ПРОНОЖКИ

 

Мастер Штевель, широкий, плотный, румяный, внимательно глянул на Игоря круглыми глазами:

- Никогда не работал?

- Нет.

- Значит, начинаешь?

- Начинаю.

 

- Дома... хоть пол подметал?

- Нет, не подметал.

- Незначительный у тебя стаж. Ну что же... начнем. Я тебе дам для начала проножки зачищать. Работа легкая.

- Какие это проножки?

Мастер ткнулд ногой в готовый стул:

- А вот она - проножка, видишь? Поставили, как была, нечищенную, с заусенцами, вид она имеет отрицательный. А теперь ты будешь зачищать, лучше выйдет стул. А то все чистили, а на проножки так смотрели: что там, проножка, и так сойдет.

Мастер был словоохотливый, но деловой: пока говорил, руки его действовали, а на подмостке перед Игорем появились куча проножек, рашпиль и лист шлиферной бумаги. Заканчивая речь, Штевель прошелся рашпилем по одной проножке, потом зашаркал по ней бумагой, полюбовался проножкой, погладил её рукой:

- Видишь, какая стала! И в руки приятно взять. Действуй!

Пока всё это говорилось и делалось, Игорю занятно было и слушать и смотреть на мастера, на проножку и на всякие принадлежности. Когда мастер, похлопав его по плечу, отошел, Игорь тоже взял в руки проножку и провел по ней рашпилем. В первый же момент обнаружилось все неудобство этой работы: проножка сама собой вывернулась из руки, а рашпиль прошелся твердым огневым боком по пальцам. На двух пальцах завернулась кожица и выступили капельки крови. Рядом чей-то знакомый голос сказал весело:

- Хорошее начало, товарищ сборщик.

Игорь оглянулся. Голос недаром казался знакомым - свой, из восьмой бригады, только из второй спальни, Середин, тот самый, которого Нестеренко упрекал в пижонстве. У него чисто лицо и голова немного откинута назад. В руках несколько тонких пластинок для спинок стула, и Середин любовно отделывает их при помощи линейки со вставленными листками шлифера. Не успел Игорь рассмотреть их, как они полетели в кучу готовых пластинок, а рука Середина захватила уже новую порцию.

- Возьми там, в шкафчике, йод, - улыбаясь кивнул Середин. - Это ничего, все так начинают.

Игорь полез в шкафчик, нашел бинты и большую бутылку с йодом. Он смазал царапины и обратился к Середину:

- Завяжи.

- Да что ты! Зачем это? Бинт зачем? Ты ещё скажешь, доктора вызвать.

- Так она течет. Кровь.

- Вся не вытечет. Намазал йодом? Ну и хорошо. И не течет вовсе, просто капелька.

Игорь не стал спорить и положил бинт обратно в шкафчик. Но пальцы всё-таки болели, и он боялся взять в руки новую проножку. Всё-таки взял, подержал, примерился рашпилем. Потом со злостью швырнул всё это на примосток и, отвернувшись от верстака, начал рассматривать цех.

Никакого ццеха, собственно говоря, и не было. К стене машинного отделения, вздрагивающей от гула станков, снаружи кое-как был прилеплен дырявый фанерный навесик. Он составлял формальное основание сборочного цеха; под навесиком помещалось не больше четырех ребят, а всего в цехе работало человек двадцать. Все остальные располагались просто под открытым небом, которое, в самой незначительной степени, заменялось по краям площадки, красными кронами высоких осокорей. На площадке густо стояли примостки различной высоты и велоичины, сделанные кое-как из нестроганных обрезков. Некоторые мальчики работали просто на земле. На площадку эту из машинного отделения высокий чернорабочий то и дело выносил порции отдельных деталей. Деревообделочная мастерская колонии производила исключительно театральную, дубовую мебель. Детали, подаваемые из машинного отделения, были: планки спинок, сидений, ножци, царги, проножки. Собирали театральные стулья по три штуки вместе, но раньше, чем собрать такой комплект, составляли отдельные узлы: козелки, сиденья и т.д. Сборкой узлов и целых комплектов занимались более квалифицированные мальчики, между ними и Санчо Зорин. Они работали весело, стучали деревянными молотками, возле них постепенно нарастали стопки собранных узлов, а возле Зорина располагались на земле уже готовые, стоящие на ногах трехместные конструкции, ещё без сиденья. Большинство же ребят занимались операциями, подобными той, которая была поручена Игорю, в руках у них ходили рашпили, зудели, посвистывали, дребезжали.

Игорь до тех пор рассматривал цех, пока Середин не спросил у него:

- Что же ты не работаешь? Не нравится?

Игорь молча повернулся к примостку, взял в руки рашпиль. В руке он ощущался очень неприятно: тяжелый, шершавый, осыпанный опилками - и всё старался перевиснуть куда-то вниз. Игорь положил его и взял в руки проножку. Это было симпатичнее. Игорь внимательно рассмотрел её. Глаз увидел те неправильности, неровности, острые углы, которые нужно было снять, увидел и неряшливый край, вышедший из-под шипорезного станка. Вторая рука снова протянулась к рашпилю, но в это время прилетела пчела. Собственно говоря, ей абсолютно нечего было делать здесь, в сборном цехе. Игорь следил за ней и думал, что она должна понять бесцельность своего визита и улететь. Пчела, однако, не улетала, а всн сновала и сновала над примостком, тыкалась, подрагивая телом, в свежие изломы дубовых торцов, а потом вдруг набросилась на раненую руку Игоря, её соблазнила засыхающая капелька крови. Похолодев, Игорь взмахнул проножкой и обрадовался, увидев, что пчела улетела. Он перевел дух и оглянулся, и сейчас только заметил, что ему жарко, что солнце припекает голову, что шея у него вспотела. Вдруг на эту самую потную, горячую шею что-то село, мохнатое, тяжелое. Игорь взмахнул свободной рукой - огромная, зеленоватая муха нахально взвизгнула у его гловы. Игорь поднял глаза и увидел, что их две - мухи, они нахально не скрывали от Игоря своих злобных физиономий. Игорь тоже обозлился и произнес неожиданно, чуть ли не со слезами:

- Черт его знает! Мухи какие-то!

И Санчо, и Середин, и другие засмеялись. Середин смеялся добродушно, закидывая голову, а Санчо - громко, на всю площадку:

- Игорь! Они ничего! Они не кусаются!

Из молодых кто-то сказал:

- А может, они думают, что это лошадь.

Игорь швырнул проножку на стол:

- К черту!

- Не хочешь? - спросил Середин.

- Не хочу.

Санчо оставил работу, подошел к нему.

- Чернявин, в чем дело?

Игорь надвинулся на Санчо разгневанным лицом.

- К черту! - кричал он. - С какой стати! Какие-то проножки! Рашпили! Для чего это мне? Цех, называется, - мухи, как собаки!

Краем глаза он видел, как Середин, не прекращая работы, неодобрительно мотнул головой, другие обернули к ним удивленные, но серьезные лица. Санчо сказал:

- А что же? Просить тебя не будем. Иди, выйти можно здесь.

- И пойду.

Не глядя ни на кого, Игорь переступил через кучу деталей. Санчо что-то сказал ему вслед, но Игорь не расслышал. Не услышал потому, что увидел перед собой неожиданное видение: та самая длевушка, которую он сегодня встретил в парке, присела у корзинки, в котороцй лежали обрезки, но лицо подняла к нему, и на лице этом была задорная и откровенная насмешка.