ДОБРОВОЛЕЦ.Дмитрий Михайлович Володихин ДОЛИНОЙ СМЕРТНОЙ ТЕНИ роман
Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради Своего. Аще бо и пойду посреди сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста. Псалтирь. Псалом 22
Глава 0. ДОБРОВОЛЕЦ.
11 прериаля 2149 года. Планета Совершенство, город Кампанелла, столица Северной Конфедерации Истинной Свободы. Волонтер Эрнст Эндрюс, 23 года.
Я никогда не любил военных. Не любил на каком‑то глубинном, иррациональном уровне. Как отторгают пауков и змей, так я отторгал парней в пятнистых комбинезонах и с оружием наизготовку. Их наглые хари. Их пустые глаза. Их агрессивность. Агрессивностью от них шибает за милю. Люди не любят то, чего боятся. И я не исключение. Мне всегда казалось: военные люди едва–едва сдерживаются, чтобы не начать стрелять по нам, нормальным… Они прилагают волевое усилие к собственным пальцам, иначе пальцы нажмут, куда надо, и от нас полетят кровавые брызги… Им можно все. Нам — ничего. Они скромные, стеснительные (до поры) хозяева, мы — наглые рабы. Когда‑нибудь они устанут терпеть и накажут нас. Явятся всем своим миллиононожием, принесут смрад начищенных армейских ботинок и ружейного масла… Тупая серая масса выльется из поставленных ей пределов и затопит наши маленькие уютные островки. Как же я боялся! И был прав. Они пришли за мной. А я было подумал — отсижусь. Я было понадеялся, что самое страшное позади. — …Крепче, Аб, крепче, мать твою, щенок дергается… — Я бы на его месте тоже дергался. Ты только представь себе: эта аккуратная жопка против комитетской Железной дивизии… — Крепче, Аб, заткнись, Ник, заткнитесь, засранцы. — Вас понял, сержант, сэр! Держу крепко, сержант, сэр. Голубчик не… оосссуука! Тот, что пытался прижать мои ладони к полу, схватился за яйца, запрыгал, завыл. Но тот, что держал меня сзади, облапив, как матерый пидор, уйти не дал. Гады. Г–гады! — Ахмед, он сейчас вырвется, можешь ты поторопиться? А? Сержант, мать твою, сэр! — Заткнись, заткнись, заткнись! Заткнись и держи. И тот, сзади, здоровяк с черной эмблемкой анархистов–милитариев на шлеме, сжал меня хваткой маньяка. А их сержант, подлец и кретин, опустился на корточки прямо передо мной. Амуниция на нем скрипнула. Он открыл рот, и до моих ноздрей донеслось зловонное дыхание. Терпеть не могу гниющие желудки. — Дружок, милый, я тебя понимаю. Ты к нам не хочешь. Ты не хочешь, чтобы твоей аккуратной жопкой закрывали прорыв под Плифоном. Ты нас не любишь, о, как же ты нас не любишь! Я сам такой был. Но у нас работенка, ее надо сделать в очень ограниченные сроки. И я устал валандаться с дерьмом вроде тебя. Ты по любому наш, но если прямо сейчас прекратишь выпендриваться, то хотя бы останешься цел и невредим. А это большая льгота. Либо ты будешь сидеть тихо, и я сделаю все ласково. Либо… — Ахмед, он сейчас бросится… Здоровяк хренов. — Держи, Аб. Молча. Если он вырвется, я тебе мошонку порву. Ты понял? — Да понял я, понял… — Итак, дружок, милый, это совсем не больно. И в добровольцах тебе числиться всего двенадцать месяцев… ерунда, в общем‑то. А потом — гуляй, будешь вольный человек. Ну? Не станешь рыпаться? Нет? Очень на тебя надеюсь, дружок. Очень, очень надеюсь. Не верти головкой, не надо, мальчик, да? Согласен? Какой мерзкий у него голос! Будто в колледже без пяти минут выпускник уговаривает румяную девочку с младшего курса на разок–завалить: «Ну же, милашка, я буду с тобой нежен и аккуратен, детка, я буду с тобой оч–чень внимателен. И лучше бы ты сделала это со мной, крошка, именно со мной и прямо сейчас. Потому что тогда тебя возьмет под крыло цивилизованный человек, киска, тебя уже не будет сношать банда черножопых наркоманов…» Я рванулся изо всех сил, я саданул затылком анархисту Абу прямо по носу, и, кажется, я зарычал от ярости. Аб слетел с меня. Я начал подниматься, встал с колен и почти распрямил ноги… У меня, наверное, появился шанс. Тень шанса. Но тень шанса — лучше, чем ничего. С сержантиком уж я как‑нибудь… Натренированный армейский кулак протаранил мой череп. Левый глаз брызнул бриллиантами. Пол предательски выскочил из‑под ног. И сейчас же вернулся, чтобы нанести удар по затылку. …Судя по всему, в ауте я пребывал недолго. Совсем недолго. Может быть, минуту или две. Но вербовщикам хватило. Когда я очнулся, шея страшно чесалась — там, где под кожей тянется труба сонной артерии. Клеймо, значит, они поставили и маячок ввели. Биогард стискивал мои руки. Не больно, но крепко. Сержантишка вдавливал подушечку моего указательного пальца в какую‑то вшивую точку на маленьком переносном экранчике. Форменная нашивка у него на рукаве — слово «ratio» — назойливо лезла мне в самые очи. Воины чистого разума, м–мерзавцы… попался. Точка. Я попался… — Все, дружок. Обошлось почти без членовредительства. Контракт твой — вот он, ознакомься. Не интересуешься? Понимаю. Какая, в сущности, разница? Просто ты попался, милый…
|
