В гостинице
— Заходите. Дэвид (мой английский шофер), заносите сумки. И все продукты. А что с… Совсем недурно. Не стоило судить по вестибюлю. Я возьму вот эту. В ней есть душ. Мне необходимо вымыть волосы. Возможно, что потом не придется мыть несколько дней… а то и недель. Обеда как такового у них не было — только сандвичи, но это было прекрасно; сандвичи были вкусные, к тому же у нас хватало своих припасов. Окно было открыто, слышался гул самолетов. Но это не раздражало. А еще можно было взять электрический кофейник, горячую воду, чай, кофе, сахар, молоко, булочки с маслом, которые выпекали к утру. Сносно. В клинику мы явились рано. Мастард уже приступил к операции, которая длилась дольше, чем предполагалось. Он пытался спасти глаз маленькой девочке. Надо сказать, что это убедило меня в том, что нет никаких оснований для нытья: ведь у меня было два глаза. Я немножко прогулялась, потом нас позвали внутрь. Поднялись наверх. Очень симпатичная частная клиника. Меня провели в раздевалку медсестер, где я сняла свои габардиновые брюки, чтобы они не помялись, и, конечно же, туфли и рубашку. Мне выдали халат, велели подобрать волосы и надеть на голову медицинскую шапочку. Сделав все, я спустилась в операционную. Очень красивый интерьер. Легла на стол. Меня накрыли простыней — руки под простынь — и привязали, очевидно, чтобы я их не высовывала. — …чтобы легче было оперировать. Очень больно не будет. Укол иглы, слева от левого глаза, — игла, казалось, достала до самого мозга. Ой-ой-ой! — Анестезия. — Да. — Вы что-нибудь чувствуете? — В общем, да… Нет… Хотя, кажется, — нет. — Начинаем. — Да. Я слышала, как скальпель разрезает кожу. Это была судьба — с неприятным лицом. Потом почувствовала, как по щеке течет вниз кровь. А он или, вернее, одна из медсестер вытирала ее. Видимо, что-то не ладилось с этим, но я, разумеется, могла видеть лишь, как они вытирали кровь. Итак, закончил один глаз. Правый был не так плох. Но его тоже нужно было делать. Раз! — А-а-а! Операция закончилась как-то внезапно. Я чувствовала себя вконец разбитой. — Вставать? — Да, потихоньку — сначала посидите с минутку. — Все нормально?.. — О да, у вас все будет нормально. Встала со стола, прошлась… — Да, все нормально. Я поеду сейчас в Тернбери Лодж и лягу в постель. — Ну что ж, в таком случае советую ехать берегом моря — получите удовольствие. — Прекрасно, мы поедем берегом моря. — Я позвоню вам, чтобы узнать, как вы себя чувствуете. — Отлично. Благодарю. Я пошла обратно в раздевалку, оделась, вышла из клиники и направилась к машине. Села на переднее сиденье рядом с Дэвидом. Мы поехали. День был очень жаркий. Сквозь ветровое стекло проникали солнечные лучи. Я очень чувствительна к солнцу. Моя кожа, мои глаза — в сущности, дряблость кожи и, как следствие, опущение века вызваны калифорнийским солнцем. Нет, я никогда не загорала. Всегда укрывалась, особенно когда играла в теннис. Но теннис, я не мыслю себя без тенниса. А в ту пору я не пользовалась защитным козырьком. Если бы пользовалась, капли пота могли бы помешать мне в самый важный момент. Мы подъехали к берегу моря. Повернули на запад, потом на юго-запад. Солнце палило нещадно. Остановились, чтобы сделать несколько снимков. Я сказала Филлис: — Я сяду назад — слишком много солнца. Мы поменялись с нею местами и поехали дальше. Надо сказать, что мои большие темные очки закрывали открытые швы. В уголках глаза было пять или шесть швов, направленных вниз. Доктор вырезал лоскутик нижнего века и подвернул его, чтобы приблизить к глазному яблоку. Приехали в Тернбери Лодж. Типичная гостиница для игроков в гольф переходной эпохи между правлением королевы Виктории и короля Эдуарда. Она стояла наверху холма, у подножия которого находилась площадка для гольфа, за нею — плескались волны Ирландского моря. Наверх вела асфальтовая дорога с многочисленными поворотами. Наверху нужно было сделать круг, чтобы подъехать к парадному входу трехэтажной гостиницы. Большой парадный подъезд. Первый этаж (по-нашему — второй) — именно там мы расположились: две комнаты, две ванные. Не совмещенные, с маленькими балконами. Очень дорогие. Сделали круг и оказались перед главным входом. Два крыла, большая клумба цветов, рядом несколько машин. Припарковались. Не слишком далеко от входа. Я хотела проникнуть внутрь незаметно. Комнаты были сняты на имя Филлис. — А теперь слушай и запоминай (это мои слова): пройдешь к столику администратора, возьмешь ключи и выяснишь, где находится лифт. Вернешься — отдашь ключи мне. Сумки пока не берем. Дэвид их принесет позже. Они двинулись к входу. Я осталась в машине. Боже мой, ну и духота! В кабине жарче, чем на улице. Я вся мокрая. Подняла руку, сняла темные очки и слегка дотронулась ладонью щеки — опустила руку. Ладонь была в крови. Господи! Не может быть. Я снова коснулась щеки. На ладони еще больше крови. Вот тебе раз — шов открылся. Где бумажные салфетки? Развернула несколько квадратиков, сложила их… Господи, как я попаду в гостиницу… Господи… Вот они уже идут. О Боже праведный, с ними швейцар… — Да… Дэвид, скажи носильщику про багаж… Отведи его к багажнику… Филлис, подожди, у меня, вероятно, открылись швы — течет кровь. Ты знаешь, как попасть в наши комнаты? Ладно, веди. Я последовала за ней. — Поворачиваем направо… — Да. Было совсем темно. Вокруг никого. — Где лифт? — Напротив. — Отлично. Мы подошли к предполагаемой двери лифта. Лифта, однако, там не было. — Где кнопка? — Не вижу… (У Филлис глаукома. Внезапно оказавшись в темноте, она ничего не видела. Я тоже ничего не видела, потому что мой глаз был залит кровью.) — Щупай… У меня свободна только одна рука. В отчаянии мы ощупывали всю стену. Наконец… — Вот она. Зашли в лифт. — Закрой дверцу. Поехали вверх. Дверь открылась. Вниз, в холл, спускались люди. — Какой номер? — Четыреста тридцатый и четыреста тридцать первый. — Доставай ключи. — Вот они. — Нет, ты — дура… Мимо шли люди. Мы двинулись в конец коридора. — Вот она, четыреста тридцатая. Ключи были огромные. Бедная Филлис — она так силилась… О Боже! Наконец-то дверь открылась. — Ладно, все нормально. Закрой дверь, позвони и попроси, чтобы принесли лед. Лед, дура! Для глаза. Надо остановить кровотечение. Звони. По телефону. Я сниму свой пиджак и лягу в ванной на пол — он прохладный. Потом легко будет отмыть, если запачкаем кровью. Я прошла в ванную — сняла брюки. Осталась в хлопчатобумажной блузке, нижней рубашке и туфлях. Сняла с вешалки банные полотенца — легла на пол и прижала полотенце к глазу. Льется кровь. Дверь открылась. — Что это? — Лед. — Давай сюда и звони доктору. — Куда? — Как куда? Откуда мне знать? Ему домой — в его офис. Вызови Дэвида. — Я здесь, мисс Хепберн. — Послушай, Дэвид, сними туфли, носки и брюки, встань под душ и попытайся отжать кровь из тех тряпок, что я туда бросила. Просто сполосни в холодной воде и положи на коврик. А ты, Филлис, если не дозвонишься до него самого, звони в клинику. Может, там найдется какой-нибудь врач, который бы подсказал нам, что делать. Номера телефонов у меня в записной книжке — в кошельке. Филлис принялась звонить — туда, сюда. Врача найти не удавалось. Поэтому она позвонила в клинику. — Врач у телефона. — Подожди, я сама. Я вошла в спальную комнату — выглядела при этом весьма живописно — взяла трубку. — У меня кровотечение. Я не вижу, откуда течет кровь, потому что не могу надеть свои очки. — Вы, наверное, немножко испугались, мисс Уилбурн (он думал, что разговаривает с Филлис). Советую вам выпить немножко виски… — Виски? — Да, немножко виски. Потом сядьте на кровать, и кровь остановится… — Сесть — мне? — Да, ведь вы лежали? — Да. — Напрасно. Держите голову выше. — Да. — Как вы теперь себя чувствуете? Нормально? — Да, нормально. — Мистер Мастард позвонит вам позже. Я его разыщу. — Благодарю. — Виски… — Виски? — Да, обеим — лед — содовую — кровь останавливается. Я инвалид законченный.
|