С осознаваемыми

Итак, микроанализ невербальных форм ориентировочно-исследовательской деятельности субъекта (на материале глазодвигательной и осязательной активности) показал следующее.

1. Общий объем невербализованной активности (бессознательной работы) значительно превышает то, что отражено в словесном отчете и даже в рассуждении испытуемого вслух.

2. Невербализованная исследовательская деятельность носит избирательный характер, ее объем и состав меняются в зависимости от ряда факторов.

3. На основе этой ориентировочно-исследовательской деятельности формируются неосознанные психические отражения (невербализованные смыслы) условий задачи и ее отдельных элементов, целых групп ситуаций, которые, как правило, шире их вербализованных эквивалентов.

4. Неосознаваемые психические отражения имеют разную структуру, они развиваются в ходе решения одной задачи и взаимодействуют друг с другом.

5. Имеет место перенос (использование) результатов ориентировочно-исследовательской деятельности из одной ситуации в другую (без их вербализации). В результате конкретное действие

может оказаться предориентировочным, исследовательская деятельность развертывается применительно к целой группе ситуаций, которые для субъекта выступают как единое целое.

6. В невербализованной активности имеет место предвосхищение возможных изменений ситуации и результатов собственных действий по преобразованию ситуации. Эти невербализованные предвосхищения различаются по параметрам субъективной вероятности, объему, структуре, по последовательности.

7. Невербализованные предвосхищения связаны с невербализованным отражением ситуации и составляют важный механизм регуляции степени развернутости поиска.

8. В игровых ситуациях развертывается процесс прогнозирования невербализованных смыслов действия для противника, а не только его целей, которое осуществляется через раскрытие их объективного значения.

9. Выявлено различие в организации практической и исследовательской деятельности в одной и той же ситуации. Новизна ситуации для испытуемого и формальная новизна не совпадают.

10. Выделен особый класс познавательных потребностей, которые возникают по ходу исследовательской деятельности и опредмечиваются в продуктах невербализованной исследовательской деятельности (в теории проблемных ситуаций, разрабатываемой чаще

11. всего в контексте учебной деятельности, в качестве предмета познавательной потребности рассматривается знание). В структуру за

12. дачи, реально решаемую субъектом, входят не только словесно сформулированные требования, но и те потребности (требования),

13. которые не опредмечены в словесно сформулированных знаниях.

14. Структура и механизмы неосознаваемого психического отражения меняются при переходе к более высокому уровню владения данным видом деятельности.

15. Доказано, что в невербализованной активности может происходить подготовка вербализованного отражения свойств элементов ситуации. За переосмысливанием стоят невербализованные переориентировки в ходе решения задач.

16. Вербализованное отражение может быть обобщением невербализованных отражений.

17. Существуют определенные критерии, определяющие вербализацию. К их числу относится, например, субъективная вероятность невербализованных смыслов. Труднее всего происходит вербализация смысла отдельных попыток решения.

18. Вербализованное и невербализованное психическое отражение оказывает разное влияние на организацию поиска решения задачи, они в разной степени переносимы из одной ситуации в другую.

19. Имеет место превращение результатов зрительного поиска в цель.

17. Необходимо использовать более сложные представления о стадиях (этапах, фазах) решения, задачи. Период невербализованного поиска решения задачи неоднороден, в нем должны выделяться, по крайней мере, следующие стадии: формирование поисковой потребности, формирование невербализованного предвосхищения решения, формирование самого решения в невербализованной форме.

18. Важным общепсихологическим результатом исследования явилось открытие новых форм неосознаваемого психического отражения и новых структурных единиц деятельности.

Обобщая результаты исследований по проблеме деятельности, А.Н.Леонтьев писал: "Основными составляющими отдельных человеческих деятельностеи являются осуществляющие их действия" [99, с. 103], при этом под действиями понимались процессы, подчиненные сознательной цели. Подчеркивая принципиальную общность строения практической и мыслительной деятельности, А.Н.Леонтьев указывал, что "как и практическая деятельность, она состоит из действий, подчиненных сознательным целям" [99, с. 45]. Экспериментально-психологическое исследование деятельности мышления показало, что: 1) она состоит не только из процессов, подчиненных сознательной цели, но и из процессов, подчиненных невербализованному предвосхищению будущих результатов, и процессов формирования этих предвосхищений, которые нельзя, естественно, сводить к операциям; 2) в составе деятельности (т.е. в том, из чего она состоит) процессы этого второго рода могут занимать больше места, чем собственно целенаправленные действия.

Совокупность сформулированных выше положений образует содержание смысловой теории мышления.

Глава 4

Эмоции в структуре мыслительной

деятельности

§ 1. Общие вопросы соотношения мышления и эмоций

Психологические характеристики мыслительного процесса, мышления как деятельности, ориентировки в задаче будут существенно неполными без рассмотрения роли эмоциональных процессов в реальном поиске решения, в формировании психического отражения на уровне мышления. В исследованиях эмоциональной регуляции поиска и конкретизируется тезис о субъектности мышления. Важно учитывать мотивационную обусловленность мышления, но этого недостаточно, необходимо также дать характеристику эмоциям, которые "отражают отношения между мотивами (потребностями) и успехом или возможностью успешной реализации отвечающей им деятельности субъекта" [99, с. 198]. Своеобразие места проблематики, связанной с анализом взаимоотношений эмоций и мышления, заключается в том, что она часто оказывается на пересечении учений о мышлении и учений об эмоциях, занимая и тут и там периферийное положение.

Сам факт существования и важная роль эмоциональных процессов в познании были отмечены еще до выделения психологии в самостоятельную науку философами, называвшими такие интеллектуальные чувства, как сомнение, уверенность, догадку, удивление, удовольствие и др. Конкретно-психологические исследования интеллектуальных чувств сталкивались с большими трудностями. Интеллектуальные чувства сводились к познавательным процессам. Широкое распространение получила точка зрения, согласно которой подчеркивается лишь негативное влияние эмоций на познание, абсолютизировались факты искажения отражения реальности под влиянием эмоций: представление о логике чувств у Рибо, об аутистическом мышлении у Блейлера. В истории психологии существовала попытка ввести специальное понятие "эмоциональное мышление", она осуществлена в работе Г. Майера [122]. Вместе с тем еще Н.Н.Лапшин [122] отмечал, что "под заглавием "психология эмоционального

мышления" скрывается целое метафизическое учение, носящее эклектический характер". "Эмоциональное мышление" Г. Майер отличал от "судящего

мышления" и в качестве основного признака называл следующий: "На первом месте стоят потребности практические...". Описывая специфику эмоционального мышления, Г. Майер также отмечал, что познавательный процесс здесь затенен, отодвинут на задний план, фокус внимания сосредоточен на практической цели, для которой познание является лишь побочным средством. Если обратиться к принятой сейчас в отечественной психологической литературе терминологии, то легко заметить, что понятие "эмоциональное мышление" Г. Майера очень близко понятию "практическое мышление" (ср. работу Б.М.Теплова "Ум полководца"), поэтому неправильно считать (см., например, [195]), что "эмоциональное мышление" (по Майеру) есть самостоятельный вид мышления.

"Эмоциональное мышление" классифицируется далее Майером на "аффективное" и "волевое". К первому автор относит эстетическое и религиозное мышление. Так, например, религиозные акты мысли, по Майеру, являются аффективными умозаключениями (а не познавательными процессами). Эти своеобразные умозаключения обладают следующими признаками: непосредственное оценивание известных фактов, вызванное желанием достигать известных благ и избегать известных зол, чувство зависимости по отношению к некоторому началу, импульс к осуществлению акта веры. Таким образом, аффективное мышление, хотя и выделяется в качестве самостоятельного, получает лишь общую характеристику, трактуется как вид умозаключения. В работе Г. Майера не только отсутствуют конкретно-психологические исследования эмоционального и аффективного мышления, но даже отсутствует их четкое выделение из всего многообразия умственных процессов человека.

В отечественной психологии, в работах Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна и А.Н.Леонтьева были заложены методологические основы для преодоления традиционного разрыва между познавательными и эмоциональными процессами и, в частности, отрыва мышления от эмоциональной (и мотивационной) сферы. В этом контексте важны положение Л. С. Выготского о единстве интеллекта и аффекта и положение С. Л. Рубинштейна о том, что мышление как реальный психический процесс само является единством интеллектуального и эмоционального, а эмоция - единством эмоционального и интеллектуального. Значимым является также положение А.Н.Леонтьева о том, что мышление как деятельность имеет аффективную регуляцию, непосредственно выражающую ее пристрастность. Важными также являются и положения об общих функциях эмоций. Теоретические положения В.К.Вилюнаса [40], Ф. В. Бассина [15], П.М.Якобсона [209], Б.И.Додонова [58], В. Л. Поплужного [39], А. В. Запорожца [61] могут также быть использованы при изучении эмоциональной регуляции мышления. С мыслительной деятельностью связаны (в ней

участвуют) все виды эмоциональных явлений - и аффекты, и собственно эмоции, и чувства (по классификации А.Н.Леонтьева). Можно также говорить об интеллектуальной агрессии, интеллектуальном стрессе, интеллектуальной фрустрации.

Экспериментально-психологические исследования эмоциональной регуляции мыслительной деятельности начались сравнительно недавно, но без них уже нельзя

представлять себе современную психологию мышления. "Внутренние условия" мышления - это и возникновение, и сложная динамика эмоциональных оценок.

§ 2. Эмоциональная активация в структуре решения задачи

Познакомимся с одним из конкретных экспериментально-психологических исследований [41; 179]. Задача этого исследования заключалась в том, чтобы выявить некоторые отношения между мышлением и эмоциями прежде всего в фазе рождения замысла решения, нахождения основного принципа, которую обычно считают центральной и вместе с тем наиболее трудной для психологического изучения. Мыслительная работа испытуемых заключалась в решении сложных шахматных задач (этюды или задачи на постановку мата в два-три хода). Решение этих задач является типичным примером творческого мышления. Решение находится не сразу (обычно требуется отказ от некоторых шаблонных схем) и достаточно отчетливо членится на две фазы: нахождение основной идеи решения и доказательство ее правильности (расчет вариантов).

Основным индикатором состояний эмоциональной активации служила кожно-гальваническая реакция (КГР). В. Н. Мясищев, тщательно исследовав психологическое значение электрокожной характеристики человека, пришел к выводу, что "особое значение эмоций в психогальванической реакции представляется убедительно доказанным" [116, с. 141]. С.Л.Рубинштейн, обсуждая психологическое значение КГР, писал: "Спорно, в какой мере он специфичен именно и только для эмоций, но несомненно, что КГР является реакцией вегетативной нервной системы и что эмоциональные состояния отражаются в ней" [157, с. 474]. После специальных контрольных экспериментов было принято, что падение сопротивления кожи в результате возникновения у испытуемого состояния, которое он в словесном отчете относит к категории эмоциональных, может рассматриваться в качестве индикатора состояния именно эмоциональной активации. Некоторое событие, вызывающее состояние эмоциональной активации, проявляющееся в появлении КГР, может рассматриваться как причина этого состояния тогда и только тогда, когда КГР появляется не ранее чем через 1,5 с после воздействия. Во всех случаях, когда латентный период меньше названной величины, КГР можно

рассматривать как индикатор состояния, возникшего до наступления анализируемого события, т.е. предшествующего ему.

Сам эксперимент строился следующим образом. Испытуемым предлагалось решать задачу, рассуждая вслух. Речевое рассуждение записывалось на магнитофон и затем тщательно анализировалось. Время решения ограничивалось 30 мин. Во время решения передвигать фигуры не разрешалось. После нахождения окончательного решения задачи испытуемый должен был сказать: "Задача решена". В опытах участвовали шахматисты первого разряда, специально отобранные по показателям начального электрокожного сопротивления. Решение использовавшихся в опытах задач являлось для перворазрядников и доступным, и достаточно трудным.

Во время опытов испытуемым предлагалось сидеть возможно более спокойно. Экспериментатор визуально контролировал выполнение испытуемым этой инструкции и тщательно фиксировал все случаи, когда КГР вызывалась посторонними для нашего эксперимента причинами (например, кашель). Перед предъявлением позиции, во время решения задачи, а также некоторое время после решения велась непрерывная запись

сопротивления кожи испытуемого (ладонь). Для регистрации сопротивления были использованы самописцы типа ЭПП-09. Записывался эффект Фере (методика Е.Н.Соколова, [179]). Использовались шкалы сопротивления от 0 до 200 кОм. На ленте потенциометра был установлен отметчик времени, синхронизированный с звуковым сигналом, записывающимся на ленту того же магнитофона, на котором фиксировалось речевое рассуждение испытуемого. В результате экспериментаторы получали протокол рассуждения испытуемого с отметками временных интервалов и имели возможность соотносить во времени динамику КГР с отраженным в речи поиском решения задачи. Эта методика обеспечила второй (после регистрации невербализованных компонентов поиска) крупный прорыв в область изучения реального процесса мышления, которое еще недавно описывалось лишь как взаимодействие операций анализа и синтеза. После эксперимента испытуемый дает развернутый письменный отчет о возникающих у него эмоциональных состояниях и о процессе поиска решения задачи.