Глава 34. По меньшей мере один раз в своей жизни Сиду Тернеру пришлось согласиться с мнением офицера полиции

 

По меньшей мере один раз в своей жизни Сиду Тернеру пришлось согласиться с мнением офицера полиции. Удача коварно изменила ему. Продумав заранее каждую деталь, предусмотрев любую случайность, он потерпел полный крах. Единственное обстоятельство, которое сводило на нет все его усилия, и могло погубить заботливо разработанный план, обернулось против него. Джонатан Филд уничтожил завещание, которое подписал всего несколько часов назад, и все, о чем они с Мирри мечтали, растаяло, как дым. Что ж, с непредвиденными случайностями бороться бесполезно, что толку лить слезы над пролитым молоком. На Мирри свет клином не сошелся. Достаточно и других девушек, которых ожидает хорошее наследство, а если он хочет играть наверняка, то в запасе остается Агги Марш. Конечно, не Бог весть какая красавица, но в общем ничего, а уж характер мягкий, как масло. Берт Марш оставил ей пивную и двадцать пять тысяч наличными. Сид знал это наверняка, потому что был в Соммерсет-Хаус и читал завещание. Он имел на нее серьезные виды, пока Джонатан Филд не увез Мирри из приюта и не начал сходить по ней с ума. Что ж, придется переключиться на Агги. Она-то относится к нему нормально, пусть только никто не мешает его замыслам. Благодаря заранее продуманному плану он чист: у него есть стопроцентное алиби на вечер вторника, и ничто не связывает его с убийством в Филд-Энде, только бы Мирри попридержала свой язычок. А она так напугана, что не посмеет и пикнуть. На какое-то время, пока он размышлял над вопросом, можно ли доверять Мирри, мысли его приняли зловещий оттенок. Затем настроение Сида улучшилось. Мирри и раньше знала, какие делишки он проворачивал, но ни разу не раскололась. Кроме того, для нее же лучше держать язык за зубами. Что бы там она ни думала, она была слишком напугана, ей ни к чему навлекать на себя подозрения.

Не успел он прийти к таким приятным выводам, как' снизу раздался голос его хозяйки, миссис Дженкинс. «Сид Тернер, — кричала она, — вас к телефону!» Он спустился вниз. Телефон стоял в гостиной, и, прежде чем взять трубку, Сид плотно закрыл дверь. Это могла быть Агги Марш. Они договаривались пойти куда-нибудь поужинать вечерком. Что ж, он не возражал против такой программы.

Звонила не Агги. Это была Берта Камминс.

— Это ты, Сид? Мне надо срочно увидеться с тобой… Нет… нет, речь идет не обо мне, это касается тебя. У нас в конторе кое-что случилось. Приходил инспектор из Скотленд-Ярда…

— Заткнись! — Ему не удалось достаточно быстро прервать ее. Какие все женщины болтушки! Она попыталась снова заговорить, но раздражение, прозвучавшее в его голосе, остановило ее. — Я не разобрал, о чем ты только что говорила… помехи на линии. Встретимся на углу Вест-стрит, скажем, минут через двадцать. Может, сходим в киношку. — Сид повесил трубку и отправился на свидание.

Берта Камминс вышла из телефонной будки. Таких девушек, как она, сотни в любом большом городе: аккуратная, незаметная; как правило, это или квалифицированная секретарша, или клерк в какой-нибудь конторе, или заведующая секцией большого универмага. Берта была худой, но не стройной, с правильными, но невыразительными чертами лица. У нее была гладкая бесцветная кожа, на таких лицах великолепно смотрится любой макияж, но она никогда не пользовалась никакими кремами, только умывалась с мылом и припудривала лицо, если на улице бывало жарко. Она не красила губы и не делала маникюр. Ее платья были такими же бесцветными, как она сама. Ей было сорок четыре года, и ни один мужчина, кроме ее пожилого родственника, никогда не целовал ее, но месяц назад все изменилось. Выходя из своей конторы, она уронила зонтик, и Сид Тернер поднял его.

Она позволила ему и с ней обращаться как с вещью. Даже сейчас она не могла понять, как она допустила такое. Поначалу он вел себя уважительно. Они обменялись парой фраз по поводу того, что вещи вечно валятся из рук, и как-то так получилось, что он пошел рядом с ней, а когда она еще раз поблагодарила его, он одарил ее своей лучезарной улыбкой и сказал: «Это означает, что мы прощаемся?» После таких слов ей показалось совершенно естественным, что они зашли в кафе выпить по чашечке чаю, а потом направились в кино, и он рассказал ей, как он одинок, а она позволила ему держать ее за руку. После этого он встречал ее каждый день после работы, как правило, он не подходил к конторе, а ждал за углом. До этого за ней никто не ухаживал. Она не могла поверить, что он влюблен в нее, но он заставил ее поверить в это. Преграды падали одна за другой. Она не могла прийти в себя от счастья и только думала, как замечательно, что его так интересуют ее дела. Она не хотела рассказывать о своей конторе, потому что считала, что ему это будет скучно, но просто поразительно, какой интерес он проявлял ко всем делам. И постепенно она начала рассказывать ему обо всем, что происходило на работе. Он не знал никого из тех, кто работал с ней, так какое это имело значение? Она рассказала ему и о том, что Джонатан Филд изменил свое завещание. Преграды пали нешуточным образом.

Сид ждал ее на углу Вест-стрит. Уже издалека она заметила мрачное выражение его лица. Он не повысил голоса, но в нем появились резкие ноты.

— Никогда больше не болтай по телефону о таких вещах или тебе не поздоровится!

— О вещах?

— Ты что, оглохла? И мы не станем разговаривать здесь — слишком много кругом народу. Сядем порознь в следующий автобус и выйдем на четвертой остановке. Не надо, чтобы нас видели вместе.

Они устроились в глубине почти пустой кондитерской. Когда официантка принесла им чай и пирожные, они постарались говорить как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания.

Не успела она сделать глоток крепкого чая, чтобы немного прийти в себя, как он спросил:

— Так что там с полицейским инспектором?

Берта опустила чашку, потому что рука ее сильно задрожала.

— Он пришел после того, как мы вернулись с ленча. Сразу прошел к мистеру Модсли, а после его ухода мистер Модсли послал за мной. Он был ужасно рассержен и расстроен. Сказал, что возникла утечка информации из нашей конторы, и он должен выяснить, кто несет за это ответственность. Не знаю, как я это выдержала.

Сид Тернер дал понять, что его совершенно не интересуют ее чувства.

— Рассказывай, о чем он говорил.

— Это касается той девушки… — Когда пришлось назвать имя Мирри Филд, голос у нее начал невольно дрожать. — Тебе не надо было звонить ей. Надо было держаться от нее подальше, пока не будет засвидетельствовано завещание… я могла бы подсказать тебе это.

Сид произнес тихо угрожающим тоном:

— Когда я захочу, чтобы ты учила меня, как мне управляться с моими делами, я дам тебе знать. Так что с девушкой?

— Кто-то подслушал, как ты разговаривал с ней. У них там параллельная линия. Наверное, ты не знал об этом, но все стало известно. Любой может поднять трубку и слушать все разговоры. Кто-то так и сделал, когда ты разговаривал с Мирри Филд. Она тебе рассказала, что завещание уже подписано, а ты сказал, что у тебя в конторе есть подружка, так что ты уже знаешь. Когда полицейские спросили ее, что ты имел в виду, говоря о подружке в нотариальной конторе, она сказала, что это кто-то из сотрудниц мистера Модсли. Как ты мог рассказать ей обо мне! Никогда раньше я не делала ничего подобного и не стала бы делать ни для кого другого. Ты хотел узнать, и я сказала тебе, но я никогда не думала, что ты предашь меня.

— Прекрати болтать! — сказал Сид. — Модсли подозревает тебя?

— Нет. Вот это самое ужасное — он доверяет мне. Он думает, что это сделала Дженни Грэг.

Сид расхохотался:

— Тогда из-за чего весь сыр-бор? Ты чиста, а Дженни уволят. Вот и все. Если девушка много болтает, выйдя из своей конторы, полиция тут бессильна.

Он посмотрел на нее и подумал, какая же она глупая баба. Одно хорошо: ему больше не придется поддерживать с ней отношения. Ему нравилось, что девушка была отзывчивой и услужливой. Он занялся бы любовью с кем угодно, если бы того требовало дело, даже с этой тощей, трусливой девицей с ее угрызениями совести и с темными кругами под глазами, которые похожи на шрамы… Что ж, слава Богу, больше этого не потребуется.

— Сид, неужели ты не понимаешь, что это значит? Я думаю не о себе и не о Дженни Грэг. Полиция задает эти вопросы потому, что они подозревают тебя.

Он с презрением посмотрел на нее:

— А им нечего подозревать. Я знаю Мирри с пеленок. Она жила в доме моей сестры… в каком-то смысле я ей родственник. Я познакомился с тобой, мы понравились друг другу, и ты случайно упомянула имя мистера Филда: сказала, что он оставил кучу денег девушке по имени Мирри Филд. Что здесь интересного для полиции?

— Я могу потерять работу, и мне уже не найти другой.

— Так не надо называть никаких имен. Я скажу только, что это была девушка из конторы. Если они прижмут меня, то я отвечу, что, как настоящий джентльмен, не могу выдать молодую леди. Не надо волноваться из-за работы. Никто не подумает, что у такой, как ты, есть дружок, вокруг столько молоденьких девушек. А Дженни хорошенькая?

— Да, — ответила Берта.

Она с каждой минутой разговаривала с ним все более холодно и сдержанно. Она долго будет помнить все, что он сказал, и ощущать шрамы, которые наносят его слова. В данный момент она не чувствовала ничего, кроме охватившего ее ледяного оцепенения.

— Лучше, чтобы, нас не видели вместе, — сказал Сид. — Иди домой и прими аспирин или еще что-нибудь и перестань так смотреть. Скажи лучше, что у тебя болит голова, а то все начнут интересоваться, что стряслось.

— Ты, кажется, не понимаешь, — сказала она. — Полиция считает, что у тебя был мотив для убийства мистера Филда. Они попытаются привлечь тебя к этому делу. Они думают, что мистера Филда убили, потому что он подписал то завещание. Они думают, что ты приехал туда и застрелил его во вторник вечером, потому что днем он подписал завещание и оставил кучу денег Мирри Филд. Мне кажется, что она рассказала им все, что знала.

— Она не знает ничего, да и знать-то нечего. Что касается вечера вторника, Дженкинсы, у которых я живу, расскажут твоему полицейскому, который везде сует свой нос, что я зашел домой взять плащ около девяти. А когда спускался с лестницы, подвернул ногу и очень неудачно упал. Когда они выбежали из комнаты, то увидели, что я валяюсь на полу. Тому пришлось дать мне бренди и помочь взобраться наверх, чтобы уложить в постель. Миссис Дженкинс дала мне две таблетки снотворного, и они оставили меня до утра. Голову тоже сильно ушиб, но кости остались целы. Дженкинсы сказали, чтобы я постучал в пол, если что-то понадобится, но я спал как убитый. Не так уж много полезной информации для полиции, как считаешь?

Темные глаза Берты впились в его лицо. Она внимательно изучала его выражение.

— Ведь у тебя есть мотоцикл, верно? — спросила она.

— Ну и что?

— Где ты держишь его?

— В сарае на заднем дворе. — Сид ответил ей злобным, жестоким взглядом. — К чему ты клонишь? Ты не веришь, что я упал с лестницы и так сильно ушибся, что не смог даже самостоятельно добраться до постели? Ты думаешь, что позднее я поднялся, взял мотоцикл и поехал туда, в Филд-Энд, а там пристрелил человека, которого никогда прежде не видел, так?

Про себя Берта подумала: «Я не верю, что ты упал с лестницы». Но вслух этого не сказала. Она не спускала с него глаз. Он мог притвориться, что упал, просто бросил что-нибудь с верхней площадки, а сам свалился с нескольких последних ступенек и устроил переполох, шумел, вопил, а на самом деле нисколько не поранился. А если он не ушибся, то вполне мог вылезти из окна спальни. И мотоцикл он не стал уводить далеко. Оставил его поблизости и завел, когда по улице проезжал тяжелый грузовик. Она гнала прочь эти мысли, но они упорно вертелись в голове. Вскоре ей пришлось задуматься над тем, не догадывается ли Сид, что у нее возникли какие-то подозрения, потому что внезапно его поведение изменилось. На его губах вновь появилась улыбка, которая когда-то так очаровала ее. Он подвинул свой стул поближе к ней и, просунув свою руку под ее, ласково провел вверх и вниз по ее руке, что заставило ее сердце забиться. Забиться от страха.

Она вся заледенела и вообще ничего не чувствовала… ей было очень холодно и очень страшно. Теперь в ее душе не осталось ничего, кроме ощущения утраты, кроме стыда, но в данный момент она чувствовала только страх и пронизывающий все тело холод.

Впервые с тех пор, как они познакомились, она мечтала об одном: уйти, не видеть его взгляда, не чувствовать прикосновения его рук. Только надежда на то, что это скоро кончится, приносила ей облегчение.