КНИГА ВТОРАЯ. ДЭВИ МЭЛЛОРИ 9 страницасделать. И пока Дэви объяснял ему схему передающей трубки, он боролся с искушением погубить всю эту затею. Собственно говоря, только сейчас началось то, чего так ждал Дуг: перед ним раскрывались тайники их творчества, он мог заглянуть в самую глубь и сделать их идеи своими, хотя сам и был бесплоден. Но ухватиться за эту возможность не было сил. Вместо того он выждал, пока Дэви увлекся объяснениями, и тоща, с поразительным чутьем угадав подходящий момент, перебил его: - Не рассказывайте мне, как это устроено, покажите лучше, как оно работает, - сказал он с таким холодным раздражением, что Дэви покраснел и быстро взглянул на него. - Хорошо, - спокойно сказал Дэви. - Войдите сюда. Дэви поворачивал ручки управления, а Дуг стоял за его спиной, в полутьме, освещенный слабым зеленоватым светом, и смотрел на него, не желая признаваться себе, что завидует ему до боли. Он испытывал эту зависть и в киностудии, когда Том Уинфилд во время съемки какого-нибудь эпизода отдавал приказания направо и налево, исправляя тысячи деталей, которых Дуг и не замечал, потому что не обладал зоркостью таланта; он испытывал ее и на авиационном заводе, когда Мел Тори рассматривал чертежи нового самолета и опытным глазом подмечал все недостатки и ошибки, которых вовсе не видел стоящий с ним Дуг. Что это за особенные люди, которые могут отвлеченную идею, возникшую в их мозгу, воплотить в реальность одной только силой своего вдохновения и потом сидеть, как сидит сейчас Дэви, перед чем-то, почти отвечающим их замыслу, точно зная, что надо сделать, до чего дотронуться рукой, чтобы еще больше приблизиться к полному ее осуществлению. Дуг ненавидел этих людей, обладавших даром, который не был дан ему от рождения и которого нельзя купить за деньги. И все же он тянулся к ним, снедаемый внутренней тоской, как человек, который не может разлюбить женщину, хотя и знает, что она неизбежно причинит ему боль. Дуг нетерпеливо переступил с ноги на ногу за спиной Дэви и позвенел серебром и ключами в кармане, давая понять, что ему надоело дожидаться. И почти сразу же на круглый экран словно выпрыгнуло изображение креста, сначала волнистое, как будто видимое сквозь струящуюся воду, потом становившееся все яснее и яснее и наконец достигшее резкой четкости. Дуг молчал, зная, что Дэви ждет, когда он выскажет свое мнение. - А сделать изображение более ясным вы уже не можете? - спросил он наконец. - Оно и так гораздо яснее, чем в Уикершеме, - возразил Кен. - Тогда оно казалось вам таким ясным, что вы пожелали вложить в это деньги. - Да, - спокойно сказал Дуг. - Но мы не в Уикершеме, а в Чикаго. Нет, это вовсе не плохо. Это недостаточно хорошо, вот и все. - Слушайте, - вмешался Дэви, - по уговору мы должны были собирать прибор в том виде, в каком он был в Уикершеме. Вот мы и собрали его, только он стал гораздо лучше. - Не спорю, - сказал Дуг. - Но думаю, что не стоит устраивать демонстрацию в назначенный день, если она не будет убедительной. А то, что вы показываете, еще недостаточно хорошо, - с удовольствием повторил Дуг. - Но это доказывает правильность нашего принципа, - не сдавался Дэви. - Это доказывает, что нам удалось то, что никому не удавалось! Мы получаем изображение, передаем и проецируем его на экран с помощью одного только электричества, не пользуясь никакими подвижными приспособлениями. Конечно, все это еще примитивно, мы должны усовершенствовать прибор, вот для этого нам и нужны деньги. - Надо показать движущееся изображение. - Кен, пойди подвигай крест. Кен вышел, а Дэви снова присел к прибору. Наступило неловкое молчание; за окнами слышались насмешливый хохот и свист, но Дуг старался не обращать внимания. Он смотрел на экран заранее настроенный против того, что ему покажут, - даже если это поразит его. - Готово? - окликнул Кен. - Готово, - ответил Дэви. Крест слегка наклонился вбок и, забавно подпрыгнув, мгновенно исчез с экрана. - Поставь его на место и сделай еще раз, только медленно, - терпеливо сказал Дэви. - Мы к этому пока не приспособлены, и я обжег себе руку, - со злостью крикнул Кен. Крест, порывисто дергаясь, снова вполз на экран и оказался не в фокусе - одна перекладина была слишком близко, а другая далеко. Концы перекладин расплывались в бесформенные пятна. - В общем, это пустяки, - сказал Дэви. - Если все дело в движении, мы установим стеклянную пластинку на ролики и она будет двигаться взад и вперед, не выходя из фокуса. - А нельзя ли прокрутить кусочек кинопленки? - спросил Дуг. - Неважно, что на ней будет изображено. Скажем, идущий человек. - Нет, этого мы еще не можем, - ответил Дэви. - Кинопленка недостаточно контрастна для того освещения, которое нам нужно. Когда мы увеличим светочувствительность раз в двадцать, можно будет показать и кинопленку. А сейчас нельзя. - Ну, придумайте что-нибудь еще, - сказал Дуг. - Что именно? - насмешливо спросил Кен, входя в комнатку. Он держал тюбик, из которого выдавливал мазь на обожженные пальцы. - А это уж ваше дело, - бросил Дуг. - Послушайте, вы, наверно, думаете, что я просто хочу вам насолить. Вздор, я не меньше вашего заинтересован в успехе. - Сейчас Дуг уже сам верил в искренность своих слов, а поверив, без труда нашел убедительные доводы, объяснившее его отношение к тому, что ему показали. - Я знаю, что будет иметь цену в глазах этих людей и что - нет. Меня в свое время привлекли те возможности, которые я увидел в вашей работе, а не то, чего вы уже достигли. Но кто может сказать, будут ли эти люди рассуждать, как я? Сколько бы вы ни говорили о будущих возможностях, они, вероятнее всего, сочтут что все так и останется и на лучшее рассчитывать нечего. Я вам говорю прямо: то, что вы показываете сейчас, не очень-то впечатляет и не стоит денег, которые вам нужны. Инженеры, быть может, поймут, но у инженеров нет денег; а те, у кого есть деньги, выслушают мнения инженеров и потребуют чего-нибудь поинтереснее. Я это знаю, потому что сам принадлежу к этой категории людей. - Он вызывающе поглядел на Кена и Дэви: пусть-ка попробуют отрицать его право говорить от лица тех, у кого много денег! Он шел сюда с намерением опровергнуть все те доводы, которые сам же сейчас выдвинул, но так он чувствовал себя сильнее. Он был глубоко убежден в том, о чем говорил, и, попав в свою стихию, снова обрел уверенность. Вот та область, в которой он необходим братьям Мэллори, и они знают это. - Если вы думаете, что я ошибаюсь и они отнесутся к вашей работе иначе, - что ж, можете убедиться в этом сами, - продолжал он. - Я счел своим долгом повидать Кору Стюарт. С Корой можно поладить, если мы найдем к ней правильный подход, а если не найдем, пенять придется на себя. Сейчас, пока демонстрация прибора еще впереди, нам придется говорить с ней на ее языке. - А что это значит? - резко спросил Кен. - Не знаю, - признался Дуг. - Ей-богу, я сам не знаю. Но непременно выясню. А что касается демонстрации - давайте решать, делать ли это сейчас или после того, как вы еще поработаете. Я просил бы вас подождать только пять дней. В пятницу вечером я приглашаю вас к себе обедать. Будет Кора Стюарт. Она хочет познакомиться с вами. Я позвал также Флетчера Кендрика, представителя фирмы "Кун-Леб" в Чикаго. Вас я прошу только об одном: проведите с этими людьми несколько часов, и потом решайте сами, что, по-вашему, нам нужно делать! Кен и Дэви молчали. Оба были задумчивы и явно удручены. Дугу хотелось зло рассмеяться им в лицо. Какую бы зависть ни вызывали в нем эти одаренные изобретатели, он не завидовал их уязвимости. - Ну, так как же? - спросил он, добиваясь полной капитуляции. - У вас есть возражения? Ответ последовал не сразу, братья переглянулись, как бы советуясь друг с другом. - Мы с Кеном поговорим об этом, потом дадим вам знать, - произнес Дэви. - По-моему, уже все сказано, - заметил Дуг. - Пожалуй, но можно еще кое-что добавить. - Дэви устало поднялся и выпрямился во весь рост, сразу став на голову выше Дуга. Дуг с раздражением вспомнил их первую встречу несколько лет назад: он подъехал заправиться к жалкому подобию гаража и не сразу разыскал там юного верзилу механика, который был так поглощен какой-то технической книгой, что еле соизволил оторваться от чтения и обслужить его, да и то с большой неохотой. Дуг еще тогда приметил дерзкую независимость этого малого; а судя по тому, как Дэви дал сейчас понять, что разговор окончен, он нисколько не изменился. Что ж, пусть они его опять отстраняют. Теперь ему все равно. - Ну, как знаете, - пожал плечами Дуг и вышел среди полного молчания. Обратную дорогу по темным коридорам он нашел без особого труда. Он шел, как человек, твердо знающий, куда и каким путем надо идти. Шаги его четко звучали в гулких стенах, эхо бежало впереди, как герольд, возвещающий о приближении победителя; хлопнув дверью, он вышел из лаборатории в ветреную ночь, в мир, где он всегда был уверен в себе и своем будущем.
А в лаборатории братья молча прислушивались к удаляющимся шагам, и, только когда хлопнула наружная дверь, Дэви понял, какая злость бушует в нем. Она жгла его так, что трудно было дышать. Дэви устремил гневный взгляд на Кена, который стоял, прислонясь к металлической стойке со схемами. Кен озабоченно глядел на обожженную руку, легонько проводя по ней пальцами, но, прежде чем Дэви успел обрушить на него поток горьких упреков, Кен первый напал на брата, поджав губы и раздув ноздри от еле сдерживаемого гнева. - Что же ты стоял и смотрел ему в рот? Неужели мы будем ждать, пока он разрешит демонстрировать прибор, если у нас все готово? Ведь у нас два голоса против одного! - Как, еще я и виноват? - А кто же? Ты - директор! - Какой я к черту директор! Хорошо, я тебе объясню, почему я молчал. Я молчал только из-за тебя, Кен, и в частности потому, что ты не раскрывал рта. Ты-то о чем думал? - Я не могу за себя ручаться в его присутствии, и ты это знаешь! - Кен выпрямился и стиснул кулаки так крепко, что побелели костяшки пальцев. - Что бы он ни говорил, каждое его слово действует мне на нервы, и я готов его убить! Хорошо еще, что кровь бросается мне в голову и я не слышу его голоса, а то убил бы. С тех пор как мы с ним связались, меня, словно кошмар, преследует одна мысль: вдруг в один прекрасный день он скажет что-то, от чего будет зависеть моя жизнь, а я не услышу, просто потому, что это сказал он. Вот как я его ненавижу! - Однако ты первый надумал объединиться с ним. Кен с досадой отмахнулся. - Да знаю, знаю! Это потому, что при некоторой сообразительности мы может выжать из него все, что нам нужно! И я до сих пор уверен, что это так. - Ты уверен! - возмутился Дэви. - При нем ты становишься просто полоумным, какая уж тут сообразительность! - Я предоставляю действовать тебе. - И напрасно, я совсем не отличаюсь сообразительностью в таких делах. Никогда ловкачом не был и не буду! И брось ты обманывать себя, Кен: ты не раскрывал рта потому, что больше чем наполовину был согласен с ним. Дугу стоит только заговорить о деньгах, чтобы уложить тебя на обе лопатки. - Но ведь мы приехали сюда из-за денег, разве не так? - Это _ты_ приехал из-за денег; и это еще одна причина, почему я не стал с ним спорить. Я считаю, что наш прибор можно показывать сейчас. В его теперешнем виде он служит отличным доказательством правильности нашего принципа. А кто этого не понимает, тот просто болван. Но я когда-то заключил с тобой соглашение и не нарушу его, как бы мне не было тяжко, потому что ты-то, конечно, будешь требовать своего. - Что это еще за соглашение? - Ты не помнишь? - Ох, Дэви, ты вечно поднимаешь столько шуму из-за каких-то там слов! - устало вздохнул Кен. - Я что-нибудь сболтну сгоряча, а ты уже считаешь, что я дал обещание на двадцать лет вперед. Ну, что еще я сказал? - Ты сказал это не сейчас. У нас с тобой был однажды разговор - давно, когда мы еще только начинали работать. Ты хотел, чтобы я работал с тобой, пока мы не будем обеспечены деньгами. И обещал, что потом станешь работать _со мной_ над тем, чем действительно стоит заняться. И тогда уж не будешь думать о том, сколько денег принесет нам эта работа; ведь самое главное - насколько новой и важной окажется идея. - Ах, ты все о том! - Да, ты прав, Кен, "все о том!" - твердо сказал Дэви. Он встал и, уже не сдерживаясь, заговорил со страстной убежденностью: - И если то, что советует Дуг, поможет нам скорее получить эти твои деньги - будем действовать по его указке, и кончено! И нечего пилить меня за то, что я не послал его ко всем чертям. А, да пропади он пропадом! - вдруг вспылил Дэви. - Давай работать! Давай подумаем о том, чего он хочет: о передаче движущегося изображения. Все равно какого... - А я все-таки скажу, что... - Лучше не говори, - резко оборвал его Дэви. - А то я сейчас способен тебя убить. Тебе, видно, так и не понять, что меня мучает. Ты думаешь, я расстроен тем, что, по его мнению, изображение на экране не представляет интереса? Я-то с ним не согласен, но раз нет, так нет, вот и все! Отрицать необходимость усовершенствования прибора - просто глупо. Что мне не дает покоя, что сидит во мне, как гвоздь в черепе, это требования, которые он нам предъявляет. Он хочет, чтобы прибор работал лучше, но разве в приборе дело? Нет, ему нужно устроить зрелище для кучки негодяев, которым на все это наплевать еще в большей мере, чем ему! А вся важность нашей идеи, вся ее новизна... - Скажите, ради бога, в каком мире, по-вашему, вы живете? - вдруг вмешался Ван Эпп, переводя удивленный взгляд с одного на другого. - Конечно, это не мое дело, но я стою тут, слушаю вас и вижу, что ничего-то вы толком не понимаете. С такими вещами я впервые столкнулся пятьдесят лет назад и лишь потом понял, что, пока в нашей стране существуют такие порядки, надо с этим мириться, и все тут. Вам просто не дадут жить иначе. - Это зависит от того, чего человек добивается, - отрывисто сказал Дэви. - Да чего бы вы ни добивались, - все сводится к одному и тому же. Вам нужны деньги. Но когда люди вроде вас думают только о том, как бы добыть побольше денег, дело их плохо. У вас нет к этому таланта. Вы не влюблены в деньги. Вы влюблены во что-то другое, и поэтому для вас деньги только билеты, вот и все. - Билеты? - переспросил Дэви. - Ну да. Билеты на право входа туда, куда вы хотите. А в такие места, где вам хочется бывать, - в богатые дома, шикарные рестораны или лаборатории с тем оборудованием, которое вам нужно, - без этих билетов не войдешь. - Называйте деньги как угодно, - сказал Кен. - Для меня они - звонкая монета, и пусть ее будет как можно больше, чтобы я мог делать что хочу и посылать всех к черту. - Ничего у вас не получится, - заметил Ван Эпп. - Вы не такой человек. У вас нет настоящей страсти к деньгам. - У меня-то? - Вас интересует то, что можно _купить_ на них, а не сами деньги. Надо быть не в своем уме, чтобы собирать билеты ради самих билетов. - Значит, я хочу быть сумасшедшим? Ван Эпп засмеялся. - Нельзя насильно заставить себя сойти с ума, все равно это у вас быстро пройдет. Беда ваша в том, что наша страна кишит людьми, которые копят билеты только потому, что неспособны ни к чему другому. Мне думается, им и в голову не приходит, что на свете есть дела поважнее. Я никогда не понимал страсти к накоплению и не встречал людей с подлинным творческим даром, которые ее разделяли бы. Вот, должно быть, почему я на старости лет подбираю тут за вами отвертки, хотя мог бы разъезжать по своему имению в плюшевом кресле на колесиках и возил бы меня мой собственный врач, который по первому же требованию совал бы мне в рот пилюли. Мне не так уж хорошо живется, - признался старик, - но я не поменялся бы местами ни с одним из этих богачей. Я прожил такую жизнь, какая им и не снилась; у вас тоже будет совсем особенная жизнь, пусть даже вам придется хлебнуть горя. Только не попадайтесь на их удочку, иначе останетесь в дураках. Берите от них все, что можно. Так или иначе, большее количество билетов все равно достанется им; но если вы заставите их дать вам настоящую лабораторию, где можно делать то, что нужно вам, а не им, считайте что вы получили прибыль - единственную прибыль, которая для вас нужна. Здесь вы можете заниматься своим делом, и, если Волрат зовет вас к себе отобедать с дикарями, что ж тут страшного? Пусть они только заплатят за это, вот и все. За каждый такой вечер требуйте, чтобы они оплатили год той работы, к которой вас влечет. - Не могу поверить, что все это так безнадежно, - с отчаянием в голосе сказал Кен. - Наверно, есть какой-то способ жить иначе! Я не говорю о том, что мы должны обедать с гостями Волрата или нет. В конце концов, это ерунда. Я говорю о положении вообще. Если человек способен придумать и создать нечто небывалое - такое, что вносит огромные перемены в жизнь, и в итоге остается ни с чем, значит мир сошел с ума! Ван Эпп покачал головой. - Видите ли, сейчас в нашей стране время собирателей билетов, - сказал он. - Пятьсот лет назад было время людей с сильными мускулами, людей, которые умели владеть длинной пикой, сидя в тяжелейших железных доспехах на огромных конях. Их время прошло. Я не говорю, что время собирателей билетов будет длиться вечно. Я сделал много ошибок в своей жизни, но, сумей я удержаться от этих ошибок, все равно сделал бы другие, быть может еще худшие. Поймите, молодой человек, наши души не приспособлены для нынешнего времени. - А со мной будет не так, - упрямо возразил Кен. - Я это говорил с самого начала, когда... - Вы оба толкуете совсем не о том, - сказал Дэви. - Как начинаешь и чем кончаешь - не имеет никакого значения. Важно лишь то, что успеваешь сделать в этот промежуток. - Нет! - твердо сказал Кен. - Для меня очень важно, чем мы кончим, и я добьюсь, чтобы все вышло по-моему. Можешь ненавидеть меня сколько угодно за то, что на моем счете накопится куча денег, но я это сделаю ради тебя, Дэви. Клянусь! Когда тебе было двенадцать лет, я вытащил тебя из омута, а теперь еще раз спасу тебе жизнь, малыш. Вот увидишь! - Кен засмеялся и сразу стал беспечно-веселым. - Послушай, зачем мы делает из этого трагедию? Мы с тобой приглашены в гости, только и всего! Вино, вкусная еда, танцы, девушки и ведра золота - не такие-то дурацкие билеты, а ведра _золота_ для обаятельных ребят, умеющих отлично держать себя в обществе; и эти ребята - мы с тобой, малыш! Давай кончать работу, сегодня был такой трудный и длинный день. Легким шагом, словно идя на прогулку, он вышел в темноту, отделявшую лабораторию от конторы, где они оставляли свои пальто. Дэви, встревоженный пристально-задумчивым взглядом Ван Эппа, на минуту задержался - он не мог уйти от этих глаз. - Не надо принимать всерьез то, что говорил Кен, - мягко сказал Дэви. - Все это одни слова. Мне думается, Кен не выносит Волрата потому, что у Дуга есть все, что кажется Кену пределом его желаний; но при виде волратовского богатства он мгновенно начинает бунтовать, так как где-то в глубине души сознает, что это вовсе не то, что ему нужно. - Возможно, - рассеянно отозвался Ван Эпп, и Дэви понял, что совершенно неправильно истолковал выражение его глаз. - Знаете, когда мы с вами увиделись впервые, что-то в вас заставило меня вспомнить себя таким, какой я был в вашем возрасте, и мне было очень тяжело от всех этих воспоминаний. Но сегодня ваш брат еще больше напомнил мне мои молодые годы. Только, пожалуйста, никогда не говорите ему этого. Мысль о том, что я - его будущее, испугает его до смерти.
Смех и веселый говор такого множества людей, что невозможно было различить отдельные голоса, доносились из гостиной через длинный темный холл в переднюю. Вики, начав было снимать пальто, остановилась и, удивленно подняв брови, смотрела на Дэви, тот в свою очередь вопросительно взглянул на Артура, взявшего у него шляпу. - Сколько там человек? - Тридцать пять, сэр. Ожидаем сорок. - Сорок? - переспросила Вики. Повернувшись к Дэви с комически огорченным видом, она тихо засмеялась. - Ты, кажется, говорил, что будет человек шесть-семь? - Сначала предполагалось шесть, - подтвердил Артур. - Но потом мистера Волрата, по-видимому, взяло сомнение. Он то и дело заглядывал в кухню, уходил и возвращался, бренча монетами в кармане. Наконец он прибавил к списку еще две фамилии. Потом еще пять. Потом десять, а немного погодя принес еще список из пятнадцати имен. - Артур улыбнулся. - Мистер Волрат уже несколько месяцев не устраивал таких приемов, как прежде, а давно бы пора! - И, вдруг, вспомнив, что причиной уединения его хозяина был траур по сестре Дэви, Артур смутился и виновато добавил: - Не годится деловому человеку жить взаперти. Вы же понимаете, мистер Дэви. - Да, - ответил Дэви. - Разумеется. Внезапно его охватили дурные предчувствия, он готов был повернуться и уйти. И Вики тоже, казалось, преданно ждала только его знака, чтобы последовать за ним, хотя заранее радовалась этому вечеру, и не потому, что ее интересовали гости Волрата, - просто она слишком много времени проводила в одиночестве и отчаянно соскучилась по людям. Впрочем, если уж пришли, уходить не стоит, устало подумал Дэви, Он помог Вики снять пальто и передал его Артуру. Вики легонько провела руками по платью, оправляя его. Дэви видел, что она переполнена веселым возбуждением, словно он и не говорил ей о своей мучительной тревоге, о страшной правде, на которую уже не мог закрывать глаза. Она стояла возле тускло освещенного зеркала в раме красного дерева, и Дэви глядел на нее и спрашивал себя, зачем было делать это трудное признание? Но если говорить честно, он признался во всем только самому себе, ибо вслух сказал едва ли половину того, что было у него на душе, и даже от этого потом отрекся, потому что не находил в себе силы произнести страшные слова. Меньше часа назад он, усталый до предела, сидел один в гостиной их маленькой новой квартирке и ждал, пока Вики кончит одеваться, рассеянно прислушиваясь к торопливому стуку гребенки и щетки для волос о стеклянную поверхность туалетного столика в спальне. Ничто его не трогало, не волновало, не заботило. Он был опустошен. Он сидел неподвижно под мягким светом лампы, не чувствуя никакой связи между собой и окружающим, словно наконец достиг высшей степени отрешенности. Отсутствующим взглядом он посмотрел на высокую молодую женщину, которая появилась на пороге спальни, быстро и безжалостно водя щеткой по волосам. Она не успела еще застегнуть платье. Лицо ее стало ярче от косметики, но в глазах было беспокойное и виноватое выражение. Дэви поймал себя на том, что разглядывает ее, как чужую: поднятые руки резче обрисовывают линию груди, тонкая талия, запрокинутая от сильных движений щетки голова, стройные, чуть расставленные для упора ноги. - Я тороплюсь изо всех сил, Дэви. Уверяю тебя! - Никакой спешки нет. - Почему ты смотришь на меня так странно? - спросила она, не переставая водить щеткой по волосам. - Будто видишь впервые. - Я размышляю о том, что бы я подумал, если б увидел тебя сейчас впервые, - медленно сказал Дэви и, помолчав, вдруг добавил: - Вики, я не хочу идти к Дугу! Рука со щеткой застыла. Вики была удивлена, но не меньше удивился и Дэви, ибо слова эти вырвались у него неожиданно, помимо его воли, - он даже не знал, что ему не хочется идти, пока не услышал их. - Почему, Дэви? - спросила она. - Не знаю, - сказал Дэви, но его голос чуть дрогнул, потому что глубоко скрываемое волнение вдруг вырвалось наружу. - Нет, _знаю_! Я боюсь. - Боишься? Но _чего_? Дэви покачал головой, пристально рассматривая свои руки. - Мне не хочется говорить об этом, - тихо произнес он, сдвинув брови, стараясь сдержать слезы и избавиться от подступившего к горлу комка. - А, ладно, к черту! Кончай одеваться и поедем. - Нет, - сказала Вики. Она села рядом, но не решалась дотронуться до него и не знала, что ей делать. Все еще держа щетку, она положила руки на колени и сидела, как примерная девочка, с морщинками горестного недоумения на лбу. - Что я за жена, Дэви? Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. - Откуда тебе понять, - сказал Дэви, - ведь мы с тобой почти не разговариваем. Я убегаю из дому рано утром, а прихожу ночью, еле держась на ногах. Вот уже столько времени мы не видели друг друга по-настоящему. Посмотри на себя. Ведь ты - красавица, а думаешь, я замечаю это? Вики невольно рассмеялась. - Разве я красавица? - Конечно, ты очень красива, - с трудом проговорил Дэви и снова уставился на свои руки. Острая печаль, которую он заслонял от себя плотной завесой апатии, сейчас разрывала ему грудь; он знал теперь истинную причину этой печали, он не мог заставить себя назвать ее вслух. - Чего ты боишься? - опять спросила Вики. Дэви хотел ответить, но не мог произнести ни слова. Наконец он сказал: - Я делаю то, что мне не по душе, потому что хочу удержать слово, данное когда-то Кену. - Он умолк, и, когда заговорил снова, у него было такое чувство, будто он предает что-то самое дорогое в жизни. - И только недавно я понял, что Кен вовсе не намерен сдержать слово, данное мне. - Несмотря на все усилия, голос его был еле слышен. Он упорно разглядывал свои пальцы, не в силах оторвать от них глаз. - Дело не в том, что я не хочу идти в гости к Дугу, - произнес он наконец так тихо, что Вики с трудом разобрала его слова. - По правде говоря, я бы предпочел, чтобы у него не было никаких гостей. Мне неприятно думать о том, что там должно произойти. Я не хочу видеть этих людей. Мне страшно. - Я все-таки хотела бы знать: почему? - настойчиво спросила Вики. - Почему тебе страшно? - Потому что сегодня у Дуга будут как раз такие люди, с которыми Кен давно мечтает общаться. И не потому, что они ему нравятся, нет, он хочет использовать их, - раздельно произнес Дэви, все еще не подымая глаз. - Никогда я не говорил вслух того, что ты сейчас слышишь. Даже про себя я этого не говорил. Но я не сомневаюсь, что наступит день, когда Кен меня бросит. Я это знаю. - Нет! - воскликнула Вики. - Такого никогда не будет! - Будет! - прямо сказал Дэви. - Этот день ждет меня где-то в календаре, как указательный столб с надписью "До Нью-Йорка пятьсот миль" ждет каждого, кто едет по шоссе прямо на восток. И случится это из-за денег. - Дэви, как ты можешь допускать такие мысли? - Мне кажется, эта мысль живет у меня в подсознании уже много лет, - просто ответил он. Ни разу в жизни он не сказал ни одного неодобрительного слова о Кене никому, кроме самого Кена и Марго, и несмотря на страстную любовь к жене, несмотря на счастье, которое он испытывал в ее теплых объятиях, он
|
