Книга 5 18 страница

Он услышал тихий звук и немедленно кинулся к Елене. Ее синие глаза были закрыты, но ресницы трепетали. Она просыпалась?

Он заставил себя обернуть ее плечи листом. Шиничи был прав. Там было много засохшей крови, но теперь, он это чувствовал, с ее кровью все было в порядке. Но было что-то ужасно неправильное...нет, он не верит этому.

Дамон заставил себя не закричать от расстройства. Проклятая лиса оставила ее с вывихнутым плечом.

Сегодня явно не его день.

Ну что? Звать Шиничи?

Никогда. Он чувствовал, что не сможет смотреть на эту лису сегодня без желания убить его.

Он собирался вправить ей плечо. Эта процедура обычно требовала двух человек, но что он мог поделать?

Всё еще жестко контролируя разум Елены, и убедившись, что она не очнется, он схватил её руку, и продолжил болезненный процесс растяжения сустава, оттягивая кость чуть дальше, пока, наконец, не ослабил давление, услышав долгожданный хруст, означающий, что длинная кость встала на своё место. Потом он отпустил. Голова Елены моталась то в одну, то в другую сторону, губы запеклись. Он вылил еще чуть-чуть волшебного сращивающего-кости чая Шиничи в разбитую чашку, затем мягко поднял ее голову с левой стороны, и поднес чашку к ее губам. Он дал ее разуму немного свободы и она начала поднимать и опускать правую руку.

Он вздохнул и наклонил ее голову выливая жидкость из серебряного флакона так, что она попадала прямо ей в рот. Она покорно глотала. Все это напомнило ему о Бонни...но Бонни не причиняли такую боль. Дамон знал, что не может возвратить Елену друзьям в таком состоянии: с раскромсанной кофточкой и джинсами и с засохшей кровью повсюду.

Может, он может что-нибудь с этим сделать. Он пошел ко второй двери из спальни, подумал о ванной – современной ванной – и открыл дверь. Там было именно то, что он и вообразил: чистое, белое, санитарное место с большой кучей полотенец, готовых к использованию, на ванне.

Он смочил теплой водой одну из тряпок. Он знал, что лучше было бы раздеть Елену и опустить в теплую воду. Это было то, что ей сейчас нужно, но если это когда-нибудь откроется, ее друзья вырвут его сердце из груди и насадят его на пику. Он никогда даже не думал об этом – он просто знал это.

Он вернулся к Елене и начал нежно стирать засохшую кровь с ее плеча. Она что-то бормотала, болтая в разные стороны головой, но он продолжал это делать, пока плечо не стало выглядеть нормально, открытое в разорванной ткани.

Потом он взял другую тряпку чтобы проделать то же самое с ее лодышкой. Она была все еще раздута – в ближайшее время ей не придется много бегать. Ее голень, одна из двух костей голени, срослась нормально. Это было огромным доказательством того, что Шиничи и Ши но Ши не нуждались в деньгах – они могли продавать этот чай и легко заработать состояние.

- Мы смотрим на вещи...по-разному, - говорил Шиничи, уставившись на Дамона своими странными золотыми глазами. – Деньги не имеют для нас значения. А что имеет? Агония жулика на смертном ложе, который верит, что попадет в ад. Наблюдать, как он потеет, пытаясь вспомнить давно забытые встречи. Первая сознательная слеза одинокого ребенка. Эмоции неверной жены, когда муж ловит ее с любовником. Первый...ну, девичий поцелуй и первая, полная открытий, ночь. Брат, готовый умереть за брата. Что-то вроде этого.

«И множество других вещей, которые не могут быть упомянуты в обществе, – подумал Дамон. – Множество из них связаны с болью. Они были эмоциональными пиявками, сосущими чувства смертных, чтобы заполнить пустоту собственных душ.»

Он снова почувствовал боль и попытался вообразить...подсчитать...боль, которую Елена должна была почувствовать, выпрыгивая из его автомобиля. Она, должно быть, ожидала смерть от боли – и даже это было для нее лучше пребывания с ним.

В этот раз перед тем как открыть дверь в белую кафельную ванную, он подумал о кухне, современной и с большим количеством льда в холодильнике.

И снова он не был разочарован. Он оказался в мужской кухне с хромовыми приборами и черно-белым кафелем на полу. А в морозильнике – шесть узлов со льдом. Он взял три узла и поместил один вокруг ее плеча, один у локтя и один вокруг ее лодыжки. Потом он вернулся к безупречную кухню за стаканом ледяной воды.

 

Устала. Так устала.

Елена чувствовала себя так, как будто все ее тело нагрузили свинцом.

Каждая часть тела...каждая мысль...состоит из свинца.

Например, было что-то, что, как предполагалось она делала...или не делала сейчас. Но она не могла заставить мысль дойти до ее мозга. Было слишком тяжело. Все было слишком тяжело. Она даже не могла открыть свои глаза.

Раздался шорох. Кто-то был рядом, на стуле. И прохладная жидкость коснулась ее губ, это стимулировало ее держать чашку самой и пить. Ох, восхитительная вода. Она была на вкус лучше, чем все, что она когда-либо пробовала раньше. Ее плечо ужасно болело, но оно того стоило...пить... пить – нет! Стакан убрали прочь. Она слабо старалсь удержать его, но он был мягко убран из ее рук.

Тогда она попыталась коснуться своего плеча, но те нежные невидимые руки позволили ей это только после того, как вымыли ей руки теплой водой. После этого они обернули компрессы из льда вокруг нее как оборачивают мумию. Холод заморозил чувство боли, хотя существовали более глубокие чувства глубоко внутри.

Слишком сложно было думать об этом. Когда руки убрали ледяной компресс из-за того, что она задрожала от холода, она позволила себе вновь погрузиться в сон.

 

Дамон наблюдал за Еленой и дремал, наблюдал и дремал. В замечательной ванной он нашел расческу и гребенку. Они выглядели годными для использования. И в одной вещи он был уверен: волосы Елены никогда так не выглядели в ее жизни – или не жизни. Он попытался мягко причесать расческой ее волосы и понял, что распутать их гораздо труднее, чем он думал. Когда он начал расчесывать жестче, она пошевелилась и что-то пробормотала на своем странном языке из сна.

И, наконец, причесывание волос пробудило ее. Елена, не открывая глаз, протянула руку и забрала у него расческу, а потом, когда она добралась до своего колтуна, протянула руку и сжала его, другой рукой пытаясь прочесать. Дамон ей сочувствовал. Время от времени в своей длинной жизни он носил длинные волосы и иногда ничто не могло помочь распутать их – хотя его волосы не были настолько натуральны, как волосы Елены – он знал чувство разочарования, когда выдираешь клок собственных волос. Дамон уже собрался отобрать у нее расческу, как Елена открыла глаза.

- Что?...- сказала она и заморгала.

Дамон напрягся, готовый в любой момент снова начать контролировать ее, если это будет нужно. Но она даже не попыталась ударить его расческой.

- Что... случилось? – что Елена понимала, так то, что ей это не нравилось. Она была недовольна предыдущим пробуждением, после которого она получила смутное представления о вещах, происходивших вокруг нее, пока она спала.

Пока Дамон, приготовившийся то ли к борьбе, то ли к полету, наблюдал за выражением ее лица, она потихоньку начала понимать, что с ней произошло.

- Дамон, - она подарила ему яростный взгляд.

Он говорил: ты меня мучил или просто рассматривал, или ты только заинтересованный свидетель, наблюдавший за всем за стаканом коньяка?

- Они готовят с коньяком, принцесса. Они пьют Арманьяк. И я не пью...кстати, - сказал Дамон. Он испортил эффект фразы торопливым добавлением. – Это не угроза. Клянусь, Стефан велел мне охранять тебя.

Это было правдой, если рассматривать только факты:

Стефан вопил: «Тебе бы лучше убедиться, что с Еленой ничего не случится, ты, лицемерный ублюдок, иначе я найду путь обратно и вырву твой...»

Остаток фразы был приглушен борьбой, но Дамон уловил суть. И теперь он относился к этому серьезно.

- Ничто больше не причинит тебе боль, если ты позволишь мне присматривать за тобой, - добавил он, впадая в облать фантастики, ведь тот, кто напугал ее и вытряхнул из машины был рядом с ним. Но ничто не доберется до нее в будущем, поклялся он себе. Он ошибся в последний раз, с сегодняшнего дня не будет никаких дальнейших нападений на Елену Гилберт – или кто-то умрет.

Он не пытался читать ее мысли, но когда она уставилась в его глаза, он понял их с полной ясностью и чрезвычайной тайной – слова: Я знала, что была права. Это был кто-то другой все это время. И он знал, что кроме ужасной боли Елена почувствовала огромное удовлетворение.

- У меня повреждено плечо, - она подняла правую руку чтобы дотронуться до него, но Дамон остановил ее.

- Ты вывихнула его, - сказал Дамон. – Оно будет болеть некоторое время.

- И моя лодыжка...но кто-то...я помню, когда я была в лесу, когда взглянула наверх там был ты. Я не могла дышать, но ты вырвал стебли, опутывающие меня и понес меня на своих руках, – она посмотрела на дамона в замешательстве. – Ты спас меня?

Это предложение должно было быть вопросом, но оно не было им. Она задавалась вопросом о другой вещи, казавшейся невозможной. И потом она заплакала.

Первая сознательная слеза одинокого ребенка. Эмоции неверной жены, когда муж ловит ее с любовником...

И, возможно, плач девушки, которая полагает, что смертельный враг спас ей жизнь.

Дамон расстроенно сжал зубы. Мысль о том, что Шиничи мог смотреть на все это, чувствовать эмоции Елены, смакуя их... это невозможно вынести. Шиничи бы вернул Елене память, он был уверен в этом. Но это время и место были для него забавны.

- Это моя работа, - с усилием сказал он. – Я поклялся это делать.

- Спасибо, - прошептала Елена сквозь слезы. – нет, пожалуйста...не отворачивайся. Правда. Оххх...есть здесь бумажные салфетки...или что-нибудь сухое? – ее тело снова затряслось в рыданиях.

В совершенной ванной были салфетки. Дамон принес их Елене.

Он отвернулся, когда она использовала их, высмаркивая нос снова и снова, так как она до сих пор рыдала. Здесь не было никакого очаровывающего и очаровательного духа, не было мрачного и искушенного борца зла, ни опасной кокетки. Она была всего лишь девочкой, которую сломала боль, задыхающаяся как раненая олениха и рыдающая как ребенок.

И, несомненно, его брат знал бы, что сказать ей. Он, Дамон, понятия не имел что делать – кроме того, что он знал, что убьет за это. Шиничи усвоит, как не кстати ругаться с Дамоном, вовлекая в это Елену.

- Как ты себя чувствуешь? – резко спросил он. Никто не может сказать, что он брал из этого выгоду...никто не может сказать что он причинил ей боль только для того...чтобы использовать ее.

- Ты дал мне свою кровь, - с любопытством сказала Елена, и поскольку он быстро посмотрел на его закатанный рукав, она добавила. – Нет...это просто чувство, в котором я уверена. Когда я в первый раз...вернулась на землю после жизни духа. Стефан дал мне свою кровь и в конечном итоге я всегда почувствую...это. Очень тепло. Немного некомфортно.

Он повернулся и посмотрел на нее:

- Некомфортно?

- Ага, здесь, - она дотронулась до своей шеи. – Мы думаем, это символичная вещь... для вампиров и людей, живущих вместе.

- Ты имеешь в виду, для вампира, Обращающего человека в вампира, - резко сказал он.

- Исключение в том, что я не Обратилась, когда была духом. Но потом...я снова стала человеком, - она икнула, попробовала улыбнуться жалостливой лыбкой и взяла гребень. – Я прошу тебя посмотреть на меня и удостовериться, что я не Обратилась, но..., - она сделала небольшое беспомощное движение.

Дамон сел и представил, каково это – заботиться о ребенке-духе Елене. Это была дразнящая идея.

Он сказал прямо:

- Когда ты говорила, что чувствовала себя некомфортно, ты имела в виду, что я должен взять у тебя немного крови?

Она опустила взгляд а потом снова посмотрела на Дамона:

- Я сказала, что я очень благодарна. Я сказала, что чувствовала себя...черезчур переполненной. Я не знаю как еще поблагодарить тебя.

Дамон много веков тренировал дисциплину, иначе он швырнул бы что-нибудь через комнату. Эта ситуация могла заставить смеяться...или плакать. Она предлагала ему себя в благодарность за спасение от страданий, от которых он должен был спасти ее, но ему не удалось.

Но он был не героем. Он не был таким как Святой Стефан, чтобы отказываться от максимального приза, независимо от состояния, в котором она находилась.

Он хотел ее.

 

Глава 30 (перевод: Anna Igorevna)

 

Мэт разочаровался в уликах. Насколько он мог рассказать, что-то заставляло Елену обходить дом Дунстана и сарай полностью, обходя снова и снова пока она не добралась до расплющенной и порванной кровати тонких ползающих виноградных лоз. Палец Мэта хромал и это напомнило ему ощущение от щупальцев на его шее.

 

И оттуда не было ни малейшего признака человеческого движения. Это было, как если бы лучи НЛО освещали её.

 

Сейчас он был потерян в глубоком лесу. Если бы он хотел, он мог бы фантазировать, что все виды шумов были вокруг него. Если бы он хотел он мог бы вообразить, что свет глаз больше не был таким ярким, что он имел болезненный жёлтый оттенок…

 

Всё это время, ища, он старался быть настолько тихим, насколько это было возможно, понимая, что он мог бы красться за тем, что не хотело красться. Но сейчас, где-то внутри него, что-то раздувалось и его способность остановиться ослабевала.

 

Когда это вырвалось из него, это поразило его настолько, как будто это могло иметь любых возможных слушателей.

 

“Елеееееееена!”

 

Со времени, когда он был ребёнком, Мэт учился говорить ночные молитвы. Он мало знал о церкви, но он имел глубокое и искреннее чувство, что есть кто-то или что-то не отсюда, наблюдающий за людьми. То, что где-нибудь и, так или иначе, всё это имело смысл и были причины для всего.

 

Эта вера серьёзно тестировалась на протяжении прошлых лет.

 

Но воскрешение Елены отмело все его сомнения. Это казалось, доказывало все, во, что он всегда хотел верить.

 

Вы же не вернули её к нам на несколько дней, и не заберёте её потом назад? Он удивлялся, и удивление было формой просьбы. Вы не станете, пожалуйста?

 

Мысль о мире без Елены была слишком мучительна, без её искры; её сильного желания; её способов находить сумашедшие приключения, а затем ещё более безумно справляться с ними. Без неё мир бы снова окрасился в серые и тёмно коричневые цвета. Не было бы красноты пожарной машины, зелёного попугая, ни лазури, ни нарцисса, ни серебра, ни золота.

 

“Елеееееена! Проклинаю тебя, ответь мне! Это Мэт, Елена! Елееееена!”

 

Внезапно он прервался и стал слушать. Целое мгновение его сердце бешено стучало.

 

“Елееееена? Мээээээт? Где вы?”

 

“Бонни? Бонни! Я здесь!” Он поворачивался, медленно озираясь по кругу. “Ты меня видишь?”

 

“Ты видишь нас?”

 

Мэт медленно вертелся. И, да, были огни света, два огня, три!

Его сердце забилось сильнее при виде трёх огней. “Я иду к вам, “он кричал. Тайна была давно оставлена позади. Он спотыкался всё время, что-то пыталось схватить его за лодыжки, но он бежал. “Стойте там! Я иду к вам!”

 

И потом свет был прямо перед ним, он ослеплял его, кто-то обнял его, это была Бонни и она плакала. Это покрайней мере сделало ситуацию нормальной. Бонни плакала на его груди, а он смотрел на Мэредит, которая тревожно улыбалась, и на…миссис Флауэрс? Это должна была быть она, она носила садовую шляпу с искусственными цветами так же как, что-то, что выглядело как семь или восемь непонятных свитеров.

 

“Мисси Флауэрс?” спросил он, “но, где Елена?”

 

Было внезапное молчание среди этих трёх людей, наблюдающих за ним, как будто они были не готовы к новостям и теперь резко разочаровались.

 

“Мы не видели её” Мэредит сказала спокойно. “Ты был с нею”

 

“Я был с нею. Но пришёл Дамон. Он травмировал её, Мэредит” – Мэт чувствовал сжимающиеся руки Бонни. “Он вращал её на месте требуя компенсации. Я думаю, он собирается убить её. И он травмировал меня. Я предполагаю, что потерял сознание. Когда я очнулся её уже не было.”

 

“Он забрал её?” – отчаянно спросила Бонни.

 

“Да, но…я не знаю, что случилось дальше”. Мучаясь, он объяснил о Елене, по-видимому, выпрыгнувшей из автомобиля.

 

Бонни дрожала в его руках.

 

“И затем случились другие вещи”, сказал Мэт. Медленно, иногда колеблясь, он приложил все усилия, чтобы объяснить о Кристине и о поведении Тами.

 

“Это…сверхъестественная равнина”, сказала Бонни, “я думаю я знаю ответ, только если Кристина не общалась с любой другой девочкой…”

 

“Ты, вероятно, подумала что-нибудь о Салемских ведьмах, дорогая” сказала миссис Флауэрс. Мэт всё ещё не мог привыкнуть к миссис Флауэрс говорящей с ними, она продолжила, “Но ты действительно не знаешь с кем была Кристина прошлые несколько дней. Или с кем Джим был, впрочем. Дети в наше время имеют слишком много свободы.”

 

“Кроме того, даже если это подчинение, это может быть самый различный его тип”, сказала Мэредит. “Кристина живёт не далеко от Старого леса. Старый лес полон этих тварей – этих Малахов. Кто знает, случилось ли это когда она просто вышла из дома? Кто знает, что ждало её?”

 

Сейчас Бонни тряслась в руках Мэта.

“А как насчет телепатии?” спросил Мэт у миссис Флауэрс.” Я имею ввиду, что не верю в то, что реальные ведьмы нападали на девочек из Салема. Я думаю, они подчиняли себе девочек, которые находились в состоянии истерии, и когда они собрались вместе это вышло из под контроля. Но как Кристина могла назвать меня, назвать меня так же как назвала Тами?”

 

“Возможно, мы поняли всё неправильно” сказала Бонни, её голос прозвучал где-то в солнечном сплетении Мэта. “Возможно, это совсем не то, что в Салеме. У нас истерия распространяется горизонтально, если вы понимаете, о чём я. Возможно, за ней кто-то стоит, кто-то кто распространяет её повсюду, где они захотят.”

 

Была недолгая тишина, и затем миссис Флауэрс пробормотала “Устами ребёнка глаголет истина…”

 

“Так вы считаете, я права? Но кто же распространитель? Кто делает всё это?” требовательно спросила Мэредит. “Это не может быть Дамон, он дважды спасал Бонни и один раз меня.” Прежде чем кто-нибудь смог подобрать слова, она продолжила. “Елена была уверенна, что что-то управляло Дамоном. И так, кто ещё это может быть?”

 

“Кто-то кого мы не встречали раньше, “ злобно пробормотала Бонни. “Кто-то отличающийся от нас”

 

В это время, позади них был слышен хруст ветвей. Как один человек, одно тело, они повернулись, чтобы посмотреть.

 

“Что я действительно хочу” сказал Елене Дамон, “это, чтобы ты согрелась. И поэтому я приготовил кое-что горячее.”

 

“Я…не думаю, что я смогу что-нибудь съесть…”

 

“Да ладно, это Американская традиция. Яблочный суп? Самодельный Куринный пирог?”

 

Она смеялась, несмотря на своё состояние. “Это яблочный пирог и мамин домашний Куринный суп. Но для начала не плохо”.

 

“Хорошо? Я обещаю не смешивать яблоки и цыплёнка вместе”.

 

“Я попробую не много супа, “ медленно сказала Елена. “И, о, Дамон, я так хочу пить, только простую воду, пожалуйста.”

 

“Я знаю, но ты пьёшь слишком много. Я сделаю суп”.

 

“Он готовится в маленькой красной кастрюле. Накрой её сверху крышкой чтобы она закипела ….” Елена остановилась, так как он повернулся к двери.

 

Дамон знал, что у нее есть большие сомнения на счет всего плана, но он также знал что если бы он принес ей что-нибудь попить, то она выпила бы это. Жажда мучила ее. Он был неживым доказательством примера.

 

Как только он прошёл в дверь был ужасающий шум, как от пары кухонных вертолётов.

 

“Дамон!” голос слабо кричащий через дверь. “Дамон ты в порядке? Дамон! Ответь мне!”

 

Вместо этого он обернулся, изучил дверь, которая была совершенно нормальной, и затем открыл её. Любой наблюдающий за ним задался бы вопросом, потому, что он помещал ключ в незапертую дверь, сказав “Комната Елены” и затем открыл дверь.

 

Он побежал, как только оказался внутри.

 

Елена лежала в безнадёжной путанице простыней и одеял на полу. Она пыталась встать, а её лицо было бело-синим от боли.

 

“Что подняло тебя с кровати?” спросил он. Он собирался медленно убить Шиничи.

 

“Ничего. Я услышала ужасный звук, как только закрылась дверь. Я пыталась добраться до тебя, но…”

 

Дамон уставился на неё. “Я пыталась добраться до тебя, но…” Это болеющее, покалеченное существо пыталось спасти его? Так старалась, что уменьшила свою кровать?

 

“Прости меня, “ сказала она, со слезами на глазах. “Я не могу привыкнуть к гравитации. Ты травмирован?”

 

“Не так как ты, “ сказал он, преднамеренно делая свой голос грубым, его глаза расширились. “Я сделал кое-что глупое, оставляя комнату, и дом…напомнил мне”.

 

“О чём ты говоришь?” удивленно спросила Елена, одетая только в простынь.

 

“Этот ключ, “ Дамон показал ей его. Он был золотым, и мог носиться как кольцо, но два свёрнутых крыла сделали красивый ключ.

 

“Что с ним не так?”

 

“То как я его использую. Этот ключ даёт власть, он откроет всё, что угодно и перенесёт тебя куда угодно, но он работает, только если его вставить в замок, скажи, куда ты хочешь попасть и поверни ключ. Я забыл сделать это уходя из твоей комнаты”.

 

Елена выглядела озадаченной. “Но, что если замка нет? Большинство спальных дверей не запираются”.

“Это ключ переносит к любой двери. Можно сказать, что он создаёт свой собственный замок. Это сокровище я забрал у Шиничи, когда был, сердит за то, что он тебя травмировал. Скоро он захочет его назад”. Глаза Дамона сузились и он слабо улыбнулся. “Интересно кто в итоге оставит его у себя. Я заметил другой в кухне – запчасть, конечно.”

 

“Дамон всё это о волшебном ключе конечно интересно, но не мог бы ты помочь мне подняться с пола…”

Он сразу же раскаялся. Затем последовал вопрос, положить ли её в кровать.

 

“Я приму ванну,” тихим голосом произнесла Елена. Она пыталась избавиться от джинсов.

 

“Подожди минуту! Ты можешь упасть в обморок и утонуть. Ляг и я обещаю сделать тебя чистой, если ты желаешь попробовать и поесть”. У него было новое резервирование в доме.

 

“Теперь, разденься и оберни простынь вокруг себя. Я делаю жуткий массаж, “ добавил он, уходя, прочь.

 

“Стой, нет причин, чтобы ты уходил. Это, что-то, что я пока не могу объяснить, я…вернулась, “ сказала Елена. “Табу скромности. Я не понимаю, почему кто-либо должен стыдится своего тела, “ (в это время она подошла к нему и произнесла томным голосом) “Я имею в виду, любого кто сказал, Бог создал нас, Бог создал нас без одежды, так же как Адама и Еву. Если это так важно, почему он не создал нас в полотнах?”

 

“Да, действительно, то, что ты сказала, напоминает мне о том, что я однажды сказал Королеве Франции, “ сказал Дамон, решительно оставляя её раздетой, пока он пристально смотрел на щель в деревянной панели на стене. “Я сказал, что если Бог был бы и всемогущим и всезнающим, и он бы знал наши судьбы заранее, то почему праведники обречены, рождаться голые как грешники, как проклятые?”

 

“И что она ответила?”

 

“Ни слова. Но она хихикнула и три раза хлопнула своим веером по тыльной стороне моей руки, что, как я и говорил раньше, было приглашением на свидание. Но, увы, у меня были дела поважней. Ты всё ещё на кровати?”

 

“Да, я под простынёй, “устало сказала Елена. “Поскольку она была королевой я могу предположить, что ты был доволен, ” добавила она удивлённым голосом. “Разве они не старые матери?”

 

“Нет, Австрийская Анна. Королева Франции, сохранила свою красоту до конца. Она была единственной краснокожей.”

 

Дамон остановился, подбирая слова, как только оказался у кровати. Елена сделала так, как он попросил. Он даже не представлял насколько она будет похожа на Афродиту, вышедшую из океана. Белая простыня идеально подходила к её молочной коже. Она нуждалась в очистке, конечно, но одного лишь понимая того, что под простынёй она была абсолютно голая, было достаточно для того, чтобы он потерял дыхание.

 

Она скатала свою одежду, в шар и бросила его в самый дальний угол комнаты. Он не винил её.

 

Он не думал. Он не дал себе времени. Он просто протянул свои руки и сказал, “ Горячий мясной бульон из цыплёнка в чашке Микаса и масло из цветка сливы, очень горячее, в пузырьке”

 

Как только бульон был съеден и Елена снова лежала на спине, он принялся мягко массажировать её плечи с маслом. Цветок сливы всегда служил хорошим началом. От него кожа немела, и боль притуплялась, и это обеспечивало основу для более экзотичного масла, которое он планировал использовать на ней.

 

В некотором смысле, это было намного лучше, чем погружать её в современную ванну или джакузи. Он знал, где находились её повреждения; он мог нагреть масло до соответствующей температуры для любого из них. И вместо едва подвижной Джакузи, хлещущей холодным струями он мог избежать любого болезненного места.

 

Он начал с её волос, постепенно добавляя масло, что бы сделать её спутанные волосы более лёгкими. После смазывания её волосы сияли как золото, как мёд на сливках. Затем он перешёл к мускулам на её лице: крошечные удары его большими пальцами по её лицу, чтобы пригладить или расслабить их, вынуждая её и саму расслабиться. Медленные, круглые водовороты на её висках, с самым лёгким давлением. Он мог видеть тонкие синие вены, и он знал, что более сильное давление могло усыпить её.

 

Тогда он перешёл к предплечьям, к её рукам, демонстрируя ей, правильные удары и свою древнюю сущность, чтобы пока она свободна она могла пойти с ним, пока она была мягкой и уступчивой сущностью под простыней. Он показал свою сверкающую улыбку при растяжении пальца ноги, затем она стала нелепой. Сейчас он мог получить от неё то, чего хотел. Она была не в том состоянии, чтобы что-нибудь понять. Но он не рассчитывал на то, что проклятая простыня будет его. Все знали, что запретное, не зависимо от того каким простым он бы не было привлекало внимание. И массаж каждого дюйма Елены только сосредоточил его на том, что было под простыней.

 

Через некоторое время Елена вяло произнесла, “Ты собираешься рассказать конец истории? Об Австрийской Анне, которая была единственной краснокожей…”

 

“…ах, естественно осталась краснокожей до конца своей жизни, “ пробормотал Дамон. “Да, считалось, что Cardinal Richelieu был её возлюбленным”.

 

“Это случайно не злой кардинал из Трёх Мушкетеров?”

 

“Но, возможно, не настолько злой насколько он был изображён, и конечно способный политик. И как некоторые говорят, настоящий отец Луи…теперь перевернись”.

 

“Странное имя для короля”.

 

“Хм?”

 

“Что?”

 

“Я спросила тебя”

 

“Тебе сейчас тепло? Всё сделано,” сказал Дамон, неблагоразумно лаская самая высокую кривую область ландшафта под простыней.

 

“Эй!” Елена пришла в ярость, и Дамон, покрасневший, с мускулами как сталь под шелковистой кожей, сбежал. Через некоторое время он вернулся с большой порцией супа. Елена, прикрытая лишь простынёй, которую она превратила в тогу, взяла его. Она даже не пыталась ударить его, когда он повернулся спиной.

“Что это за место?” спросила она вместо этого. “Это не может быть Дунстан, они старая семья со старым домом. Они фермеры”.

“О, позволь, я называю это моим домом в лесу”.

 

“Ха, “ засмеялась Елена. “Я знала, что ты не спишь на деревьях”.

 

Дамон поймал себя пытающимся не улыбаться. Он никогда раньше не был с Еленой когда ситуация не была бы между жизнью и смертью. Теперь, если бы он сказал что понял, что ему важно её мнение, когда он массажировал её голой под простынёй, никто бы не поверил ему.

 

“Чувствуешь себя лучше?” спросил он.

 

“Так же как яблочно – куриный бульон”.

 

“Я никогда не услышу конец истории? Так ведь?”

 

Он оставил её на кровати, в то время как продумывал ночную рубашку, все размеры и стили, и халат, и шлёпанцы, и был рад осознать, что это была прогулка. От шелковистого женского белья до старомодной ночнушки и колпаков, в этом шкафу было всё.

 

Она выбрала длинную белую ночную рубашку из не большого количества скромной ткани. Дамон погладил королевское лазурное платье, подвязанное тем, что было похоже на подлинный шнурок от Валентина.