Схимник. 4 страница

два, три? Грозовой фронт над Улан-Удэ! Не хотят нас там видеть! Так что если тебе надо, ты и

дожидайся. А мы... - тут я на секунду задумался, посмотрел в глаза Аглаи и продолжил: - Сядем

сейчас на самолет и полетим обратно.

- Милый, дорогой, Данилушка, как я рада! Господи, как я рада! - Аглая обняла меня, и наши

губы снова встретились.

Через пять минут мы уже были в зале ожидания.

- Дай мне свой паспорт, - сказала Аглая, - я пойду, куплю нам с тобой билеты до

Петербурга.

Я отдал ей паспорт. Она улыбнулась мне своей удивительной улыбкой и тут же растворилась в

толпе.

Данила, - маленький монах смотрел мне прямо в глаза, - это Мара.

- Что?! Какой Мара? Ты что, совсем?! Того - ку-ку?! С дуба рухнул?!

- Говорил ли тебе мой Учитель, что Мара будет искушать тебя? - прошептал Агван.

- Ну и что с того? Аглая тут при чем? Какой, к черту, Мара?! Она хорошая, я полюбил ее с

первого взгляда. Понимаешь ты - я полюбил! Господи, да что ты вообще можешь в этом понять?!

- Мара хочет остановить тебя. И потому все средства хороши. Я не знаю, плохой она человек

или хороший. Это не имеет значения. Я не знаю, любишь ты ее или только кажется тебе, что ты

любишь. Это не имеет значения. Мара указывает тебе обратный путь - вот что важно!

- Слушай, это какая-то ерунда! Я встретил девушку, она замечательная. Мы словно бы с ней

сто лет знакомы. Неужели же ты думаешь, что я вот так возьму и откажусь от нее из-за бредней

полоумных монахов? Ты вообще видел, какая она?!

- Данила, ничто не имеет значения. Ты должен ехать дальше, - Агван и не думал сдаваться.

- Да что ты о себе возомнил? Все, мы закончили этот разговор! -заорал я.

- Мальчики, что мы ссоримся? - послышался сзади игривый голос Аглаи. - А я билеты нам

с тобой купила. На... - она протянула мне билет до Питера и паспорт.

Но едва я ухватился за них, как Агван сжал вдруг мою руку и, закрыв глаза, что-то быстро

забормотал:

- Ом Ман Падме Хум...

И в одно мгновение все вокруг меня переменилось. Я словно бы летел, падал в какую-то трубу,

уши заложило от ужасного свиста, в глазах рябило от мигающей, словно бы неоновой

иллюминации.

- А-а-а! Где я?!

- Слушай меня, Данила, - раздался откуда-то сверху голос Агвана. - У тебя всегда есть

выбор. Выбор есть всегда. Но никто не знает последствий своего выбора. В этом причина ошибок.

Тысячи людей во всех частях света молятся сейчас о твоем выборе. Вот почему один раз тебе

дозволено нарушить Закон и узнать последствия своего выбора. Один раз...

- Что со мной?! О чем ты говоришь?! - кричал я.

- Ты увидишь сейчас свое будущее. Это последствие твоего решения...

В этот миг мое падение приостановилось, я оказался в неизвестном мне месте. Все объекты

вокруг выглядели, словно бы нарисованные в компьютерной программе. Я увидел себя и рядом

Аглаю.

Мы, как мне показалось, только что поженились. На ней было белое платье, на мне - костюм.

Вдруг появилась огромная машина, из нее вышел человек. Он ругался на Аглаю, а потом

затолкал ее в свой автомобиль. Она не сопротивлялась. Меня стали бить какие-то люди. Били

жестоко, с удовольствием. Еще через секунду я увидел, как ругаюсь с Аглаей на пороге богатого

особняка. Она мне отказывает, я настаиваю, хватаю ее за руку и увожу. Мужчина что-то ехидно

кричит нам в след.

- Что это, Агван?! - я не мог понять, что происходит, не верил своим глазам.

- Ты женишься на Аглае. Но она никогда не забудет своего прежнего жениха. И он ее не

забудет. Она станет уходить от тебя к нему и от него - к тебе. Ты беден, он богат, а она -

человек. Думай сам...

Далее - махонькая, обшарпанная квартирка. Аглая постарела, я вижу ее в фартуке на

замызганной кухне. Она стала в два раза толще, ее поседевшие волосы небрежно убраны назад.

Вокруг бегают дети - мальчик и девочка. Аглая ругается на меня, тычет на детей пальцем и

уходит, хлопая дверью. Ее лицо искажено судорогой, в ней все - ненависть, презрение, отчаяние,

злость. Я отхлебываю из горла бутылки с прозрачной жидкостью и что-то ору ей вслед.

Вдруг вокруг меня снова все меняется - «переход на другой уровень». Я стою на улице

неизвестного города, вокруг чудовищный урбанистический пейзаж. Дыхание сводит от едкого

запаха прогорклой гари и гниения. Кругом грязь, странные люди, разбитые и сожженные

автомобили. Начинается перестрелка. Пока один магазин грабят, в другом продолжается торговля.

Видимо, это обычная ситуация для этих мест. На углу другая потасовка, женщины бьют

немощного старика.

 

-Господи, что это?! кричу я, чувствуя. как мертвецкий холод бежит по моей спине.

- А это мир, в котором тебе предстоит жить. Правда, это не весь мир, только его половина.

Это «низший» из двух миров, здесь царствует насилие: сильный выживает за счет слабого, а

слабый - за счет того, кто еще слабее. У этих людей не осталось ничего святого, они влачат

жалкое существование, уничтожая друг друга. Наркотики здесь доступнее хлеба, дети с

малолетства держат в руках оружие, а болезни похожи на средневековые эпидемии. Эти люди

знают, что живут в Аду. Вот почему они живут по законам Ада.

Есть еще и второй мир, «верхний», куда тебе не попасть. Новый Рай огорожен высокими

стенами, там живет высшая каста. Она сосредоточила в своих руках все богатства мира, утопает в

роскоши и тешит себя холодным цинизмом. Человек не оправдал надежд гуманизма, высшая каста

покровительствует только тем, кто полезен. Она живет за счет технологий и защищается от низшей

касты, которая предоставлена самой себе. Здесь побеждены болезни, но старость и немощь

заставляет людей искать смерти. Смерть кажется им теперь благом.

- Это ужасно! - мне становится дурно, мне кажется, что сейчас я потеряю сознание.

- Дальше ты не можешь видеть, - останавливает меня голос Агвана. - Возможно, люди

«низшего» мира погубят друг друга, и планета уподобится пепелищу. Может быть, они разрушат

«верхний» мир, но тогда окончательно погибнет наша цивилизация. Это результат твоего выбора.

Все зависит от твоего выбора, Данила. Выбор есть всегда.

 

Видение пропало. Я снова здесь - в аэропорту Красноярска. Аглая протягивает мне билет до

Петербурга, а я держу его кончиками своих пальцев. Но холод все так же гуляет по моей спине,

жуткая нервная дрожь сотрясает мои ставшие ватными ноги. Дыхание прервано комом, который

стоит у меня поперек гортани. Голова раскалывается от боли и тяжести. Я сдерживаю

подступающие, идущие изнутри рыдания.

- Спасибо, Аглая, - говорю я и беру из ее рук свой паспорт.

- Мы вылетаем через три часа, а пока можем пойти в ресторан. Мне сказали, что он на втором

этаже.

- Аглая, я не могу сейчас лететь в Петербург, Возвращайся одна, я приеду через несколько

дней...

- Что это значит?! - ее лицо исказила судорога. - Ты можешь вот так взять и единолично

принять решение, которое касается нас обоих?!

- Аглая, мне действительно нужно сделать одно дело. Это очень важно, правда. Мы

расстанемся ненадолго. Я приеду к тебе, и если ты меня действительно любишь...

- Важно не то, люблю ли я тебя, важно то, любишь ли ты меня!

- Я люблю тебя, Аглая. Я полюбил тебя с первого взгляда. Я прошу тебя только об одном

одолжении - чуть-чуть подождать...

- Да пошел ты! - она швырнула в меня билетом, развернулась и зашагала прочь, печатая шаг

шпильками туфель.

- Аглая! - я крикнул ей вслед, но она не остановилась.

Я сел в кресло и пару минут находился в состоянии полной прострации. Холодный пот прошиб

меня, выступил на лбу. Несколько раз я порывался встать и броситься ее разыскивать. Но всякий

раз останавливался, глядя на своего маленького спутника. После экскурсии, которую он мне

устроил, Агван выглядел ужасно - лишившимся сил, выжатым, истощенным.

- Агван, - я тихо позвал его. - Я еду дальше. Слышишь? Не расстраивайся. Я еду дальше.

Все будет хорошо. Прости меня.

Мальчик посмотрел на меня и тихо улыбнулся. Благодарность и понимание было в этой

улыбке. На миг мне показалось, что он значительно старше меня - мудрее, опытнее. Не знаю,

почему мне так показалось, но я чувствовал в этой детской еще душе неизвестную мне прежде, но

восхищавшую меня теперь внутреннюю силу.

- Мой Учитель, - прошептал Агван, - говорил: «Не путай любовь и желание. Любовь - это

солнце, желание - только вспышка». Желание ослепляет, а солнце дарит жизнь. Желающий готов

на жертвы, а истинная любовь не знает жертв и не верит жертве - она одаряет. Любовь не

отнимает у одного, чтобы дать другому. Любовь - это суть жизни. А свою жизнь не отдашь

другому.

Данила, я еще мал, это правда, но послушай меня. Желание только кажется благом, но оно -

опаляющее душу пламя, это пожар - слепой и жестокий. Если ты любишь тело - это только

желание. Любовь - это отношение к человеку, а не к его телу. И тут тайна любви. Всю жизнь мы

пытаемся найти самих себя. Это большой и непростой путь. Но насколько же сложнее найти

внутренний свет в другом человеке!

Вот почему любовь не рождается сразу, сразу возникает только желание. Те, кто не могут

отличить любовь от желания, обречены на страдание. Те, кто жертвуют, те - не любят. Тот, кто не

нашел самого себя, еще не может любить.

Я слушал слова маленького монаха, и сердце мое замерло. Я понял вдруг, почему до сих пор я

был так несчастен. Никто не говорил мне это раньше - бояться нужно не любви, а своего желания.

Я всю жизнь боялся любить, но никогда не боялся своих желаний. Они ослепляли меня, и я падал в

бездну. Почему я боялся любить? Для этого я ещё не нашел самого себя, «это большой и непростой

путь».

- Данила, - у меня над головой снова прозвучал голос Аглаи.

- Что ты хочешь, Аглая? - отозвался я.

- Неужели же ты вот так возьмешь и бросишь меня? - удивление в ее голосе смешалось и с

раздражением, и с недоверием.

- Аглая, оставь мне свой телефон. Если хочешь. Я позвоню сразу же, как приеду.

- Придурок! Ты форменный придурок! Кретин! Как я вас всех ненавижу! - она притопнула

ножкой, разрыдалась и бросилась прочь.

Сначала я хотел встать и догнать ее. Но потом подумал - у нее ведь тоже есть выбор. Выбор

есть всегда.

 

Mы шли пo московским улицам к дому. Данила ввел меня в маленькую однокомнатную

квартиру-хрущевку, которую снял на деньги вырученные от продажи своей питерской комнаты.

«Это странная история», - сказал он.

«Ты все делал правильно», - ответил ему я.

Данила улыбнулся и предложил мне скромный ужин. Мы наскоро перекусили. Он заварил чай,

разлил его по кружкам и продолжил рассказывать...

 

В аэропорту объявили, что вылет нашего рейса откладывается на ближайшие двенадцать часов.

Короче говоря, погода нелетная - отдыхайте, граждане!

- Мы должны идти, - сказал ученик Ламы.

- Ну куда мы пойдем, Агван? Погода нелетная. Поездом, что ли... - или куда-либо не

хотелось категорически.

Это не имеет значения. Мы должны найти способ, - ответил Агаан.

-Может, дождемся, когда начнут летать самолеты?

- Погода не наладится, иока мы не найдем способа добраться до места как-то иначе.

- Опять Мара не пущает? - я неловко пошутил.

- Это не имеет значения, - с обычной для себя серьезностью ответил Агван.

- Да что ты заладил! «Не имеет Значения», «не имеет значения»! Ерунда какая-то! - я

рассердился.

- А что имеет значение?

-- Твоя готовность, -ответил Агван, встал, вскинул на плечи котомку и пошел. -. А... Черт

бы тебя побрал! - я встал с кресла, изображая недовольное ворчание. - Где вас таких находят

еще... Непонятно.

- Не имеет значения! - маленький монах хитро улыбнулся.

Мы прошли по аэропорту и оказались рядом с VIP -зоной. Нас остановил веселый крупный

мужчина средних лет. Он был просто одет, держал в руке какие-то бумаги и, казалось, заговорил с

нами с одной; лишь целью - как-то скоротать время:

- Ребята, а вы куда собрались?

- Нам в Иркутск надо. До Улан-Удэ - никак, а мы опаздываем, - ответил Агван.

-- И чего тут -ищете - продолжил свой допрос незнакомец.

- Частникам погода не указ. Так, может, чей-то самолет полетит?.

-- Полетит, - ухмыльнулся мужчина. - А с кем можно переговорить?

- А со мной и переговорите, - предложил незнакомец.

- Нам очень надо в Иркутск. Важное дело, - Агван говорил с такой серьезностью, что я чуть

было не рассмеялся.

- Что за дело-то?

- Я человека везу, ему надо до завтрашнего вечера в монастырь попасть.

- Да, важное дело, нечего сказать! - расхохотался наш собеседник.

- Важное, - серьезно ответил Агван. - Ну так поможете?

- А чего не помочь, помогу, - согласился вдруг мужчина.

Тут я решил вмешаться:

- А вы уполномочены решать такой вопрос? - спросил я.

- Отчего ж не уполномочен? Мой самолет. Кого хочу, того и вожу, - сказав это, незнакомец

улыбнулся и подмигнул Агвану. - Вы, чувствуется, не местные.

- Нет, не местные, мы из Питера, - ответил я.

- Серьезно?! - он сделал вид, что ему это приятно слышать, мол, уважает. - А я-то думаю

- чего не признаете? Или телевизора не смотрите.

- А вы кто? - удивился я.

- Я, дружок, хозяин Сибири, - ответил незнакомец. - Николаем зовут. А вас как?

Мы представились.

- Ну-ка, берите мои сумки, вон там. И давайте мигом на посадку, - скомандовал хозяин

Сибири.

 

Я в жизни не видел такого самолета! Маленький, аккуратный, изнутри весь отделанный кожей,

с широкими удобными креслами и большим столом посередине салона.

Николай сначала обсуждал какие-то вопросы со своими помощниками, потом просмотрел

бумаги, отдал несколько распоряжений и обратился к нам:

- Не боитесь лететь-то? Погода не ахти... - он сел напротив нас и с удовольствием посмотрел

в иллюминатор.

А любоваться было на что - мы летели над холмами, сплошь покрытыми лесом, над

быстрыми реками и прозрачными озерами. Бескрайние просторы Сибири простирались, насколько

хватало глаз. И весь этот российский Клондайк, как оказалось, принадлежал нашему новому

знакомому.

- Нам надо спешить, - ответил Агван.

- Ну, с этим все понятно. Он буддийский монах. Будет уважаемым человеком. А ты будешь

уважаемым человеком? - спросил Николай, обратившись ко мне.

- Время покажет, - я уклонился от прямого ответа.

- Будущее только следствие прошлого. Показывает то, что было, а не то, что будет, - сказал

 

Николай и со странной усталостью посмотрел мне в глаза. - Ты кем работаешь-то?

- Я не работаю сейчас. Как из армии пришел, так: и не работаю. Поучился, но все пустое.

- А где служил? - нехотя спросил меня хозяин Сибири.

- Да... В Чечне.

- В Чечне?! Воевал?! Правда, не брешешь? - Николай словно ожил.

- А что? -я же, напротив, напрягся; никогда не знаешь, чего от таких разговоров ждать.

- Я в Афгане был, - сказал Николай, его лицо в один миг просветлело,морщины

разгладились..

- Интернационалист, значит. А я, получается, что националист, - мрачно пошутил я.

- Да ладно тебе! Пехота? Артиллерия? --Спецназом звали.

- Ну, брешешь... - он посмотрел на меня с недоверием.

- Может, и брешу, а звать - звали.

-Слушай, Данила, а давай я тебя к себе на работу возьму? - его предложение казалось

искренним.

- Охранником, что ли? Нет. Не хочу, спасибо. Не могу оружие в руках держать. Руки чешет.

- Да не нужны мне охранники! Мне сообразительные люди нужны - молодые,

перспективные, амбициозные. Ты посмотрит, какая странато, сколько в ней всего, а управлять

некому. Страдает земля без хозяев. Нужны ей хозяева, а взять негде. Положиться мне не на кого,

понимаешь, Данила! Стержень потерял наш народ. Душа у него широкая, а силы нет. Духа ему не

хватает. Поиздержался,

Я тебе серьезно говорю. Давай ко мне в компаньоны! Я тебе сначала несколько месторождений

выделю - будешь осваивать. Получится, так большим начальником сделаю. У меня и заводы есть

бесхозные, и прииски заброшенные. Много дел надо делать, а рук не хватает. Все стоит, ждет тебя,

Данила.

Ты слушай меня! Большим человеком станешь, уважать себя будешь. А так - кто ты есть?

Пустое место? Куда это годится? Зря ты, что ли, кровь проливал, зря товарищи твои погибли? Нет,

брат, это нехорошо. Ты родину защищал, а теперь бери ее, осваивай. С автоматом наперевес бегать

- дело нехитрое. А вот работать, жизнь налаживать - дело стоящее! Не робей, Данила.

Соглашайся!

Николай прямо горел, светился весь. И столько в нем было энергии, столько силы, столько

желания! Это завораживало. Да я и сам чувствовал сейчас прилив внутренних сил. Военное

братство - вещь особенная, ее не разъяснишь. Кто не знает, тот никогда не поймет.

И вот вдруг передо мной могущественный человек, который чувствует так же, как и я,

понимает жизнь так же, как ее понимаю я. И мне не нужно перед ним ни унижаться, ни юлить, ни

создавать какое-то впечатление, ни объяснять что-то. Мы понимаем друг друга без слов, потому

что у нас одно прошлое И сейчас оно делает наше будущее.

 

Я представил себе, как буду, разрабатывать месторождения, руководить людьми, поднимать

заброшенные производства, проводить большие проекты. У меня будет возможность реализовать

себя, стать таким же сильным и уверенным в себе человеком, как Николай. И кому, как не мне, он

может доверить свое дело? Ведь мы с ним одной крови, пережили то, что другим и не снилось. Я

буду хозяином Сибири! Пусть и не таким, как Николай, но все же! От этой фантазии у меня даже

голова закружилась.

- Да ты смотри, смотри! - Николай тыкал пальцем в иллюминатор. - Тут же работы на

целую жизнь - делай, не переделаешь. У меня конкурентов нет. Я тут главный, тут все мое! Но

пока развитие стоит, буксуем. Люди нужны, а где их взять? А ты такой человек, как мне нужен, я

по глазам вижу. Спецназ - он везде спецназ. Мы друг друга в беде не бросаем.

- Не бросаем! - подтвердил я.

- Ну так что, согласен? Ни о чем не беспокойся, все устрою, во всем помогу. Нуждаться не

будешь, а сколько унесешь - все твое. Моим человеком станешь. Согласен? Давай! Приступишь к

работе завтра! И учти, я таких предложений два раза не делаю. По рукам? - хозяин Сибири

протянул мне свою большую квадратную ладонь.

И только я принял его рукопожатие, как Агван, сидевший все это время рядом, взял меня за

плечо и снова что-то быстро забормотал:

- Ом Ман Падме Хум...

Меня сжало со всех сторон. С бешеной скоростью я превращался в уменьшенную копию

самого себя. И вдруг резкий звук, толчок, нестерпимая боль, и я превратился в сгусток энергии.

Волной меня понесло вдоль сцепленных рук, через рукопожатие, и я оказался внутри моего

собеседника.

- Агван, что ты делаешь?! - закричал я.

- Мара искушает тебя, Данила. Он хочет купить твое решение - властью, силой, деньгами.

Ему нужно только одно - остановить тебя. Ты один стоишь у него на пути, и он искушает тебя.

Больше ты не можешь видеть последствия своего решения, этот шанс ты уже использовал.

Но тысячи людей во всех частях мира продолжают молиться о твоем выборе. И потому у тебя

есть возможность взглянуть на этого человека изнутри. И это ты можешь сделать лишь однажды.

Ты делаешь это теперь. Он сулит золотые горы, но каково сердце у владельца золотых гор?

- Агван, я все понял! Не нужно! Оставь мне этот шанс! - закричал я.

- Поздно, Данила. Теперь смотри...

И я увидел сердце владельца золотых гор. Светлое пятно, которым оно было когда-то, теперь

утопало в черных, растущих на глазах язвах. Оно покрылось темнотой и зачерствело.Свет уже не

бился в нем, как прежде, а лишь слабо мерцал. Забота о деньгах, больших, чем ему были нужны,

съели этого человека. Все его мысли, все его чувства, прежде светлые и свободные, были теперь

розданы заботам о пустоте.

Я видел, как он проводит совещание, -идет по заводским цехам, дает инструкции, куда-то едет,

участвует в переговорах. Он смотрит отчеты своих подчиненных и с руганью кидает им их в лицо.

Его просят о помощи, но он отказывает. Другим же он дает толстые пачки денег, и эти люди,

ничего не говоря, убирают их в стол. Потом снова какие-то разговоры на повышенных тонах,

угрозы и страх.

Далее рестораны, казино, ночные клубы. Девушки, мечтающие о его деньгах. Лживые друзья,

надеющиеся на совместный бизнес. Дорогие машины, дорогие костюмы, дорогая жизнь. А вот его

дом - огромный, похожий на музей - пуст. Жена и дети живут за границей. Он разговаривает с

ними во телефону - сухо и официально. Чуть позже недовольным голосом дает распоряжение о

переводе каких-то денег.

Глубокая ночь. Он сидит в большой темной комнате у не разожжённого камина. Белый

порошок... Тьма.

Все это я вижу словно бы внутренним взором, я смотрю на его сердце и вижу эти картины.

Пустое, съеденное изнутри сердце. Когда-то в

нем был свет, когда-то оно билось, и в этом биении звучало дыхание жизни. Это сердце умело

чувствовать, оно хотело любить. «Иметь или быть?» - вот вопрос который стоял перед

обладателем этого сердца много лет назад. Теперь он имеет все, и его нет.

Видение пропало.

 

Ах, - я сжался от боли, высвободил руку из рукопожатия и схватился за грудь; казалось, будто

бы раскаленный двадцатисантиметровый гвоздь вонзился в эту секунду мне в сердце.

- Что с тобой?! Ты нездоров? - в глазах у Николая читалось недоумение. - Эй, как тебя там

- Актай, Албан, Агван? Что ты с ним сделал?! Что это за молитва?

- Он не может остаться с тобой, - спокойно ответил Агван. - Он должен ехать в монастырь.

- Да, не могу, - прохрипел я, превозмогая чудовищную боль. - Мне надо ехать...

- Сумасшедшие...

Я потерял сознание. Когда очнулся, мы уже сидели в аэропорту Иркутска, в общем зале.

Погода была ужасная, даже в здании слышался дождь. Он неистово хлестал по кровле, стучался в

окна, тянул через двери промозглым ветром. Как только мы смогли приземлиться...

- Данила, - позвал меня маленький монах. - Тебе лучше? Давай, держись, мы уже близко.

Осталось совсем чуть-чуть. Мара теряет силы. У нас все получится!

- А где Николай? - спросил я.

- Уехал, - Агван печально улыбнулся. - Думаешь, ты ему нужен? Нет, Данила. Ему никто

не нужен. Он сам себе не нужен. Да его и нет. Хотел все купить и все купил. Большая была

душа, многое было дано. Но все зависит от выбора, а выбор есть всегда.

- Куда мы теперь?

- На вокзал. На поезде поедем. Погода только хуже становится, - Агван надел на свои плечи

котомку и сделал мне знак, что надо идти.

 

Совсем стемнело. На город oпycтилась ночь. Маленькую кухоньку освещала одинокая

лампочка, висящая под самым потолком на одних проводах.

За окном шел дождь, как в ту ночь, в Иркутске. Стало холодно. Данила встал, зажег

конфорку. Потом сел на свое место и продолжил рассказ.

 

Через час мы уже были на железнодорожном вокзале. Агван взял билеты. До отправления

оставалось еще несколько часов. Мы расположились в зале ожидания и задремали. Я проснулся от

оживленного разговора где-то по соседству. Мой маленький спутник весело смеялся, беседуя с

пожилой супружеской парой.

- Агван, смотри, Данила проснулся, - сказала женщина.

У нее были монголоидные черты лица - достаточно большие, но раскосые, карие глаза,

широкие скулы и странный нос без переносицы.

- Данила, познакомься, - сказал улыбающийся Агван. - Это Ользе, она бурятка, как и я. А

это ее муж - Сергей Константинович.

Старики уважительно качнули головами в мою сторону. Ользе тут же пригласила меня к

импровизированному столу:

- Данила, присоединяйся к нам, тебе надо перекусить.

- Спасибо, с удовольствием. - ответил я и подсел к компании.

На льняной салфетке были разложены домашние пирожки, разные овощи и приправы к ним.

- Видно, сильно проголодался, - сказал старик, глядя на то, как я уплетаю за обе щеки.

Сергею Константиновичу было, как мне показалось, лет семьдесят пять. Выглядел он очень

аристократично - высокий лоб, копна седых волос, круглые очки, усы и аккуратная

профессорская бородка.

- Мы проделали большой путь. Едем в буддийский монастырь по воле моего Учителя, -

признался Агван.

- Это хорошо, - сказала Ользе, - мы тоже поближе к святым местам перебираемся. Умирать

скоро, да и внука повидать надо. Скучаем по нему... Как он там?..

- А вы не здесь живете? - спросил Агван.

- Я родилась на Байкале, но отец отправил меня в Ленинград, учиться. В университете мы с

Сергеем Константиновичем и познакомились. Он был на философском, а я на филологическом.

Потом война, блокада... Теперь одни остались. Дочка умерла в родах, оставила нам мальчонку. А

он вырос да уехал. При буддийском монастыре живет, надо повидать, попрощаться.

Я смотрел на этих стариков и дивился их отношениям. Они прожили вместе более пятидесяти

лет, а казалось, будто бы только вчера познакомились. Сергей Константинович заботливо оберегал

Ользе, а она ухаживала за ним.с удивительной нежностью и уважением. Они, казалось, были

частью единого целого - интеллигентные, умные и невероятно добрые.

Объявили, что поезд на Улан-Удэ подан под посадку. И тут выяснилось, что мы с нашими

новыми знакомыми едем одним поездом, даже в одном вагоне, только купе разные. Но эту

проблему мы быстро решили. Через полчаса Агван начал дремать, и я отправил его на верхнюю

полку, чтобы он выспался. Да и поздно уже.

Мне же спать не хотелось. Я чувствовал себя неспокойно. За окнами поезда непроглядная

темень, дождь продолжался с прежней силой, колеса нервно стучали. Я не находил себе места. В

обществе этих двух милых стариков мне было легче.

 

Данила, а ты на посвящение едешь? - спросила Ользе.

- В каком смысле? - я не понял вопроса.

- Ты же собираешься послушником стать при монастыре? - удивилась она.

Я даже рассмеялся:

- Да уж, скажете тоже! Какой из меня буддийский монах, я же европеец! Ну или как там?.. -

я смутился, мне показалось странным, что я назвал себя европейцем.

- Не скажите, юноша, - вмешался в разговор Сергей Константинович. - Европейцы не так

уж далеки от Востока, как это принято думать. А буддизм - так и вовсе наша первая религия.

- Ну конечно! - я выразил свое сомнение. - Это почему же?

- В Древней Греции было много великих философов. Но только двум удалось создать

уникальные философские системы. Они рассказали нам о мире, о человеке и его предназначении,

каждый по-своему. Их звали Платон и Аристотель.

- «Платон мне друг, но истина дороже» - это, кажется, Аристотель сказал? - признаюсь, я

сам себе удивился, употребив к месту этот совершенно непонятный мне до сих пор афоризм.

- Вот, вот! Именно! -- обрадовался Сергей Константинович. - Платон изучал сущность

человека, а Аристотель - его содержание. Изучать сущность всегда тяжелее, нежели описывать

то, что видишь. И поэтому Платона мы быстро позабыли, а вот Аристотеля возвели в ранг великих

мудрецов.

- И причем тут буддизм? - мое недоверие было еще при мне.

- Да, по большому счету, ни при чем...

- В смысле?!

- Как бы тебе это объяснить, Данила, - было видно, что Сергей Константинович решал, надо

ли ему говорить то, что он собирается сказать, или нет.

- Сережа, объясни ему по-человечески, - вмешалась Ользе.

- Ну ладно, - согласился Сергей Константинович. - Аристотель размышлял так, словно бы

его местом работы был сталеплавильный цех. Он полагал, что есть материя, и время от времени

она превращается во что-то - в тебя, в меня. А потом уходит в никуда, обратно в материю. И все.

Это не круг, а линия - от рождения до смерти. Так думают и все нынешние европейцы. Из праха