НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

 

Через час Игорь Чернявин весело вошел в столовую. Только остриженная под машинку голова несколько смущала Игоря, костюм у него самый новый, пояс самый изящный, лицо у него самое интеллигентное и интересное. Заканчивала завтрак первая смена, которая должна отправиться в школу. Игорь знал, что Нестеренко на него зол, ожидаются неприятные разговоры, но, с другой стороны, его продолжала увлекать роль остроумного протестанта. С уверенной грацией Игорь проходил через просторную, светлую, украшенную цветами, столовую. Скатерти сияют такой белизной, точно их сегодня переменили, или это утреннее солнце так радостно светит?

Из столовой многие уже выходили. Игорь не заметил насмешливых взглядов, направленных на него. Он знал свое место за столом и свое исключительное право на него. За этим столом, кроме Игоря, сидят Нестеренко, Гонтарь и Санчо Зорин. Действительно, Нестеренко и Санчо на своих местах, уже поели и разговаривают. За другими столами только одиночки заканчивают завтрак, а в конце столовой, возле Клавы Кашириной, вертится Володя Бегунок – самый верный признак того, что сейчас будет сигнал на работу. Но Игорь ещё не работает, поэтому он весело подходит к столу и говорит свободно:

- А вот и мое местечко!

К удивлению Игоря, Нестеренко ничего укорительного на это не сказал, напротив, спросил по-своему добродушно:

- Выспался?

- Ох, и хорошо выспался! Меня будили, кажется?

- Кажется будили.

- Я что-то там такое говорил?

- Что-то говорил.

Санчо отвернулся к окну. Откуда-то взялся возле окна Миша Гонтарь и сердито посматривает на Игоря. Нестеренко увидел подходившую к ним Клаву и вежливо приподнимается навстречу:

- Спасибо, Клава, за завтрак. Хорошо накормила.

Это Игорю нравится. Санчо ему вчера рассказывал, что существует правило - за пищу благодарить дежурного командира.

- Не стоит, - говорит Клава.

Она смотрит на ручные часы и кивает Володьке, следующему за нею, как тень:

- Через минуту можешь давать.

Володька проделал трубой движение, отдаленно напоминающее салют.

Нестеренко говорит ему тихо:

- Вот я скажу Алешке, как ты отвечаешь. Он тебе завинтит гайку.

Володька серьезнеет, краснеет и спешит к выходу, кстати, у него и дело есть.

Нестеренко недовольно обращается к Клаве:

- Ты, Клава, распускаешь пацана. Он мне так не ответил бы!

Клава улыбается. У неё прекрасные зубы, и она ещё краше в улыбке:

- Да я и не заметила. И не привыкла. Второй раз дежурю. А это кто? Ты - Чернявин?

Чернявин вежливо поклонился.

- Почему ты прикидываешься в спальне? Такой большой, а прикидываешься, как ребенок.

Краска заливает лицо Игоря. Он хотел бы видеть в Клаве только хорошенькую девушку - и не в состоянии. Черт его знает, как получается, но никак он не может забыть о том, что она дежурный бригадир. Неужели шелковая повязка производит такое сильное впечатление? Игорь что-то лепечет, начинает сбиваться:

- Бывает... товарищ...

- Как это так "бывает"? А чего ты в столовую пришел?

- С вашего разрешения... кушать.

- Кушать! Разве тебе не обьяснили? Опоздать можно не больше, как на пять минут. Раздача кончена двадцать минут тому назад. Столовая готовится для второй смены. Тебе обьяснили?

- Мне говорил товарищ Зорин, но я выпустил из виду.

- Выпустил из виду?

Не дождавшись его ответа, Клава тронулась к выходу.

Это возмутило Игоря. Она говорить с ним не хочет! Неужели они здесь воображают, что ему неизвестны советские законы?

Игорь сделал шаг вперед и очутился перед Клавой:

- Позвольте, выходит так, что вы меня лишаете завтрака?

- Вот какой ты чудак! Ты сам себя оставил без завтрака. Почему ты не пришел?

- Значит, я без завтрака?

Нестеренко сказал мечтательно, глядя в сторону:

- Это малосущественно.

Игорь взялся за спинку стула, произнес медленно, веско, так, как он разговаривал с начальником почты:

- Оставление без пищи всё-таки запрещёно. Мне это хорошо известно.

Зорин пришел в восторг. Быстрой рукой он дернул по своей и без того всклокоченной шевелюре и сказал звонко:

- Верно, товарищ! Ты на Клаву пожалуйся.

- Обязательно! Имейте в виду, товарищ дежурный бригадир, я буду жаловаться. Кому у вас нужно жаловаться?

В таком же тоне, с прибавкой небольшой дозы невинности, Зорин ответил:

- Общему собранию.

Нестеренко и даже Клава громко рассмеялись. Только Зорин был серьезнее:

- А ничего! Что ж тут такого? Он имеет право...

Но и Зорин не выдержал и захохотал уже в полную силу.

На дворе заиграли сигнал. Клава быстро направилась к выходу.

Игорь посмотрел ей вслед, бросил гневный взгляд на Зорина, но и сам не выдержал: улыбнулся.

 

РУСЛАН

 

После «завтрака» Игорь в очень скучном настроении отправился осматривать колонию. Голод его не беспокоил. Во время своей свободной жизни он привык вкушать пищу независимо ни от каких расписаний и даже независимо от аппетита, а исключительно по обстоятельствам. Его больше задело насилие, произведенное над ним этой смазливой девчонкой, которая не только не проявила интереса к его оригинальной наружности, но ещё вздумала поучать его.

Выйдя из здания, Игорь даже с некоторым удовольствием нашел и формулу осуждения: они здесь гордятся своими порядками, салютами и вензелями; воображают себя Советской властью, а на самом деле – обыкновенные бюрократы. На своем веку Игорь насмотрелся таких бюрократов. "Скажите пожалуйста, почему деньги присланы как раз на эту станцию?" Опоздать к завтраку можно только на пять минут, а если опоздаешь на шесть минут, сиди голодный. И они собираются воспитывать Игоря Чернявина! Кто знает, захочет ли ещё Игорь Чернявин, чтобы из него тоже бюрократа сделали. И все бюрократы говорят: можешь жаловаться.

Так размышлял Игорь Чернявин, проходя по дорожке цветника. Цветы его мало радовали. Собственно говоря, можно было выйти из цветника и отправиться по дороге в город. К сожалению, у него не было никаких планов, никакого начатого дела, а во-вторых, можно уйти и завтра.

Игорь прошел цветники и свернул вправо. Здесь начинался лес. На его опушке - новое каменное здание. Оно было пристроено к глагольному концу того дома, из которого Игорь вышел, и соединялось с ним висячим закрытым мостиком. Санчо рассказывал ему об этом здании. В нем будут новые спальни, только спальни. А в старых спальнях будет школа, а в теперешней школе ещё что-то будет. Игорь уже забыл. Вообще, строительство. Санчо, захлебываясь от восторга, называл какие-то цифры: двести тысяч, триста тысяч. Санчо в то же время и возмущался: кто-то где-то ассигнует деньги на новые спальни и на прием новых ребят, а на производство никто не хочет давать ни копейки, колонисты сами об этом должны подумать. Ребят можно набрать, а работать где? Надо развивать производство. Слово "производство" Санчо произнес с уважением, восторженно вспоминал Соломона Давидовича Блюма, но тут же и посмеивался над ним. Вообще, у них только снаружи всё это прибрано, а что на самом деле, кто их разберет. Вчера перед сном вся бригада потешалась, вспоминая какой-то стадион. И Нестеренко сказал:

- В такой колонии такой стадион! Что это такое?

Игорь прошел мимо нового здания. Оно было уже закончено, блестели стекла в оконных переплетах.

Дальше был разработан парк, проведены широкие дорожки, посыпанные песком, стояли чугунные скамьи. Санчо и об этом парке рассказывал с энтузиазмом. Подумаешь, большое дело: дорожки и гимнастический городок. Посмотрели бы они, какие гимнастические городки в Ленинграде. А то: собственными руками! И ещё пруд какой-то! Довольно запутанная сеть дорожек куда-то заметно спускалась. Ага! Вот и пруд! По берегу пруда тоже идет дорожка и тоже стоят скамейки. Пруд небольшой, над ним нависли деревья, кое-где на берегу сделаны деревянные ступени.

Игорь присел на скамью, а потом подумал: почему бы ему не искупаться. Он разделся и полез в воду. Воды была прохладная, ласковая и пахла чем-то особенным, духов они напустили в пруд, что ли? Нет, это пахнет мята, все берега заросли мятой. Игорь выплыл на середину; попробовал достать дно, не достал, внизу вода была ледяная. Перевертываясь в воде, Игорь заметил движение у скамьи, где он оставил одежду. Он подпрыгнул, посмотрел, подплыл поближе. На берегу столя, заложив руки в карманы спецовки, и смотрел на него коренастый парень, стриженный тоже под машинку, наверное, новенький. Он крикнул:

- Холодная вода?

- Хорошая.

- Полезу.

Через минуту он с разгона бултыхнулся в воду, и скоро его стриженная голова очутилась рядом с Игорем:

- Ты что, колонист. - спросил он.

- Да, в этом роде.

- Новый, что ли? Что-то я тебя не видел.

- Со вчерашнего дня.

- Ага!

- А ты?

- А я две недели.

- Тоже новый?

- Тоже.

- Ну и что?

- Удирать буду.

- Да ну?

- Честное слово! Ну их к чертям!

Он перевернулся в воде, выставил зад, подрыгал ногами:

- Холодная! Я - одеваться!

Они подплыли к берегу. Натягивая штаны, Игорь спросил:

- А тебе есть куда удирать?

- Да у меня папан в городе. Только он - сволочь. Я к нему не пойду. Я у него облигаций на пять сот рублей стырил, так он такой хай поднял, в милицию потащил. А сам ответственный работник, как же – Заготзерно какое-то. Меня сюда и спровадили.

- Ты уже работаешь?

- А как же, приспособили. Социализм, говорят, строим. Ну и стройте!

- А почему ты сейчас гуляешь?

- Да какой там социализм! Материалу нету! Меня на шипорезный поставили.

Станок, правда, мировой, так материалов нету. Да ну их...

- Как твоя фамилия?

- Фамилия у меня ещё ничего: Горохов. А вот имя... Куда их головы торчали? Руслан!

Игорь рассмеялся. Горохов тоже осклабился. У него было очень простое, прыщеватое, носатое лицо, и нос был гораздо красивее всего остального. Когда он смеялся, зубы показывались разной величины и направления и даже разного цвета.

- Руслан! Я пока не читал «Руслана и Людмилу», так ещё ничего, терпел, а как прочитал!.. Ты читал?

- Читал.

- С моей мордой! Руслан! Так это им, понимаешь, нужно, а как ассигнаций паршивых на пятьсот рублей, так в милицию побежали!

- Я тоже, наверное, уйду, - сказал Игорь.

- У тебя тоже родители?

- Мои далеко - в Ленинграде.

- К ним пойдешь?

- Нет, к ним не пойду.

- А куда?

- А ты куда?

Они сели на скамью, глянули друг на друга, улыбнулись неохотно. Руслан задумался:

- Черт их знает... может, они и правильно...

- Кто?

- Да... эти... тут. А только нельзя так: все это ходи по правилам. По правилам и по правилам. И тащат тебя в разные стороны. И вякают, и вякают: в стрелковый кружок, в драматический кружок, в изокружок! "Учиться необходимо!" А я хотел в оркестр, так у них тоже правила.

- А ты говорил: удирать будешь.

- И убегу, а что ж ты думаешь? Терпеть буду? Хотел в оркестр - "подожди", в оркестр принимают только колонистов.

- Так ты же колонист?

- Черта с два! Тебе разве не рассказывали? Черта с два!

- Что-то я слышал... звание колониста...

- Звание колониста. Ты не колонист, а воспитанник. Ого! Тебе, может, и пошьют парадный костюм, так без этого... на рукаве... без знака. И наказывать тебя можно как угодно: и наряды, и без отпуска, и без карманных денег. Алексей что захочет, то и сделает. И из бригады в бригаду, и на черную работу погонит... И в оркестр нельзя.

- Черт знает что, - протянул Игорь удивленно. - И долго это так?

- Самое меньше четыре месяца. А потом, как бригада захочет. Бригада должна представить на общее собрание, а на собрании, как по большинству решат. А на собрании известно кто - комсомольцы. Там где-то по секрету поговорят, а ты и не знаешь.

- А почему же в оркестр только колонисты?

- А кто их знает, почему? Да ещё знаешь какое правило: в оркестр можно, допустим, колонисту, а из оркестра черта с два!

- Нельзя?

- Боже сохрани! Так уж до смерти и оставайся музыкантом. Понимаешь ты, порядки? Допустим, мне надоело - нет, играй! Всё равно убегу.

Руслан отвернул обиженное лицо к глубине парка, задумался: задумался и Игорь. Слышно было, как за парком шумело машинное отделение. Какие-то ещё звуки долетели оттуда: не то детские крики, не то лай собак. Потом звонко ударило один раз, другой и пошло ритмично звенеть дальше. Руслан вытянул шею, встревожился.

- Ты в какой бригаде? - спросил Игорь.

Руслан не расслышал:

- А?

- В какой ты бригаде? В первой? У Воленко?

- У Воленко. Кажется, лес привезли. Говорили, привезут.

- Воленко хороший бригадир?

- Они тут все одинаковые. Побегу. Это лес привезли.

Руслан прыгнул через кустики на соседнюю дорожку. Игорь посмотрел ему вслед: синяя куртка Руслана далеко уже мелькала между деревьями.