Глава десятая. Ясно, что стремление и ум, эти две способности, являются движущими силами, если истолковать воображение в качестве своего рода мысли; ведь [люди] во многих

Ясно, что стремление и ум, эти две способности, являются движущими силами, если истолковать воображение в качестве своего рода мысли; ведь [люди] во многих обстоятельствах вопреки [предписаниям] разума следуют за образами своей фантазии, а другим живым существам свойственны не мысль, не разум, а [как раз] воображение. Обе способности — ум и стремление — обусловливают, таким образом, движение в пространстве, [а именно] ум, направленный на известную цель, и деятельный; от теоретического ума он отличается целенаправленностью. Всякое стремление также появляется ради чего-нибудь. То, ради чего возникает стремление, составляет исходную точку практического разума: предельная [цель]¹ и есть источник деятельности. Таким образом, нужно считать совершенно правильным взгляд, что движущими силами являются эти две способности — стремление и практический ум. Именно движет то, чего хочется, и благодаря этому приводит в движение рассудок, так как желаемое представляет исходную точку для [практического] ума. И воображение, когда приводит в движение, также не движет без стремления. Несомненно, приводящий в движение предмет стремления² — един.

Ведь если бы приводили в движение две способности — ум и стремление, то они делали бы это сообразно общей цели. Теперь ясно, что ум не приводит в движение без стремления. Ведь воля есть стремление. Всякий раз как происходит осмысленное движение, движение это осуществляется сообразно волевому решению. Между тем, стремление движет вопреки разуму, ведь желание есть некое стремление. В самом деле, ум всегда [действует] правильно; стремление же и воображение то правильно, то неправильно. Поэтому приводит в движение всегда предмет стремления, но это есть либо [действительное] благо, либо благо кажущееся, однако, не всякое, но [только] связанное с действием благо, а благом, осуществляемым в действии, является то, что может оказаться и другим³.

Итак, ясно, что приводит в движение такая способность души, которая называется стремлением. Для тех же, кто различает части души, поскольку [эти исследователи] классифицируют по способностям и расчленяют их, [этих способностей] оказывается очень много: растительная, ощущающая, разумная, волевая, также способность стремления; все они больше отличаются друг от друга, чем способность желания и мужество. Стремления [могут] оказаться противоположными друг к другу, а это случается, когда ум противостоит желаниям, возникает же это у тех, кто обладает чувством времени (ведь ум приказывает воздерживаться ввиду будущего, желания же [побуждают считаться] с [получаемым] тотчас⁴, поскольку [получаемое] тотчас удовольствие и кажется действительном удовольствием и подлинным благом вследствие того, что не предусматривается будущее), между тем способность стремления, как таковая, в качестве движущего начала, по роду едина, на первом же месте [стоит] предмет стремления (он-то ведь и движет, будучи неподвижным в силу того, что он мыслится или воображается), нумерически же движущее начало многообразно.

Существует троякое, во-первых — движущее, во-вторых — то, чем производится движение, и в-третьих — приведенное в движение, при этом движущее [в свою очередь] двояко: это — или неподвижное или одновременно движущее и движимое; неподвижное же есть [действенно] созидаемое благо, движущее и движимое — способность стремления (ведь движется то, что стремится, поскольку оно стремится, и стремление в своем действенном состоянии представляет собою движение), а движимое — это живое существо. Орган же, которым стремление осуществляет движение, есть уже нечто, связанное с телом. Поэтому о нем следует говорить при [исследовании] общих действий тела и души. Теперь же [достаточно] вкратце указать, что движущее при помощи органа есть то, у чего начало совпадает с концом подобно сочленению⁵. Ведь здесь [совмещаются] выпуклое и полое, одно из них — конец, другое — начало; поэтому одно покоится, другое движется, по понятию они различны, пространственно же — неотделимы. Все движется толчком и притяжением; поэтому необходимо, чтобы, как в круге, нечто пребывало [неподвижным] и отсюда начиналось бы движение.

Вообще же, как сказано, поскольку животное обладает способностью стремления, постольку оно приводит само себя в движение. Способное же к стремлению не может быть без воображения; всякое же воображение либо рассудочное, либо чувственное. Последнее свойственно и другим живым существам.⁶