В кутузке 12 страница

Когда Линда, еще в халатике, спустилась вниз в пять утра, первый свет только забрезжил за окнами, открывая взгляду застывшие кусты и деревья. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.

— Мне нужен пластиковый контейнер, — обратилась к ней Джекки. — Чашеобразный. Небольшой и непрозрачный. Есть у тебя что-нибудь такое?

— Конечно, но зачем?

— Потому что мы отнесем завтрак Дейлу Барбаре. Хлопья. А на дно положим записку.

— Что ты такое говоришь, Джекки? Я не могу этого сделать. У меня дети.

— Знаю. Но я не могу сделать это без тебя, потому что мне не позволят спуститься вниз одной. Может, будь я мужчиной, позволили бы, но не с этими причиндалами. — Она указала на свою грудь. — Ты мне нужна.

— Какую записку?

— Я собираюсь вытащить его оттуда завтра вечером. — Говорила Джекки спокойно, хотя спокойствия не чувствовала. — Во время общегородского собрания. Для этого ты мне не нужна…

— В таком ты меня участвовать не уговоришь! — Линда запахнула халатик.

— Не шуми. Я думаю о Ромео Берпи… если мне удастся убедить его, что Барби не убивал Бренду. Мы натянем на лица лыжные шапочки с разрезами для глаз, так что нас не опознают. Никто и не удивится; все в этом городе и так думают, что у Барби есть сообщники.

— Ты рехнулась!

— Нет. Во время собрания в полицейском участке останутся несколько человек, трое, четверо. Может, и двое. Я в этом уверена.

— А я нет!

— Но до завтрашнего вечера еще очень далеко. И до этого времени ему придется водить их за нос. А теперь давай контейнер.

— Джекки, я не могу этого сделать.

— Нет, можешь! — Расти стоял в дверях и выглядел огромным в семейных трусах и футболке с надписью «НОВОАНГЛИЙСКИЕ ПАТРИОТЫ». — Пора идти на риск, есть дети или нет. Мы предоставлены сами себе, и Ренни надо остановить.

Линда какие-то мгновения смотрела на него, кусая нижнюю губу. Потом наклонилась к одному из шкафчиков под столешницей.

— Контейнеры у меня здесь.

 

 

Когда они вошли в полицейский участок, стол дежурного пустовал — Фредди Дентон ушел домой, чтобы немного поспать, — но с полдюжины юнцов толклись в дежурной части, пили кофе и болтали. Многие ловили кайф от того, что по-прежнему бодрствовали ранним утром, хотя обычно в это время еще не просыпались. Среди них Джекки увидела двоих из многочисленных братьев Кильян, маленькую байкершу Лорен Конри, постоянно отирающуюся в «Дипперсе», и Картера Тибодо. Имена других она назвать не могла, но узнала двух хронических прогульщиков из старшей школы, которые неоднократно попадали в участок за мелкие правонарушения. Эти новые «патрульные» — самые новые — даже не носили форму. Принадлежность к полиции подтверждала только нарукавная повязка из синей ткани.

Зато все как один были при оружии.

— Чего это вы двое так рано? — спросил Тибодо, подходя к ним. — У меня есть причина — закончились обезболивающие таблетки.

Остальные заржали, как тролли.

— Принесла завтрак для Барбары. — Джекки боялась взглянуть на лицо Линды. Боялась того, что могла на нем увидеть.

Тибодо заглянул в контейнер:

— Без молока?

— Молоко ему не понадобится. — Джекки плюнула на хлопья. — Я сама их смочу.

Вновь радостный гогот. Некоторые захлопали.

Джекки и Линда добрались до лестницы, когда их остановил голос Тибодо:

— Дайте-ка сюда.

На мгновение Джекки обмерла. Мысленным взглядом увидела, как бросает контейнер в Тибодо, а потом срывается с места. Остановило ее только одно: некуда им было бежать. Даже если бы они вырвались из полицейского участка, их бы догнали у Военного мемориала.

Линда взяла контейнер из рук Джекки и протянула Тибодо. Тот заглянул в него, но, вместо того чтобы порыться в хлопьях, поискать что-то запрещенное, тоже плюнул:

— Мой взнос.

— Минуточку, минуточку, — проверещала Конри, рыжеволосая, с фигурой модели и с россыпью угрей по щекам. Она чуть гнусавила, потому что говорила, засунув палец в ноздрю. — Мне тоже есть что ему передать. — Палец появился со здоровенным козлом. Мисс Конри отправила его на хлопья.

Вновь раздались аплодисменты, кто-то крикнул:

— Лори добыла зеленого золота!

— В каждой коробке хлопьев должен быть сюрприз. — Лори рассеянно улыбнулась и положила руку на рукоятку пистолета сорок пятого калибра, который висел у нее на ремне. Джекки подумала, что при комарином весе Лори отдача сшибет ее с ног, если той придется стрелять.

— Отлично, — кивнул Тибодо. — Я составлю вам компанию.

— Хорошо, — ответила Джекки, а внутри у нее все похолодело: в последний момент она едва не положила записку в карман, чтобы самой передать ее Барби. Вновь подумала, что они идут на безумный риск… но теперь уже нельзя давать задний ход. — Только останься у лестницы. И ты, Линда, держись позади. Лучше не рисковать.

Она боялась, что Тибодо возразит, но этого не произошло.

 

 

Барби сидел. По другую сторону решетки стояла Джекки Уэттингтон с белым пластмассовым контейнером в руке. За ее спиной — Линда Эверетт с пистолетом, который держала двумя руками, правда, направив дулом в пол. Картер Тибодо расположился у самой лестницы, с взлохмаченными после сна волосами и в расстегнутой синей форменной рубашке, так что Барби видел часть повязки, наложенной на место собачьего укуса.

— Привет, патрульная Уэттингтон! — Слабый утренний свет прокрадывался в узкое окно. При таком свете жизнь обычно казалась самой удачной шуткой из всех возможных. — Я ни в чем не виновен. Хотя обвинениями это назвать нельзя, потому что меня…

— Заткнись! — оборвала его Линда. — Нам неинтересно.

— Говори, говори, блондинчик. А ты иди, девушка. — Картер зевнул и почесал кожу у повязки.

— Сиди, где сидишь, — предупредила Джекки. — Не шевели и пальцем.

Барби замер. Джекки просунула контейнер между прутьями. Маленький, он аккурат прошел между ними.

Барби наклонился вперед и взял контейнер. Вроде бы его наполняли хлопья «Спешл К». На них блестела слюна. И лежало кое-что еще: большущий козел, влажный и со следами крови. Но желудок все равно урчал. Очень хотелось есть.

Но при этом Барби почувствовал, как защемило сердце. Он-то думал, что Джекки Уэттинггон (Барби с первого взгляда распознал, что та служила в армии, и по прическе, и по манере держаться) — не такая. Отвращение Генри Моррисона он стерпеть мог. А тут сильно огорчился. И вторая женщина-коп — жена Расти Эверетта — смотрела на него, как на редкую разновидность ядовитого насекомого. Он-то надеялся, что хоть кто-то из копов-старослужащих…

— Ешь! — крикнул Тибодо, стоявший у лестницы. — Мы приготовили тебе отличный завтрак. Не так ли, девочки?

— Да, — кивнула Линда. Уголки ее рта опустились.

Это не тик. На душе у Барби полегчало. Линда, похоже, только имитировала враждебность. Может, он надеялся на слишком многое, но…

Она чуть двинулась, так чтобы Тибодо не видел Джекки, хотя необходимости в этом не было: Картер пытался что-то вытащить из-под края повязки.

Джекки оглянулась, убедилась, что Тибодо ее не видит, и указала на контейнер. Подняла руки, вскинула брови: Извини, мол. Потом нацелила два пальца на Барби. Будь внимательнее.

Он кивнул.

— Наслаждайся завтраком, хрен моржовый. В обед принесем тебе что-нибудь получше. Думаю, писсбургер.

Тибодо, продолжая возиться с повязкой, заржал.

— Если к тому времени у тебя останутся зубы, чтобы съесть его, — добавила Линда.

Барби решил, что ей бы лучше промолчать. В голосе не слышалось ни садизма, ни злости. Только страх. Этой женщине хотелось быть где угодно, но только не здесь. Тибодо, впрочем, ничего не заметил. Его занимало собственное плечо.

— Пошли. — Джекки отвернулась. — Не хочу смотреть, как он ест.

— Смочено достаточно? — спросил Тибодо. Женщины уже шли к нему, Линда убирала оружие в кобуру. — Потому что, если нет, я могу… — Он отхаркнулся.

— Достаточно, — ответил Барби.

— Ну и хорошо. До скорого.

Они поднялись по ступеням. Тибодо — последним, и не преминул шлепнуть Джекки по заду. Та засмеялась, игриво ударила его по руке. Получалось у нее хорошо, гораздо лучше, чем у Эверетт. Но обе проявили мужество. Мужество, заслуживающее уважения.

Барби достал козла и бросил в угол, куда ранее отлил. Вытер руки о рубашку. Потом порылся в хлопьях. На дне нащупал полоску бумаги.

«Постарайся дотянуть до завтрашнего вечера. Если мы сможем тебя вытащить, подумай о безопасном месте. Ты знаешь, что с этим надо сделать».

Барби знал.

 

 

Через час после того, как Барби съел сначала записку, а потом хлопья, на лестнице послышались тяжелые шаги. Прибыл Большой Джим Ренни, уже в костюме и при галстуке, готовый к очередному дню правления под Куполом. За ним следовали Картер Тибодо и еще один полицейский, судя по форме головы, кто-то из Кильянов. Тот нес стул, и даже это получалось у него плохо. Очень уж он тянул на дебила.

Внизу Кильян передал стул Тибодо, который поставил его перед камерой в конце коридора. Ренни сел, подтянув штанины, чтобы не помялись стрелки.

— Доброе утро, мистер Барбара! — В формальном приветствии чувствовалась удовлетворенность.

Барби отреагировал вопросом:

— Член городского управления Ренни, что я могу сделать для вас, кроме как назвать имя, звание и армейский идентификационный номер… который я скорее всего не помню?

— Признайся. Избавь нас от хлопот и успокой собственную душу.

— Мистер Сирлс вчера вечером упомянул водяную пытку. Спросил, видел ли я ее в Ираке.

Рот Ренни искривился в легкой улыбке, вполне заменившей: Скажи мне что-нибудь еще: говорящие животные такие интересные.

— Если на то пошло, я видел. Понятия не имею, как часто она использовалась там — цифры разнятся, — но я видел ее дважды. Один мужчина признался, хотя его признание оказалось бесполезным. Человек, которого он назвал, не изготавливал бомбы для «Аль-Каиды». Он оказался школьным учителем, который четырнадцатью месяцами раньше уехал из Ирака в Кувейт. Для второго все закончилось конвульсиями и необратимыми повреждениями мозга, так что никаких признаний. Но ему было в чем признаваться, и я уверен, он бы признался. Признаются все, кого подвергают водяной пытке, обычно в течение нескольких минут. И у меня нет сомнений, что я тоже признаюсь.

— Так избавь себя от лишних мучений, — предложил Большой Джим.

— Вы выглядите усталым, сэр. Нездоровится?

Легкая улыбка ушла, Большой Джим нахмурился. Между сошедшимися бровями появилась глубокая морщина.

— Состояние моего здоровья тебя не касается. Мой тебе совет, мистер Барбара: не задевай меня, и я не буду задевать тебя. Почему бы тебе не озаботиться собственным здоровьем? Сейчас оно, возможно, отменное, но все может измениться. За несколько минут. Видишь ли, я действительно думал о водяной пытке. Более того, серьезно рассматривал ее применение. Так что признавайся в убийствах. Зачем тебе вся эта боль?

— Мне признаваться не в чем. А если вы подвергнете меня водяной пытке, я заговорю много о чем. Возможно, вам следует иметь это в виду, когда будете решать, кто окажется рядом и услышит меня.

Ренни задумался. И хотя держался он бодро, особенно для такого раннего часа, землистый цвет лица и лиловый цвет кожи вокруг глаз указывали, что со здоровьем у него нелады. Если бы Большой Джим прямо сейчас умер, Барби видел два варианта развития событий. В первом политическая буря в Милле утихала, обойдясь без новых торнадо. Во втором начиналась кровавая бойня: его, Барби, скорее всего линчуют — не расстреляют, а потом возьмутся за его предполагаемых сообщников. Джулия возглавит список. Роуз займет в нем вторую строку. Перепуганные люди уверены в вине всех, кто общался с главным злодеем.

Ренни повернулся к Тибодо:

— Отойди, Картер. К самой лестнице, пожалуйста.

— Но если он попытается схватить вас…

— Тогда ты его убьешь. И он это знает. Так, мистер Барбара?

Барби кивнул.

— А кроме того, ближе я подходить не собираюсь. Поэтому и прошу тебя отойти. У нас тут личный разговор.

Тибодо отошел.

— А теперь, мистер Барбара… о чем ты можешь заговорить?

— Я все знаю о лаборатории по производству мета. — Барби понизил голос: — Чиф Перкинс знал и собирался вас арестовать. Бренда нашла соответствующий файл в его компьютере. Поэтому вы и убили ее.

Ренни улыбнулся:

— Это все претенциозные фантазии.

— Генеральный прокурор штата так не подумает, учитывая ваш мотив. Мы говорим не об изготовлении крох для собственных нужд в каком-то доме на колесах. Мы говорим о производстве в промышленных масштабах.

— К концу дня компьютер Перкинса будет уничтожен, — отчеканил Ренни. — И ее компьютер тоже. Полагаю, копия неких документов может лежать в сейфе дома Перкинсов. Ничего не значащих, разумеется. Лживый, политически мотивированный поклеп, сочиненный человеком, который ненавидел меня. Что ж, сейф будет вскрыт. А бумаги сожжены. Для блага города — не моего. У нас кризисная ситуация. Мы все должны сплотиться.

— Бренда отдала распечатку этого файла, прежде чем умерла.

Большой Джим усмехнулся, продемонстрировав два ряда маленьких зубов.

— Одна фантазия заслуживает другой, мистер Барбара. Могу я пофантазировать?

Барби раскинул руки: будьте любезны.

— В моей фантазии Бренда приходит ко мне и говорит то же самое. Она говорит, что отдала упомянутую тобой копию Джулии Шамуэй. Но я знаю, что это ложь. Она, возможно, и собиралась, но не отдала. Даже если бы отдала… — Он пожал плечами. — Твои пособники прошлой ночью сожгли редакцию газеты Шамуэй. С их стороны плохое решение. Или идея принадлежала тебе?

Барби повторил:

— Есть еще одна копия. Я знаю, где она. Если вы подвергнете меня водяной пытке, я выдам местонахождение документов. Громко.

Ренни рассмеялся.

— Сказано так искренне, мистер Барбара, но я провел жизнь в политике и торговле, так что узнай блеф, если слышу его. Возможно, мне лучше просто тебя расстрелять. Город только порадуется.

— И как громко будет он радоваться, если вы это сделаете, не выяснив имен моих сообщников? Даже Питер Рэндолф может засомневаться в этом решении, а он — всего лишь тупой и перепуганный задолиз.

Большой Джим встал. Обвислые щеки обрели цвет старого кирпича.

— Ты просто не знаешь, с кем затеял игру.

— Конечно же, знаю. Частенько видел таких, как вы, в Ираке. Они носят тюрбаны вместо галстуков, но в остальном ничем от вас не отличаются. Вплоть до постоянного поминания Бога.

— Ладно, ты отговорил меня от водяной пытки. — Большой Джим покачал головой. — Жаль, конечно, очень хотелось увидеть ее наяву.

— Охотно верю.

— А пока мы оставим тебя в этой уютной камере, так? Не думаю, что тебя будут часто кормить, потому что сытость мешает думать. Как знать, может, пораскинув мозгами, ты найдешь более веские причины, которые убедят меня, что тебя лучше оставить в живых. К примеру, назовешь имена тех, кто мне не друг, а враг. Полный список. Я даю тебе сорок восемь часов. И если по истечении этого срока ты не убедишь меня, что без тебя мне не обойтись, мы расстреляем тебя на площади Военного мемориала на глазах всего города. Твоя смерть послужит предметным уроком.

— Вы действительно неважно выглядите, член городского управления.

Ренни пристально смотрел на него:

— Из-за таких, как ты, в мире по большей части и возникают проблемы. Если бы я не думал, что твоя публичная казнь послужит объединению города и его очищению от скверны, то приказал бы мистеру Тибодо пристрелить тебя прямо сейчас.

— Прикажи, и все выплывет наружу. Люди всего города узнают о производстве мета. А потом попытайся достигнуть согласия на собрании вашего паршивого городишки, самовлюбленный тиран.

Вены вздулись на шее Большого Джима и на его лбу. Казалось, он сейчас взорвется, но все закончилось улыбкой:

— Пятерка за старание, мистер Барбара. Но ты лжешь.

Он ушел. Они все ушли. Барбара, весь в поту, опустился на койку. Он знал, как близко подошел к краю пропасти. У Ренни были причины сохранять ему жизнь, но не такие уж весомые. А еще он помнил о записке, которую принесли Джекки Уэттингтон и Линда Эверетт. Выражение лица Линды показывало, что она знала достаточно, чтобы бояться, и не только за себя. Получалось, что для него безопаснее попытаться бежать, пустив в ход нож. Учитывая нынешний уровень профессионализма в полицейском участке Честерс-Милла, Барби полагал, что это не безнадежный вариант. Да, ему потребуется удача, но все может получиться. Он, однако, не мог сообщить Джекки и Линде, что попытается выйти из тюрьмы самостоятельно.

Барби лег, положил руку под голову. Один вопрос не давал ему покоя больше остальных: что случилось с распечаткой файлов из папки «ВЕЙДЕР», которая предназначалась Джулии? Потому что к ней эти документы не попали. Барби не сомневался, что тут Ренни сказал правду.

Узнать он никак не мог, так что оставалось только ждать.

Лежа на спине и глядя в потолок, Барби предался этому занятию.

 

 

«Сыграй эту песню погибшей группы»

 

 

Когда Линда и Джекки вернулись из полицейского участка, Расти с девочками сидел на крыльце, дожидаясь их. Сестрички еще не сняли ночные рубашки — хлопчатобумажные, а не фланелевые, в каких обычно спали в это время года. Хотя не было еще и семи часов, термометр за окном кухни показывал шестьдесят шесть градусов.

Обычно, встречая мать на дорожке, девочки далеко обгоняли Расти, но тут он опередил их на несколько ярдов. Схватил Линду за талию, а она обняла его за шею со всей силой, словно не приветствовала его, а тонула.

— Ты в порядке? — прошептал он ей на ухо.

Волосы прошлись по его щеке сначала вниз, потом вверх — она кивнула. Отстранилась. Ее глаза блестели.

— Я не сомневалась, что Тибодо начнет рыться в хлопьях. Это Джекки придумала плюнуть в них. Идея гениальная, но я все равно…

— Почему мамочка плачет? — спросила Джуди, сама готовая разреветься.

— Я не плачу. — Линда вытерла глаза. — Ну, может, чуть-чуть. Я очень рада, что вижу твоего папочку.

— Мы все рады видеть его! — сообщила Джанель Джекки. — Потому что мой папочка — главный!

— Для меня это новость. — И Расти поцеловал Линду в губы, крепко.

— Поцелуйчик-в-губки! — завороженно воскликнула Джанель. Джуди закрыла глаза и захихикала.

— Пойдемте, девочки, на качели, — предложила Джекки. — А потом будем одеваться в школу.

— Я хочу на качели! — закричала Джанель и побежала первой.

— В школу? — спросил Расти. — Правда?

— Правда, — ответила Линда. — Только для маленьких, занятия в Начальной школе на Восточной улице. В первой половине дня. Уэнди Голдстоун и Эллен Вейндестин вызвались их вести. Одна возьмет с первого по третий классы, вторая — с четвертого по шестой. Не думаю, что это будут настоящие занятия, но зато дети смогут куда-то пойти, вернуться к привычному образу жизни. — Она посмотрела на небо, безоблачное и с желтым отливом. Как синий глаз с растущей катарактой, подумала Линда. — Мне бы тоже не помешало что-то привычное. Посмотри на это небо.

Расти бросил короткий взгляд вверх, потом отстранился от жены на расстояние вытянутой руки, чтобы всмотреться в нее.

— Вы проскочили? Ты уверена?

— Да, но на пределе. Такое может выглядеть забавным в шпионских фильмах, но в реальной жизни мало не покажется. Я не хочу вытаскивать его оттуда, дорогой. Из-за девочек.

— Диктаторы всегда брали детей в заложники. Но в какой-то момент люди должны понять, что больше такое не срабатывает.

— Но я не хочу проверять это здесь и сейчас. Идея принадлежит Джекки, пусть она ее и реализует. Я принимать в этом участия не буду и тебе не позволю.

Однако Расти знал: она сделает все, как он скажет, что читалось на ее лице. Потому и дети считали его «главным», но сейчас он таковым быть не хотел.

— Ты собираешься на работу?

— Естественно. Дети идут к Марте, Марта отводит детей в школу. Линда и Джекки приходят в участок, чтобы отработать еще один день под сенью Купола. Иначе на нас косо посмотрят. Так мне все это не нравится. — Линда шумно выдохнула. — И потом, я устала. — Она оглянулась, чтобы убедиться, что дети ее не услышат. — Чертовски выдохлась. Ночью практически не сомкнула глаз. Ты едешь в больницу?

Расти покачал головой:

— Джинни и Твитчу до полудня придется обходиться без меня… хотя с этим новым парнем, который им помогает, думаю, они справятся. Терстон из тех, кто тяготеет к Новой эре, но свое дело знает. Я поеду к Клер Макклэтчи. Мне надо поговорить с теми ребятами и выяснить, где находится источник радиации, зафиксированный счетчиком Гейгера.

— А что мне говорить людям, которые будут спрашивать, где ты?

Расти задумался.

— Полагаю, правду. Хотя бы часть. Говори, что я поехал на поиски генератора, который, возможно, создает Купол. Это, надеюсь, заставит Ренни дважды подумать, прежде чем сделать следующий намеченный им шаг.

— А если меня спросят, куда ты поехал? И ведь спросят.

— Говори, что не знаешь, но вроде бы в западную часть города.

— Блэк-Ридж на севере.

— Да. Если Ренни прикажет Рэндолфу послать кого-то из его подчиненных, я хочу, чтобы они поехали не туда, где буду я. Если кто-то потом укажет тебе на это, скажешь, что очень устала, потому и напутала. И послушай, лапочка, прежде чем ты пойдешь в полицейский участок, составь список людей, которые могут поверить, что Барби невиновен в убийствах. — Вновь подумал: Мы и они. — Нам нужно переговорить с этими людьми перед завтрашним городским собранием. Не привлекая внимания.

— Расти, ты в этом уверен? Потому что после пожара прошлой ночью весь город настроен искать друзей Дейла Барбары.

— Уверен ли я? Да. Мне это нравится? Абсолютно нет.

Линда вновь посмотрела на подернутое желтизной небо, потом на два дуба, растущих на лужайке перед домом. Листья повисли и не шевелились, из зеленых стали бурыми. Она вздохнула.

— Если Ренни сфальсифицировал улики против Барбары, он, вероятно, и сжег редакцию газеты. Ты это знаешь, так?

— Знаю.

— И если Джекки сможет вытащить Барбару из тюрьмы, где она его спрячет? Есть ли в городе безопасное место?

— Об этом надо подумать.

— Если ты сможешь найти и отключить генератор, тогда вся эта шпионская возня станет ненужной.

— Молись, чтобы все так и вышло.

— Буду. А радиация? Я не хочу, чтобы ты вернулся с лейкемией или чем-то таким.

— На этот счет у меня есть идея.

— Мне спросить?

Расти улыбнулся:

— Пожалуй, что нет. Очень уж она безумная.

Линда переплела его пальцы своими:

— Будь осторожен.

Он легонько ее поцеловал:

— Ты тоже.

Они посмотрели на Джекки, раскачивающую девочек на качелях. У них хватало причин проявлять осторожность. Но при этом Расти отдавал себе отчет, что риск становится главным фактором его жизни. Понимал и другое: он должен рисковать, если при утреннем бритье хочет и дальше смотреть в глаза своему отражению в зеркале.

 

 

Корги Горас любил человеческую еду.

Если точнее, корги обожал человеческую еду. Маленькой собачке с избыточным весом (не говоря уже о седине, которая появилась вокруг пасти в последние годы) не следовало есть такое, и Джулия прислушалась к совету ветеринара, который прямо сказал, что щедрость за столом сокращает жизнь ее любимцу. Разговор этот произошел шестнадцатью месяцами раньше; с тех пор Гораса ограничили «Бил-Джеком» и изредка диетическими собачьими деликатесами. Деликатесы эти напоминали пузырчатую упаковку из пенополистирола, и, судя по укоризненным взглядам, которые бросал на хозяйку Горас, когда их ел, вкусом они тоже напоминали пузырчатую упаковку. Но она твердо стояла на своем: больше никакой куриной кожицы, никаких чипсов, никаких кусочков утреннего пончика.

Это ограничивало количество verboten[145]вкуснятины, но не полностью ее отсекало: навязанная диета побуждала Гораса добывать лакомства самому, что ему даже нравилось — он превращался в охотника, какими были его далекие предки. Утренние и вечерние прогулки приносили особо большой урожай кулинарных радостей. Просто удивительно, сколько всего оставляли люди в придорожных канавах Главной и Западной улиц, по которым пролегал его обычный маршрут. И картофель фри, и картофельные чипсы, и крекеры с ореховым маслом, иной раз обертку от мороженого с налипшим на ней шоколадом. Однажды он нашел целый пирожок «Тейбл ток». Он оказался в желудке Гораса, прежде чем вы произнесли бы слово холестерин.

Правда, ему не удавалось съесть все вкусненькое, попавшееся на пути. Иногда Джулия видела, на что он нацелился, и дергала за поводок до того, как Горас успевал полакомиться находкой. Но ему доставалось многое, потому что хозяйка обычно прогуливала его, держа в руке книгу или свежий номер «Нью-Йорк таймс». Предпочтение, отдаваемое «Таймс», радовало не всегда, — особенно если хотелось, чтобы тебе почесали животик, — но во время прогулок Горас предпочитал, чтобы игнорировали его как можно чаще. Для маленьких корги такое безразличие хозяев означало вкусный перекус.

Игнорировали его и в это утро. Джулия и другая женщина — хозяйка дома, потому что ее запах чувствовался везде, особенно в той комнате, куда люди уходят, чтобы оставить каку и пометить территорию — разговаривали. Однажды другая женщина заплакала, и Джулия обняла ее.

— Мне лучше, но не совсем хорошо, — говорила Андреа. Они сидели на кухне. До Гораса долетал запах кофе. Холодного кофе, не горячего. И маленьких пирожных. С глазурью. — Все равно меня на них тянет. — Если она говорила о пирожных с глазурью, то Горас тоже не отказался бы от одного или двух.

— Тяга может остаться надолго, однако не это самое важное. Я хвалю тебя за храбрость, но Расти прав. Полный отказ от них — глупо и опасно. Тебе чертовски повезло, что обошлось без припадков.

— Насколько мне известно, не обошлось. — Андреа выпила кофе. Горас услышал, как она шумно втянула его. — И мне снились такие чертовски яркие сны. Один — о пожаре. Большом пожаре. На Хэллоуин.

— Но теперь тебе лучше.

— Немного. И я уже начинаю думать, что смогу выкарабкаться. Джулия, я буду рада, если ты останешься у меня, но, думаю, ты сможешь найти местечко и получше. Этот запах…

— С запахом мы попытаемся справиться. Возьмем у Берпи вентилятор на батарейках. Если ты предлагаешь стол и кров — как мне, так и Горасу, — я твое предложение принимаю. Нельзя оставаться одной, пытаясь избавиться от наркотической зависимости.

— Не думаю, что есть какой-то иной способ, дорогая.

— Ты знаешь, о чем я. Почему ты это делаешь?

— Потому что впервые с моего избрания я, возможно, нужна городу. И потому, что Джим Ренни пригрозил лишить меня таблеток, если я попытаюсь противодействовать его планам.

Дальше Горас слушать не стал. Куда больше его интересовал запах, источник которого находился между стеной и краем дивана. На этом диване Андреа любила сидеть в те дни, когда чувствовала себя куда как лучше (спасибо таблеткам), и смотреть телесериал «Гонимые» (продолжение «Остаться в живых»), шоу «Танцы со звездами» или какой-нибудь фильм по Эйч-би-оу. Когда показывали фильмы, Андреа частенько ела приготовленный в микроволновке поп-корн. Ставила миску на столик у дивана. Иной раз раздутые кукурузные зерна выскальзывали из ее руки и падали под столик. Там их Горас и учуял.

Оставив женщин с их болтовней, он полез под столик, в щель между ним и диваном, пытаясь добраться до вкусненького. Конечно, в узком пространстве продвижение давалось ему нелегко, но Горас был небольшой собачкой, да еще и заметно похудел, посаженный на диету. Первые зернышки лежали аккурат за конвертом из плотной коричневой бумаги с распечаткой документов из папки «ВЕЙДЕР». Горас в прямом смысле стоял на имени своей хозяйки, написанном аккуратным почерком Бренды Перкинс, и уже приступил к поглощению первых гранул этого невероятно богатого клада, когда Андреа и Джулия вошли в гостиную.

Какая-то женщина произнесла: «Отнеси это ей».

Горас поднял голову, прислушался. Говорила не Джулия, не другая женщина. Он слышат голос мертвой. Горас, как и все собаки, часто слышал голоса мертвых, иногда и видел их обладателей. Мертвых вокруг хватало, но живые увидеть их не могли, как не могли унюхать большую часть десяти тысяч запахов, которые ежеминутно, изо дня в день, окружали людей.

Отнеси это Джулии, ей это нужно, это ее.

Горас не понимал, чего от него хотят. Джулия никогда не стала бы есть то, что уже побывало у него в пасти. Горас это знал по собственному многолетнему опыту. Даже если бы он только толкал гранулы носом, она не стала бы их есть. Да, он нашел человеческую еду, но теперь это была и еда с пола.

Не поп-корн. Ко…

— Горас! — Резкий голос Джулии говорил о том, что он ведет себя плохо. Вы понимаете: Ах ты, негодник, ты знаешь, что этого нельзя делать! И бла-бла-бла. — Чего ты туда полез? Немедленно вылезай.

Горас дал задний ход. Одарил Джулию самой обаятельной улыбкой — Джулия, как же я тебя люблю — в надежде, что крошки поп-корна не прилипли к носу. Он съел лишь несколько раздутых кукурузных зерен, но чувствовал, что до основной жилы еще не добрался.

— Ты что-то ел?

Горас сел, глядя на нее с обожанием. Ему не приходилось притворяться: он действительно очень любил Джулию.