Почему нет Британской каракулевой овцы?

каракуль, иногда известный как персидский барашек, это мех овцы, издавна разводимой в Центральной Азии, особенно в Афганистане. В наше время были предприняты попытки вывести каракулевую овцу в Юго-Западной Африке, и шкура такой овцы известна на рынке как «Юго-Западный Африканский каракуль».

Из-за факторов питания и климата эти два типа шкуры различаются.

Эксперты и некоторые другие люди могут описать это раз­личие.

В Британии, по многим причинам, нельзя вырастить караку­левую овцу, несмотря на то, что есть спрос на ее шкуру.

Однако, тот факт, что шкуры привозят в страну извне, не уменьшает этот спрос. Наоборот, это, вероятно, увеличивает его и, определенно, увеличивает цену.

Предыдущие замечания были бы, вероятно, ответом эксперта на вопрос: «Почему нет Британского каракуля?».

Предположим, что мы используем этот пример, чтобы проил­люстрировать, конечно, частично, мои замечания относительно того, что не следует что-то, принадлежащее – в метафизической сфере – одной культуре переносить в другую. Не импортирую ли я что-то из другой культуры или даже ряда культур?

Сразу надо отметить, что относящимся к делу фактором является следующее: принадлежит ли импортируемое только той культуре, из которой оно импортируется, или нет.

Если я импортирую такой обычай, как ношение сандалий, из Греции, где жарко, в Гренландию, где холодно, то я поступаю неправильно. Если же, с другой стороны, я импортирую что-то полезное, вроде шерсти, из места, где ее выращивают, в место, где она может быть использована, вероятно, я делаю полезное дело.

Печально, но в этом вопросе примитивное состояние мыш­ления проявляется в том, что люди пытаются сохранить свои способы существования, исключая вещи, которые полезны, и включая вещи» которые бесполезны.

Для обычного человека знать, что – полезно, а что --просто вторичный культурный материал – трудность, которая происходит частично от его нетерпения и жадности – он хочет всего, что могло бы быть полезным (или является притягатель­ным), частично из-за того, что никто не рассказал ему о том элементарном факте, что определенные вещи не только полезны, но и обязательно импортируются, и отчасти из-за страха, что нечто, привнесенное в его жизнь или мышление из другого источника, может не подойти ему.

В метафизике, с этой точки зрения, вы увидите, что он нахо­дится на очень низком уровне достижения, который, в техноло­гической сфере простого общества, не мог бы сохраняться долго после того, как оно столкнулось с более развитым обществом.

Конечно, существуют проверенные временем способы вве­дения в общество того, в чем оно нуждается, но не желает принимать. Многие из них используются до сих пор. Королю Абдул-Азизу ибн Сауду, для того, чтобы 'доказать', что радио не является дьявольской штукой, пришлось передавать по радио стихи из Корана, чтобы клирики могли засвидетельствовать, что оно – вещь хорошая, ибо предполагалось, что дьявол не может цитировать Коран.

Был также случай со св. Франциском, который, согласно известной истории, поведал Папе о том, что его идеи и организа­ция, в действительности, были весьма древними и принадлежали Церкви, но здесь ими пренебрегали и их развивали в других местах, а теперь они заняли свое настоящее место.

В ряде мест все еще привычно пилюлю, выписанную по всем правилам современной медицины, отдать местному колдуну, чтобы тот посредством заклинаний сделал ее 'действительно сильнодействующей'.

Даже в окрестности нашего поля деятельности можно наблю­дать почти магическое 'рационализирующее' действие объясне­ния, которое позволяет слушателю реорганизовать его предвзя­тые мнения кажущимся упорядоченным образом. Можно сказать ему: «Я говорю вам то же, что проповедывалось тем-то и тем-то, и здесь есть соответствие идей». И он будет чувствовать себя много лучше. Он изначально не хочет правды, а хочет заверений, системы, безопасности.

Или это можно сделать по-другому. Можно сказать ему – и это работает – «Хотя это ни на что не похоже, но оно творит чудеса». Это может стимулировать его жадность, позволить ему преодолеть предвзятые мнения ради 'высшего интереса' в чем-то, невозможном для него.

Зачем я описываю эти механизмы и почему не одобряю их применения?

По той лишь причине, что это – легкий, поверхностный способ. Можно сказать: «То, что я говорю вам, – то же, что вы учили у такого-то» и сказать при этом правду. Эта правда может быть важной, и ее правильное осознание может оказать очень важное воздействие. Но стоит только сказать эту правду, и можно ожидать, что слушатель использует эту важную правду с целью рационализации. Вместо того, чтобы позволить этой основной правде проникнуть в его сознание, он истощит ее энергию для себя, используя ее для того, чтобы для поверхностного мышления сделать приемлемыми вещи, относительно которых у него были сомнения.

Это примитивное и пустое использование важного факта является, говоря метафизически, признаком незрелого человека.

Это важный момент, здесь мы в одной компании с обычным психологом. Последний далек от того, чтобы выражать недо­вольство этим 'механизмом рационализации', и склонен считать его полезным (например, в целях интеграции) за исключением тех моментов, когда этот механизм вызывает состояние ума, приводящее к конфликту с социальными нормами, в частности, его собственными.

Но психологи, как мы их сегодня знаем, как правило имеют дело с тем, что мы называем ложной личностью человека: поверх­ностной (хотя и необходимой) интеллектуально-эмоциональной системой, с которой они работают. Мы же пытаемся контак­тировать и информировать более глубокую индивидуальность человека.

Как это связано с нашей каракулевой овцой? Очень просто. Те люди, которые думают, что мы импортируем нечто, – даже хотя мы предпочитаем говорить, что мы вводим это заново, – если они 'удовлетворены' нашими объяснениями и, таким образом, рационализируют их из жадности или по каким-то другим причинам, так же недоступны для того, что мы, на самом деле, говорим и делаем, как и те, кто пренебрегает всем, что мы говорим и делаем.