Прочие фонетические процессы

 

Прочие звуковые процессы обычно основываются либо на ассимилятивных тенденциях, либо на диссимилятивных.

1. Диэрeзы (или выкидки) чаще всего имеют ассимилятивную основу, например устранение йота между гласными, которые стремятся уподобиться друг другу и слиться в один звук: бывает (основа [бываj-] и окончание [-от] в северновеликорусских диалектах) с переходом в бываат и далее [быва:т]; или выкидка мгновенных согласных [т], [д] между двумя длительными, например честный [чэсни], праздный [празни], счастливый [щи^эсливи] [ 352 ]; или же устранение тех же [т], [д] в группах стк, здк: повестка [пв'эск], поездка (пjэск] (просторечие).

Но бывают выкидки и на диссимилятивной основе, таковы случаи произношения [шт], [шн] вместо чт, чн, например что [што], скучно [скушнΛ] и т. п. Здесь должны подряд следовать две смычные [ч] и [т] или [н]; чтобы избежать повторения одинаковой смычки, первая смычка опускается, а «остаток» [ч] существует в виде фрикативного небного [ш]; итак, основа процесса здесь – расподобление [ 353 ].

Особенно ярко это проявляется в гаплологии [ 354 ], когда выкидке подвергается один из двух одинаковых или подобных слогов, например знаменосец (вместо знаме ноно сец), близорукий (из близоркий вместо бли зозо ркий), минералогия (вместо минера лоло гия), трагикомедия (вместо траги коко медия), стипендия (вместо сти пепе ндия) и т. п.

2. Эпентезы (или вставки), наоборот, чаще всего имеют диссимилятивную основу (например, вставка согласных), чаще всего [в], [] или [j] между гласными в случае «зияния», т. е. непосредственного соседства двух гласных, в просторечии: Ларивон, Родивон, Левонтий, а также радиво, какаво (детская речь, просторечие); такого же происхождения [в] в окончаниях родительного падежа единственного числа прилагательных [злóво], [дóброво], ср. фамилии: Хитровó, Дурновó из этих форм; йотовая эпентеза типична в иноязычных словах на – ia: Italia, India, Persia как: Италия, Индия, Персия (т. е. с – ия [-иja] на конце); в просторечии эта эпентеза постоянна, ср. скорпиен, шпиен, фиялка, павиян, киятер и т. п. В области согласных частый случай – вставка мгновенного звука между двумя соседними длительными, ср. в просторечии ндрав, страм вместо нрав, срам; такого же происхождения т в словах встреча, встретить (древнерусское срђтати, ср. Сретенка, название улицы в Москве, фамилия Сретенский).

3. Протезы (или надставки) являются собственно разновидностью эпентез, только протезы не вставляются в середину слова, а приставляются спереди, к началу слова. В качестве протетических согласных бывают опять же [в], [], [j], которыми «прикрываются» начальные гласные слова: вострый, восемь (вместо острый, осемь, ср. с теми же корнями немецкое acht, латинское осtо без [в] перед начальной гласной); гусеница (из усеница, корень [ус-]!), ето [jэто] (вместо это) и т. п.

В качестве протетических гласных в русском языке известно и, например в южнорусских диалектах ишла вместо шла, Ильгов вместо Льгов, Ильвовна вместо Львовна [ 355 ], и здесь разгружает группу начальных согласных. Это явление очень типично для тюркских языков, где не допускается скопление согласных в начале слова, например ыштаны вместо штаны, ыстакан вместо стакан и т. п.

4. Метатезы (или перестановки) чаще всего встречаются, когда слово из одного языка переходит в другой, т. е. при заимствовании иноязычных слов, при переходе слова из городского литературного языка в диалекты и при освоении детьми речи взрослых, например:

а) в заимствованных словах: футляр (из немецкого Futteral), тарелка (раньше: талерка, ср. польское talerz, шведское tallrik, немецкое Teller с тем же значением), Фрол (из латинского flor, floris – «цветок»), Селиверст (из латинского Silvester – «лесной»); русские слова нерв, нервный идут от латинского nervus, тогда как в греческом было neuron, откуда невроз, неврит, невропатолог, но нейрохирургия;

б) при переходе слов в диалект: ведъмедь (вместо медведь), ралек (вместо ларек), Таждикистан (вместо Таджикистан);

в) в детском языке при усвоении речи взрослых: салатка (из ласатка, т. е. лошадка), макейка (из камейка, т. е. скамейка) и т. п.

По данным психологии, количество и качество элементов, составляющих данное целое, улавливается гораздо скорее и легче, чем их последовательность (ср. запоминание цвета и порядка расположения цветов на трехцветных флагах).

 

Фонемы, позиции, вариации и варианты

 

Теперь, когда мы ознакомились с акустическими и артикуляционными свойствами звуков речи и с условиями их звучания, т. е. со всем тем, что обеспечивает перцептивную функцию – возможность воспринимать органом слуха, ухом, звуки речи и их сочетания, следует обратиться к сигнификативной функции, к способности различать звуковой материей значимые элементы языка.

Соотношение звука и смысла давно интересовало ученых. Однако чаще всего с древних времен пытались установить прямую связь между звуками и смыслом. Это так называемая «символика звуков» (об этом говорится в диалоге «Кратил» Платона, в трудах средневековых схоластов, а в новое время у Я. Гримма, В. Гумбольдта, А. Шлейхера). Но так разъяснять можно только звукоподражательные слова типа куковать, кукушка, мяукать, хрюкать, хрюшка и т. п.; однако, во–первых, таких слов в языках немного, они редко попадают в основной фонд лексики, и, во–вторых, из наблюдений над звукоподражаниями никак нельзя сделать вывод, что значит [а], [о], [п], [р] и т. п., так как звуки речи, как таковые, не имеют значения и не могут его иметь.

Поэтому языковеды второй половины XIX в. встали на ту точку зрения, что звуки в языке существуют и развиваются сами по себе, а значения – сами по себе, связь звуков и значений ограничивается ассоциацией [ 356 ], т. е. механическим сцеплением. При таких воззрениях единство языка как целостного явления распадалось, а фонетика отдавалась естественным наукам, и звуки речи изучались только акустически и анатомо–физиологически как объекты, стоящие в ряду других природных звуков. Тем самым язык, явление общественное и не подлежащее ведению естественных наук, лишился своей материальной звуковой базы, той «природной материи», без чего язык существовать не может.

Чтобы не разрывать единства языка и изучать его в своем качестве, надо было понять звуки речи не как физическое явление, а как явление общественное. Такое понимание пришло в науке от теории фонем [ 357 ], или фонологии [ 358 ].

Еще Аристотель писал: «Элемент – неделимый звук, но не всякий, а таковой, из которого может возникнуть разумное слово. Ведь и у животных есть неделимые звуки, но ни одного из них я не называю элементом» [ 359 ]. Эти мудрые слова надолго были забыты филологами и языковедами.

Практики–языковеды второй половины XIX в. вплотную столкнулись с необходимостью выделить в многообразии слышимых звуков данного языка ограниченное количество основных звуковых единиц. Русский исследователь–кавказовед П. К. Услар еще в 70–х гг. XIX в., наблюдая горские языки Северного Кавказа с целью выработки для этих народов письменности на основе русского алфавита, установил, что звуки в языке могут быть двоякого рода. Одни он называл «звукокачествами» (Lautqualitaten) – это звуки первого рода, другие же «звукоколичествами» (Lautquantitaten) – это звуки второго рода. Первые звучат и различают смысл, отличая одно слово от другого, другие же хотя и произносятся, но смысла не различают.

Сам П. К. Услар об этом писал так: «Число различных звукокачеств в одном и том же языке никогда не бывает значительно… Каждое особое звукокачество необходимо должно быть выражено особым знаком, буквой. Но каждое звукокачество может быть произведено с различной степенью напряжения; таковых степеней напряжений звукоколичеств (Lautquantitaten) можно предположить для каждого звукокачества бесчисленное множество. Звукоколичество изменяется под влиянием соседних букв, места ударения и пр.» [ 360 ].

Несмотря на непривычную терминологию и на смешение понятий «буква» и «звук», идея Услара вполне правильна. Верно отмечено, что основных звуковых единиц в каждом языке ограниченное количество, что под влиянием соседних звуков, положения в слове относительно ударения, т. е. благодаря разным произносительным условиям (что мы теперь называем позициями), «звукокачества», т. е. фонемы, могут претерпевать изменения, варьироваться. Верно и то, что буквы в алфавите нужны только для «звукокачеств», т. е. для фонем. При всей правильности положений Услара, общей теории он не дал, она пришла позднее. Изложение Услара можно пояснить таким русским примером: [сма /пимал/сма], где в первом и последнем слове [с], [м] и [а], по Услару, – «звуки первого рода», они звучат и различают слова: если [с] заменить на [д], получится другое слово – [дма] дома, если [м] заменить на [в], получится [слва] сова; если [а] заменить на [у], получится [сму] саму; а звук [] не может различить корни сом (рыба) и сам (местоимение): [сма] – одновременно и сома и сама, это, по Услару, – «звук второго рода».

Русской науке принадлежит приоритет первой формулировки теории фонем и введения этого термина в лингвистический обиход с 80–х гг. XIX в. Возникновение теории фонем связано с деятельностью Казанской лингвистической школы, где работали И. А. Бодуэн де Куртенэ (1845–1929) и Н. В. Крушевский (1851– 1887). Этими учеными (особенно Бодуэном де Куртенэ) были разработаны основные положения о фонемах как компонентах морфем, о многообразии звуков, объединяемых в одну фонему – «общее представление о звуке», об изменениях (дивергенции) и чередовании (альтернациях) фонем. Хотя психологические объяснения Бодуэна не могут быть приняты, но его лингвистические анализы заложили прочный фундамент фонологии.

За последние 30–40 лет на тему о фонемах написано очень много, но все же ученые не пришли к единому мнению по этому вопросу.

Многообразие произносимых звуков группируется в каждом языке в ограниченное и исчисляемое количество основных звуковых единиц – фонем; звуки объединяются в фонемы не по акустической или артикуляционной близости, что может иметь место как «звуковые типы», а по общности функциональной, т. е. если в зависимости от условий произношения (характера слога, отстояния от ударного слога, соседства с теми или другими звуками и т. п.) звуки произносятся по–разному, но выполняют ту же функцию, т. е. образуют тот же корень или тот же грамматический элемент слова (приставку, суффикс, окончание), – это разновидности той же фонемы.

Понятия «фонема» и «звук речи» не совпадают, так как фонема может состоять не только из одного звука (например, три фонемы в трех звуках слова ура), но и из двух звуков (например, настоящие дифтонги [ai], [oi], [a] в английском: fly [flai] – «летать», boy [boi] – «мальчик», house [has] – «дом», или [а], [Ɔ],[аэ] в немецком: Eisen [azen] – «железо», heute [hots] – «сегодня», Haus [has] – «дом»); — могут и две фонемы звучать в виде одного звука, например [ш:ыт'] – сшить, где один звук «долгое ш » объединяет фонему [с] из приставки и фонему [ш] корневую, ср. рыть – срыть, где фонема [с] звучит как отдельный звук; или детский [д'эцкэи], где звук [ц] объединяет конечную фонему корня [т] (ср. дети, деток) и начальную фонему суффикса [с] (ср. морской, женский, дамский). Звучание фонемы может доходить до нуля, например второе [о] в слове сутолока [сутəлк∧] (ср. толочь); или [а] в слове все–таки [фс'отк'и] (ср. так); или [т], [д] в словах честный, праздный [чэсни, празни] (ср. честен, празден) и т. п.

Фонемы– это минимальные единицы звукового строя языка, служащие для складывания и различения значимых единиц языка: морфем, слов [ 361 ].

Для выполнения этой роли – складывания и различения значимых единиц языка – фонемы должны быть противопоставлены друг другу в системе языка. Такие противопоставления фонем называются оппозиции [ 362 ].

Прежде всего каждая фонема противопоставлена нулю, т. е. отсутствию данной фонемы, ср. такие пары слов, где различение достигается именно этим способом: скот – кот, волк – вол, волок – волк, долог – долг, убор – бор, стула – стул, дара – дар, пара – пар и т. п. Первые пять примеров различают разные слова наличием или отсутствием согласной или гласной; шестой и седьмой примеры также различают формы одного слова (или словоформы), а восьмой пример – в одном противопоставлении различают слова (пара гнедых и горячий пар), а в другом противопоставлении – формы одного слова (вижу пар и не вижу пара). На противопоставлении наличия фонем и их отсутствия в парадигме словоформ основаны так называемые нулевые формы в грамматике (ходил по сравнению сходила, нос по сравнению с носа, носу… и т. п., см. ниже, гл. IV, § 45).

Фонемы в системе языка образуют различные оппозиции, что связано с их внутренней структурой. Поэтому следует сначала рассмотреть структуру фонемы, а затем уже перейти к рассмотрению тех оппозиций, в которые они входят.

Фонемы – минимальные единицы языка, так как разделить их дальше так, как можно делить предложение, – на слова, слова – на морфемы и морфемы – на фонемы, т. е. на последовательно произносимые в речевой цепи более мелкие единицы, – нельзя.

Но фонема тем не менее не простейшее, а сложное явление, так как она состоит из ряда признаков, не существующих самостоятельно, вне фонем, а сосуществующих одновременно в единстве фонемы; так, например, в фонеме [д] в русском языке мы можем выделить признаки звонкости (в отличие от глухости [т]: дом – том), твердости (в отличие от мягкости [д']: дома – Дема), взрывности (в отличие от фрикативности [з]: дал – зал), отсутствия назальности (в отличие от [н]: дам – нам), латеральности (в отличие от [л]: дама – лама), наличия переднеязычности (в отличие от заднеязычности [г]: дам – гам) и отсутствия лабиальности (в отличие от [б]: док – бок).

Не все признаки в составе фонем играют одинаковую роль, одни из них являются различительными (или дифференциальными), когда только по данному признаку какая–либо фонема отличается от другой (таковы все признаки русского [д], разобранные выше); другие признаки — неразличительные, а лишь «наполняющие» состав фонемы (интегральные), так как нет другой фонемы, прямо и однозначно противопоставленной по этому признаку (например, признак взрывности у русского [г] ввиду отсутствия фрикативных и носовых согласных того же места образования в русской фонетике), поэтому [горт] и [орат] мы понимаем как то же слово город, хотя [г] и [у] такие же разные звуки, как [д] и [з].

Реальное содержание фонем данного языка – это совокупность смыслоразличительных признаков в их составе, благодаря чему одинаковые звуки разных языков как фонемы различны [ 363 ].

Если мы возьмем четыре звука: [т], [т'], [к], [к'] – в русском и французском языках, то окажется, что в русском здесь три фонемы: [т], [т'] и [к/к'], так как [т] и [т'] могут находиться в одинаковых фонетических произносительных условиях и, различаясь, различать смысл: пут – путь [пут – пут'], тук – тюк [тук – т'ук], а [к] и [к'] не попадают в такие одинаковые условия и тем самым не могут различать смысл: [к] перед [а], [о], [у] и на конце слова, а [к'] перед [и], [э] и никогда на конце слова: рука, рукой, руку, рук и рук'и, рук'е.

Во французском же здесь только две фонемы, так как каждая пара этих согласных образует одну фонему; твердый же или мягкий оттенок зависит для каждой пары от произносительных условий: [т] перед задними гласными и на конце слова: tas [ta] – «куча», tot [tƆ] – «рано», tout[tи] – «все», tant[tã] – «столько», ton [tƆ] – «твой», toute [tut] – «вся», но ti [ti]– «а?», частица удивления (народн.), tu [ty] – «ты», teint [t] – «окраска»; [т] и [т'] во французском не могут оказаться в одинаковых фонетических условиях и, как таковые, различить смысл.

Из этого анализа следует, что один и тот же признак в составе фонем разных языков может иметь различную фукциональную характеристику: в одном языке – это различительный, независимый от произносительных условий признак (твердость и мягкость в русском), в других – неразличительный, зависящий от произносительных условий (твердость и мягкость во французском).

То же наблюдается и в пределах одного языка; так, в русском наличие или отсутствие голоса в шумных согласных, противопоставленных в паре глухая – звонкая ([п – б], [т – д], [с – з] и т. д.), – различительный признак, выполняющий сигнификативную функцию, а в гласных и сонорных согласных, не имеющих пар: глухая – звонкая, тот же признак наличия или отсутствия голоса – неразличительный признак, выступающий только в перцептивной функции, так как гласные и сонорные согласные без голоса плохо слышны, но «глухое» и «звонкое» [а] или «глухое» и «звонкое» [м] – это те же фонемы.

Для того чтобы установить, принадлежат ли данные звуки в каком–нибудь определенном языке к разным фонемам или же являются разновидностями одной фонемы, надо поставить их в одинаковые произносительные условия и, если это возможно, установить, различают ли они, как таковые, без помощи других фонем смысл, – тогда это разные фонемы; если этого не может быть и данные звуки заменяют друг друга в разных произносительных условиях, то это разновидности одной фонемы.

Так, в русском языке гласные [а], [о], [у] удовлетворяют указанному условию, например мал, мол, мул – эти гласные – разные фонемы; также и [ы] удовлетворяет как будто указанному условию, ср. мыл. Но если мы сопоставим [ы] и [и], то убедимся, что [и] и [ы] не удовлетворяют указанному условию: [ы] может быть только после твердых согласных: мыл, был, тыл, а [и] во всех прочих (в начале слова, после гласных, после мягких согласных), но только не после твердых согласных: ива, на иве, мил, бил, но с ивой [сыви], и, как видим, [и] и [ы] заменяют друг друга в разных произносительных условиях (игры – сыгран); следовательно, [и] и [ы] – разновидности одной фонемы; [г] и [] в русском литературном языке тоже разновидности одной фонемы, так как хотя они и могут в некоторых случаях заменять друг друга в тех же произносительных условиях, но смысл от этого не меняется; например, произнесем ли мы [бгатэи] или [бУатэи] – богатый; кроме того, [] заменяет [х] перед звонками согласными того же такта, например смех и смех бы [с'м'эбы], в этом случае [] – разновидность фонемы [х], а не [г].

Фонемы существуют в языке в составе слогов, тактов, фраз и попадают, таким образом, в разные произносительные условия. Распределение фонем по этим произносительным условиям называется дистрибуцией [ 364 ]. В одних произносительных условиях фонемы не меняют своего звучания, в других меняют; например, в русском для [и]: под ударением в начале слова ива, ил, после гласной на иве, наивный, после мягкой согласной вдоль избы, мил, но: под ивой [пдыви] – вместо [и] звучит [ы].

В одних произносительных условиях фонемы различаются и различают смысл, в других – перестают различаться и различать смысл, например гласные в русском языке под ударением различаются: сом – сам, лес – лис, а в безударных слогах совпадают в одном произношении и перестают различаться и различать смысл: [сма|пимал|сма], которое [сма] «рыба», а которое «рыбачка» – понять нельзя; [л'свот] – «тот, кто разводит лес», или «тот, кто разводит лис»? В русском языке парные глухие и звонкие согласные различаются перед гласными (к ора – г ора), перед сонорными согласными (и к ра – и г ра) и перед [в] (к вам – ви г вам), но перед глухими и звонкими согласными и в конце слова звонкие и глухие совпадают (луг и лук – одинаково [лук]).

Произносительные условия называются позициями.

Позиции бывают сильные и слабые. Сильные позиции – это позиции, благоприятные для выполнения фонемой ее функций, а слабые позиции– это позиции, неблагоприятные для выполнения фонемой ее функций. Но так как фонемы выполняют две функции: перцептивную и сигнификативную, то понятия сильных и слабых позиций следует расчленить еще.

В отношении перцептивной функции сильная позиция та, в которой фонема выступает в своем основном виде, независимо от позиции; слабая же позиция та, в которой фонема меняет свое звучание в зависимости от позиции и выступает в виде оттенка или вариации фонемы. Для иллюстрации того, как определять основной вид фонемы и ее вариации, продолжим рассмотренное выше соотношение гласных звуков [и] и [ы] в русском языке; мы уже установили, что в русском [и] и [ы] – разновидности одной фонемы, но что же представляет собой основной вид фонемы и что вариацию?

Возьмем такие примеры: мал – мял и мыл – мил. В каждой паре гласная та же, но м в двух случаях твердое (мал, мыл) и в двух – мягкое (мял, мил), л во всех четырех случаях одинаковое – твердое. Предположим, что различие звучания гласных в мал и мял и в мыл и мил обусловлено различием в каждой паре предшествующей согласной: м твердого и м мягкого (так как л везде одинаково и влиять на гласную, следовательно, не может). Устраним этот фактор: отнимем начальную согласную во всех четырех случаях; оказывается, что в мал и в мил оставшаяся часть – реальные случаи: ал (краткое прилагательное от алый) и ил, где а и и звучат так же, как и в мал и мил, значит, твердое м не влияет на звучание а, а мягкое м не влияет на звучание и. Если же отнять начальные согласные у мял и мыл, оставшаяся часть невозможна для русского языка: слова не могут в русском начинаться с [] (переднее а) и с [ы], – значит, эти звуки могут быть только в определенных позициях: [] после мягкой согласной, а [ы] после твердой согласной, они зависят от данных позиций и являются следствием действия этих позиций. Следовательно, в паре [а] – [] основной вид фонемы [а], а [] – вариация, а в паре [и] – [ы] основной вид фонемы [и], а [ы] – вариация [ 365 ].

Вариации всегда принадлежат одной фонеме, которая как общее проявляется в отдельном, через отдельное, т. е. а ₁, а _2, а ₃ … а _n = А, где а с индексами – различные вариации, а А – фонема.

В отношении сигнификативной функции сильная позиция та, в которой фонемы (по преимуществу коррелятивные и особенно замкнутые корреляции) [ 366 ] сохраняют противопоставление и, различаясь, различают значимые единицы языка, а слабая позиция та, в которой противопоставленные фонемы совпадают в одинаковом звучании, перестают различаться и различать значимые единицы языка; тем самым противопоставление нейтрализуется; это неразличение может совпадать со звучанием одной из противопоставленных фонем, например глухие и звонкие согласные в русском языке на конце слова совпадают в глухих: луг и лук звучат одинаково [лук], а перед звонкими согласными совпадают в звонких: луг бы и лук бы звучат одинаково с [г] перед [б]: [лугбы]; но может реализоваться в каком–то третьем звуке, не совпадающем со звучанием какой–либо из данных фонем, например гласные [а] и [о] в русском языке различаются под ударением, а в безударных слогах совпадают в звуках [] (первая степень редукции) и [] (вторая степень редукции): сам и сом, но [сма|пимал|сма], где звучание [] соответствует и а, и о и является их общим вариантом; то же в случаях [тэквои], где совпадают таковой и токовой, так как [] соответствует и а в так, и о в ток.

Итак, сигнификативно сильные и слабые позиции принадлежат не одной какой–либо фонеме, а противопоставлению двух или более фонем, которое осуществляется в сильной позиции и нейтрализуется в общем варианте в слабой позиции.

Вариации не затрагивают смысла и обычно не замечаются говорящими, это невинные оттенки «того же», а варианты прямо отражаются на понимании, благодаря совпадению звучания разных единиц, приводящего комофонии [ 367 ], тем самым варианты – звучания сигнификативно слабых позиций – принципиально отличаются от вариаций – звучаний перцептивно слабых позиций [ 368 ].