19 страница

Когда при мне кто-нибудь упоминает о "шестидесятниках" - удивительном, уникальном поколении, обозначившем своей судьбой водораздел между эпохой тоталитаризма и временем медленного, трудного движения к демократии, - несколько лиц сразу же встают перед моим мысленным взором, и едва ли не самое яркое среди них - он, Коля, Николай Феофанович.

Взгляд на это поколение компонуется обычно по идейным, политическим признакам: их программы, их отношение к тоталитаризму и социализму, их прорывы и заблуждения. Для меня же на первом месте стоят чисто человеческие характеристики - может быть, потому, что это явление я изучал не по книгам или архивным материалам, это огромный, необычайно дорогой мне кусок моей собственной жизни, моя молодость.

Ощущение пелены, упавшей с глаз, преодоления ошибок, обретения истины, охватившее после XX съезда всю страну, особенно сильно переживалось младшей частью общества, запечатлеваясь в ее менталитете. Ключевым, знаковым для нас стало слово "правда". Самыми непростительными грехами считались ложь и лицемерие.

Психиатру в силу самой природы его профессии трудно смотреть на мир сквозь розовые очки. Он видит наимрачнейшую изнанку общественной жизни. Даже огородив самого себя частоколом из латинских терминов, как фильтром, исключающим возможность иных подходов к болезни, кроме чисто медицинского, врач не может игнорировать социальные корни многих психических патологий. Размышляя об участи своих больных, о перспективах их адаптации, об обеспечении хотя бы минимально сносного их существования среди людей, считающихся здоровыми, психиатр, хочется ему или нет, повседневно занят анализом общественных отношений и нравов. Бесспорно, мы были идеалистами, хоть мне и поныне трудно решить однозначно, заключалась в том наша сила или слабость. Но проявлялся наш идеализм не в стремлении выдавать черное за белое. Мы верили в то, что зло победимо, что одолеть его предназначено нам, что мы вполне способны с этим справиться.

Шахматов, будучи совсем еще молодым человеком, занялся психическими проблемами старости. И эта сложная, слабо разработанная в то время теоретически и такая горькая с позиций практикующего врача область стала для него делом и смыслом всей жизни.

Вспоминаю, как мы с Николаем Феофановичем были приглашены участвовать в совместной советско-американской конференции по проблемам психоэндокринологии. Коля выступил с докладом о роли социальных факторов в психическом старении. Наблюдая, какой интерес вызвал к себе Шахматов у зарубежных коллег, я думал о том, как верна старая пословица о равнодушии отечества к своим пророкам. Трудно по достоинству оценить масштаб деятельности человека, ровно, несуетливо, с огромной внутренней самоотдачей работающего рядом с вами на протяжении сорока с лишним лет. Его научная плодовитость, его авторитет начинают представляться чем-то обыденным, само собой разумеющимся... Чтобы прозреть, нужна резкая смена обстановки, фона, надо своими глазами увидеть реакцию других людей, не притупленную многолетней привычкой.

С такими же чувствами читаю я и книгу Шахматова "Психическое старение", поразительную по емкости и глубине анализа. Только представьте себе: первые исследования, послужившие для нее материалом, были выполнены еще в 60-х годах, и с того времени работа, по существу, не прерывалась. Гигантская исследовательская база, - по самому грубому счету у меня получилось, что свыше восьми тысяч человек присутствуютв тех обобщенных портретах, с помощью которых Шахматов разбирает, классифицирует, иллюстрирует психические проблемы позднего возраста. Множество ассоциаций, живых картин, встающих за лаконично сформулированными выводами, - ведь как ни старался автор удержать себя в строгих академических рамках, сама тема постоянно выводила его в русло философских размышлений о смысле и предназначении старости, а сам его возраст, увы, в процессе работы не убывавший, вносил в строй рассуждений щемящую, личную ноту. Сколько раз рука сама тянулась к телефону, чтобы набрать знакомый номер! Немедленно высказать согласие или протест, удовольствие от особо удачно написанной страницы или собственную, разбуженную чтением мысль - что может быть естественней между друзьями, прошедшими рука об руку долгий и очень нелегкий путь! Но некому уже было меня выслушать...

Так что же такое старость, старческая психика, с точки зрения ученого, посвятившего этой проблеме свою жизнь? Необходимость пересмотреть многие из сложившихся, давно бытующих в массовом сознании установок и представлений становится очевидной уже при взгляде на титульный лист, на котором обозначен парадоксальный, сбивающий в первую минуту с толку подзаголовок: "Психическое старение: счастливое и болезненное". Болезненное - это понятно, это и в комментариях не нуждается. Не зря с таким страхом отсчитываем мы каждый год, приближающий нас к старости, не случайно даже самые бестактные и злые люди никогда не воскликнут: "Ах, как вы постарели!" - даже если это очевидно. Но именно поэтому упоминание о счастье, применительно к старости, вызывает прилив недоумения.

Может быть, все дело в том, что старость, в отличие от других возрастных периодов, не знает четко обозначенных границ? Есть, правда, общепринятая классификация, указывающая точно, когда пожилой человек становится стариком, но жизнь убеждает нас, что это не более чем условность. Внешний вид, подвижность, работоспособность, коммуникабельность, вкус к жизни - что считать нормой для 60, для 70, для 80 лет? Олег Ефремов, справивший только что семидесятилетний юбилей, руководит крупнейшим театром, ставит спектакли, полностью отвечает всем представлениям о творческом лидере, притом что никому не приходит в голову рассматривать его как долгожителя, патриарха, - вокруг него совсем не мало сверстников. Но в те же 70 лет наверняка встречались вам люди в крайней степени дряхлости, разбитые, беспомощные... И невозможно сказать, где правило, а где отклонение от правил. Может быть, счастливая старость - это именно отсутствие ее в возрасте, перешедшем за роковую черту?

Нет, профессор Шахматов думал по-другому. Залог счастья, в его понимании, - это прежде всего согласие со своим старением, при котором все остальное - и материальная обеспеченность, и состояние здоровья, и даже наличие близких людей - играет роль всего лишь привходящих, сопутствующих обстоятельств. Они не имеют решающего значения для способности человека находить положительные стороны в своем новом, старческом бытии, испытывать высокие радости.

"Среди различных форм психического старения оказывается возможным выделить именно такие благоприятные формы, которые заслуживают достаточно сильного и достойного их обозначения и названия. О счастливой старости можно говорить, когда старый человек удовлетворен своей новой жизнью, удовлетворен ролью, которую он в ней играет. В этом случае доминирующее положение занимает жизненная ориентировка на настоящее. Проекция на прошлое, устойчивые планы на будущее особого значения не имеют. Обычно при этом происходит пересмотр жизненных установок и взглядов, что сопровождается выработкой новой созерцательной, самодостаточной жизненной позиции, удовлетворенностью настоящим положением. Отношение к собственному старению - результат собственной мыслительно-нравственной работы старого человека или результат установок, внушенных ему всем строем общественной жизни. Соответствующая психологическая перестройка доставляет пожилому человеку новые, незнакомые по прошлому высокие радости. Образцы подобного отношения к собственному старению в избытке приводятся в самоописаниях известных и прославленных стариков. Однако подобные переживания в большей или меньшей степени свойственны всем пожилым людям..." И это вовсе не предполагает постоянного или даже эпизодического физического комфорта! Слабость, болезненные ощущения, мелкие или значительные аварии в органах и системах организма тоже неизбежно сопутствуют старости, и "известным и прославленным старикам" суждено бывает от них страдать ничуть не меньше, чем рядовым и безвестным. Легко представить себе это в виде весов, находящихся в состоянии неустойчивого равновесия - сейчас доминирует одно, в следующую минуту - другое, и спокойное, терпеливое отношение к собственной недужности составляет одно из важнейших условий готовности принять старость такой, как она есть. "Счастливая старость как явление представляет собой понятный, реальный и желательный выбор для каждого стареющего человека, когда именно такая форма завершения жизни представляется единственно возможной личной перспективой. Что же касается самих старых людей, то стремление к счастью и в старости так же живо, как и на любом из более ранних жизненных этапов".

Сложившиеся в массовом сознании установки влияют не только на то, с каким чувством встречает человек закатную пору своей жизни, но и на то, каким видится он окружающим. Легко может сложиться впечатление, что в разных местах живут разные старики. Где-то - мудрые, мягкие, просветленные, исполненные достоинства. А где-то - наоборот: вздорные, неуживчивые, эгоистичные. На самом деле, как и в любом возрасте, среди стариков попадаются и те и другие: приятные и неприятные, легкие в общении и способные отравить жизнь всем вокруг, и так - везде. Разница - в ожиданиях, в отношении к старости, как таковой. Какое место занимают старики в жизни общества, на что, по установившейся традиции, они имеют право?

"Мама стала просто невыносима", - говорит сравнительно молодая женщина, уставшая от ежедневных ссор со старухой матерью, и в этом кратком суждении выдает целый букет засевших в массовом сознании стереотипов. "Стала", констатирует она, - следовательно, изменилась в худшую сторону; раньше такой не была. Так ведь известно - характеры на склоне лет портятся, и для этого не надо искать никаких причин, кроме самой старости. И над тем, кто виновен в участившихся конфликтах, тоже нет никакой нужды ломать голову: естественно, тот, кому как бы самой природой предписано мало-помалу впадать в маразм! Сравнительно недавно на таких позициях стояла и медицина. Считалось, что в старости черты личности заостряются, огрубевают, превращаясь в настоящий порок: аккуратность, бережливость принимают вид отталкивающей жадности, упорство перерождается в бессмысленное упрямство, осторожность - в трусость...

Шахматов на основании своих многолетних наблюдений приходит к другим выводам. Он четко разделяет в свойственных старости психических процессах норму и патологию. "Трудные" старики (по аналогии с "трудными" подростками) при ближайшем рассмотрении чаще всего оказываются просто больны. Их заболевания специфичны, поскольку биологической основой для них служат возрастные нарушения в мозговых структурах, но это именно заболевания, к которым так и нужно относиться: больной человек не может быть плохим. Но если исключить из рассмотрения эти случаи, целиком попадающие в область врачебной компетенции, обнаруживается, что никакого изменения личностных характеристик в старости не происходит, ни нравственные, ни социальные качества личности не утрачиваются. В том главном, что всегда составляло стержень его индивидуальности, человек остается самим собой, интеллектуальные и творческие возможности его не покидают. Вот только психический тонус снижается, и это мешает действовать - не только на пользу другим, но и отстаивая свои собственные интересы, и это создает особую беззащитность старости.

При взгляде снизу вверх старость кажется пугающей. Когда человек, находящийся во цвете лет, проводит мысленно ревизию своих жизненных обстоятельств - чем он дорожит, к чему стремится, чего мечтает достичь, - ему трудно найти среди всего этого что-то такое, что скрасит его жизнь на склоне лет. Любовь, способность к деятельному самоутверждению, общественное признание - все это уйдет. Так что же останется? Нужно состариться самому, чтобы полностью прочувствовать, как разительно меняется при этом взгляд на окружающее, на жизнь, на самого себя. Исследования показывают, что процент людей, считающих себя счастливыми, в старости и в молодости практически одинаков. Иным становится лишь сам характер этого счастья: счастливые переживания в старости не проецируются на будущее и полностью исчерпываются восприятием настоящего.

"Сегодняшнее старческое существование, - пишет Николай Шахматов, - принимается без каких-либо оговорок и без планов к изменению в лучшую сторону. Спокойный и созерцательный образ настоящей жизни сам по себе исключает какой-либо вид борьбы или какие-либо устойчивые стремления. Окружающая жизнь, сегодняшнее состояние здоровья, физические недуги, быт воспринимаются терпимо, такими, какие они есть. Подобное отношение к самому себе и к окружающим представляет для пожилого человека новую ценностную жизненную установку. К этому времени обычно определяются и новые интересы, ранее не свойственные данному человеку. Среди них особо выделяются обращение к природе, укрепление различного рода морально-нравственных установок. Пожилые люди отмечают появившееся желание бескорыстно быть полезным окружающим, в первую очередь больным и слабым, иногда впервые появляется любовь к животным. Часть из этих пожилых открывает для себя, что старость благотворно повлияла на их возможности творчески обработать накопленный опыт, и сознание этого способствует укреплению чувства удовлетворенности собой. Нам нередко приходилось встречать пожилых, впервые обнаруживших у себя наклонность к стихосложению".

Вообще, добавил бы я, к литературному творчеству - гигантская, пополняющаяся с каждым годом библиотека мемуарной литературы служит тому прямым свидетельством. Известны художники, впервые взявшие кисть в руки лишь в старости, а раньше ни потребности такой не испытывавшие, ни о наличии у себя творческого дара не подозревавшие. Но внутренний смысл всего этого именно таков, каким виделся он моему другу: "Идет активный мыслительный процесс, направленный на решение вопросов "познания смысла собственного существования", "познания себя", т. е. вопросов, составляющих содержание жизни человека. Именно при этом варианте психического старения имеется полное согласие с самим собой, согласие с естественным ходом событий и, наконец, согласие с неминуемостью завершения собственной жизни". Только в этом смысле и можно считать справедливым распространенное мнение об особой, старческой мудрости. Она - в спокойном, рассудительном, достойном принятии собственного старения.

И точно по контрасту очерчивается представление о старости несчастной - отвергаемой, неприемлемой, когда вся жизнь человека превращается в борьбу, отчаянную и безысходную, с неотвратимым. С врачебной точки зрения ее нельзя приравнять к болезни, хотя тяжесть, мучительность сопутствующих психических состояний вполне под стать настоящему заболеванию.

"Не хочу стареть!" - их общая доминанта, хотя проявляться это может в самых различных формах. Кто-то впадает в настоящую депрессию, хоть и без характерных признаков нервно-психического расстройства, - но переносить ее ничуть не легче. Человек становится мрачным, ничто его не радует, все представляется пустым и ненужным, малозначащим, неинтересным. Основной мотив высказываний и переживаний - факт собственного старения, воспринимаемый исключительно негативно: все плохо, а дальше будет только хуже. Общество сверстников оказывается неподходящим: в них, как в зеркале, видится лишь отражение собственной немощи и несостоятельности. Но такое же отрицательное отношение вырабатывается и к общению с молодыми - рядом с ними, на их фоне, протест против происходящего еще больше усиливается. Любые попытки поддержать, успокоить, утешить его кажутся такому человеку неискренними, пустыми и дают обычно обратный эффект. Но и не реагировать, делать вид, что ничего не замечаешь, тоже нельзя, потому что это воспринимается как обидный знак невнимания, как подтверждение и без того тягостной идеи собственной никчемности и ненужности.

Иногда кажется, что наступает просвет. В разговоре с благожелательно настроенным собеседником на лице старика вдруг разглаживаются горькие складки, проявляется живая реакция на шутку, неподдельный интерес к чему-то. Или после удачного выхода в свет поднимается настроение (а такие люди, хоть и высказываются о развлечениях скептически, от них, как правило, не отказываются). Но проходит совсем немного времени, и этот положительный эффект исчезает, события, которые его вызвали, переоцениваются в памяти, начинают представляться такими же пустыми и ненужными, как и все остальное. И эта депрессия, вызванная старостью, как таковой, может длиться годами, иногда - до самой смерти.

Распространен и другой тип возрастной реакции - ипохондрическая фиксация на собственных недугах. Плохое самочувствие становится главным содержанием жизни, вытесняя из мыслей и разговоров все другие темы и сюжеты, - пожилой человек действительно кажется окружающим очерствевшим эгоистом, поскольку до него ничто не доходит из того, что их волнует. При этом необязательно нездоровье должно проявляться в каких-то нестерпимых болях. Достаточно простого недомогания или даже чисто внешних проявлений старости - морщин на лице, выпадения волос, - которые вообще не дают болевых ощущений. Все равно это состояние переживается и преподносится другим как исключительно тяжелое, непереносимое и, главное - ничего общего не имеющее с естественными возрастными процессами. Как и в случае с ситуационной депрессией, попытки подбодрить и успокоить старика вызывают у него раздражение, недовольство. Ну а врач, который скажет: "Для ваших лет вы держитесь молодцом", - тут же превратится во врага. Друг - это тот, кто подскажет способ преодоления тягостных проявлений старения, обратного развития биологических процессов. Этим без зазрения совести пользуются в наши дни всевозможные "целители" и "маги".

Разъедающее душу чувство недовольства своим нынешним положением предрасполагает старческую психику и к другим типичным реакциям. В рассказах пожилых людей, например, часто фигурируют "недоброжелатели" - прежние сослуживцы или начальники, коварно присвоившие себе их заслуги, может быть, родственники или соседи. В отличие от настоящего бреда, эти эпизоды не вызывают у рассказчика страха или тревоги, и число их со временем не растет - но примечательно уже то, что из множества событий минувшей жизни память отцеживает именно эти штрихи, всплывающие в разговорах постоянно. Похоже, старик сам не замечает, что именно с вами он говорил об этом уже не сосчитать сколько раз. Если вы покажете, что не разделяете его оценок, он перестанет обсуждать с вами эти события, но для него они будут по-прежнему актуальны. Шахматов называет эти идеи "бредоподобными", хоть часто и можно нащупать в них какую-то реальную основу: обиды, притеснения, несправедливость, имевшие место в действительности. Искажается лишь масштаб этих фактов, им приписывается особо важное, порой судьбоносное значение, какого на самом деле они не имели. Истолковать это можно как попытку персонифицировать жестокость и несправедливость судьбы, наславшей на человека эту невыносимую, неприемлемую для него старость.

Сродни этому феномену и своеобразные ошибки памяти. Замечу попутно, что чрезвычайно распространенное мнение о том, что давние события помнятся в старости отчетливо, а недавние могут "выпадать", исследования моего друга не подтверждают. Далеко не все пожилые люди страдают забывчивостью, но если уж это происходит, то возрастные изменения затрагивают обычно весь массив памяти целиком, не оставляя преимуществ за каким-то периодом. Поражающая зачастую самих пожилых людей их способность вызывать перед мысленным взором подробнейшие картины, относящиеся к детству или к юности, объясняется вовсе не силой памяти. Обычно такие воспоминания всплывают самопроизвольно, повинуясь ходу бессознательных ассоциаций, а вовсе не воле "воспоминателя", решившего зачем-то реконструировать те или иные давние события своей жизни. Заметить в них погрешности труднее, чем, допустим, в тех случаях, когда требуется срочно ответить - "куда ты положила библиотечную книгу?". И конечно, огромное значение имеет яркая эмоциональная окраска, характерная для отношения пожилого человека к своему прошлому.

Компенсационный характер этого явления особенно заметен в реакциях, которые Шахматов называет "вымыслами с горделивыми идеями собственной значимости". Классический пример этой старческой причуды был продемонстрирован нам в период, когда праздновалась какая-то круглая дата со дня рождения Ленина и число людей, несших на субботнике бревно вместе с Ильичем, на глазах становилось астрономическим. Не всегда, впрочем, правомерно говорить о вымыслах: по моим наблюдениям, речь нередко идет о действительных фактах, но используются они в рассказе как канва, по которой старческая фантазия вольно расшивает нужные ей узоры. Дороги эти воспоминания, ложные они или полуправдивые, тем, что они и в самом деле приподнимают значение рассказчика, возвышают его над безликими толпами статистов. Внимание слушателей окрыляет пожилого человека, он оживляется, веселеет - хотя бы на короткое время его оставляют горькие мысли о том, во что он превратился сегодня.

Таковы вкратце основные психологические проблемы старости. И вопрос, который сразу же возникает, подсказывает сам автор исследования: от чего зависит отношение человека к своей старости, являющееся, как мы видим, либо залогом душевного благополучия, внутренней гармонии, либо источником страданий, ставящих под сомнение саму ценность максимального продления человеческой жизни? Общая закономерность, заставляющая в подобных случаях искать ответ и в биологической, и в социальной плоскости, действует, очевидно, и здесь. Как врач с огромным и необычайно плодотворным опытом, Николай Шахматов ясно видит, что идеи, мысли, настроения, запечатленные в психологическом портрете старика, непосредственно продуцируются изношенным, переживающим глубокую деструкцию нервно-психическим аппаратом, и если сосредоточиться на этом, значение социальных факторов кажется не таким уж важным. Материальный достаток, высокое общественное положение, присутствие рядом мужа или жены, детей - вот что с позиций обыденного сознания играет решающую роль на склоне лет. Но это не так! - запальчиво восклицает автор. Разве не встречались вам люди, которые при соблюдении всех этих условий так и не сумели принять свою старость, не научились утолять душевный голод ее скромными, нешумными радостями? И разве мало есть прямо противоположных примеров, когда внешне неблагополучные обстоятельства не мешают старику доживать свою жизнь спокойно и с видимым удовольствием?

В первую минуту я был готов согласиться с этим темпераментным умозаключением. Но затем стал перебирать в памяти собственные наблюдения - и захотелось поспорить. Что такое "высокое общественное положение"? Быть - по меркам времени, когда, очевидно, писались эти строки, - каким-нибудь пенсионером союзного значения? Но мы ведь помним - ни особого уважения, ни авторитета это пожилым людям не обеспечивало. Титулованные старики точно так же, как ничем не отмеченные, маялись в своих четырех стенах, чувствуя себя списанными, ненужными, "вышедшими в тираж". Что такое наличие супруга? Не зная конкретно, что собой представляет этот человек, какие установились в супружеской паре отношения, ничего нельзя сказать о том, поддержка это в старости или, наоборот, постоянный раздражитель и причина тоски. Не случайно ведь в возрастных таблицах разводов постоянно отмечаются случаи расторжения брака в таком возрасте, когда, как говорится, время думать только о Боге! Дети? Тоже бабушка надвое сказала. Какие? Внимательные или равнодушные? Любящие или забывчивые? Заботливые или пользующиеся первой возможностью запихнуть стариков в казенное учреждение?

Очень симптоматично, что в этом перечислении социальных условий деньги даже не названы, утоплены в уклончивом эвфемизме "материальный достаток". Вот это уж точно дань советской эпохе: деньги - первый признак человеческой свободы, а вот достаток, по-нашему, по-старому, - это нечто такое, что может быть спущено и по разнарядке. Обеспечили тебя квартирой, определили приличный паек, прикрепили к магазину, где ты можешь время от времени покупать носильные вещи (а так ведь все и было накануне перестройки, перед самым выходом денег на общественную арену), - и попробуй заикнись об отсутствии материального достатка!

Боюсь, что Коля Шахматов этих вещей совершенно не понимал. Он до конца оставался классическим бессребреником, признававшим деньги только потому, что совсем обходиться без них было никак не возможно. Относился он к ним очень аккуратно, продумывал все траты, не терпел безрассудного мотовства - но это был его общий жизненный стиль, так же обращался он со временем, такого же порядка добивался на кафедре и в клинике. Фантастические призраки богатства его не томили, а бедности он не боялся, потому что смолоду был с ней "на ты". Когда мы вместе летели на конференцию в США, нам дали с собой немножко валюты.

По-моему, первый раз в жизни Коля держал в руках доллары. Естественно испытывать при этом некоторое волнение - радость (мол, наконец-то) или сожаление (почему так мало?..). Коля остался абсолютно равнодушен, до последнего дня он и не вспоминал об этих деньгах. Я не удержался, спросил, на что он их думает потратить. Оказывается, решение было принято давно: купить игрушку внуку, красивое украшение - невестке, а на оставшуюся мелочь - кулинарные приправы. "Ну, а себе?" - "А я и так удовольствий получил более чем достаточно, столько впечатлений..."

Вот почему, я думаю, в тексте книги о психическом старении деньги если и упоминаются, то преимущественно в тех случаях, когда они прорисовываются в картинах бреда. Так же, вспоминаю, во времена своего дремучего атеизма мы склонны были усматривать в глубокой религиозности симптом психического расстройства... И остается мне только одно - попытаться совместить концепции профессора Шахматова с наблюдениями психологов, давным-давно практикующих в мире "желтого дьявола".

Уходит человек на пенсию в пятьдесят - шестьдесят лет, как у нас, или позже, как это принято во многих странах Запада, все равно никто еще не чувствует себя стариком. И имеет на это право. По международным классификациям это всего-навсего ранний пожилой возраст.

Однако психологические кризисы старости дают о себе знать еше раньше, когда пенсия только начинает маячить на горизонте. Сама эта стена вызывает шок... До сих пор от любой неприятности можно было отгородиться, надеясь на будущее. Вдруг я что-то придумаю, вдруг мне повезет! Исчезновение этой важнейшей составляющей самоощущения - завтрашнего дня - многими воспринимается как настоящая катастрофа. А ведь впридачу еще далеко не всем удается до последнего дня удерживать завоеванные позиции. Подпирает молодежь - динамичная, полная энергии, получившая современное образование. Опыт и заслуги - ненадежная защита при обостряющейся конкуренции. Не угодно ли вам будет перейти на менее интересную, хуже оплачиваемую работу? И ведь не встанешь в позу, не пригрозишь уходом: все понимают, что в твоем возрасте найти другую работу почти нереально... В самом тяжелом положении оказываются люди (мы уже знакомы с тем, как это происходит), избравшие деньги мерилом собственной значимости, привыкшие лечить с их помощью свои затаенные комплексы. Земля начинает уходить у них из-под ног...

Нередки в такой ситуации случаи клинической депрессии либо торопливое, лихорадочное принятие мер дополнительной защиты. Человеком овладевает настоящая мания бережливости: раз поступления сокращаются, надо экономить то, что есть. Он ограничивает себя во всем, урезает смету расходов за счет всего, что приносит радость, разнообразит течение будней. А бережливые, наоборот, начинают сорить деньгами, словно стараясь внушить непонятно кому - может быть, самой судьбе? - что все у них прекрасно, бояться нечего, наконец-то можно пожить в свое удовольствие. До появления финансовых проблем дело может и не дойти, но отношения в семье, не понимающей причины этих странных перемен, портятся. Если на протяжении долгих лет работа и семья создавали прочную двуединую основу жизни, то теперь обе опоры начинают шататься одновременно.

Назревают серьезные конфликты и с младшим поколением. Мы привыкли думать, что в западном мире, в отличие от нашего, дети рано становятся самостоятельными и привыкают рассчитывать только на себя. Если говорить о принципах, о правилах, то, очевидно, так оно и есть. Но житейская практика всегда разнообразнее. Во всяком случае, психологи считают типичной ситуацию, когда родители и дети резко расходятся во взглядах на то, как распорядиться деньгами, принадлежащими семье. Сама новизна обстоятельств, складывающихся в этот, предпенсионный период, создает в благополучных домах атмосферу замешательства и тревоги.

Доходы, как мы говорили, начинают падать. Но как это ни парадоксально, свободных денег становится не меньше, а больше. Раньше нужно было давать детям образование, выплачивать кредиты, взятые на покупку или строительство дома, когда такими актуальными казались приобретения, повышающие престиж. Деньги как бы сами диктовали, куда их девать. Но теперь, ближе к завершению жизненного цикла, одна за другой отпадают эти крупные, запрограммированные самим стилем существования статьи расходов. Повышается степень свободы в решении всех денежных вопросов. Казалось бы, это должно только радовать. Но вместо удовольствия многие люди испытывают сильнейший дискомфорт, мысли о деньгах вызывают у них болезненное, необъяснимое беспокойство. Тем более сильное, чем шире оказывается это поле для маневра.

Помочь детям, как бы перекинув на них эти заботы - вполне отвечает внутренним потребностям современных американцев. Но они предпочитали бы сделать это на определенных условиях. Им хотелось бы сознавать, что дети - их продолжение, а лучше всего - повторение. Они мечтают получить зримое подтверждение того, что дети им благодарны, что они ценят родительскую доброту. А самое главное - важно сохранить контроль над теми средствами, которые по большому счету родители не перестают считать своими.