22 страница. Где азартные игры - там преступность

Где азартные игры - там преступность. Еще один убийственный аргумент. Когда нам, жившим за "железным занавесом", рассказывали, что игорный бизнес в Штатах контролируют гангстерские кланы, мы считали это само собой разумеющимся. Родство душ! Мне показалось вполне закономерным, что именно криминальный мир раньше всех заметил появление игорных домов и первым снял пробу с предложенных ими развлечений. В психологии преступника есть много предрасполагающего к тому, чтобы именно клином азартной игры выбивать клин повседневных стрессов. Страсть к игре толкает на преступление и добропорядочных граждан, до этой минуты ни в чем дурном не замеченных. Да что говорить! Когда деньги так быстро и в таких масштабах, по велению случая, меняют хозяев, невозможно четко провести водораздел между чистой игрой и обманом, законным и преступным действием.

Зло, заключенное в деньгах, о котором говорил Толстой, в игорном доме как бы материализуется в десятках уродливых, угрожающих ситуаций. Следовательно, если большой начальник, на место которого я пытаюсь себя поставить, не только смахнет со стола проект сотрудничества государственных структур с игорным бизнесом, но и выступит за его запрещение, в самых серьезных доводах недостатка у него не будет. Он выступит в роли борца с пороком и наверняка встретит широкую общественную поддержку. К тому же он сможет сослаться на пример многих стран - тех самых цивилизованных стран, которые с недавних пор мы стали брать себе за образец, - где игорный бизнес запрещен законом, а подпольная деятельность такого рода строго карается.

Глава 4. Игры и игроки

3. Сыновья и пасынки Фортуны

Во время сеансов психоанализа я имел возможность соприкоснуться с бесчисленным множеством различных потребностей, одинаковых только в том, что все они толкают людей к совершению одинаковых поступков. У одних это была потребность в самоутверждении, не удовлетворяемая общим ходом жизни, у других в облике любви к карточной игре выступал всесильный инстинкт смерти - Танатос, открытый и великолепно описанный Фрейдом, увлекавший их к самодеструкции, к самоуничтожению. Встречал я людей, "ловивших кайф" не столько в собственной победе, сколько в муках и отчаянии соперников. Среди страстных поклонников бильярда попадается на удивление много людей с проявленными или скрытыми гомосексуальными наклонностями. Недавно в Америке я познакомился с непревзойденным, не знающим поражений чемпионом чемпионов игры в бильярд, и я подумал, что такой феноменальный игрок, скорее всего, должен быть гомосексуалистом. Даже как-то скучно стало, когда я убедился, что так оно и есть. Эта закономерность, к слову сказать, объясняет, почему, как правило, пары для игры составляются однополые. Не только в силу неравенства физических возможностей (играют же в карты в смешанной компании, хотя и там игровой потенциал психики далеко не идентичен), но главным образом потому, что, имея соперником женщину, бильярдист не получит искомого наслаждения.

Я обозначил потребности, присущие многим людям, но у каждого они имеют еще и множество характерных особенностей, связанных с особым складом его психики. Поэтому смело можно сказать, что различных потребностей в игре ровно столько, сколько людей, которые их испытывают. Сходные в общих чертах, они неповторимы в деталях и оттенках, как неповторима индивидуальность.

Как правило, не составляет труда хотя бы гипотетически представить другие пути удовлетворения этих потребностей, возможно более достойные с точки зрения морали, менее опасные, не ставящие человека и его близких на грань катастрофы. Но они сложны, они предполагают серьезную работу над собой, изменение сложившегося жизненного уклада. Игра же - средство простое и универсальное, как прост и универсален алкоголь, который тоже гораздо чаще, чем обычно думают, используется как средство выхода из трудноразрешимых психологических проблем. Их надо долго искать, эти другие позитивные пути, и никто не гарантирует, что вы верно определите их для себя с первой же попытки. А тут к вашим услугам - тысячелетняя традиция, опыт десятков поколений предков.

Есть у игры еще одна важная особенность. Я назвал бы ее сверхконцентрацией событий. Время сжимается до считанных минут, иногда - секунд, но если развернуть в подробном графике все, что происходит в ходе игры и в душе играющего, окажется, что картинки эти сопоставимы с огромными кусками реальной жизни. В том и состоит природа особой, недостижимой по-иному остроты ощущений, перехода всех психических процессов в режим инобытия, расставания с самим собой - и возвращения к самому себе, но уже в ином качестве, словно бы после долгого, полного опасностей и приключений путешествия.

Я с большим уважением отношусь к праведной, разумной, нравственно отрегулированной жизни, но вынужден признать: она не дает возможности испытать ничего похожего на эти упоительные, неописуемо прекрасные состояния. Бесспорно, у праведников есть свои радости, грешным людям недоступные, но факт, что из жизни они уходят, не побывав в самых чарующих ее уголках.

Чем дальше вглубь, к истокам - тем труднее современному человеку, который считает рациональность высшим достоинством мышления, улавливать в себе тайные мотивы, влекущие его к игре.

Ну кто же из нас не знает, что, сколько ни рассчитывай, ни планируй, все равно в конечном итоге всем распоряжается слепой случай? Например, почему из нескольких городов, предложенных мне на распределении, я выбрал именно Иркутск? За этим названием для меня ровно ничего не стояло - как и за любым из остальных, - ни информации, ни подспудных ассоциаций. Могу раскрыть секрет: я бросил монетку - орел или решка? А потом я часто с ужасом думал о том, что монетка могла упасть другой стороной, и жизнь провела бы меня мимо Иркутска, и никогда бы я не встретился со своим учителем, Игорем Петровичем Сумбаевым, и долго еще, неизвестно до каких пор Фрейд оставался бы для меня создателем реакционной идеалистической лженауки. Все сложилось бы по-другому, и неизвестно, удалось ли бы мне обрести то, чем больше всего я дорожу в своей биографии и в самом себе... Мне не раз случалось наблюдать чудесные спасения: куплен билет на самолет, человек спешит в аэропорт, какие-то нелепые совпадения или нестыковки его задерживают, он не успевает, рвет на себе волосы от досады, а потом узнает, что именно этот, улетевший без него самолет потерпел катастрофу. Такой же элемент непонятной игры просматривается часто и в противоположных по характеру ситуациях - когда несчастья вполне можно было бы избежать, но нет, человек упрямо, преодолевая препятствия, поспешил навстречу своей гибели. Эти эпизоды всегда вызывают непонятный душевный трепет, неясную мысль: так случай это все-таки или, наоборот, проявление неотвратимости, предопределенности?

У наших далеких предков, чей голос все еще отчетливо слышен в тайниках бессознательного, не существовало подобных сомнений. Их представление о судьбе было конкретным, часто персонифицированным. Человек виделся себе маленьким и слабым, покорно признавал над собой власть высшей силы, как ребенок признает власть родителей. Он мог общаться с ней, вести диалог, выпытывать ее намерения в отношении себя и пытаться на них повлиять. Простые житейские факты обретали для него значение символов, вещавших на своем мудреном языке, как относится к нему судьба, расположена или приуготовляет что-то недоброе. Вспомните, как живучи всевозможные приметы и суеверия, как непринужденно уживаются они с нашим всезнанием, достигнутым к исходу третьего христианского тысячелетия, - и вы явственно ощутите, насколько сильно было обаяние этих представлений и как глубоко коренятся они в нашем мироощущении. Они уже не могут облечься в слова, в связные мысли - слишком дико, по-младенчески звучали бы эти пассажи в современной речи. Но они существуют, томят нас - как неодолимый зов, как невнятное побуждение, заставляющее совершать поступки, непонятные для нас самих.

Как ты относишься ко мне, судьба, и больше всего - одна из самых близких нашему сердцу ее разновидностей, всемогущая и капризная богиня удачи и счастья - Фортуна? Любимый я твой сын или безразличный пасынок? Обратишь ты на меня свой благосклонный взгляд или отвернешься, нахмурив брови? Выиграю я или проиграю?

Вслушаемся: любимый сын Фортуны... Не случайно так тесно сплетаются эти образы - судьбы и матери. Той, что дает нам жизнь, и той, что распоряжается этой жизнью. Мать ассоциируется у нас с теплом ее рук, с неусыпной заботой о нашем благополучии, с незнающим аналогов чувством защищенности, которое создает ее любовь. Мы ее видим, мы знаем ее лицо, слышим голос, наблюдаем поступки... Все это конкретизирует образ матери, присутствующий в формирующихся структурах мозга задолго до рождения ребенка, когда и начинается в действительности его духовная жизнь. И если что-то заслуживает названия полного, абсолютного, ничем не омраченного счастья, то это именно состояние, проживаемое каждым из нас в блаженные несколько месяцев внутри материнской утробы. Вот откуда идут мифы об утерянном рае, встречающиеся в самых разных цивилизациях. Рай не после смерти. Рай - до рождения. Вот откуда необъяснимое разумом, неотступное влечение к смерти: от бессознательного желания вернуться туда, где было так прекрасно. Современная наука научилась поднимать из глубин памяти смутные, расплывчатые, но никогда до конца не исчезающие воспоминания о периоде, предшествовавшем общепризнанному началу жизни.

Успех, удача, везение, нежданно свалившееся счастье - все, в чем принято усматривать улыбку Фортуны, ее благосклонный жест, переживается нами в этом же ключе - наивысшего, стоящего вне всякой конкуренции счастья, неотделимого от самой сути наших отношений с матерью. И отсюда же - иррациональная, никак не пропорциональная реальностям потери отчаянная реакция на невезение, на проигрыш: ужас отвержения, ледяной холод сиротства, провал самоощущения - раз мама меня не любит, значит, я не заслуживаю ее любви.

Дьявольская комбинация полюсов, скачки от одного к другому, этот еле выдерживаемый психикой контрастный душ - вот что выявляет психоанализ в глубине, в первооснове неутомимой страсти азартного игрока.

А деньги? Что деньги! В своем натуральном, экономическом значении - как средство что-то приобрести, как инструмент деловой жизни - они здесь практически не присутствуют или присутствуют в служебной роли - ведь есть же у сознания и свои собственные потребности, оно должно объяснить самому себе цель и смысл совершаемых поступков. Но не стоит всерьез относиться к этим объяснениям. Они лишь ширма, за которой человек прячет свою беспомощность противиться побуждениям, непонятным для него самого, несовместимым с выношенными представлениями о собственном благополучии. А в действительности во всем этом действе, называемом "игрой" и целиком построенном на символах, деньги тоже играют роль символа - символа удачи, успеха, счастья. И тогда становится понятно, почему у больных игрою даже крупный выигрыш не сопрягается с мыслями о практическом использовании денег. Здесь это уже принципиально иная субстанция, не подлежащая конвертированию. Она годится только для одного - чтобы еще раз задать Фортуне вопрос, на который никогда не поступает окончательного ответа: правда ли, что я твой любимый сын?

Первое серьезное комплексное исследование азартных игр было проведено в США сравнительно недавно - в 1974 году. Выяснилось, что 68% американцев имеют хотя бы одноразовый опыт игры. 61% называет ее своим привычным развлечением. Получается, что тех, кто попробовал поиграть и больше не вернулся к игорному столу или к рулетке, совсем немного - 7% среди опрошенных.

Изменилось ли что-нибудь за прошедшие 20 с лишним лет? Эксперты полагают, что азартных игроков в американском обществе стало больше. Намного активнее, чем это бывало в прошлом, включается в игру молодое поколение. Расширился и привычный "репертуар". Например, больше стало лотерей, поддерживаемых или напрямую спонсируемых государством. По данным 1974 года, наиболее популярны были игры, считающиеся безобидными: бинго, бильярд, те же лотереи. Меньшинство, хоть и достаточно внушительное, играет всерьез, в игорных домах и на бегах (помимо ипподрома, тотализатор в Америке ставят и на собачьих бегах). С точки зрения психологов, это разделение условно. Опасность для психики - вероятность "заболеть" игрой - таится везде, даже в самых невинных пари. Стоит один раз почувствовать это отчаянное сердцебиение, жажду отыграться или повторить блаженную эйфорию выигрыша, один раз утратить над собой контроль... А там - по пословице: коготок увяз - всей птичке пропасть.

Доктор медицины Юджин Лоуэнкопф приводит классификацию, позволяющую, по его мнению, отделять непроблемные случаи от проблемных, чреватых тяжелыми последствиями для людей и общества. В американском варианте четко разграничиваются шесть различных групп, в чем-то напоминающих те, что существуют у нас, но в остальном достаточно специфичных: игроки профессиональные, криминальные, случайные, опытные, "бегущие" и патологические.

Профессиональный игрок заслуживает это имя лишь постольку, поскольку игра служит для него главным жизненным поприщем. Но по своим психологическим свойствам он делец, хладнокровный и расчетливый, выносливый и терпеливый. Бизнесменам свойственно выбирать те сферы приложения своих интересов, которые им в силу различных причин известны лучше всего. Так и профессиональных игроков склоняет в пользу именно этого выбора отличная эрудиция, знание всех тонкостей, мастерское владение техникой игры; свои способности они рассматривают как особый ресурс, повышающий прибыльность предприятия. Они играют только наверняка, умело распоряжаются деньгами. Проигрыш - результат ошибки интеллекта, но не эмоционального срыва, не рокового импульса, и он не вызывает отчаяния или растерянности. Бизнесмен ведь всегда учитывает в своих предположениях возможность неудачи.

Криминальный игрок - тот же профессионал по образу жизни и психологическим реакциям на перипетии игры. Но победы он добивается путем обмана, приемами которого владеет мастерски. От себя могу добавить, что непременное требование профессионализма - психологическое чутье и умение мгновенно распознавать людей. Можно не передергивать карты, но ловко манипулировать душевным состоянием партнеров, что тоже можно расценить как обман. Поэтому границу между двумя типами профессионалов я считаю достаточно зыбкой.

Следующие три категории - это игроки, как таковые. Случайный игрок любит играть - но может и не вспоминать об этом занятии подолгу. Его привлекают скорее внешние обстоятельства: например, появление подходящей компании. Кроме карт, американцы часто играют в лото, любят заключать пари на любимые виды спорта. Все это случайный игрок рассматривает как приятное развлечение. Опытного игрока отличает страсть. Он регулярно посещает Лас-Вегас или Атлантик-Сити, ощущает пустоту, когда обстоятельства вынуждают отказаться от такой поездки. Многими опытными игроками владеет иллюзия, что можно разгадать тайну, понять систему игры, много времени они проводят в размышлениях, экспериментируют. Однако жизнь этих людей имеет и иное содержание, о чем они не позволяют себе забывать. Они не рискуют своим положением на работе, не считают возможным подводить семью. Как правило, они назначают себе строгие рамки - сколько времени допустимо потратить на игру, какими суммами пожертвовать - и редко нарушают этот зарок.

По формам поведения "бегущий игрок" ничем практически не отличается от опытного, в особый тип его выделяет своеобразие внутренних мотивов. Игра для таких людей - это проверенный способ снять напряжение, фрустрацию, гнев, тревогу, то есть убежать от негативных психических состояний. Азарт может приводить их в крайнее возбуждение, близкое к сумасбродству, эмоциональные порывы кажутся неуправляемыми. Но на самом деле способность контролировать себя сохраняется полностью.

За исключением, если выражаться по-нашему, шулеров, все перечисленные разновидности игроков не внушают психологам тревоги. Их увлечение считается социально приемлемым. Интерес к ним, попытки изучения, типологизации диктуются естественной для ученых потребностью еще дальше продвинуться в мир незнаемого, а никак не надеждами найти какое-то противоядие.

Иное дело - патологические игроки, разрушающие и собственную жизнь, и жизнь своих близких. Влечение к игре носит у них характер сокрушительной, неуправляемой стихии. Это сравнительно небольшая часть населения. Даже среди посетителей злачных мест они, по подсчетам, не составляют большинства. Тем не менее есть все основания рассматривать их как вечную, незаживающую язву общества.

По мнению многих авторитетных американских специалистов, патологическое влечение к азартным играм следует рассматривать как отдельное психическое заболевание - расстройство контроля над своими импульсами.

Поскольку речь идет о заболевании, сразу возникает вопрос о диагностике, о главных критериях, по которым можно судить о том, что граница нормы перейдена. Психической патологией занимается медицина, а врачу необходимо не только определить свою позицию, но и иметь возможность ее доказать.

Патологический игрок не в силах противостоять импульсу игры. Но подобные эпизоды вполне могут встретиться и в жизни других людей, чью страсть к игре нельзя считать злокачественной. Диагностическим признаком здесь служит динамика этих состояний. В пользу болезни говорит их хронический и, главное, прогрессирующий характер.

Болезнь не признает социальных норм, рамок поведения. Постоянно нуждаясь в деньгах, патологический игрок не считается ни с принятыми в обществе правилами, регулирующими денежные отношения, ни даже с законом. Он залезает в долги, которые не в состоянии бывает погасить. Он идет на самые рискованные способы уклонения от налогов, на прямое мошенничество, подлог. Сплошь и рядом это заканчивается арестом, судебным преследованием.

Поиск денег толкает его в объятия закоренелых преступников, которым в обмен на денежную помощь он вынужден оказывать разного рода криминальные услуги. Каким бы путем ни попали деньги в руки патологическому игроку и на что бы они ни были предназначены, он не способен отвечать за них: все будет немедленно поставлено на кон. Разрушение семьи, потеря работы тоже могут быть включены в число диагностических критериев - раньше или позже это происходит со всеми патологическими игроками.

Личность становится асоциальной - человек выпадает из важнейших общественных структур, обрубает связи, обеспечивающие его участие в жизни общества. К этому добавляются и симптомы, говорящие о болезненном протекании психических процессов. Вот важнейшие из них. Необходимость в постоянном увеличении "дозы": частоты, размера ставок. То, что удовлетворяет патологического игрока сегодня, завтра покажется недостаточным, не приведет его в желаемое состояние. Если игра срывается, это вызывает тяжелейшую реакцию - больной испытывает сильнейшее беспокойство, раздражение, вплоть до вспышек настоящего бешенства.

Большинство патологических игроков рассматривают свою несчастную страсть как величайшее бедствие, предпринимают отчаянные попытки "завязать" - но всегда безуспешные. Это люди вовсе не бессовестные, если воспользоваться немедицинским термином. Они и сами себе говорят все те слова, которые слышат от окружающих. Они отчетливо видят свою ужасную перспективу - ведь перед глазами у каждого десятки примеров, наглядно показывающих его собственный завтрашний день. Эти тягостные переживания достигают апогея в критических ситуациях - когда семья предъявляет ультиматум, когда грозит увольнение с работы, когда впереди начинает маячить тюрьма. Но приводит это только к одному - к учащению игры и увеличению проигрываемых сумм. Эти признаки сигнализируют о серьезных физиологических изменениях, делающих бессмысленной апелляцию к воле или нравственности. Исследования показывают, что такие изменения действительно наступают, хотя разобраться в причинах часто бывает нелегко, - многие патологические игроки злоупотребляют алкоголем и наркотиками.

Психологические портреты патологических игроков разнообразны. Часто это люди с гипертрофированной уверенностью в себе, очень энергичные, еще до появления первых признаков расстройства обращавшие на себя внимание неудержимым мотовством. Есть и другой повторяющийся характер - депрессивный, неспокойный, с пониженной сопротивляемостью к жизненным невзгодам. У мужчин неудержимая страсть к игре просыпается в целом раньше, чем у женщин. Отмечается склонность к самоубийствам, мотивом которых часто становится невозможность ни продолжать, ни изменить свою жизнь.

Не случайны многочисленные совпадения в том, как протекало у патологических игроков детство. При обследовании часто выясняется, что приблизительно до пятнадцати лет этот человек лишился отца или матери в результате смерти или развода либо с ним плохо обращались в семье - родители были жестоки, неуравновешенны, целиком поглощены собой. Распространенная причина зарождения патологической страсти к игре - денежный фетишизм в родительском доме, отсутствие традиций бережливого, разумного обращения с деньгами. Есть, кстати, и много случаев, когда страсть к игре наследуется - переходит по прямой линии от поколения к поколению. Детские игры во всех этих ситуациях достаточно часто принимают характер азартных, даже когда, в силу возраста, на кон ставятся не деньги, а игрушки или лакомства.

Но если это болезнь, то излечима ли она? Задавшись этим вопросом, мы попадаем в безбрежный поток теорий, разобраться в которых трудно даже специалисту. Но вот в чем можно удостовериться сразу же. Если что-то способно изменить жизнь профессионального игрока, то это только серьезное, глубокое лечение, направленное не на то, чтобы "отвадить от игры", а на корректировку психических процессов, обуславливающих эту тягостную потребность.

Врачи, и больше всех, очевидно, психоаналитики (по крайней мере, они первые отказались от устоявшегося взгляда на пристрастие к игре как на порок, подлежащий исключительно моральным или карательным средствам воздействия) занимаются этой проблемой уже без малого сто лет. Испробовано множество методов, и хоть энтузиасты каждого из них ссылаются на убедительные результаты, ни один не может с чистой совестью сказать: приведите ко мне игрока - и я сделаю из него нормального человека. Как и всегда бывает при соприкосновении с болезненными нарушениями психики, мы оказываемся лицом к лицу с огромным черным ящиком, в который научились, конечно, заглядывать благодаря достижениям современной науки, но чем больше нам открывается, тем шире раздвигается круг неразрешенных загадок.

В ряду многочисленных психических расстройств патологическое влечение к игре не занимает какого-то особого места. В первой половине XX века в центре внимания исследователей и терапевтов была несомненная связь этого пристрастия с различными аномалиями в сексуальной сфере, подтверждаемая, в частности, тем, что лишь в редких, исключительных случаях у патологических игроков половая жизнь протекает полноценно. То, что достигшая зрелости личность черпает во взаимоотношениях с представителями противоположного пола, недоступно человеку, чье сексуальное развитие отклонилось от назначенного природой пути, и это делает его рабом игры как единственного утешения. Фрейд проводил аналогию между азартной игрой и мастурбацией, видя в них ряд общих черт: непреодолимость искушения, всепоглощающее удовольствие, приводящее к настоящему параличу воли, и измененное состояние сознания. Другие исследователи отмечали идентичность азарта, овладевающего игроком, с сексуальным возбуждением и разрядкой при половом акте. Эти трактовки указывали и путь лечения, ориентированный на первопричину, то есть на сексуальные отклонения.

Но поставить такую цель было, как правило, намного проще, чем ее достичь. Ведь кроме нарушений, вызвавших эту болезнь, врач сталкивается с необходимостью устранить психологические повреждения, вызванные самой игрой. Одно из ее тяжелейших последствий - регресс психики, пробуждение анально-садис-тических импульсов, возврат к архаичным, примитивные способам мышления. Кто имел когда-либо дело с игроками, знает, как они суеверны, какое значение придают всевозможным ритуалам и заклинаниям, безоговорочно веря в то, что это гарантирует им удачу. Современный человек, зачастую прекрасно образованный, идущий, что называется, в ногу с цивилизацией, эмоционально и интеллектуально уподобляется своему предку, жившему в дикие, добиблейские времена, и уже одно это показывает, как трудно привести его в исходное состояние.

Дальнейшее развитие взглядов на природу болезненной страсти к игре нельзя считать полным отходом от того, что утверждалось предыдущими поколениями психоаналитиков, но общее движение науки, конечно, их сильно видоизменило.

Современные исследователи имеют одно важное преимущество: люди им верят, а следовательно - испытывая серьезные жизненные затруднения, не стесняются обращаться к ним за помощью. Работы последних десятилетий построены благодаря этому не просто на точных, но в придачу и статистически достоверных наблюдениях. Когда к человеку становится применимо определение "патологический игрок", он уже, как правило, достигает достаточно глубокой стадии социальной и психической деградации. Его жизнь предстает как один сплошной провал, и это кажется прямым следствием его неукротимой страсти. Ну, кто будет сочувствовать такому, у кого найдется в его адрес хоть одно теплое слово, если кругом столько людей, которых он подвел, сделал несчастными! Но это отношение меняется, когда перед аналитиком одна за другой проходят десятки подобных судеб. Неудачи начинают преследовать патологического игрока с первых шагов жизни, и первой из них становится его рождение женщиной, не способной дать ему ласку, заботу, тепло. Отсюда - комплекс неполноценности и неадекватность мироощущения, от которых он прячется за хвастовством и нагромождениями оторванных от жизни фантазий. Следовательно, чтобы лечение принесло пользу, а не вылилось еще в одну крупную неудачу, пациента необходимо окружить любовью, сочувствием - и со стороны терапевта, и со стороны семьи. Эта рекомендация кажется трудновыполнимой. Однако ее подкрепляют исследования самых последних лет.

Выявлена несомненная связь болезненного влечения к азартным играм с органическими, а во многих случаях - наследственными депрессиями, которые, в свою очередь, возникают в ответ на расстройство эндокринных, то есть биохимических процессов. То, что описывал до сих пор психоанализ на своем непростом для понимания, аллегорическом языке, становится возможно выразить в четких, строго научных формулах. Если взглянуть на патологического игрока с этой точки зрения, он оказывается виноват лишь в том, что родился прежде, чем появилась возможность на основе этих формул прописать ему рецепт.

Вся многотысячелетняя история игр - это история борьбы с ними, попыток искоренить их, запретить, поставить вне закона. В Европе, в России, давно, недавно - всегда и везде. И ничто не помогало! Ни казни, ни конфискации, ни ссылки, ни отлучения. Какими бы карами это ни грозило - все равно одни люди играли, а другие пытались обернуть эту чертову страсть себе на пользу. Разница только в том, где и как это происходило - открыто или тайно, в благопристойных местах или в гнусных подпольных вертепах. Что лучше, что приемлемее - вот к чему, в сущности, сводится вопрос.

В советское время у нас не было игорных домов - но были игорные квартиры. Я не понаслышке знаю о том, что там происходило. Один мой дальний родственник был завсегдатаем таких притонов. Вот где было наглядно видно, что игра и преступление идут рука об руку! И не действовала там никакая служба безопасности, которая бы следила хотя бы за сохранностью человеческой жизни..

Мне могут сказать, ухватившись за слово о преступлениях, что я рассуждаю некорректно. Преступления ведь тоже являются неизменным спутником любого социального устройства. Общество всегда пыталось этому противостоять, содержало многочисленные отряды специально обученных охранников и полицейских - и никогда не достигало цели. Если следовать вашей логике, скажут мне, то и эту борьбу надо прекратить? Безусловно нет.

Мир игры - особый, автономный пласт человеческой культуры, тысячами незримых нитей связанный с бытом, с повседневностью и, что самое поразительное, вовсе не отделенный непроницаемой перегородкой от высших, духовных сфер.

Самое глубокое и точное определение культуры из всех существующих дает, с моей точки зрения, Фрейд. Для него культура - это защита человека от зверя, сидящего в нем самом. Искоренить этого зверя - бессмысленная, утопическая задача. Но человечество научилось справляться с ним по-другому - оно поставило зверю преграду в виде культуры, ее запретов и императивов, ее механизмов, переводящих слепую энергию инстинкта в благородное, созидательное русло.

И мы начинаем догадываться, что не случайно, не на пустом месте возникла игра. Она кажется низменной по сравнению с иными излюбленными человеческими занятиями, но она царственно высока, если начинать отсчет от тех проявлений, на которые может толкнуть распоясавшийся инстинкт. Она ведется по правилам, она утверждает свою этику, свой поведенческий кодекс - и уже этим выполняет функцию намордника, узды. Она жестока, бесчувственна, не знает снисхождения и сострадания, она лишает человека всех благ имущественного и социального состояния... Но кто знает: если бы в какую-то незапамятную пору люди не научились моделировать, переживать и гасить в игре распирающее их желание отнять чужое, изнасиловать приглянувшуюся женщину, растерзать обидчика, продлилась бы наша история до сегодняшнего дня?