Глава 48

Время от времени к Куину возвращалось воспоминание о его смерти. Это происходило во сне. В редкие моменты, когда он был спокоен и безмятежен. А иногда просто чтобы поиметь его голову забавы ради.

Он всегда пытался избегать коллажа зрительных образов, запахов и звуков, словно чумы, но, несмотря на поданный в свой внутренний суд запрос на запретительное постановление, адвокатом противной стороны была маленькая сучка, втыкающая палки в колеса… поэтому дерьмо продолжало всплывать.

Пока он лежал в своей постели, неясный отрезок ментального ландшафта – ни сон, ни бодрствование – напоминал свободную телефонную линию, по которой та ужасная ночь может дать о себе знать. И, к вашему сведению, она воспользовалась представившейся возможностью – воспоминания совершили звонок и каким-то образом заставляли его ответить.

Его родной брат входил в состав Хранителей Чести, пришедших избить его, и группки ублюдков в черных мантиях, выследивших его у обочины дороги, когда он в последний раз уходил из особняка своей семьи. За спиной у него было несколько собственных вещей, и он понятия не имел, куда направлялся. Отец выкинул его из дома, и Куин оказался удален от семейного древа, поэтому… вот он. Без корней. Без дальнейшего плана действий.

И все из-за его разноцветных глаз.

Хранители чести должны были просто избить его за оскорбление, нанесенное кровной линии. Не предполагалось, что они убьют его. Но все вышло из-под контроля, и, что удивительно, его брат пытался остановить беспредел.

Куин действительно помнил эту часть. Голос брата, который велел другим прекратить.

Но было слишком поздно, и Куин уплыл не только от боли, но от самой земли… и оказался в море белого тумана, расступившегося, чтобы открыть взору дверь. Он знал, что перед ним вход в Забвение, хотя никто ему об этом не говорил. А также то, что открыв ее, он подпишет себе приговор.

В то время это казалось прекрасной идеей. Нечего терять и все такое…

И все же, в последний момент он отступил. Но не мог вспомнить, почему.

Это было самое странное… Та ночь столько всего выгравировала в его мозгу, но Куин не мог воскресить в памяти эту часть, как бы сильно ни старался.

Однако он помнил, как хлопнулся в собственное тело. Когда он пришел в себя, Блэй делал ему искусственное дыхание, и ради того слияния губ стоило жить…

Стук в дверь окончательно разбудил его. Куин поднялся с подушек и включил свет силой мысли, чтобы убедиться, где находится.

Да. Его спальня. Он один.

Но ненадолго.

Когда привыкшие к темноте глаза медленно скользнули к двери, Куин уже знал, кто стоит по другую ее сторону. Он уловил тонкий аромат, проникавший внутрь, и понял, почему пришла Лейла. Черт, может, именно поэтому он не мог заснуть – ждал, что она в любой момент его разбудит?

– Заходи, – мягко сказал он.

Избранная тихо проскользнула внутрь, и, когда повернулась к нему, выглядела она ужасно. Измученной. Словно пустошь.

– Господин…

– Ты знаешь, что можешь называть меня Куином. То есть, пожалуйста, называй меня Куином.

– Благодарю. – Она поклонилась и, казалось, с трудом выпрямилась. – Я не знала, могу ли вновь воспользоваться вашим столь щедрым предложением… взять вашу вену. Воистину, я… истощена и не могу перенестись обратно в Святилище.

Когда он посмотрел в ее зеленые глаза, что-то просочилось в его разум, нечто вроде… осознания, пустившего корни и давшего побеги под названием «У меня почти получилось, я вот-вот вспомню».

Зеленые глаза. Зеленые, как виноград, нефрит и весенние почки.

– Почему вы смотрите на меня так? – спросила она, сильнее запахивая полы своей мантии.

Зеленые глаза… на лице, которое…

Избранная оглянулась на дверь:

– Возможно… мне стоит просто уйти…

– Прости. – Встряхнувшись, он удостоверился, что одеяло у талии, и подозвал ее. – Только что проснулся… я не возражаю.

– Вы уверены?

– Абсолютно, иди сюда. Друзья, помнишь? – Куин поднял руку, и, когда Лейла подошла поближе, взял ее ладонь и потянул вниз.

– Господин? Вы все еще очень пристально смотрите на меня.

Куин разглядывал ее лицо, а затем опустил взор вниз, на ее тело. Зеленые глаза…

Что такого в этих чертовых глазах? Он ведь и раньше их видел…

Зеленые глаза…

Он проглотил проклятье. Боже, как будто в голове звучит песня, и ты можешь вспомнить все, кроме ее текста.

– Господин?

– Куин. Скажи это, пожалуйста.

– Куин.

Он чуть улыбнулся:

– Вот, возьми то, в чем нуждаешься.

Он поднял запястье, отмечая девичью худобу, когда она наклонилась и разомкнула губы. Клыки Лейлы были длинными и белоснежными, но тонкими. Непохожими на его. И ее укус был столь же нежным и женственным, как и все остальное в ней.

Что его традиционалистская сторона считала всего лишь должным.

Пока Избранная питалась, он смотрел на ее светлые волосы, собранные в сложный пучок, обнаженные плечи и красивые руки.

Зеленые глаза.

– Господи. – Когда она захотела отстраниться, он положил руку ей на затылок и удержал девушку у своего запястья. – Все нормально. Нога затекла.

Скорее, мозг.

Он с разочарованием поднял голову, и вместо того, чтобы удариться ей о стену, потер глаза. Вновь сконцентрировавшись, он посмотрел на дверь…

В которую только что вошла Лейла.

Мгновенно его затянуло обратно в сон. Но не о драке или брате. Он увидел себя, стоящего у входа в Забвение… стоящего перед белыми панелями… стоящего с протянутой рукой, собираясь взяться за ручку.

Реальность искривлялась, ломалась и становилась тягучей как ириска, пока Куин пытался отличить, бодрствовал он или спал… или же был мертв.

В центре двери начал формироваться водоворот, будто ее материал сравнялся по консистенции с молоком. Из ураганного центра появился образ, который приблизился скорее как звук, нежели как нечто визуальное.

Лицо маленькой девочки.

Маленькой девочки со светлыми волосами, изящными чертами лица… и светло-зелеными глазами.

Она смотрела на Куина, приковывая к себе его взгляд, словно обхватывая его лицо своими маленькими прелестными ручками.

Затем она моргнула. И ее радужки изменили цвет.

Один глаз стал зеленым, а другой – голубым. Как у него.

– Господин!

Сначала он был чрезвычайно смущен… гадал, с чего бы маленькой девочке так его называть. Откуда она знает, кто он?

– Куин! Позволь мне закрыть рану!

Он моргнул. И понял, что кинулся к изголовью кровати, оторвав в процессе клыки Лейлы от своей плоти, и теперь заливал кровью все простыни.

– Позволь...

Он остановил Избранную и приложил к ране собственные губы. Позаботившись о себе, он не смог отвести взгляда от Лейлы.

Было оооочень просто наложить черты той маленькой девочки на лицо Лейлы и найти гораздо больше, нежели простую схожесть.

Его сердце начало колотиться, и он попытался напомнить себе, что никогда не выдавал пророчеств. В отличие от Ви, он не мог заглядывать в будущее.

Лейла медленно встала с кровати, словно не хотела его напугать:

– Мне следует сходить за Джейн? Или, может, будет лучше, если я просто уйду.

Куин открыл рот… и ничего не сказал.

Ничего себе. Он никогда не попадал в автомобильную аварию, но представил, что вьющийся страх, испытываемый им сейчас, походил на состояние, когда ты видишь, как кто-то не остановился у знака и несется к двери с твоей стороны. Ты соотносишь его направление и скорость со своими и приходишь к заключению, что столкновение неизбежно.

Но он не мог представить мир, в котором Лейла от него забеременела.

– Я видел будущее, – сказал он на расстоянии.

Руки Лейлы поднялись к горлу, словно она задыхалась:

– Оно плохое?

– Оно... невозможное. Совсем.

Схватившись за голову, он мог видеть в темноте лишь то личико… отчасти напоминавшее лицо Лейлы, отчасти – его собственное.

О, Боже… сохрани их обоих. Сохрани… всех их.

– Господин? Вы меня пугаете.

Что ж, не ее одну.

Ведь этого не может быть. Так?

– Я пойду, – резко сказала она. – Благодарю вас за ваш дар.

Он кивнул, но посмотреть на нее не смог:

– Не за что.

Когда, спустя мгновение, дверь закрылась, Куин задрожал, холодный, бодрящий страх прокрался по его костям… прямиком в душу.

Какая ирония, подумал он, серьезно. Родители никогда не хотели, чтобы у него были дети, и, надо же... мысль о том, чтобы сделать Лейле неполноценную дочь, или, и того хуже, передать свои чертовы глаза невинной малышке, как ничто иное заставляла его соблюдать свой целибат.

И, вообще-то, он должен быть рад. Из всех судеб, которые он мог увидеть, этой стопроцентно можно избежать, ведь так?

Он просто никогда не будет заниматься сексом с Лейлой.

Никогда.

Поэтому ничего из этого не исполнится. Точка.