Магия в Священном Писании

 

Существование магии не вызывает ни малейших сомнений у авторов Священного Писания. Магия для них — реальность. Типичное для них осуждение оккультных практик проистекает не из подозрения о том, что магические операции — всего лишь мошенничество и шарлатанство, но из уверенности в том, что магия наносит моральный и социальный вред, ибо практикующий ее нарушают запреты Господа и попирают божественный закон. Бог в Священном Писании предстает небесным правителем, под юрисдикцией которого находится все человечество. К набожным и праведным людям Он относится благосклонно, однако в конечном счете судьба каждого человека — в Его руках: если Он обрушивает беды на голову праведника, то поступает так не из-за несправедливости, но потому, что пути Его неисповедимы и недоступны разумению смертного. Для религии Моисея, равно как и для христианства, магия была беззаконной попыткой подчинить себе волю Господню. Однако ритуалы самих этих содержат множество элементов, восходящих к магическим практикам, и отрицать это невозможно. Библейские чудеса во многом подобны магическим трюкам, упоминаемым в том же Священном Писании, и единственное различие между ними состоит в том, что чудо совершается по воле Иеговы и с Божьей помощью, а магия творится при содействии сил зла.

Советники египетского фараона Ианний и Иамврий, будучи волшебниками («волхвами»), способны воспроизвести некоторые чудеса, совершаемые Моисеем: они также превращают жезлы в змей и насылают жаб на Египет. Дьявол — «обезьяна Бога» — научил их противопоставлять свою магию божественным чудесам пророка. Однако сила дьявола ограничена: египетские волшебники могут лишь призвать жаб, но сделать так, чтобы они исчезли, уже не способны. Таким образом в Библии проводится разграничение между чудом и черномагической операцией. Впрочем, сторонний наблюдатель при дворе фараона наверняка сказал бы, что Моисей — всего лишь более опытный чародей.

Безусловно магическую операцию совершает патриарх Иаков. Иаков договаривается со своим тестем Лаваном о том, что Лавану будет принадлежать весь скот без пятен, а сам Иаков заберет себе всех пятнистых овец. «И взял Иаков свежих прутьев тополевых, миндальных и яворовых, и вырезал на них белые полосы, сняв кору до белизны, которая на прутьях; и положил прутья с нарезкою пред скотом в водопойных корытах, куда скот приходил пить». Затем животные совокуплялись, «и зачинал скот перед прутьями, и рождался скот пестрый, и с крапинами, и с пятнами». Иаков действовал в согласии с классическим принципом магии, гласящим, что подобное притягивает подобное: благодаря пятнистым прутьям появлялись пятна и на шкуре новорожденных ягнят. Своему дальнейшему богатству Иаков обязан вовсе не божественному вмешательству: пятна на шкуре овец возникали отнюдь не чудесным образом, а за счет того, что патриарх был сведущ в магии.

Из библейского повествования мы узнаем, что Иосиф практиковал гадание по воде — гидромантию. Когда братья Иосифа во второй раз покидали Египет с зерном, Иосиф велел своим слугам спрятать в мешке Вениамина серебряную чашу. Чаша эта, как выясняется, служила не только для питья: «…не та ли это [чаша], из которой пьет господин мой? и он гадает на ней…». Гидромантия, очевидно, была весьма распространенным видом гадания во времена Иосифа. Он говорит о ней как о чем-то общеизвестном, причем понятном не только египтянам, но и евреям: «…разве вы не знали, что такой человек, как я, конечно угадает?».

Моисей, чтобы избавить свой народ в пустыне от нашествия змей, устанавливает над станом израильтян «медного змия». Это изваяние послужило им талисманом. Подобные изображения использовались для защиты от злых сил с незапамятных времен. Подобное не только притягивает, но и усмиряет подобное. Григорий Турский (538 — 594) повествует о том, как парижане, копая ямы для моста, нашли странные медали, назначение которых осталось им непонятным. На одной из этих магических монет была изображена крыса, на другой — змея, а на третьей — огонь. Затем эти талисманы, — пишет Григорий, — так или иначе пропали, и с тех пор Париж познал нашествия крыс, ядовитых змей и пожары — три несчастья, от которых прежде был избавлен. Жак Гаффарель (1601 — 1681), маг и библиотекарь кардинала Ришелье, сообщает, что во время захвата Константинополя султаном Мухаммедом II была случайно отбита челюсть у бронзовой змеи. Так как это изваяние было талисманом, с тех пор в городе стали бурно плодиться змеи. Гаффарель упоминает и моисеева медного змия, однако не считает его магическим талисманом на том основании, что при виде меди змея якобы становится еще более ядовитой и злой. С точки зрения Гаффареля, Моисей взял для изваяния этот металл именно для того, чтобы народ Израиля понял: он имеет дело не с талисманом, а с проводником божественной силы, никак не связанной с магическими приемами. Но, разумеется, эти аргументы не выдерживают критики.

В Книге Чисел мы находим описание обряда, который можно классифицировать как магический на том основании, что исполнитель данного ритуала не просто молит Бога вынести решение, а, в сущности, вынуждает Его сделать это. Ревнивый муж, заподозривший свою жену в неверности, должен привести ее к священнику. Священник произведет подготовительные церемонии. Далее в тексте Библии говорится: «…и поставит священник жену пред лице Господне и обнажит голову жены». Налив святую воду в глиняный сосуд, священник совершает еще несколько ритуальных действий, после чего приказывает жене выпить эту воду. «…и когда напоит ее водою, тогда, если она нечиста и сделала преступление против мужа своего, горькая вода, наводящая проклятие, войдет в нее, ко вреду ея, и опухнет чрево ея и опадет лоно ея, и будет эта жена проклятою в народе своем; если же жена не осквернилась и была чиста, то останется невредимою и будет оплодотворяема семенем».

Еще один обычай, входивший в древнееврейский культ, сформировался на основе поверья о том, что злого духа можно изгнать из человека в тело животного. В Новом Завете повествуется о том, как Иисус исцелил бесноватого, который «всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал […] и бился о камни». Иисус заставляет нечистых духов перейти из этого человека в стадо свиней. Этот ритуал основан на чрезвычайно древней традиции. Суккот, празднику кущей, предшествовал йом-киппур, день очищения, когда полагалось совершить очистительный обряд. Первосвященник брал двух козлов и по жребию определял, какой из них будет посвящен Яхве, а какой — Азазелю. Козла, посвященного Господу, приносили в жертву обычным способом, а козла Азазеля отсылали в пустыню, куда он уносил с собою и все грехи Израиля. Суффикс «el» («господь») заставляет предположить, что в древнейшую эпоху Азазель был божеством, возможно — местным богом семитских племен. Утратив функции бога, Азазель был «изгнан» в пустыню как нечистый дух. Он превратился в объект презрения, и народ Израиля стал перекладывать на него все свои грехи.

Из всех форм магии наиболее прочные корни в народе Израиля имела традиция гаданий о будущем и о местонахождении потерянных предметов. Из Книги Бытия мы узнаем, что во владении сирийца Лавана, отца Рахили, находились терафим — домашние божки. Лаван всецело полагался на их советы. Тайно покидая отцовский дом с Иаковом, Рахиль взяла с собой этих идолов, доверять которым привыкла с детства. Она опасалась, что терафим подскажут Лавану, в каком направлении они бежали. И даже когда Лаван догнал беглецов без посторонней помощи, Рахиль решила не отдавать идолов отцу и спрятала их под одеждами. Терафим оказались единственной вещью из отцовского дома, от которой Рахиль не смогла отказаться. Пережитки таких наивных поверий долгое время сохранялись в древнееврейской народной магии. Мы не знаем, каким образом гадающий обращался к терафим за советами и каким образом получал ответ, однако такие божки, подобные римским ларам, хранились во многих домах Древнего Израиля. И тщетно пророк Захария утверждал, что «терафимы говорят пустое».

Вопрошание Бога дозволялось и приветствовалось законом. Его совершали в святилище. Прежде чем принять важное государственное решение, следовало узнать Господню волю посредством особого оракула, входившего в устройство ефода первосвященника. Наплечники ефода были украшены ониксами и витыми цепочками из золота. Поверх ефода надевали квадратный наперсник с урим и туммим — двенадцатью драгоценными камнями*, через которые Иегова давал военные советы, указывал на преступников и предсказывал будущее. Но если Бог гневался, Он нередко отказывал Своему народу в советах и помощи. И тогда цари в отчаянии обращались к гадателям, несмотря на то, что по закону те подлежали смертной казни: «… а пророка того или сновидца того должно предать смерти…».

Царь Саул прибег к некромантии, когда ефод остался нем. Желая узнать исход битвы (в которой ему предстояло погибнуть), Саул с несколькими доверенными людьми отправился к Аэндорской волшебнице. «…прошу тебя, поворожи мне, — сказал он, — и выведи мне, о ком я скажу тебе». «…кого же вывести тебе?» — спросила та. «Самуила выведи мне», — отвечал Саул. И тогда из-под земли появился дух пророка Самуил — «муж престарелый, одетый в длинную одежду», — и возвестил устрашенному царю скорую гибель*. Был ли это и в самом деле дух Саула, посланный Господом с целью напугать и без того встревоженного царя, или же Саул беседовал с бесовским наваждением? Этот непростой для комментаторов вопрос остается в Библии без ответа.

Саул всегда старался искоренить в своем царстве колдовство и чародейство. Но при этом он был более суеверен, чем многие другие древнееврейские цари. Он слишком часто обращался к оракулу на ефоде, и Господь устал от его бесконечных вопросов. Не чужд был веры в магическую силу «урим и туммим» и преемник Саула, праведный царь Давид. Когда в стране наступил голод, Давид вопросил Господа о причине этого несчастья и получил ответ, что во всем виновен Саул. Правда, сам Саул уже давно отправился к праотцам и никак не мог навлечь гнев Господа на избранный народ, но еще оставались в живых многие его сыновья. Давид приказал схватить семерых из них, и «повесили их на горе пред Господом». Это произошло весной, в первые дни жатвы ячменя. И лишь когда пошли осенние дожди, Давид позволил собрать кости казненных и похоронить их в родовой гробнице. Так сыновья Саула сыграли роль талисманов, привлекающих дождь. Магическая сила, заключавшаяся в царской крови их тел, в их костях, сработала, как и предполагал Давид. В средние века ведьмы пользовались костями с точно такой же целью, вызывая дожди и бури. Они сохранили древнюю веру в то, что кости мертвого способны влиять на погоду, если обойтись с ними должным образом.

К самому кощунственному и отвратительному способу гадания прибегал Манассия, четырнадцатый царь Иудеи. «…пролил Манассия и весьма много невинной крови, так что наполнил ею Иерусалим от края до края». Сей царь избранного народа гадал на еще трепещущих внутренностях людей, убиваемых специально для этой цели. И даже великий Соломон не всегда действовал в согласии с заветами Господа. В преклонном возрасте он отвратился от веры своих отцов и стал почитать богиню-блудницу Астарту. Он взял себе множество чужеземных жен, которые поклонялись своим богам, и построил в Иерусалиме святилища для всех этих богов. Было сложено немало легенд об удивительных познаниях Соломона в области теологии и демонологии. Утверждали, что этот мудрейший из царей владел волшебной лампой и печатью, которая позволяла ему повелевать духами ада. Под именем Сулеймана он стал одним из излюбленных персонажей восточных сказок. Его трон из слоновой кости был обрамлен фигурами львов, на головах которых восседали орлы. Когда царь приближался к трону, львы рычали в знак приветствия, а орлы раскрывали крылья. Однако ни это, ни прочие чудесные предания не могут заслонить от исследователя тот факт, что после смерти Соломона в Иерусалиме воцарился религиозно-магический хаос. Священное Писание, столь красноречиво прославляющее богатство и величие Соломона, его несравненную мудрость, его лошадей и колесницы, оставляют без ответа вопрос о том, вернулся ли Соломон хотя бы перед смертью к вере в Иегову.

 

 

Египет

 

Сфинкс

 

«Я дитя дня вчерашнего;

Божественные Львы-Близнецы породили меня на свет»

Египетская Книга Мертвых

 

Среди барханов и песчаных дюн в пустыне неподалеку от Гизы высятся три величественные пирамиды, гробницы трех царей — Хеопса, Хефрена и Микерина. А у подножья этих пирамид восседает Сфинкс, распростерший когти над городом мертвых и хранящий заключенные в нем тайны магии. Перед пирамидами, — пишет Плиний, — «находится Сфинкс, о котором, пожалуй, следует рассказать побольше, так как его обходят молчанием, божество окрестных жителей». Сфинкс и впрямь понуждает к молчанию. Арабский писатель XIII в. Абд аль-Латиф сообщает нам, что «истинная причина, по которой люди избегали всякого упоминания об этом памятнике, состояла в том, что он внушал ужас». В ту эпоху лик и тело Сфинкса все еще были прекрасны, а его уста, говорит Абд аль-Латиф, несли на себе «печать изящества и красоты и словно бы улыбались». Гигантская голова его, окрашенная красной краской, еще не уступила разрушительному дыханию времени. Арабы называли его «Абу-ль-хоуль» — «отец ужаса». На плоском камне, прислоненном к его груди, можно прочесть, что еще за четырнадцать столетий до Рождества Христова это создание, чудовищное и прекрасное, высилось над песками пустыни. И уже тогда Сфинкс не имел возраста и происхождение его было окутано покровом тайны.

За четырнадцать веков до нашей эры в тени Сфинкса, полузанесенного песком, остановился на отдых египетский царевич, позднее ставший фараоном Тутмосом IV. Все утро он охотился в окрестностях и лишь к полудню даровал своим слугам долгожданную передышку. В этот час полуденного уединения, в окружении спящих спутников, царевич принес семена цветов в жертву Гору, «ибо великие чары пребывают на месте сем от начала времен». Затем царевич уснул, и во сне ему явился бог солнца (изображением которого в то время и считался Сфинкс). Бог говорил с царевичем ласково, как отец с сыном. Он пообещал ему, что тот взойдет на трон и будет править долго и счастливо, а затем повелел царевичу очистить Сфинкса от песка: «Обещай мне от всего сердца, что ты сделаешь так, как я желаю; и тогда я узнаю наверное, впрямь ли ты сын мой и помощник мой». Позднее царевич действительно взошел на трон, хотя и не смел на это надеяться, — и, вспомнив свой сон, приказал очистить Сфинкса от песчаных заносов во исполнение воли бога. Однако ветер и песок неутомимо продолжали свой вечный труд, и спустя несколько веков гигантская статуя снова была погребена под заносами. Так пустыня и человек боролись за власть над этим таинственным изваянием.

Плутарх (45 — 126 н. э.) в своем трактате «Об Исиде и Осирисе» утверждает, что Сфинкс символизирует тайны оккультной мудрости. В других сочинениях он описывает его как величественное существо с гигантскими крыльями неуловимого, непрестанно меняющегося цвета. Когда Сфинкс поворачивается к солнцу, крылья его сверкают золотом, а когда он обращается лицом к облакам, они переливаются всеми цветами радуги. Но даже Плутарху, несмотря на все его усердие, не удалось проникнуть в загадку Сфинкса. Долгие века это непостижимое создание оставалось стражем тайн египетской магии. Плутарх утверждает, что многие греческие философы — Солон, Фалес, Платон, Пифагор, Евдокс и «даже сам Ликург» — решались на опасное и трудное путешествие, чтобы побеседовать с египетскими жрецами.

Сами египтяне верили, что каждое слово и каждый жест жреца исполнены чудотворной силы. В избранных служителях бога заключалась сверхъестественная мощь, чем сильнее был этот «магический заряд», тем удивительнее оказывались чудеса, творимые жрецом. Фараон же обладал такой силой, что способен был заставить землю содрогнуться, просто подняв руку. Возможно, именно поэтому фараонов — кроме тех случаев, когда они участвовали в четко расписанных ритуальных церемониях, — обычно изображали в позе неподвижности: так устранялась опасность катастрофы, которую царь мог вызвать непроизвольным жестом. Ведь магическая сила была заключена не только в самом человеке, но и в его изображении.

К изображениям в долине Нила с древнейших времен относились как к живым существам. Египет был страной магических изваяний, сокровенная власть которых простиралась на физический мир. Поэтому зловещие фигуры Сфинксов, сторожившие врата храмов, не только отпугивали непосвященных, но и могли вершить суд, вознаграждать и карать, как сам фараон, чьими образами они первоначально и являлись. Каменные уста Сфинксов размыкались, изрекая волю богов. Христианские отцы церкви недвусмысленно свидетельствуют о том, что феномен говорящих статуй бытовал и в их времена. Нередко при возглашении таких оракулов присутствовал сам фараон. Собирался также народ, и писцы заносили слова откровения в папирусные свитки. В оазисе Сива находилась статуя Аммона, к которой некогда совершил паломничество сам Александр Великий. Аммон пообещал македонянам власть над всем миром. Подчас изваяния творили и еще более удивительные чудеса. Они могли покидать свои постаменты и ходить среди людей. Так, в период правления царицы Хатшепсут статуя бога Аммона прошла по залам храма в Карнаке и остановилась перед юношей, которому предстояло в тот день стать фараоном Тутмосом III (правил в 1501 — 1477 гг. до н. э.). Молодой человек преклонил колени перед богом, но Аммон поднял его и велел занять место, отведенное в храме для царей. Так божество совершило государственный переворот. Что значили доводы жалкого человеческого разума перед волей всесильного Аммона, вмешавшегося в дела престолонаследия?! Всякий раз, когда под резцом скульптора бесформенная каменная глыба принимала черты живого существа, в изваяние вливалась магическая сила — сила, которую можно было заточить в камне путем заклинаний и магических жестов и которая поддерживала жизнь в статуе до тех пор, пока последняя оставалась цела. Если же статую разбивали, душа покидала ее. Именно поэтому на рельефных изображениях демонов, враждебных человеку, высекали иероглифические письмена: целостность изображения нарушалась, и можно было не опасаться, что оно повредит человеку.

И только над великим Сфинксом не властны ни человек, ни природа, и никакое вмешательство не смогло изгнать обитавший в нем дух. Ветер и песок тысячелетиями тщились изгладить его черты. Отчасти они в этом преуспели, но таинственный колосс не утратил силы и поныне. Ни одна статуя за всю историю человечества не подчиняла себе воображение людей с такой неотвратимой властностью. В нем заключена сила мыслей, которые посвящали ему бессчетные поколения. Бесчисленные заклинания и обряды напитали мощью его непостижимую душу — душу, не покинувшую этого пустынного гиганта и по сей день.