Каким образом можно было обеспечить этот процесс в столь неоднородном объединении, как СССР? В 20-х годах было испробовано много достаточно противоречивых подходов к созданию «нового социума общей судьбы», который уничтожил бы местный сепаратизм, нашел бы компромисс между коммунистическими планами всеобщего объединения и национальными традициями, породил бы новую культуру — «пролетарскую по содержанию и национальную по форме» (Сталин). Это предполагало укоренение и вживание национальных коммунистических партий в местные условия; уничтожение культурных традиций неславянского населения, все большее единообразие условий жизни и социальных структур; предпочтение отдельных языков и культур в ущерб другим, чтобы не допустить объединений вокруг национальных движений (например, татар и казахов); последовательную интеграцию местной промышленности в государственную.
В 1921 — 1922 гг. большинство национальных коммунистических партий были очищены от «подозрительных элементов». В Туркестане местные партийные организации потеряли 75% коммунистов, в Грузии — 38%, в Армении — 27%. Русские составляли 55% вступивших в компартию Украины в 1922 г. В 20-е годы поощрялось пополнение политических кадров за счет местного населения. Результаты такой политики не замедлили проявиться на Украине (в 1927 г. 72% руководителей были украинцами), в Белоруссии, на Кавказе. В Средней Азии они ощущались меньше (в 1929 г. местные жители составляли лишь 16% партийной администрации Узбекистана).
В то же время, желая уничтожить традиции неславянского населения, центральные власти начали активно бороться законодательно и на практике с «пережитками феодального и первобытно-общинного строя». Ряд декретов устанавливал минимальный возраст для вступления в брак, необходимость согласия жениха и невесты, отменял калым, похищение невесты, многоженство, левират. В противовес религиозным и светским судам создавались народные суды. Центральные власти попытались — правда, без особого успеха — привлечь молодежь и женщин в общественные организации (комсомол, женотделы), чтобы разорвать путы семьи и обычаев. Что касается религии, то к мусульманам вначале относились с большей терпимостью, чем к православным. В декабре 1917 г. правительство гарантировало мусульманам, что их не будут преследовать как при царском режиме. Им предоставлялась свобода веры и гарантировалась неприкосновенность культовых сооружений и предметов, что подтверждалось республиканскими конституциями в 192 2 — 1923 гг., по которым служители культа наделялись равными со всеми правами. Однако в них ничего не говорилось об антирелигиозной пропаганде. Тем не менее во второй половине 20-х годов власти изменили свою позицию: конфисковали имущество, принадлежащее мечетям и медресе, в 1927 —- 1928 гг. уничтожили традиционные суды и своды законов обычного права, стали закрывать медресе. Начав общее наступление на религию, культурные и социальные традиции, унаследованные от прошлого, центральные власти провели настоящую «революцию в письменности» (десятки тюркских языков перешли на латинский алфавит), расширили сеть школ, способствовали распространению печатных органов на местных языках. За всеми этими мероприятиями скрывалась и политическая подоплека: кроме внедрения новой идеологии и пролетарской культуры, преследовалась цель развития одних народностей (башкиров, каракалпаков, чей диалект получил статус литературного языка, киргизов, административно отделившихся от казахов, хотя в культурном отношении они составляли единое целое) за счет других (татар, казахов, узбеков), чей стремительный рост вызывал опасения у центра.
Наконец, союзное правительство осуществило важную сельскохозяйственную реформу (в Узбекистане, например, 66 тыс. бедных семей получили 320 тыс. га земли). Была введена уравнительная система распределения воды, организованы комитеты бедных крестьян, которым надлежало вести классовую борьбу в деревне.
