З. Фрейд о генезисе правовой культуры.

Кратко своих взгляды на право Фрейд изложил так: «В 1912 г. в “Тотем и табу” я попытался реконструировать древнюю ситуацию, которая решающим образом воздействовала на последующую историю. При этом я пользовался определенными теоретическими идеями Ч. Дарвина, Аткинсона, но особенно У. Робертсона Смита, соединив их с находками и толкованиями психоанализа. У Дарвина я заимствовал гипотезу, что первоначально люди жили в небольших ордах, каждый под деспотией более взрослого самца, присвоившего себе всех самок и наказывающего или устраняющего молодых самцов, включая и своих сыновей. В продолжение этого описания у Аткинсона: эта патриархальная система закончилась восстанием сыновей, объединившихся против своего отца, взявших над ним верх и совместно съевших его. Следуя теории тотема Робертсона Смита, я предположил, что после этого место отцовской орды занял тотемистический братский клан. Во имя возможности жить друг с другом в мире победившие братья отказались от женщин, из-за которых они и убили отца, и обрекли себя на экзогамию. Отцовская власть была разрушена, семьи организовывались в соответствии с материнским правом».

Основной работой, в которой Фрейд излагает свои представления о праве, является серия из четырех статей, объединенных в книгу «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» [6]. Фрейд рассматривал нормы и предписания, регулирующие жизнь первобытного общества, как правовые (законодательные) нормы, отмечая, что нарушение некоторых норм могло наказываться смертью. Таким образом, по применяемой мере наказания эти нормы, регулирующие брачные или пищевые отношения, фактически оказывались нормами уголовного права.

В отцовской орде царил патриархальный правопорядок – установленное отцовское право. Отец обладал единоличным правом на всех самок и жестоко подавлял любые посягательства на них со стороны своих сыновей, которые вынуждены были похищать женщин с других стоянок. Таким образом, историческая первичная система права, согласно Фрейду, это – отцовское право.

Отцеубийство он считал основным и изначальным преступлением человечества. Согласно реконструкции Фрейда, в условиях полновластия отца над ордой, его сыновей ожидала смерть, кастрация или изгнание. Но эти деяния отца нельзя оценивать как противоправные. Эти деяния вполне правомерны как поддерживающие правопорядок. Но убийство самого отца есть убийство законодателя – источника патриархального права.

Ассоциативные связи между гипотетическим отцеубийством, политической практикой «тираноубийств» и общепринятой оценкой особо опасных государственных преступлений могут показаться достаточно отдаленными и слабыми. Но патерналистский архетип государственности связывает как опосредствующее звено эти элементы в единый комплекс. Фрейд определяет данный комплекс как «инфантильный отцовский комплекс», усматривая проявление его во враждебности, испытываемой низами по отношению к власть имущим.

Раскрывая содержание модели Фрейда, следует указать на правовой статус братьев. Перед отцеубийством они находились в изгнании, т. е. отбывали наказание как преступники (не так уже и важно, были ли они преступниками действительными, потенциальными или мнимыми). Следовательно, восстание братьев против отца есть восстание объединившихся преступников («братвы»), т. е. «криминальная» революция.

Фрейд не объясняет, по каким причинам, стратегия «экспорта преступности», реализовывавшаяся до сих пор отцом, утратила свою эффективность. Не пытаясь сформулировать за него эти положения, обратим только внимание на то, что в процессе политогенеза дружины молодых воинов постепенно начинают играть ведущую роль.

Кроме того, говоря о братьях, едва ли следует ограничивать их круг исключительно кровными родственниками. Не исключено, что в среде братьев «по несчастью» возникал и действовал институт побратимства, инкорпорировавших в их сообщество изгоев из разных орд. Смешанный, «интер-ордный» состав братств, по-видимому, позволил позднее ввести табу на инцест и установить экзогамию, одним из механизмов которой был матримониальный обмен сестрами между братьями.

Существование братств как относительно устойчивых организационных объединений необходимо предполагает действие братского права. История родового права знает системы материнского и отцовского права, но системы братского права не знает. Но в модели Фрейда такое право должно существовать.

Характеризуя возникший в обществе в результате «великого переворота» дух братства, Фрейд указывает на «святость общей крови», «солидарность жизни всех», запрещения убивать тотем и брата. Австрийский ученый резюмирует: «Сначала место патриархальной орды занял братский клан, обеспечивший себя кровной связью» [6. С. 335].

Таким образом, отцеубийство есть триумф братского права. Это и криминальная революция, и вместе с тем – правовая революция, обеспечившая поступательное развитие права. Так, сохранился установленный отцом запрет на брачные связи братьев со своими кровными родственницами. Более того, братья расширили сферу действия брачных запретов, распространив их и на отношения отцов со своими дочерьми. Запрет на убийство отца был дополнен запретом на убийство брата. В конечном счете, после распада братского клана и патриархальной контрреволюции в недрах уже не отцовской орды, а отцовской семьи возродилось отцовское право. Но это было право, опосредованное и модифицированное братским правом. Общество не утратило правовых оснований своего развития, а сохранило и расширило их, сохранив прошлое в снятой, преобразованной форме.

Новый тип общества Фред характеризует следующим образом: «Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении…». С учетом положения Фрейда о регулярном воспроизведении в последующей истории архетипического отцеубийства в виде убийства тотема (быка на корриде, медведя на охоте и т.д.), на наш взгляд, представляет интерес выявление знаковых преступлений, ставших первоистоком локальной социальности. В истории США таким преступлением было знаменитое «Бостонское чаепитие» (1773 г.).

В то же время нельзя, безусловно, считать все членов общества соучастниками архетипического преступления. Такое соучастие возникает значительно позже, когда это преступление воспроизводится в символической форме. Но собственно «отцеубийство» – дело только братьев, но не их матерей и сестер. Последние остаются в поле отцовского права, а затем переходят в поле братского права.

В связи с этим возникает вопрос о статусе и роли материнского (и сестринского) права. В модели Фрейда в результате устранения отца властных полномочий перешла к женщинам, наступило время матриархата. Он пишет о господстве в этот период материнского права, но параллельно определяет сложившуюся социальную организацию как «братский союз» или «клан братьев».

На наш взгляд, в модели Фрейда необходимой составляющей должно быть признание существования в отцовской орде материнского права как подчиненной, субординированной формы права. При крушении отцовского права материнское право и оказывается собственно «естественным» правом, тогда как отцовское право на его фоне выглядит как искусственно установленное, позитивное право.

Согласно Фрейду, «жестокий праотец» был образцом для братьев. В качестве образца отец оказывался «живым законом», т. е. нормой права, вновь и вновь устанавливаемой в непосредственной, живой деятельности. В частности, праотец как «живой закон» под влиянием матерей мог варьировать свое отношение к сыновьям. Отдельные сыновья, подражая отцу, могли вызывать его на поединок и убивать, что не противоречило отцовскому праву, поскольку отцеубийца всего лишь замещал носителя «живого закона», но не нарушал сам закон, так как сохранял в своем лице тот же образец поведения отца-деспота, транслируя его в межпоколенческой эстафете.

Парадокс отцеубийства в модели Фрейда заключается в том, что оно не является преступлением, если преемник сохраняет отцовское право. Закон не меняется, не нарушается, а замещается его устаревший, физически и морально изношенный носитель. Правомерно также изгнание одряхлявшего отца из орды: в этом случае люди меняются, а правовые структуры остаются. Каким бы способом не устранялся отец, это происходит на основе отцовского права и соответствующих ему процессуальных формах, т.е. является нормой.

Закон формально нарушается, если братья совместно нападают на отца-деспота. Неизбежно начинающая вслед за этим братоубийственная распря может вести к распаду орды, т. е. к неуспеху в групповом отборе. В свете пессимистической эволюционной перспективы такое нападение действительно выглядит преступным, независимо от того, завершается оно убийством отца или его изгнанием.

Таким образом, незаконным является не собственно убийство отца, а субъект деяния – коллектив братьев, который составляет единую, правовую личность. Этот коллектив изначально состоял вне действующего в отцовской орде закона, но как говорилось выше, формировал свой собственный закон.

Отцеубийство и формально может выглядеть легитимно, если отец-деспот замещается «коллективным отцом», т. е. коллективным руководством ордой. Но в результате формируется сложная, многоуровневая правовая организация орды. В ее недрах сохраняется материнское право. В рамках коллективного руководства братьев действует братское право. А в управлении ордой коллективу братьев необходимо реализовывать отцовское право.

Реальный исход разрешения данного противоречия содержит целый спектр возможностей. Понятно, что эволюционную перспективу имел только тот вариант, при котором в среде братьев сохранялся запрет на женщин родного коллектива, но интенсифицировались похищения женщин из других коллективов. Каким же образом это могло произойти? В условиях конфликта отцовского и братского права безусловным становилось соблюдение братского права, позволявшего обеспечить коллективное руководство. Братское право, как действующий и «живой закон», основывалось на исключении из брачного круга кровных родственников и на захвате женщин из других орд. Закрепление этих норм объективно вело к формированию брачного права, основанного на принципе экзогамии.

Неприкосновенность женщин собственной орды, как условие сохранения братских отношений, имела следствием возвышение материнского права, уже не подавляемого отцовским правом. Естественно возникал культ Великой Матери. Образ Великой Матери и персонификация этого образа в матриархе необходимы для консолидации братской полиархии. Пребывая в изгнании, братья не могли идентифицировать себя с отцом, который ассоциировался с опасным зверем, что в последующем явилось предпосылкой замещения образа отца образом тотемного животного. Связь с родной ордой выражалась для братьев в образе матери. В связи с этим не случайным представляется обращение к символу матери в «блатном» фольклоре. В условиях первобытного образа жизни облики родных матерей объективно стирались, а воплощением символа материнства становилась женщина-матриарх, представлявшая женско-детскую группу.

В результате материнское право становилось дополнением братского права. Последующее возрождение отцовского права было возможно только по отношению к захваченным женщинам из других орд. Первичный «живой закон» тем самым сохранял, воспроизводился и мультиплицировался. Но это вторичное отцовское право ограничивалось материнским правом и братским правом мужских союзов.

Проведенный анализ проблемы отцеубийства в философии права З. Фрейда имеет важное значение в контексте задачи формирования и развития государств, репрезентирующих себя как «правовые» государства по отношению к своему историческому прошлому. Наиболее сложной проблемой здесь является легитимный переход (транзит) к правовому государству без учреждающего архетипического преступления.

Г. Маркузе в работе «Эрос и цивилизация» комментирует учение З. Фрейда о происхождении цивилизации из преступления.

По Фрейду, отец монополизировал право обладания женщиной и подчинил остальных членов орды своей власти. "Судьба сыновей была сурова; когда они возбуждали ревность отца, то или умерщвлялись, или кастрировались, или изгонялись. Им ничего не оставалось, как сосуществовать в малых сообществах и добывать себе жен грабежом..." («Человек Моисей и монотеистическая религия»). Какую бы работу ни предстояло совершить первобытной орде, ее бремя ложилось на сыновей, которые, будучи недопущенными к удовольствию, оставленному для отца, стали "свободными" для того, чтобы направить энергию инстинктов на не приносящую удовольствия, но необходимую деятельность. В известном смысле первобытный отец посредством насильственного ограничения удовольствия и обязательного воздержания задал модель для последующего развития цивилизации и подготовил почву для прогресса.

З. Фрейд доказывал тезис о том, что социальность возникает в результате объединения людей, связанных виной за совместно совершенное преступление – убийство тирана-прародителя. Братство и равенство в данной интерпретации возникает в результате совместного убийства – это братство в преступлении и равенство в запрете кровосмешения .

Искупая совершенное преступление, братья табуируют как память об этом событии, так и те отношения, которые его вызвали. Маркузе: «Строго говоря, началом цивилизации является клан братьев, в котором подавление проистекает из табу, принимаемых самими управляющими братьями, и производится в общих интересах сохранения группы как целого. А решающим психологическим моментом, отделяющим клан братьев от первобытной орды, является чувство вины, благодаря которому возможен прогресс иного типа, нежели в орде, - прогресс цивилизации. Это "Оно" становится внутренним свойством индивидов и, таким образом, сохраняет главные запреты, ограничения и отсрочивает удовлетворение. На этом стоит цивилизация»

В то же время табу на обладание женщинами клана ведет к расширению и слиянию с другими ордами. Организованной сексуальностью положено начало более крупным объединениям, что рассматривалось Фрейдом как функция Эроса в цивилизации. Роль женщин приобретает все большее значение. "Добрая часть властных функций, высвободившихся после устранения отца, перешла к женщинам, наступили времена матриархата" Патриархальная контрреволюция замещает матриархат и упрочивается путем институционализации религии. Материнское право было отменено вновь восстановившимся патриархальным порядком. Первоначальное преступление и сопутствующее ему чувство вины на протяжении истории воспроизводилось в различных формах: в конфликте старого и нового поколений, в мятежах и восстаниях против установленной власти и в последующем раскаянии – восстановлении и прославлении власти. Прогресс осуществлялся путем совершенствования цепей.

В дальнейшем, с прогрессом цивилизации, ее неотъемлемым спутником становится «постоянный рост чувства вины». Этот процесс можно рассматривать как субъективную сторону отмеченной выше тенденции прогрессирующей криминализации конкретных аспектов социальной деятельности. С увеличением числа отцов после «патриархальной контрреволюции», их дополнением и замещением общественной властью, а также распространением запретов и сдерживающих моментов увеличивается число агрессивных позывов и их объектов. Согласно З. Фрейду, усиление чувства вины становится платой за прогресс. И это нарастающее чувство является субъективным основанием процесса прогрессирующей криминализации конкретных аспектов социальной деятельности.