран-Гийо все еще был страшно тяжел. Изо всех сил удерживая барона, Шарло не мог видеть его лица, вынужденно глядя на тех, кто пришел к своему сигнору. Так они и замерли – девять человек у двери, двое на постели и двое у окна. Первым подал голос Николай:

– Да воздаст тебе по заслугам святой Эрасти, брат мой.

– Это его дело, – закашлялся барон, – вы, у входа… Подойдите, раз уж пришли… Яфе… говорит… это последний прилив сил… Но мы эту заразу победили… Кто-то еще умрет, но главное позади… Оноре! Я тебе говорю!

Капитан Гран-Гийо отчеканил два с половиной шага, как на плацу, а затем грузно бухнулся на колени. Ветеран заразы не боялся, он вообще ничего и никого не боялся, кроме умершей позавчера жены.

– Оноре Годи, за безупречную службу я произвожу вас в личные нобили с правом выбора сигны и консигны. Принимаете ли вы из моих рук это звание и клянетесь ли честью нобиля… – Эгон с шумом втянул воздух, Кодекс Розы был слишком пространен и многословен для его сгоревших легких, – честью нобиля служить дому Фарни?

– Клянусь, сигнор, – выдохнул новоиспеченный дворянин.

– Какую сигну вы избираете?

– К-к-костер, сигнор. И над ним молодую луну… Как сейчас на небе…

– Да будет так… Маркиз Гаэтано… свидетельствуете ли вы присягу сигнора ре Годи?

– Свидетельствую, – быстро произнес Рафаэль положенную фразу, – да будет честь дома Кэрны порукой, что путь избранного будет путем чести. Если сигнор ре Годи свернет с него, его покарает моя рука.

– Арде… А теперь, капитан, слушайте… Я всегда служил Арции и Лумэнам, но Лумэнов больше нет… В Мунте сидит узурпатор и детоубийца… Но этого мало. Север послал его куда подальше… Тартю и его капустницы колдовством наслали на нас чуму… Север должен восстать и вернуть на трон… наследников Александра Тагэре.

Я думал сделать это сам… Не смогу. Но с нами тот, кто годится для этого лучше меня… Рафаэль Кэрна, маркиз Гаэтано… Он поведет вас… Отправьте Тартю с капустницами и синяками в преисподнюю… Они это заслужили… Рафаэль, именем святого Эрасти клянись, что ты… – Эгон замолчал, судорожно хватая раскрытым ртом воздух.

– Я, Хозе Рафаэль Николас Мартинес Кэрна ре Вальдец, маркиз Гаэтано, – Шарло впервые слышал, чтобы Рито называл все свои имена и титулы, – старший сын и наследник герцога Энрике, клянусь, что Пьер Тартю и его сообщники будут наказаны за все. Я найду их хоть в Кантиске, хоть в Сером море. Александр Тагэре жив. Он снова будет королем, клянусь сердцем Кэрны!

Огонь в лампе вспыхнул ярко и светло, превратившись в некое подобие охваченного огнем сердца.

– Святой Эрасти услышал клятву, – отчетливо произнес Николай.

– Да не развяжется завязанное, – эхом отозвался Яфе.

Руки Шарло совсем затекли, но мальчик не мог и помыслить передать свою ношу другому или попросить помощи, но барон Эгон Фарни неожиданно сильным движением освободился из державших его рук и развернул «сына» лицом к себе.

– Я называю вас своим наследником… Тагэре, когда вернется, подтвердит ваши права. Все! Я благословляю вас, Шарль, виконт Тагрэ… Вас и Катрин. Шарль… Именем дома Фарни… Служи Арции и Тагэре.

Бросившийся на помощь Яфе успел подхватить мертвого барона и бережно положить на постель.

– Сигнор Тагрэ, – новоиспеченный нобиль, шмыгнув носом, выхватил меч, – сталью и жизнью клянусь в верности!

– Я принимаю вашу клятву, – горло Шарло сдавил горячий ком, – Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре!

– Вернем Арции Тагэре! Смерть Тартю и капустницам!

Пламя вновь взметнулось вверх, став алым, как кровь или закатное солнце. Шарло Тагрэ встал на колени у тела Эгона.

– Спасибо, сигноры. А теперь я должен проститься.

Его послушался даже Яфе. Последним выходил мириец, но Шарло схватил его за руку:

– Рито… Что теперь делать?

– Ты же только что все сказал, – тихо сказал Кэрна. – Мы не святые и не всемогущие, но мы должны победить, и мы победим. И для начала покончим с чумой!