Методологические проблемы социально-гуманитарного познания в позитивистском и герменевтическом проектах (историко-философский обзор).

 

В качестве эпиграфа к этой главе можно было поставить знаменитое и ставшее легендарным высказывание одного из основателей школы «Анналов» или иначе «школы исторического синтеза» Л. Февра, в котором он в противовес девизу позитивистов в исторической науке «факты, факты и ничего кроме фактов» (или в другой интерпретации - «тексты, тексты и ничего кроме текстов»), ответил, что наука (в его случае - история) использует тексты, но все тексты и не только тексты (Febvre, L., 1992, р. 13).

Действительно, специфика социально-гуманитарных наук заключается, прежде всего в том, что они касаются повседневной, действительной жизни. Поэтому, как следствие, во-первых, убеждение обывателей (в том числе и представителей естественных и математических наук) в том, что они тоже во всем этом разбираются, а, во-вторых, требование того, чтобы реальные (социальные) проблемы решались быстро и позитивно, иначе - зачем социально-гуманитарные науки и их представители существуют и поддерживаются государством и налогоплательщиками.

Кроме того, одна из особенностей социально-гуманитарного познания, в его отличии от естественнонаучного, в том, что основания исследования здесь осознаются не вполне четко. В числе основных причин такого положения дел можно отметить то, что в социально-гуманитарных науках образцом решения методологических проблем долгое время (а отчасти и до сих пор) являлась естественная наука в ее классическом или позитивистском варианте.

В отличие от естественных наук, гуманитарные совсем недавно начали отпочковываться от философии, и как результат – реакция отторжения – пренебрежение философским настроем на поиск оснований. Тем более, что социально-гуманитарные науки в основном изучают индивидуальное, особенное, по крайней мере - конкретное. А философия направлена на поиск абстрактного, общего или даже всеобщего. В этом отношении социально-гуманитарные науки как бы переживают то, чем уже «переболели» науки естественные (позитивизм). Хотя альтернатива господству позитивистской методологии в социально-гуманитарном познании была и остается, таковой можно считать разработки философской герменевтики.

Если попытаться в общем дать оценку позитивистскому и герменевтическому проектам научного познания в контексте развития науки, то можно сказать, что позитивистский проект - это теоретическое обоснование экспансии математических и естественных наук на область социально-гуманитарных и попытка выстроить последние по своему образцу. Герменевтический же проект - это изначально самозащита социально-гуманитарного познания от притязаний естественных наук и утверждение собственной специфики. Однако, начиная с середины XX в., ряд представителей герменевтического проекта переходят от «обороны» к «наступлению» и утверждают, что в естественнонаучном познании, так же как и в социально-гуманитарном не обойтись, например, без понимания и интерпретации. Вместе с тем, примерно с того же времени, ряд представителей позитивистского проекта также отмечают и призывают осознать то, что естественнонаучное знание не так уж однозначно и окончательно, как это считали прежде и рассматривали в качестве его достоинства и преимущества перед социально-гуманитарными науками. Естественные науки конечно опираются на факты, но сами факты здесь также интерпретируются и определяются теорией. Однако и это лишь схематичная оценка двух фундаментальных проектов (а также их соотношения), обращавшихся в трудах их представителей к проблемам методологии научного, и в частности, социально-гуманитарного, познания.

Более подробно специфику и особенности трансформации обоих проектов, их взаимодействия, а также основные принципы и идеи их представителей, касающиеся методологии социально-гуманитарного познания, можно рассмотреть, опираясь на один из вариантов выделения основных этапов развития позитивизма. Согласно этому варианту, позитивизм возникает в 30-е годы XIX века: первый этап – собственно позитивизм или «классический» позитивизм - продолжался до конца XIX века; второй этап – эмпириокритицизм - относится к концу XIX – началу XX века; третья историческая форма позитивизма – неопозитивизм - складывается в 20-е годы XX века; а на рубеже 50-60-х годов оформляется постпозитивизм (Лекторский В.А., 1989, с. 488-489; Швырёв В.С., 1989, с. 415-416; Садовский В.Н., 1989, с. 498; Никитин Е.П., 2001, с. 431-432; Богомолов А.С., 2001, с. 687-688; Швырёв В.С., 2001, с. 369-370; Никифоров А.Л., 2001, с. 442-444).

Позитивистский проект в той его части, которая касается специфики, характера и развития научного познания возникает как рефлексия классической науки, которая приводит к формулированию некоторых принципов неклассической науки. С развитием позитивизма эти принципы трансформируются, либо формулируются все в более четкой или крайней форме.

Предпосылки позитивизма можно обнаружить в концепции И. Канта, который настаивал на том, что необходимо признать границы человеческого разума и освободить место для истин религиозной веры и нравственного учения (то есть этики) (Кант И., 1993).

Человек способен познавать вещи только такими, какими они ему представляются, а не такими, каковы они есть на самом деле, то есть человек познает только феномены (явления), а не «вещи-в-себе» (сущности) (Кант И. 1993).

Поэтому тот мир, который объясняет наука, это мир, который уже приведен в порядок при помощи априорных форм основных познавательных способностей человека (чувственности, рассудка и разума). При этом природа человеческого разума такова, что он не может пассивно воспринимать данные, которые дает ему чувственность со своими априорными формами (пространство и время). На самом деле человеческий разум активно усваивает чувственные данные, перерабатывает и выстраивает, применяя понятия, предлагаемые рассудком, который в свою очередь также как и чувственность имеет априорные формы (категории), а затем в соответствии со своими фундаментальными построениями и априорными формами (противоречиями) разум приходит к выводам (если только не впадает в антиномии). Поэтому человек познает объективную действительность в той степени, в которой действительность отвечает основополагающим априорным формам человеческого познания. Человеку известен только мир, пронизанный его собственным знанием (Кант И. 1993).

Первый этап – собственно позитивизм или «классический» позитивизм (30-е годы XIX века - конец XIX века) и основы герменевтики.

Основатель позитивизма О. Конт в своей работе «Курс позитивной философии» (Конт О., 2003), ставшей программной для этого направления, исходит из предложенной им схемы хода интеллектуальной эволюции человечества, которая, с его точки зрения, определяет прогресс всего общества. При этом он полагает, что каждая из отраслей нашего знания последовательно проходит три различных теоретических состояния: 1. состояние теологическое или фиктивное; 2. состояние метафизическое или абстрактное; 3. состояние научное или положительное. Им соответствуют три метода мышления, которые последовательно сменяет человеческий дух, а также три соответствующих и взаимоисключающих вида философии: теологическая, метафизическая и положительная (Конт О., 2003, с. 3-20). Характеризуя «положительное состояние человеческого духа», О. Конт «по-умолчанию» исходит из одного из основных тезисов И. Канта о том, что наука в состоянии познавать лишь мир феноменов (явлений), но никак не мир «вещей-в-себе» (сущностей) (Кант И., 1993) и делает его ключевым в своей концепции, утверждая, что в положительном состоянии духа осознается невозможность достижения абсолютных знаний, происходит отказ от исследования происхождения и назначения существующего мира и от познания внутренних причин явлений и возникает стремление к познанию действительных законов явлений, т.е. неизменных отношений последовательности и подобия. Объяснение явлений здесь становится только установлением связей между различными отдельными явлениями и несколькими общими фактами, число которых уменьшается по мере прогресса науки. Возможно, в конце концов, останется только один общий факт, подобный, например, закону тяготения (Конт О., 2003, с. 3-20). Однако, делая центральным данный тезис И. Канта, О. Конт, вместе с тем не берет в расчет или, во всяком случае, не акцентирует внимание на другом, может быть более продуктивном положении философской концепции И. Канта о том, что человек познает объективную действительность в соответствии с основополагающими построениями своего разума (Кант И., 1993). С другой стороны из первого тезиса и анализа развития науки в период Нового времени, а также ее состояния в современный ему период, О. Конт делает вывод о том, что к положительным теориям уже сведены астрономические, физические, химические и физиологические явления, но чтобы закончить построение положительной философии необходимо ввести в ее область и привести к такому же виду явления социальные (Конт О., 2003, с. 3-20). Таким образом, О. Конт провозглашает необходимость экстраполяции методологии естественных наук на область социально-гуманитарного познания. Конечно, нечто подобное встречалось и ранее в трудах ученых и философов Нового времени (XVII – начала XIX веков), но именно призыв О. Конта стал наиболее эффективным и далеко идущим по своим последствиям для развития социально-гуманитарных наук, особенно второй половины XIX и отчасти XX века. К тому же О. Конт не стал ограничиваться одними лозунгами и в одной из следующих своих работ «Курс позитивной политики» (Конт О.,Курс позитивной политики) перешел от деклараций к делу и предложил физикалистскую теорию общества и его развития, утверждая необходимость разделять изучение общества на социальную статику и динамику (Конт О.,Курс позитивной политики).

Один из последователей О. Конта, а также видный представитель «классического» позитивизма Г. Спенсер, помимо прочего, разрабатывал учение о всеобщей эволюции, в котором, основываясь на современных ему концепциях механики, биологии и геологии, сводил в один ряд понимание эволюции всех явлений, как неорганических так и, в конечном счете, явлений нравственных и социальных. Так же как и О. Конт, Г. Спенсер отрицал продуктивность поиска сущностных причин всех этих процессов и эволюции вообще и призывал к простому описанию фактов. Хотя наибольшее влияние на его концепцию всеобщей эволюции оказали, по видимому, идеи Ч. Дарвина, что проявляется, прежде всего, в том, что строение общества он уподоблял строению живого организма, а основным законом социального развития и взаимодействия обществ считал закон выживания наиболее приспособленных из них (то есть, более дифференцированных на классы и институты) (Спенсер Г., 1876).

Примерно в это же время, или точнее немного раньше, закладываются основы противоположного проекта методологии социально-гуманитарного познания, истоки которого восходят к античности, о чем свидетельствует и сам термин, применяемый к этому направлению – герменевтика. Основы философской герменевтики Нового времени были заложены одним из представителей немецкого романтизма Ф. Шлейермахером, который истолковывал герменевтику как искусство понимания «другого» и, следовательно, как метод всех наук о духе (Гайденко П.П., 1989, с.119-120).

Таким образом, как позитивистский проект, так и основы герменевтического проекта методологии социально-гуманитарного познания, складываются примерно в одно и то же время (в начале XIX века). Однако, если герменевтика претендует только на область социально-гуманитарного познания, то позитивисты пытаются обосновать универсальность методологии естественных наук. Вместе с тем, несмотря на «экспансивный» характер позитивистского проекта, с герменевтическим проектом на данном этапе они не пересекаются и выглядят противоположными. Во всяком случае, их взаимодействие здесь явно не заметно, в отличие от последующих этапов.

Второй этап – эмпириокритицизм (конец XIX – начало XX века) и герменевтика.

Тезис И. Канта о том, что человек познает объективную действительность в соответствии с основополагающими построениями своего разума (Кант И., 1993), который О. Конт не удостоил своим вниманием, сделали одним из главных в своих концепциях и разработали представители второго этапа в развитии позитивизма – эмпириокритицизма - Э. Мах и Р. Авенариус, а также некоторые из их учеников и последователей.

Ряд исследователей полагают, что Э. Мах и Р. Авенариус пришли к своим схожим (хотя и различий в их идеях немало) идеям одновременно и независимо друг от друга (Реале Дж., Антисери Д., 1997, с.242, 258), хотя время выхода в свет их основных работ заставляет предположить, что все же Р. Авенариус свои, во всяком случае, схожие с Э. Махом идеи высказал раньше. Впрочем, и тот, и другой, выражая свои взгляды в той или иной мере, а также в том или ином направлении развивают идеи И. Канта, и, прежде всего, уже отмеченный ранее тезис И. Канта о том, что человек познает мир по-человечески, а не таким, каков он есть на самом деле (Кант И. 1993).

Так, например, Р. Авенариус следуя заветам «отца-основателя» позитивизма О. Конта, пытался выстроить психологию, социологию, а также вольно или невольно, – историю, по образцу позитивных наук о природе (прежде всего на манер физиологии и биологии). Он, с одной стороны, развивает тезис И. Канта о том, что человек воспринимает мир не таким, каков он есть, а таким, каким он ему представляется (Кант И. 1993), но, с другой стороны, Р. Аверинариус отрицает априорность человеческого познания. Во всяком случае, его идеи по этому поводу больше соответствуют утверждению Г. Спенсера о том, что априорное знание, физиологически закреплено опытом бесчисленных поколений предков, поэтому то, что априорно для личности, апостериорно для рода (Нарский И.С., 1989, с. 619-620). По мнению Р. Авенариуса нет никаких оснований утверждать, как это делает И. Кант, что человеческое познание наделено априорными формами. То, что познание человека позволяет ему иметь комплекс представлений, понятий и суждений означает только то, что он адаптирован к окружающей среде.

Расширяя область применения концепции Ч. Дарвина и экстраполируя сформулированные в ее рамках законы отбора, приспособления и борьбы за существование, не только на психическую жизнь человека, но и на социокультурное развитие человечества, Р. Авенариус даже науку рассматривает как биологический феномен. Поэтому он пытается обосновать снятие различия между физическим и психическим, утверждая, что есть разные виды биологической зависимости индивида от среды, но реального дуализма опыта нет, также как нет существенного различия между вещью и мыслью, материей и духом (Авенариус Р., 2008).

Вместе с тем, Р. Авенариус говорит о том, что существует множество картин мира, но все они являются историческими конструктами, которые включают «истины в себе и для себя», то есть, опыт в широком смысле, который является непрерывной цепью жизненных реакций организма на среду. При этом, по его мнению, опытом называется все — идеи, верования, восприятия предметов, образы, суждения, оценки и т.п., которые обусловлены конкретными и различными социальными средами (Авенариус Р., 2008). Иначе говоря, Р. Авенариус признает, что понимание мира задается не только биологической (психофизической природой) человека, но и социокультурными факторами (хотя для него они, по-видимому, тоже являются психофизическими по происхождению и своей сути), а также принадлежностью человека к определенной социокультурной среде. Но это только исторические конструкты, несмотря на то, что у их носителей есть склонность, считать свои понятия абсолютными и вечными истинами. Поэтому, по факту, соглашаясь с социокультурной обусловленностью понимания мира человеком, сам Р. Авенариус считает это недопустимым, тем, что подлежит преодолению в стремлении науки к «объективности» и формулирует в качестве одной из целей научного познания возвращение к «естественному понятию мира» (Авенариус Р., 2008). То есть, следуя логике Р. Авенариуса, существование большинства социально-гуманитарных наук либо не оправданно и излишне, либо они должны стать своеобразным продолжением естественных и должны быть выстроены по их образцу.

Критика опыта (которой и должна заняться «новая философия») должна очистить понимание мира от различий, мифических, философских измышлений и получить, в результате, универсальную (естественную) концепцию мира. Такая концепция должна опираться на следующие три основания: существуют индивиды; есть элементы внешней среды; между индивидами, а также между ними и элементами среды есть множество отношений, как и между элементами среды. Однако такая критика будет иметь дело не с фактами внешнего мира, а с данными языковой практики людей. В таком варианте критика опыта будет метафилософией, представитель которой анализирует высказанные кем-то утверждения (Авенариус Р., 2008).

Исходя из этого, вполне объясним принцип «экономии мышления», который формулирует Р. Авенариус. С одной стороны, мышление рассматривается как результат приспособления к окружающей среде. С другой стороны, новая философия призвана стать критикой чистого опыта и очистить современное человеческое познание от исторически накопленных, но излишних конструктов понимания мира (прежде всего, материалистических или идеалистических концепций), тем более, что споры между их представителями бесплодны и неразрешимы (Авенариус Р., 2008; Авенариус Р., 1912).

Э. Мах, так же как и Р. Авенариус, считает познание процессом адаптации живого организма к окружающей среде, в основе которого лежит ощущение. Мир не есть совокупность неких сущностей или кантовских «вещей-в-себе», каждая из которых порождает наши ощущения. Мир подобен единой пёстрой ткани из которой живые существа (в том числе человек) в результате биологической эволюции по-своему выделяют то, что им представляется относительно устойчивым, важным и составляет комплекс ощущений, которые отпечатываются и передаются из поколение в поколение в памяти вида и, как следствие, – индивида. Что же касается человека, то его относительно устойчивые комплексы ощущений, помимо памяти, выражаются в словах, обретая имена, и отождествляются с телами (Мах Э., 1908).

Поэтому, обращаясь к проблемам научного познания, Э. Мах утверждает, что в его основе лежат не факты, а ощущения. При этом наука – это развитие биологической адаптации человека, приложение идей к сфере опыта. Наука должна исследовать постоянное и важное в способе функциональной связи и взаимозависимости феноменов, не применяя понятий причины и следствия, а результатом должно быть представление об определенной сфере опыта как целого (Мах Э., 2003; Мах Э., 2011). Однако эти и подобные высказывания не означают того, что Э. Мах не уделял никакого внимания рациональным или теоретическим построениям. Напротив, по его мнению, наблюдение и теория – не раздельны, наблюдение «заражено» теорией, однако, в свою очередь, опыт может воздействовать на нее (подтверждать, опровергать или корректировать) (Мах Э., 2011). Хотя, все же опыт в его отношении к теории для Э. Маха важнее, поэтому, согласно его мнению: «Если первичен опыт, то от него ждут подтверждения или опровержения. А то, относительно чего невозможно подтверждение или опровержение, к делу не относится» (Цит. по кн.: Реале Дж., Антисери Д., 1997, с. 256). Но, таким образом, если следовать логике Э. Маха, большинство социально-гуманитарных наук «к делу не относятся», так как не могут быть подтверждены на основе опыта, тем более такого, в основе которого лежат ощущения. Тот же вывод можно сделать из принципа «экономии усилий», сформулированного Э. Махом. Согласно его точке зрения, в рассмотрении феноменов можно сэкономить труд, если применять методы, позволяющие описывать за один раз наибольшее их количество (Мах Э., 2011).

Вместе с тем, нельзя не отдать должное Э. Маху в его критическом отношении к попыткам экстраполировать принципы, законы и категории классической механики на другие области научного познания. Хотя во многом эта позиция объяснялась критическим отношением к концепции И. Ньютона в целом и в частности к его понятиям абсолютного пространства и времени (наверняка под влиянием идей того же И. Канта) (Мах Э., 2011).

Таким образом, элиминируя «вещь-в-себе» И. Канта, а также утверждая, что объекты это «комплексы ощущений», Э. Мах, по-видимому, не отрицает существование объективной реальности (мира), а только развивает тезис И. Канта о том, что человек познает мир по-человечески, в силу своих природных познавательных способностей, высказывая при этом достаточно оригинальную и продуктивную (как показала дальнейшая история развития философии и науки) мысль о том, что человек, как впрочем, и другие живые существа, познавая действительность, делит ее по-своему на комплексы ощущений (объекты), причем как различные люди это делают по разному, так и один и тот же человек в разные моменты своего восприятия действительности может это делать различным образом. Поэтому говорить о существовании некоей объективной и стабильной совокупности «вещей в себе», объектов как таковых – не имеет смысла.

Помимо представителей эмпириокритицизма тезис И. Канта о том, что человек познает объективную действительность в соответствии со своими основополагающими субъективными познавательными способностями и их априорными формами (Кант И., 1993), сделали одним из главных в своих концепциях и разработали представители Баденской школы. А вслед за ними, под влиянием некоторых идей ряда представителей этой школы, а также классического позитивизма (О. Конт и Дж. Ст. Милль), - В. Дильтей, который, критически проанализировав и синтезировав их взгляды, попытался противопоставить попыткам экспансии естественнонаучной методологии на область социально-гуманитарного познания, вариант демаркации наук о природе (естественных) и о духе (социально-гуманитарных), утверждая, что ведущим методом наук о природе является объяснение, а главным методом наук о духе – понимание. Более того, В. Дильтей пытается не только разграничить, но и противопоставляет данные области научного познания, утверждая, что «… факты, относящиеся к обществу, мы можем понять только изнутри, только на основе восприятия наших собственных состояний… С любовью и ненавистью, со всей игрой наших аффектов созерцаем мы исторический мир. Природа же для нас безмолвна, она нам чужда, она для нас - внешнее. Общество – наш мир» (Dilthey W. 1957, S. 60-61). В качестве метода социльно-гуманитарных наук предлагает понимающую психологию (в отличие от объясняющей психологии) (Дильтей В., 1996). Хотя, конечно, помимо указанных направлений, в формировании взглядов В. Дильтея на герменевтику как метода интерпретации, понимания культуры прошлого, или, иначе говоря, истолкования отдельных явлений в контексте целостной душевно-духовной жизни реконструируемой эпохи, и, как следствие - основного метода социально-гуманитарного познания, несомненно, оказали идеи, упомянутого выше, основоположника философской герменевтики Ф. Шлейермахера (Гайденко П.П., 1989, с. 119-120, 174-175).

Таким образом, как это не покажется парадоксальным, именно эмпириокритицизм, как вторая историческая форма позитивизма - с одной стороны, а также герменевтика (прежде всего, в лице В. Дильтея) - с другой, - оказали влияние на формирование одного из философских направлений XX века – феноменологии, что особенно заметно в концепции одного из его родоначальников Э. Гуссерля. Таким образом, изначально, на первый взгляд, два противоположных проекта методологии научного (и, в том числе, социально-гуманитарного познания) сблизились, пересеклись и синтезировались «на нейтральном поле» нового философского направления, которое, в свою очередь, оказало существенное влияние на дальнейшее развитие герменевтики, прежде всего на концепции М. Хайдеггера и Х.-Г. Гадамера.

Третий этап – неопозитивизм (складывается в 20-е годы XX века) и герменевтика.

Тезис эмпириокритицизма о необходимости анализа суждений и языка поддержали и развили представители третьего этапа в развитии позитивизма – неопозитивисты (Б. Рассел, Р. Карнап, Г. Фреге, Л. Витгенштейн и т.п.). При этом основные методы анализа языка определили два основных направления в развитии неопозитивизма - логический и лингвистический неопозитивизм.

Программным для неопозитивизма можно считать высказывание Р. Карнапа: «Это - несчастье, что наш язык несет в себе эту двусмысленность, потому что она является источником многих недоразумений» (Карнап Р., 1991, с. 587).

Более того, представители неопозитивизма провозглашают тот или иной вариант анализа языка основным методом решения фундаментальных философских и научных проблем, а значит отчасти и проблем социально-гуманитарных наук. Так Р. Карнап заявляет, что все философские проблемы в действительности являются синтаксическими, и если избежать ошибок в синтаксическом анализе, то любая философская проблема будет решена средствами такого анализа или в результате будет показана ее неразрешимость (Цит. по кн.: Рассел Б., 1994, с. 299). Б. Рассел это высказывание считает преувеличением, однако и сам утверждает нечто похожее, хотя и более осторожно, говоря, что аналитический эмпиризм, включающий в себя математику и мощную логическую технику способен достигнуть ответов на некоторые вопросы, имеющие характер науки, а не философии. «Однако остается широкое поле, по традиции включаемое в философию, где научные методы неприменимы. Эта область содержит конечные проблемы ценности …» (Рассел Б., 1994, с. 302-303).

При этом в основу анализа языка логические позитивисты пытаются положить принципы математики, а, кроме того, призывают избавиться от неоднозначности естественного языка и создать искусственный формализованный и однозначный язык научного познания. Так, например, Р. Карнап, подчеркивая одно из преимуществ искусственного языка в сравнении с естественными для научного познания, писал: «Когда утверждения делаются ученым на обычном словесном языке, а не на более точном языке символической логики, мы должны быть крайне внимательными, чтобы не смешивать единичные суждения с универсальными» (Карнап Р., 1991, с. 587). Справедливости ради, стоит отметить, что отчасти поставленную задачу неопозитивисты реализовали. В основном их усилиями были созданы искусственные формализованные языки математической логики (прежде всего язык логики высказываний и язык логики предикатов), которые в дальнейшем легли в основу языков программирования. Однако создать универсальный искусственный язык научного познания неопозитивистам так и не удалось.

Развитие герменевтики в этот период наиболее ярко можно проследить на примере философских идей одного из представителей экзистенциализма М. Хайдеггера, во всяком случае, когда он в своем творчестве обращается не в чистом виде к проблемам бытия и человека, а к их связи с проблемами познания. При этом М. Хайдеггер опирается не только на таких «классиков» герменевтики как В. Дильтей, но и, находя вариант решения вставших перед ними проблем, пытаясь обосновать общезначимость понимания и его универсальность, обращается к уже упомянутой феноменологии Э. Гуссерля. Однако, если для Э. Гуссерля ключевым в этом случае было понятие «жизненного мира», «предварительные знания», которые сливаются в единый «тотальный горизонт» (Гуссерль Эд., 1994), то М. Хайдеггер утверждает, что таковой является языковая реальность. При этом следует отказаться от широко распространенного до сих пор инструменталистского и механистического понимания языка (судя по всему, помимо прочих, имеются ввиду и неопозитивисты). М. Хайдеггер утверждает, что не мы говорим языком, а язык говорит нами (Хайдеггер М., Письмо о гуманизме, 1993; Хайдеггер М., Путь к языку, 1993; Хайдеггер М., Из диалога о языке. Между японцем и спрашивающим, 1993), «язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек» (Хайдеггер М., Письмо о гуманизме, 1993, с. 192). В итоге герменевтика у М. Хайдеггера становится «свершением бытия» (Хайдеггер М., Из диалога о языке. Между японцем и спрашивающим, 1993), поэтому согласно его утверждениям не следует разграничивать социальное и природное бытие, чтобы обосновать своеобразие социально-гуманитарного познания, как это делал В. Дильтей, так как методологию естественнонаучного познания можно рассматривать как разновидность понимания, которое согласно М. Хайдеггеру является исконно и сущностно человеческим способом постижения бытия и является основой как практического умения, так и теоретического знания. Понимание имеет проективный характер, который заключается в том, что понимающий проецирует себя, свои возможности на некоторый смысл, поэтому всякое понимание, в конечном счете, есть самопонимание (Цит. По кн.: Гадамер Х.-Г., 1988, с. 310-312;).

Иными словами, М. Хайдеггер подобно неопозитивистам, в центр своей концепции ставит язык, однако, в отличие от них, он призывает не трактовать его инструменталистски и механистически, не ставит перед собой задачу исправления недостатков естественного языка, а, напротив, исходит из тезиса, что «язык есть дом бытия» и пытается проводить анализ естественного языка не с тем, чтобы заменить его однозначным искусственным языком, а с целью его очищения и поиска первоначального, исконного смысла (смысла бытия).

Таким образом, как неопозитивисты, так и некоторые представители герменевтики (прежде всего, М. Хайдеггер) делают главным объектом своих исследований язык, а анализ языка провозглашают главным методом философского и научного исследования. Хотя само понимание языка и способы его анализа у тех и других различны.

Четвертый этап – постпозитивизм (оформляется на рубеже 50-60 годов) и герменевтика.

Становление постпозитивизма - четвертого этапа в развитии позитивизма, обычно связывают с публикациями работ К. Поппера «Логика научного исследования» (Поппер К., 2010) и Т. Куна «Структура научных революций» (Кун Т., 2009).

Однако концепция К. Поппера выглядит более традиционно по сравнению с идеями Т. Куна (что и обусловило в дальнейшем их длительную полемику), возможно, это связано, прежде всего, с тем, что концепция К. Поппера в основном оформилась, с одной стороны - под влиянием, а с другой стороны - в процессе полемики с представителями Венского кружка, который обычно считают началом неопозитивизма. Да и его работа «Логика научного исследования», более известная в английском издании 1959 года, которую наряду с работой Т. Куна «Структура научных революций», считают провозвестником четвертого этапа в развитии позитивизма, изначально была опубликована на немецком языке еще в 1934 году, а более поздние издания (в том числе издание на английском языке 1959 года) выходили с изменениями и комментариями, однако суть концепции К. Поппера со временем принципиально не поменялась. Традиционность взглядов К. Поппера проявляется, прежде всего, в его критике, концепций, носящих, по преимуществу, социально-гуманитарный характер, в которой он исходит из предложенного им и основательно разработанного принципа фальсификации, который он выдвинул в противовес принципу верификации, являющемуся ключевым для неопозитивизма. Критика К. Поппера была направлена против концепции психоанализа, в первую очередь, в варианте З. Фрейда, а также марксисткой диалектики, прежде всего в той ее части, где она касается социально-экономических законов развития общества (Поппер К., 2010). По-видимому, критика исторического материализма К. Маркса стала для К. Поппера основой для критики всех прогностических концепций философии истории, которые претендуют на раскрытие закономерностей исторического процесса и пытаются уйти от простой описательности и констатации фактов (Поппер К., 1993). Вместе с тем, нельзя не признать оригинальность концепции К. Поппера в части разработки уже упомянутого принципа фальсификации, как критерия научности той или иной концепции, а также в том, что он, развивая идеи своих предшественников (начиная с И. Канта, но, прежде всего, Э. Маха), говорит о решающей роли теории в научном познании, а также в понимании и концептуализации эмпирических фактов (Поппер К., 2010), что отчасти сближает его идеи с взглядами Т. Куна.

В отличие от идей К. Поппера, концепция Т. Куна выглядит принципиально более оригинальной по сравнению с основными представителями классического позитивизма, эмпириокритицизма и неопозитивизма. Прежде всего, это касается его истолкования характера развития науки. Т. Кун не согласен с тем, что наука развивается линейно или тем более «прогрессивно», а, кроме того, кумулятивно. Он предлагает циклическую концепцию истории науки. При этом, может быть, в большей степени это касается социально-гуманитарных наук, однако и в естественнонаучном познании не так все однозначно, как это представлялось представителям классического позитивизма. Наука развивается не за счет приращения знаний и уточнения исходных теорий, а в результате последовательной смены господствующих теоретических построений – парадигм, каждая из которых является иным взглядом на одну и ту же реальность, ее фрагмент или определенную совокупность фактов. Однако ни одну из них не стоит смешивать с истиной о реальности. При этом в определенные периоды («до-парадигмальный» и период «экстраординарной науки») развития науки конкуренция теорий, а также их сторонников особенно заметна. Каждая из них стремится стать господствующей, то есть – парадигмой (Кун Т., 2009). Характерно, что, во-первых, трактовка Т. Куном ключевого для его концепции понятия «парадигмы», которую он истолковывает как определенный набор убеждений, ценностей и техник, разделяемых членами данного научного сообщества, а также, во-вторых, выделенные им критерии, по которым теория принимается в качестве парадигмы учеными, - включают как рациональные и объективные, так и иррациональные и субъективные элементы и основания.

Идею Т. Куна о теориях, конкурирующих в определенные периоды развития науки, развил П. Фейерабенд в работе «Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания» (Фейерабенд П., 1986). Однако он не констатирует и не обосновывает факт такой конкуренции, а пытается показать ее необходимость для развития не только социально-гуманитарного, но и естественнонаучного познания (Фейерабенд П., 1986).

Среди представителей герменевтики этого этапа, прежде всего, следует выделить Х.-Г. Гадамера. В своей работе «Истина и метод» (Гадамер Х.-Г., 1988) он в основном пытается развивать идеи своего учителя и предшественника М. Хайдеггера, в том числе его учение о языке. Наиболее оригинально в отношении проблем научного познания и обоснования универсальности методологических принципов герменевтики, как в социально-гуманитарных, так и в естественных науках, выглядит та часть его концепции, в которой он развивает учение о «предрассудках», призывая пересмотреть, созданное в философии Просвещения «экстремистское» учение о них, отличавшееся однозначно негативной оценкой предрассудков, а также подчеркивая не только то, что именно «пред-рассудки», «пред-суждения» и «пред-мнения» делают возможным понимание и являются его необходимым условием, но и то, что от них в принципе невозможно избавиться – беспредпосылочное мышление – это фикция. При этом, по мнению Х.-Г. Гадамера большинство пред-рассудков, которые ныне нам кажутся иррациональными изначально были выработаны на рациональных основаниях (Гадамер Х.-Г., 1988, с.169-177).

Итак, начиная с рубежа 50-60-х годов концепции представителей позитивистского и герменевтического проектов методологии социально-гуманитарного познания максимально сближаются в решении таких вопросов как, например: роль теоретических построений в науке, соотношение эмпирических данных и их теоретической концептуализации, значение социокультурной обусловленности в научном познании, возможность достижения объективной истины, характер развития науки, соотношение рациональных и иррациональных, объективных и субъективных элементов и оснований в научном познании.

Таким образом, позитивистский проект и основы герменевтического проекта методологии социально-гуманитарного познания складываются примерно в одно и то же время (начало XIX века). При этом на первом этапе своего развития (до конца XIX века) они почти не взаимодействуют и выглядят противоположными. Однако изначальная претензия позитивист