СЛАВНАЯ, НЕПОБЕДИМАЯ ЧЕТВЁРТАЯ БРИГАДА

 

Виктор спросил:

- Тебе что нужно?

Ваня осмотрел всех, и ему все понравилось - такой знакомой была длинная улыбка Игоря, так тепло ощущалось соседство Володи Бегунка и девушки в красной повязке. Ваня не затруднился с ответом:

- Чего мне нужно? Я, знаете, что? Я буду здесь жить.

- Это ещё посмотрим, будешь или нет.

Но Ваня был уверен в своем будущем:

- Буду. Уже целый месяц всё сюда иду и иду.

- Ты беспризорный?

- Нет... я ещё не был беспризорным.

- Как тебя зовут?

- Ваня Гальченко.

- Родители у тебя есть?

Ваня на ьэтот вопрос не ответил, а только головой завертел, не отрываясь от Виктора взглядом.

- Нету, значит, родителей?

- Они... они были, только взяли и уехали.

- Отец и мать? Уехали?

- Нет, не отец и мать.

- Разбери себя. Рассказывай по порядку.

- По порядку? Отец и мать умерли, давно, ещё была война, тогда отец пошел на войну, а мать умерла...

- Значит, родители умерли?

- Одни умерли, а потом были другие. Там... дядя был такой, и он меня взял, и я жил, а потом он женился, и они уехали.

- Бросили тебя?

- Нет, не бросили. А сказали: пойди на станцию, купи один фунт баранины. Я пошел и все ходил, а баранины нигде нету. А они взяли и уехали.

- Ты пришел домой, а их нет?

- Нет. Ничего нет. И родителей нету, и вещёй нету. Ничего нету. А там жил хозяин такой, так он сказал: ищи ветра в поле.

- А потом?

- А потом я сделал ящик и ботинки чистил. И поехал в город.

- Та-ак, - протянул Виктор. - Как скажете, товарищи бригадиры?

Сказал Нестеренко:

- Пацан добрый, да и куда же ему деваться? Надо принять.

Кто-то несмело:

- Но у нас же мест нет?

Володя стоял у дверей:

- Вот я скажу, Торский!

- Говори.

- Мы с ним вместе будем. Вместе! На одной кровати.

Зырянский перед этим долго рассматривал Ваню, а теперь одобрительно притянул его к себе:

- Правильно, Володька, давайте его в четвертую бригаду.

Игорь встал:

- А я прошу, если можно, в восьмую. Я тоже могу уступить пятьдесят процентов жилплощади.

Володя обиженно закивал на Игоря головой:

- Смотри ты какой! Ты ещё сам новенький! В восьмую! А твой бригадир молчит! А ты за бригадира?

Виктор на Володьку прикрикнул:

- Володька, это что за разговоры!

Володя отошел к дверям, но на Игоря смотрел сердитым, темным глазом, и полные губы его шевелились, продолжая что-то шептать, видно, по адресу Игоря.

Из бригадиров коротко высказывалось несколько человек, каждый не больше, как в десяти словах:

- Пока ещё не разбаловался, нужно взять.

- Мальчишка правильный, видно. Берем.

- Это хорошо. Он ещё не познакомился с рапзными там тетями, так из него человек будет. А нам отгонять его от колонии, рука ни у кого не повернется.

Клава Каширина недовольно сказала:

- И чего вы всё одно и то же? Конечно, нужно принять, а только пускай Алексей Степанович скажет, как там по правилам выходит.

Её поддержали, обернулись к Захарову, но Володя Бегунок предупредил слово заведующего:

- Вот постойте! Вот постойте! Вот я расскажу. Алексей Степанович, понимте, в прошлом году пришел такой пацан, да этот, как же, Синичка Гришка, он у тебя в десятой бригаде, Илюша. А его тогда не хотели принимать. Сказали: места нету и закона такого нету. И не приняли. А он две недели в лесу жил. И опять пришел. И опять его не приняли. Сказали: почему такое нахальство, его не принимают, а он в лесу живет. И взяли его и повезли в город, в спон, ещё ты возил, помнишь, Нестеренко?

- Возил, - Нестеренко улыбнулся и покраснел.

- Возил, а он от тебя из трамвая убежал. Помнишь, Нестеренко?

- Да отстань, помню.

- Убежал и начал опять в лесу жить. А потом вы, Алексей Степанович, взяли и сказали: черт с ним, давайте его возьмем. И ещё тогда все смеялись.

И видно было, что тогда все смеялись, потому что и теперь по лицам заходили улыбки. А только нашелся голос и против Володькиной сентенции. Голос принадлежал бригадиру третьей, некрасивому, сумрачному Брацану:

- Много у нас воли дали таким, как Володька. Он трубач, с дежурством шляется целый день, так теперь уже и речи стал говорить на совете бригадиров. По-твоему, всех принимать? Ты знаешь, какая у нас колония?

- Знаю... Правонарушительская?

- Такая она и есть.

- И вовсе ничего подобного.

Виктор прекратил прения:

- Довольно вам!

Но Воленко считал, что вопрос поднят важный:

- Нет, Виктор, почему довольно? Брацану нужно ответить.

- Ты ответишь?

- Надо ответить. Брацан давно загибает.

- Чего загибаю?

- Говори, Воленко.

- И скажу. Ты, Брацан, так считаешь: правонарушитель – человек, а все остальные - шпана. Я не знаю, кто ты такой, правонарушитель или нет, и знать не хочу. Я знаю, что ты хороший товарищ и комсомолец. Ты что? Гордишься, что под судом был? В твоей бригаде Голотовский не был под судом, а я Голотовскому всё равно не верю. И вы ему не верите: скоро год, как в третьей бригаде, а до сих пор не колонист.

Воленко кончил речь, но, видно, Брацана не убедил. Брацан, по-прежнему сердитый, сидел на своем месте.

- Слово Алексею Степановичу.

- Ты, Филипп, нехорошо сделал, напрасно этот вопрос зацепил. Правонарушители - это дети, которым прежде всего нужна помощь. Советская власть так на них и смотрит. И правонарушителям этим гордиться нечем, разве можно гордиться несчастьем! И вот пришел мальчик. У него тоже несчастье, и ему тоже нужна помощь.

- А почему нашу колонию приспособили?

- Потому что в колонии прекрасно работаете и прекрасно живете. Теперь в споне кричат: "Это наша колония!" А если бы наша колония была плохая, так кричали бы на другое: "Это ваша колония!" А на самом деле эта колония...

Петька Кравчук, стоящий возле дверей, закричал:

- Наша!!

Покрывая общий смех, Виктор возмутился:

- Ну что ты скажешь! Он опять здесь! Вопрос выяснен. Голосую: кто за то, чтобы принять Ваню Гальченко в четвертую бригаду?

Душа у Вани Гальченко замерла, когда поднялись руки. Только один его глаз покосился на Брацана, и поразился: Брацан улыбался ему, и лицо у него было красивое и вовсе не сумрачное.

- Единогласно. Алешка, бери его. Стойте, чего загалдели? С Чернявиным, значит, остается по-старому – сборочный цех. А кроме того, он слово дал. Закрываю совет бригадиров.

Вечером в спальне четвертой бригады было весело. Алёша Зырянский поставил Ваню между коленями, расспрашивал, шутил, пугал. Потом все уселись за стол и выслушали рассказ Алеши о том, какая славная, непобедимая существует на свете четвертая бригада трудовой колонии им.

Первого мая и какие в ней замечательные пацаны! Этот самый Алёша Зырянский, которого боялась вся колония, в дежурство которого все вставали на полчаса раньше, чтобы лучше приготовиться к поверке, сейчас сверкал глазами, с трудом сдерживая улыбку и откровенно рассыпал восторженные слова о четвертой бригаде.

- Не бригада, а протсо пирожное! А пацаны у нас какие, Ванька! Ой, и пацаны ж, не знаю даже, кто лучше, даром что у нас самые малые собрались. На кого ни посмотри: вот тебе Тоська Таликов, ты на него только глянь: вот будет бригадир, да у него уже сейчас сестра бригадиром одиннадцатой. А Бегунок! А Филька Шарий! А Кирюшка Новак! А Федька и Колька Ивановы! И Семен Гайдовский, и Семен Гладун! И ещё Петька Кравчук!

На Ваню смотрели разные лица: то смуглые, то румяные, то красивые, то не очень красивые, то открыто доверчивые, то доверчивые с иронией, то веселые, то забавно-серьезные, то нахмуренные просто, то нахмуренные через силу, но все одинаково счастливые, гордые своей бригадой и бригадиром, довольные, что живут они на советском свете с честью и умеют за эту честь постоять. Потом Алёша сказал, что он будет перечислять недостатки. Алёша заявил, что он скажет только по одному недостатку на каждого, но зато этот недостаток очень важный. И сказал, что Володька важничает, Петька Кравчук задается, он там где-то был дезорганизатором, Кирюшка думает, что он самый красивый, Гайдовский думает... одним словом, недостатки у всех были одинаковые: все воображали, думали и задавались. Алёша закончил:

- Никогда не нужно себя хвалить, потому что это очень глупо и для четвертой бригады не подходит. Лучше я вас похвалю, когда придется к слову. Дежурный по бригаде!

Володя выскочил из-за стола и вытянулся перед бригадиром:

- Есть, дежурный по бригаде!

- Барахло Ванюшино!

- Есть, Ванькино барахло!

Володя торжественно поднес:

- Получи, Гальченко! Вот трусики, голошейка, тюбетейка. А это мыло. А это пояс. А это простыни, а это полотенце. А школьный костюм завтра. Идем! Там душ горячий. А кто будет Ванькиным шефом?

- Ты и буешь шефом.

- Есть! Алёша, дай машинку, мы его сейчас - Володя показал пальцами.

В дверь заглянул Игорь Чернявин.

- К вам в гости можно?

- Можно.

- Хоть ты меня и собирался выгнать, я на тебя не обижаюсь.

- У нас нет такой моды - обижаться.

Ваня воззрился на Игоря:

- Выгнать? За что?

- Он большой барин. А может, наследство от кого получил.

Ваня захохотал:

- От бабушки? Да?

Игорь поднял Ваню на руках:

- Смотри, Ваня! А скажи, где твой ящик?

Он поставил его на пол.

- А тот украл... Рыжиков. И десять рублей.

- А Ванда?

- Не знаю.

Володя нетерпеливо дернул Ваню за рукав.

– Идём!

Мальчики побежали по коридору. Зырянский улыбнулся Игорю:

– Не обижайся, Игорь. Это называется: горячая обработка металлов.