Глава двенадцатая. 1. Это знаменитое в истории психологии и теории познания сравнение послужило гранью для характеристики противоположности между априоризмом (идеализмом) и

1. Это знаменитое в истории психологии и теории познания сравнение послужило гранью для характеристики противоположности между априоризмом (идеализмом) и сенсуалистическим материализмом. Очень показательна для истории идеологической борьбы вокруг Аристотеля исходившая от господствовавших школ интерпретация этого тезиса Аристотеля, причем, надо признать, сам Аристотель дал этому повод ввиду того промежуточного положения, которое он занял в психологии: материалистическое по своему основному направлению, учение Аристотеля сохранило многие элементы идеалистической мысли Платона. Глава новоевропейской идеалистической мысли Гегель писал: «Говорят, что у души все ее ощущения запечатлеваются исключительно под воздействием внешних вещей — подобно материалу печати, воздействующему на вещество воска, и заявляют, что это и есть философия Аристотеля... Ни в какой мере душа не является пассивным воском и не получает извне своих определений, скорее Аристотель хочет сказать, что дух отталкивает от себя материю... В ощущении душа пассивна, но восприятие ощущения не таково, как у воска, оно в такой же мере является активностью души» («Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie», 1842, ч. II, стр. 336—337). По поводу интерпретации Гегеля В. Ленин писал: «Аристотелю приписывают прямо обратное его мысли..., — всё ради того, чтобы доказать: «Аристотель таким образом не реалист»... «Подделка Аристотеля под идеалиста XVIII—XIX века». Желанию во что бы то ни стало придать Аристотелю прямолинейный вид идеалиста отдали дань все интерпретаторы психологии Аристотеля. (Ср. Тренделенбурга, Целлера, Шенье). Интересным исключением среди толкований идеалистов-интерпретаторов является точка зрения Бернарда Риттера по данному вопросу (не смешивать с известным историком философии Риттером). Риттер пишет: «Все внимание Аристотеля устремлено на телесные процессы; он почти повсюду больше физиолог, нежели психолог». Выписав интересующее нас сравнение (424а17 и далее), Риттер замечает: «αίσJητά είδη представляют собой чувственные формы... Несомненно, здесь, как и в аналогичных местах, дело сводится к механическому процессу, посредством которого чувственные формы внедряются в чувствующий орган. Всякое сомнение отпадает, если сопоставить с выдержками из «О памяти» (450а25). Состояние изначального органа чувств, называемого здесь памятью, сравнивается с картиной и говорится: «Возникающее движение наносит как бы некий отпечаток чувственного качества подобно тем, кто делает изображение печатью». Что это «нанесение», так же как «отпечаток», безусловно материального порядка, явствует из 450bЗ: «У некоторых [живых существ не остается впечатлений] вследствие сношенноcти, как у старых построек, [стены которых] сглаживаются, или же чеканка не вызывает впечатления по причине сухости воспринимающего органа». Риттер заключает: «Материализм составляет действительный основной взгляд научной практики нашего мыслителя, к которому он по преимуществу прибегает при конкретной обработке большинства явлений» («Основы учения Аристотеля о душе», 1880 г., стр. 20—21).

2. Толкование Софония. «И разумно, что это так происходит, — ведь если бы чувственность воспринимала не только форму, но и материю вещей, она становилась бы самими вещами, и получалось бы не ощущение, а прирост или разрушение».

3. Согласно характеристике Кампе, это важное для психологии Аристотеля понятие сводится к следующему. Этот орган общего восприятия, это важнейшее средоточие всякой воспринимающей деятельности, главная ощущающая способность (τό πρω̃τον αίσJητι х όν), основное чувствилище (τό πρω̃τον αίσJητήριον), принцип ощущения (άρχή τη̃ς αίσJήσεως, ή αίσJητι х ή ρχή), ощущающая сила (ή αίσJητι х ή δύναμις) до всякой другой, соответствует самой воспринимающей душе. Седалище этого органа — в середине тела (έν τψ̃ μέσψ τού σώμαος), это сердце, но не все сердце, а часть его, соответствующая принципу или основе этой души (ώστ' άνάγхη х αί τη̃ς αίσJητι х η̃ς х αί τη̃ς Jρεπτι х η̃ς ψυχη̃ς έν τη̃ х αρδία τη̃ν άρχήν εί̃ναι τοι̃ς έναίμοις). В качестве общего воспринимающего органа, в котором сосредоточиваются все актуальные восприятия, внутреннее чувство охватывает вое пять видов воспринимаемых объектов и составляет общее чувство (τό αίσJητιхόν πάντων) (стр. 95 — 96, 101).

4. Интерпретаторы и переводчики расходятся в вопросе о том, что с чем сравнивает Аристотель. Одни полагают, что основной орган чувств сравнивается с воспринимаемым (Кирхман, Хаммонд, Казанский), другие, что орган чувств сравнивается со способностью ощущения (Уоллес, Родье, Смит, таков и латинский перевод в издании Дидо; также толкуют Темистий и Филипон, сопоставляя άίσJησις и αίσJητήριον). Наш перевод примыкает к последнему толкованию, поскольку в предшествующей фразе нет никакого упоминания воспринимаемого, чувственно познаваемого. В заключительной фразе «ведь, иначе ощущающее оказалось бы величиной» под ощущающим мы понимаем ощущающую способность, а не орган; если разуметь последний (как Родье), то фразу надо интерпретировать не в отрицательном, а в положительном смысле.»

5. Дуалист Кирхман пишет по поводу этого места у Аристотеля: «Нужно указать, почему растения не воспринимают форм предметов. Аристотель приводит, как доказательство, что у растений нет «средины»; здесь подразумевается единящая сила души, которая сводит многообразие восприятия к единому представлению. Это напоминает Канта... От отсутствия восприятий у растений заключают об отсутствии центра (средины). Как известно, не только поэты (Тассо, Ариост), но и философы допускали одушевление растений. Если Аристотель признает за растениями растительную душу, то при постепенной градации способностей по видам организмов, не невероятно, что и у более развитых растений может обозначиться ощущение, хотя бы еще очень тусклое».

6. Буквально: с материей; т. е. когда растения принимают форму чего-либо, они одновременно принимают и материю этого воспринимаемого (Уоллес).

7. Считаем, что выставляемое Аристотелем положение имеет общий характер, в соответствии с интерпретацией Симплиция, Филопона и Софония, толкующих, что ούδέ τω̃ν δυνατω̃ν = τω̃ν δυνατω̃ν παJει̃ν τι (таковы переводы Уоллеса, Хаммонда, Родье). Буссе (вслед за ним Смит) принимают подлежащее «существа, которые могут обонять» (коррелятивно к стоящему выше τω̃ν άδυνάτων όσφραν Jη̃ναι), не считаясь с предшествующим общим положением («тот же вывод приложим и к остальным ощущениям», — это суждение переносится ими через фразу ниже), ни с общим характером последующего рассуждения («это явствует также из следующег — ни свет, ни тьма...»).

8. Аристотель не знал о существовании электричества и приписывал воздуху разрушающую силу молнии.