НЭО РАМИЭРЛЬ. Облегчения, отразившегося на лице Норгэреля, с лихвой хватило бы на сотню морячек, дождавшихся застегнутых хъелой мужей
Облегчения, отразившегося на лице Норгэреля, с лихвой хватило бы на сотню морячек, дождавшихся застегнутых хъелой мужей. Отчего-то эта мысль ужасно рассмешила Нэо, но вместо смеха с губ сорвался кашель. Нэо кое-как утер черную кровь, и ему от этого опять стало смешно. Вот так и сходят с ума… – Теперь твой черед со мной возиться, Норгэрель… Погоди… Ройгу! Где он?! – Ройгу больше нет, но… Как мы и думали… Лебеди погибли… Нэо рывком сел, пытаясь вопреки зверской боли привести в порядок мысли. Разорванное защитное Кольцо, сила Бездны, прыжок со спины лльямы на спину Ройгу, скачки сквозь пылающий лес, огненные птицы… Кем он был? Что с ним сталось? Как он попал в покои Эмзара?! – Норгэрель, я помню только Ройгу, если это был он, и бой… Он не мог прийти один. Звездный Лебедь, я совсем забыл… – Нэо торопливо закрыл глаза ладонями. – Не надо, – голос бывшего сородича дрогнул, – ты вернулся из Бездны, ты опять один из нас. Нэо не поверил, потому что себя прежним не чувствовал, хотя, может быть, Ройгу потушил в нем Пламя Бездны… Потушил?! Волчонка! Узнав о гибели своего клана, пристало ли горевать о маленьком чудище, только вот сердцу не прикажешь, по ком плакать. Гадать было еще хуже, и Роман торопливо спросил: – Где лльяма? – Отлеживается на пожаре. Ей здорово досталось, но, кажется, обошлось. Она снова такого роста, как всегда, и все время вертится. – Пожар далеко? – Близко, но идет в другую сторону. Возле Вархи вы все уже сожгли. Лес горит, но снега много, он скоро остановит огонь. Ты можешь встать? – Это нужно? Тогда могу. Где… все? – Ларрэн и Аддари с мертвыми. Мы перенесли всех, кого нашли, в Зал Совета. – Сколько же я пролежал?! – С конца ночи до середины следующей. Нэо торопливо вскочил, острая боль пронзила колено, но он удержался и от крика, и от падения. Попытался вспомнить исцеляющее заклятие, но память словно бы выжгло. Ничего, можно и потерпеть, Рене терпит и не такую боль. Как давно он не был в этой серебристой комнате, с тех самых пор, как повез Норгэреля на Седое поле. Вот ты и дома, Нэо Рамиэрль, бард Роман Ясный, исчадие Бездны… – Мы странно вернулись, – шепнул Норгэрель, помогая Нэо удержаться на ногах, – странно и страшно. – Странно, что здесь все уцелело. – Разрыв был с другой стороны, ты приказал нам развернуть пламя… Там были… – сын Ларрэна запнулся, не зная, как назвать адептов Ройгу, но людьми он их называть не хотел, – трое… Не ушел никто. – Хоть бы ты не ошибся! Пусти меня, я пойду сам. Неужели вы не могли меня поднять раньше?! – Мы боялись навредить тебе… Ты же… – Ах да… Не знаю, что меня чуть не убило: Ройгу или Свет. С лестницы ему удалось спуститься без посторонней помощи. На снегу лежали длинные тени, Гана мирно спала подо льдом, деревья тянули к изящным постройкам обнаженные ветви, было мучительно тихо и только вдалеке мерцало зарево пожара. Месяц Сирены или самое начало месяца Агнца какого-то года от Великого Исхода и первый день первого месяца первого года от гибели не предавших Тарру эльфов. Если б Эмзар знал что Варха взята, Гридэтара убит, а его заклятия уничтожены! Но он не знал и не мог знать. Судьба посмеялась над всеми. Над ройгианцами и их богом, прорвавшимися сквозь смерть навстречу смерти, над эльфами, умиравшими, но не гасившими Кольца, сила которого могла их спасти, и над теми, кто ждал внутри крепости, не рискуя причинить зла стражам Вархи! И что теперь думать о том, что бы было, решись они разорвать Кольцо изнутри! Быть может, кто-то и уцелел, а так… Рамиэрль был уверен, что последним погиб Эмзар, он всегда был упрям. Кто-то наверняка молил короля развернуть огонь и погнать на врагов или хотя бы ослабить барьеры, но Снежное Крыло выдержал. Он был бы прав, будь в Вархе все по-прежнему, и он смертельно ошибся… Двери Зала Совета были распахнуты настежь, Аддари позаботился зажечь свет, показавшийся непривычно желтым. Солнечный принц с горечью развел руками – он понимал, что здесь все должно быть иначе, но янтарная магия Львов отличалась от сапфировой волшбы Лебедей. Теплое золотое сияние заливало просторную комнату. Мертвые лежали вдоль стен – каждый под символом своего Дома. Нэо знал всех, но видел только Эмзара. Если бы не длинные темные волосы и отсутствие бороды, можно было б поклясться, что это Рене, вернувшийся с Порога. Рядом привалился к стене Ларрэн, походивший на Ушедшего куда больше мертвого повелителя Лебедей. Нэо тихо подошел к ним и опустился на пол – долго стоять он еще не мог. – Вот мы и вернулись. – Что он мог еще сказать? – Да, и вовремя. – Вряд ли вовремя… – Вовремя, – повторил Ларрэн, – вы уничтожили не только зло Вархи, но и Ройгу. Случись иначе, два зла – древнее и пришлое – продолжали бы грозить Тарре. Дети Звезд искупили свой грех перед этим миром или почти искупили. Прости, что говорю такие слова, Нэо, но Уводящая освобождает и от ложной скромности, и от ложной гордости. А теперь мы должны исполнить свой долг, Король Лебедей! Разведчик вздрогнул, поняв, что Лунный Король обращается к нему. Он, Рамиэрль, глава дома Розы клана Лебедя, пережившего Разлуку, сын Астена Кленовой Ветви, племянник и наследник Эмзара Снежное Крыло, вступал на призрачный трон. Король без королевства, без подданных, без власти. Талисман клана разрушен в Войну Оленя, в мире Тарры, кроме него, остался, если остался, лишь один Лебедь – Клэри, но война по-прежнему идет… – Мы найдем свое место в этой войне, – тихо сказал Рамиэрль. Ларрэн промолчал, зато все заполнил душераздирающий вой. Пошатываясь, Нэо выбрался на улицу. Лльяма пришла в себя и добрела до Лебединого Гнезда. Черная, окруженная тоненьким алым ореолом фигура, похожая и не похожая на волка, сидела у входа в Зал Совета, задрав голову к темному небу, и выла. Роман устало подумал, что ее слышно за много вес вокруг, и вздрогнул, поняв, что слушать как раз и некому. Надо было надеть на тварь из Бездны защитные «доспехи», спасая ее от Тарры, а Тарру от нее, но Нэо Рамиэрль не спешил. Пусть плачет… Плачет по тем, кто погиб, защищая ненужный рубеж. Огненная тварь провожала таррских Лебедей в их последний полет, в вышине таяли сотни багровых искр, не похожих на пламя Вархи, как Свет не похож на Тьму, но именно Тьма и Свет спасли их. Спасли и позволили победить сначала того, кто превратил Тарру в сгусток боли, а затем и ройгианское безумие. Лльяма взвыла громче, ей и вправду было больно – так плачут лишь живые и чувствующие об ушедших, но любимых. Роман смотрел на рыдающую Тьму и молчал. Он не мог ни рыдать, ни петь, только помнить. И еще жить и драться. Они вернулись. Они нужны. А горе – что ж, оно будет ездить с ним в седле и схватит за горло, когда все кончится. Если они отобьются и уцелеют, придет время скорби по тем, кто уже погиб, и по тем, кто еще не бросился в огонь, спасая других, но бросится, когда пробьет его ора. Время скорби еще наступит, но сначала – время ярости.
|
