Глава вторая. Так как мы чувствуем, что мы видим и слышим, то необходимо либо зрением ощущать [это состояние] видения

Так как мы чувствуем, что мы видим и слышим, то необходимо либо зрением ощущать [это состояние] видения, либо другим чем. Но [в таком случае ощущение] зрения и [ощущение] цвета, как предмета [ощущения], совпадут. Таким образом, или будут два ощущения того же, или ощущение будет ощущать само себя.

Кроме того, если бы [это ощущение]¹ было чем-то иным, чем само зрительное ощущение, то или [этот ряд ощущений] идет в бесконечность или известное ощущение будет [познавать] само себя. Таким образом, надо ото допустить² по отношению к первоначальному [ощущению].³ Но тут есть затруднение. Ведь если ощущать с помощью зрения значит видеть, предметом же видения является цвет или объект, обладающий цветом, то для того, чтобы стать видимой, первоначальная зрительная способность [сама должна] стать цветом. Итак, ясно, что зрительное ощущение не есть нечто однозначное, — ведь когда нет непосредственных зрительных впечатлений, то [все же] мы отличаем зрением nьму и свет, но не таким способом, [как только что указано]; с другой стороны, быть видящим значит быть каким-то образом причастным цвету. В самом деле, каждый ощущающий орган принимает чувственные качества без материи. Поэтому, даже когда удалены чувственно воспринимаемые объекты, в органах чувств остаются гз ощущения и [их] образы.

Чувственно познаваемый объект и ощущение в их актуальном состоянии представляют собою то же самое, но по [способу] бытия они не тождественны. Я имею в виду, например, звук, когда он дан актуально, и слух в состоянии актуальности. Случается, что обладающий слухом не имеет звуковых впечатлений и [предмет], приспособленный для произведения звуков, не всегда звучит. Всякий раз, как [существо], способное к слышанию, действительно слышит, а способное зо к звучанию — звучит, слух в своем актуальном состоянии становится одновременно звучащим звуком, и можно было бы назвать первое слышанием, второе — ива звучанием. Если, в самом деле, движение, действие и страдание происходят в том, что подлежит воздействию, то необходимо и звуку и слышанию в его актуальном виде быть заключенными в слухе потенциально. Ведь актуальное состояние того, что способно к действию и способно двигать, проявляется в страдающем, поэтому вовсе не необходимо, чтобы то, что созидает движение, само бы двигалось. Таким образом, подобно тому, как действие и страдание [происходят] в страдающем, а не в действующем, так и ощущаемое и способное к ощущению в их деятельном состоянии проявляются в том, что способно ощущать.⁴ Итак, актуальное состояние того, что способно к произведению звука, есть звук или звучание способного к восприятию — слух или сльппание, следовательно, в двояком смысле понимается слух, в двояком же смысле — звук. То же рассуждение приложимо и к прочим ощущениям и чувственно познаваемым объектам. Между тем, для некоторых [ощущений] имеются [оба] названия, например, звучание и слышание, у других [ощущений] одно [из двух состояний] не имеет названия; так говорится видение для обозначения деятельности зрения; а для актуального состояния цвета нет названия; [ощущение] способности вкуса называется вкусом, а для вкусового качества [в актуальном его состоянии] нет [соответствующего] названия.

Так как действие чувственно воспринимаемого объекта и действие ощущающей способности тождественны, но [способ] их бытия различен, то неизбежно, что в указанном смысле слух и звук и исчезают и появляются одновременно, равно и предмет вкуса вместес вкусовым ощущением, и подобным же образом все остальные [состояния]. Если же брать [эти пары терминов] в потенциальном смысле, то нет необходимости [предположения такой тесной их связи]. Прежние же естествоиспытатели⁵ говорили неправильно, будучи убеждены, что не может быть ни белого, ни черного без зрения, ни вкусовых качеств без ощущения вкуса. Именно в одном отношении они учили правильно, в другом — неправильно. Ведь поскольку [термин] ощущения употребляется в двояком значении, так же как и [термин] чувственно воспринимаемого объекта: или в смысле потенциальном или — актуальном, то в отношении последнего сказанное подходит, в отношении первого оно несправедливо. Но эти [прежние ученые] высказывали свое мнение безоговорочно относительно того, о чем нельзя говорить в одном смысле.

Поскольку голос представляет собою созвучие, голос же и слух, с одной стороны, составляют как бы что-то одно, с другой стороны — нет [[и не оказываются тем же самым]], а созвучие является соотношением, то также необходимо [признать] известным отношением и слух. Поэтому-то каждое превышение [меры] разрушает слух,— как чрезмерность высоких, так и низких [тонов]; также [излишества] во вкусовых качествах разрушают вкус, и слишком яркое и темное в цветах пагубно действует на зрение, и в обонянии — сильный запах, будь он сладким или горьким, — [всё это объясняется] тем, что [всякое] ощущение является известным отношением. Поэтому и приятно, когда чистые и несмешанные [вкусовые вещества], каковы острое, сладкое или соленое, вводятся в известной пропорции, в осязательных ощущениях — нагреваемое и охлаждаемое,⁶ именно тогда это приятно. Вообще скорее смешение является созвучием, чем высокий или низкий [тон], ведь ощущение есть отношение, чрезмерности же причиняют неудовольствия или действуют разрушающе.

Итак, каждое отдельное ощущение направлено на [определенный] чувственный объект, пребывая в своем чувствующем органе, как таковом, и оно устанавливает различия в усваиваемом объекте, например, ю зрение —[различие] белого и черного, вкус —сладкого и горького. Так же обстоит дело и с другими чувственными ощущениями. А так как мы также отличаем белое и сладкое и каждое чувственно воспринимаемое качество по отношению к другому качеству, то [поднимается вопрос:] посредством чего мы ощущаем [это самое] отличие? Неизбежно — посредством ощущения: ведь всё это чувственные качества. Не ясно ли, что мясо не является этим окончательным чувственно воспринимающим органом;⁷ ведь [в таком случае] было бы необходимо, чтобы такое судящее начало устанавливало бы различия, соприкасаясь с своим объектом. Действительно, невозможно различить посредством отдельных чувств, что сладкое есть нечто отличное от белого, но и то и другое должно быть ясным чему-нибудь единому. Ведь при таком предположении [возможности различения отдельными чувствами] могло бы казаться несомненным, что ощущения отличаются друг от друга и в том случае, если бы одно ощущал, я, другое — ты, [а это нелепость]. Необходимо, чтобы что-нибудь единое засвидетельствовало это различие, — ведь [качество] сладкого отлично от белого. Следовательно, нечто тождественное высказывает это различие. И поскольку оно это утверждает, оно также и мыслит и ощущает.

Итак, очевидно, что невозможно отдельным [органам чувств] устанавливать различия раздельных [объектов]; отсюда также [явствует], что невозможно, чтобы это происходило в разновременные сроки. Подобно тому, как нечто единое устанавливает разницу между добром и злом, также и тогда, когда оно утверждает, что одно не есть другое и другое не есть первое, не случайно [употребляется это] «когда». Вот что я имею в виду: например, я [мог бы] теперь сказать, что это [есть нечто] другое, но, однако, [не в том смысле], что оно теперь другое; [в приведенном же случае] утверждается и [то, что] теперь [я это утверждение высказываю] и что теперь [эта разница налицо], — значит одновременно и то, и другое. Следовательно, [эта обсуждающая способность] есть нечто неделимое и [выявляется] в неделимое время.⁸ Но невозможно, чтобы нечто тождественное, будучи неделимым и проявляясь в неделимое зо время, одновременно бы двигалось противоположными движениями; ведь если взять сладкое, то оно будет приводить в движение ощущение или мысль в одном направлении, горькое — в противоположном, а белое [будет возбуждать ощущение] еще в новом направлении. Итак, не является ли судящая способность одновременно единой и неделимой по числу, по способу бытия — делимой? Ведь будучи известным образом делимой, она ощущает раздельные [предметы], с другой же стороны [эта же способность проявляется] в ее неделимом виде. Ибо по бытию она делима, по месту же и числу нераздельна. Или это невозможно? Ведь тождественное и неделимое потенциально [может заключать в себе противоположности, по [способу] же бытия — не может, а в действительности оно делимо, и невозможно тому же самому [объекту] быть одновременно белым и черным. Следовательно, если ощущение и мысль таковы, [как было сказано], то они не могут [одновременно] принимать формы этих внешних качеств, [т. е. белело и черного].

Впрочем, здесь дело обстоит так, как с тем, что некоторые называют точкой:⁹ с одной стороны, она составляет единство, с другой — она раздваивается, и постольку она делима. В самом деле, являясь неделимой, судящая способность составляет единство и действует одновременно; пребывая же в делимом состоянии,¹⁰ она одновременно дважды пользуется тем же пунктом. Поскольку же она дважды пользуется тем же пределом, она различает два [предмета], и они являются раздельными, как бы благодаря особой способности. Поскольку же судящая способность едина, она пользуется одним [действием] и одновременно.

Вот каким образом определяется то начало, посредством которого, как мы полагаем, живое существо язляется способным к ощущению,