Глава 6. Джинни Уизли

1. Штрихи к портрету.

Внешность и основные черты – Венерианский подтип Тельца.

Про внешность Джинни в каноне нет почти ничего, кроме того, что она – рыжая. Не любит, похоже, Роулинг своих женских персонажей, вот точно. Черты мальчиков даны куда детальнее, чем черты самых близких к главному герою девочек.

И – тем не менее, вычленяя из того, что есть.

Сразу следует заметить, что Джинни – один из немногих персонажей, с огромным размахом показанный в развитии. То есть, имеется, грубо говоря, Джинни ДО третьей-четвертой книги, и Джинни ПОСЛЕ, и это две совершенно разные девочки. И при этом нельзя сказать, что именно в «Узнике Азкабана» с ней произошло нечто, способное столь глобально изменить личностные акценты – там с ней вообще ничего особенного не происходило. И все же – авторским произволом в сюжет, начиная с «Кубка Огня», введена совершенно другая девица, которая просто выступает под тем же именем.

Единственное разумное объяснение этому – Джинни изменилась еще во времена «Тайной комнаты», вот только Гарри, от лица которого ведется повествование, разул глаза лишь, когда уткнулся в девушку лбом, до того пребывая в своих глубоко интимных и сложных духовных переживаниях. На том и остановимся теперь уже своим авторским произволом, ибо вариант, что Джинни – банальная Мэри-Сью, то есть, персонаж непродуманный и никак не являющийся цельным, в принципе перечеркивает возможность попытаться ее проанализировать, а при таком допущении анализ вполне себе складывается.

В Джинни первоначального розлива основное качество – ее Лунная ранимая застенчивость. Она влюблена, влюблена пылко и романтично, она не может перестать говорить о предмете своих чувств, носится вокруг него с горящими глазами – и при этом ее мгновенно сдувает из поля зрения, стоит предмету хотя бы попытаться с ней поздороваться. Сдувает, кстати, не абы куда, а в личную комнатку. Лунарии любят обжитые раковинки, в которых чувствуют себя детьми, а, следовательно – защищенными.

Вообще, Джинни весьма повезло, что ей попался настолько эгоцентричный предмет любви. Будь он хоть немного внимательнее к окружающему миру, мог бы сразу предположить, что у девочки нелады с психической стабильностью, и откреститься на веки вечные от наивного желания дать ей шанс.

На момент встречи с Гарри ей десять лет – то есть, она даже еще не подросток. Гормонами пока и не пахнет, самого Гарри она видела суммарно от силы минуты полторы – и, тем не менее, следующим летом она уже изводится от накатившего чувства. Луна в полный рост, причем не задавленная и вполне признаваемая – для того, чтобы подсунуть первого встречного (пардон, подошедшего под образ принца) мужчину в рамки собственных романтических представлений, эти представления к тому моменту надо уже иметь, причем продуманные и сформированные от и до. Девочка определенно не теряла времени в детстве, пока возилась в курятнике и помогала по хозяйству маме. Штамп романтического Лунного поведения уже врос в мозги и пустил корни – Джинни не теряет своего интереса, даже когда Гарри летом перед вторым курсом переезжает в дом Уизли и начинает сталкиваться с ней по сто раз на дню. Не каждая девчачья влюбленность выдержит такую беспощадную проверку реальностью.

Она чувствительна, склонна к перепадам настроений, обидчива и отходчива, а при малейшей попытке Гарри вытянуть общение на социальный уровень пугливо каменеет и ретируется в обжитую норку. Луна, причем приправленная задавленным Марсом.

Впрочем, во второй ипостаси Джинни картина меняется на диаметрально противоположную. Девочка нахальна, смела, решительна, способна за себя постоять, легко втягивается в конфронтации и побеждает в них (одни перепалки с Роном чего стоят), недурно играет в квиддич, а ее боевыми заклинаниями восхищается даже видавший виды Слагхорн. Путь проработки скрыт, поскольку проходит не перед лицом Гарри (а, значит, и не перед лицом читателей), но он определенно был, ибо изначально мы наблюдали Джинни, пасующую и впадающую в ступор и перед улыбкой Поттера, и перед насмешками братьев.

Впрочем, во второй книге мелькнул некий странный момент, намекнувший, что девочка не так проста, как кажется. В книжном магазине, когда к Поттеру цепляется невесть откуда нарисовавшийся Драко, Джинни впервые за полтора тома открывает рот, и первое, что она произносит – довольно смело рявкает в защиту Гарри, при том, что минутой раньше, когда Поттер подарил ей стопку учебников, она постеснялась даже пискнуть банальное «спасибо». Вот вам и Лунная крошка – сама тише воды, а из ушей уже вовсю торчат задатки квочки, способной расхреначить весь курятник, как только кто-то сдуру посягнет на ее цыплят. Ну, или, в данном случае, петуха – что не преминул прокомментировать обалдевший от полученной информации Драко.

Так что Джинни Уизли – чуть ли не единственный пример в каноне проработки планеты из минуса в плюс. Но изначально Марс все же был в минусе. Как и Плутон – реакция Джинни на плотное личное общение с Томом Риддлом, скорее всего, и есть та веха, за которой исчезла романтичная и с трепетным восторгом ждущая любимого принца девочка, и появилась активная, не трусливая, сосредоточенно перебирающая мужчин – и при этом абсолютно закрытая девушка. Луна скрылась, точнее, оказалась погребена под грудой Марсианских комплексов.

Последнее, чем характерен образ Джинни – это гипертрофированная Венера. У девочки довольно рано сформировалась на удивление адекватная женская самооценка – уже в четвертой книге, на чемпионате по квиддичу, она ведет себя вполне уверенно, и не превращаясь при этом для Гарри в «своего парня», и не опускаясь до глупого кокетства, при том, что на тот момент ей было хорошо, если тринадцать лет. Год спустя (в четырнадцать!) она уже вовсю крутит романы, обсуждая их с завидным спокойствием – куда девались все краснения и бледнения при одном только упоминании имени избранника, как было до «Кубка Огня». Еще год спустя, к концу пятого курса Гарри, парни вокруг Джинни начинают калейдоскопически меняться (здесь имеется в виду не столько скорость, сколько методичность, с которой девушка изучает собственную женскую составляющую), что она и комментирует с убийственным хладнокровием. Тот не идеал – пожалуй, возьмем этого, а ты, Рон, заткнись, а то идиотом выглядишь. Потрясающе – для почти пятнадцатилетней юницы.

При том, что с годами Джинни не перестала быть Уизли, а, значит, вряд ли перестала носить старые, немодные и потертые мантии из магазинов подержанной одежды, этот момент не бросается больше в глаза даже Поттеру – еще один признак сильной включенной Венеры. Не так-то просто носить то, что есть, и выглядеть при этом достаточно хорошо, чтобы никто не обращал внимания, что именно там на тебе надето.

Начиная с пятой книги, глядя на Джинни, Гарри уже вообще не замечает, что она может быть некрасива. Она успешна и популярна – вот что не проходит мимо него. Она добра и внимательна – ее любят не только те однокурсники, с которыми она в данный момент встречается (а это уже признак не только сильной, но и положительной Венеры). И, кстати – несмотря на совершенно щенячьи глаза перепуганного предстоящим Рождественским балом Поттера, Джинни отказывается пойти с ним и бросить Невилла на произвол судьбы. При условии, что априори известно – ее интерес к Поттеру никогда и не исчезал – это выглядит, как поступок Венеры мудрой и дальновидной, больше свойственный взрослой женщине, чем девочке-подростку. Дождаться внимания к себе, а не быть для любимого средством избежать сиюминутных трудностей, и при этом в текущей ситуации всего лишь всячески выразить ему молчаливую поддержку, поскольку это максимум, что тут можно сделать разумного – покажите мне то болото, где водятся дамы с настолько мощной и проработанной Венерой.

Подводя итог, Луна плюс Венера минус Марс минус Плутон – познакомьтесь, Телка.

2. Размышления на тему

Тот факт, что суть Тельца строится (в том числе) вокруг экзальтированной Луны, вовсе не означает, что он раним, истеричен и сбиваем с толку. Луна Тельца – это совершенно не то, что Луна Рака. Ничего общего вообще. Это Рачий Лунарий болезненно восприимчив и всю жизнь ищет «родственную душу», с которой сольется в экстазе на тонких, мучительно цепляющих за живое вибрациях. Тельцу вибрации, простите, до факела – он прагматик и всегда ставит на реализм, а не какие-то там высшие материи. А реализм – это когда тебе сытно кушать, мягко спать и комфортно предаваться радостям жизни.

Любой Телец – гедонист, как бы замечательно он от себя этот факт не скрывал. Чувственные удовольствия превалируют надо всем, и нет в Зодиаке другой столь же томной натуры, способной получать кайф таким количеством душевных фибров. А, возможно, даже и всеми.

Поэтому все, что Телец делает – он делает со вкусом и в кайф. Даже если он работает, он и это совершает в по возможности удобном кресле, запивая дела чашкой наиболее нравящегося ему из всех доступных напитка. Или окружая себя теми, кто ему – в удовольствие. Или любым другим способом вставая на голову, но умудряясь выстроить вокруг себя паутинку мелочей, которые превратят невыносимое существование в комфортное бытие.

И – да, он всегда пробьется к той кормушке, где комфорт будет для него максимален. Хотя при этом со стороны хапугой и, упаси Мерлин, топающим по головам карьеристом совершенно не выглядит. Он им и не является потому что. Он просто хочет, чтобы ему было хорошо.

Любой Телец всегда знает, где подают самое вкусное (для него) сено и на каких пастбищах пасутся самые знойные (в его вкусе) телки. Даже если ему туда вход заказан – уж будьте уверены, он скажет себе: «Хм, ну это ж только пока!», и никакими судьбами вы не объясните ему, что для чего-то он рылом не вышел. Эта тварь способна упереться так, что в результате падут самые стойкие бастионы. От времени разрушатся, а это чудо все будет топтаться у входа, дожидаясь, пока наступит час икс.

Что характерно, бастион по имени Гарри, похоже, так и не въехал, что его с маниакальным терпением ждали почти шесть лет. Осаждали, выжидали, подгадывали и параллельно готовили почву для будущего совместного счастья. Все-таки нет в мире более ограниченного создания, чем Солярий. Когда тебя так много, по сторонам уже особо и не посмотришь.

Примерно тут же зарыта и самая глубинная слабость Тельца – его истерическая зависимость от стабильности. Раскачивается он долго, решается на что-либо еще дольше, но уж если что-то втемяшилось в голову – проще дать, чем объяснить, почему ему ничего не обломится. Потому что любые перемены для Тельца – как нож по горлу. Он врастает в окружение, антураж и интерьер корнями, рогами и копытами, и сообщить ему, что он должен сменить семью (мечту, работу, место жительства) по независящим от него и непредвиденным им заранее обстоятельствам – проще пристрелить сразу, честное слово. Хоть не так страшно мучаться будет.

Это не означает, что Телец не способен на быстрые и решительные действия (в свое время Джинни не понадобилось много времени, чтобы надумать участвовать в набеге на Министерство Магии). Способен и еще как, если он к ним морально готов и предполагал такое развитие событий. Но не спрашивайте, сколько он к ним готовился и чего ему будет стоить перестроиться и привыкнуть к тому, что ситуация изменилась (и больше участие девушки в борьбе за дело мира никому на хрен не интересно и не желательно).

Вообще, Тельцовский Марс – штука неоднозначная, а Марс Джинни Уизли – тем более. Он, с одной стороны, за пару лет вымахал сам по себе – один квиддич чего стоит, не за красивые же глаза девушку сделали ловцом Гриффиндора. С другой стороны, он передавил собой тоже не слабо выраженную Луну, которую Джинни с некоторых пор начала отчаянно прятать. И не факт даже, что именно передавил – больше похоже, что им прикрыли дыру на месте имевшихся когда-то Лунных переживаний.

Следовательно, история с Риддлом и его дневником стукнула девочку сильнее всего как раз по Луне – что, в общем-то, отчасти и не странно, ведь Джинни полагала Тома ближайшим другом и доверяла ему самое сокровенное, что у нее на тот момент внутри было, а это именно Лунный контакт. Но только отчасти – история сама по себе от и до Плутонианская, если считать участников и антураж в виде почти что удачных убийств, да и Джинни пришлось на время стать вместилищем темной силы – тоже Плутонианские шалости. Вот только она сама – не Плутонианка даже близко, никаким боком. А не-Плутонианец пережить подобные события и остаться в здравом уме, по логике событий, не может. Никак.

А Джинни пережила и, на первый взгляд, даже осталась. Заплатив чем – встает невольный вопрос?

Не могла столь мощная и ярко выраженная Луна вдруг бесследно исчезнуть. Да, понятно, что, пережив такой шок с предательством лучшего друга, едва не отправившись на тот свет, увидев, как парень, в которого ты по уши влюблена, сражается с чудовищем, уже напавшим на кучу твоих друзей, и едва не умирает на твоих глазах, любой нормальный человек либо приобретет фобию, либо начнет компенсироваться. Фобий у Джинни в каноне категорически не наблюдается – она по-прежнему лезет в авантюры Поттера, где только успевает, не боится проявлений зла в любой их форме, включая вполне очеловеченных обликом Пожирателей Смерти, и даже о Риддле в начале пятой книги говорит спокойно и рассудительно. И никаких страхов в глубине запуганных глаз и прочих кошмарных прелестей посттравматического синдрома.

Наоборот – после «Тайной комнаты» Джинни становится более открытой (внешне), ведет себя более напористо и уверенно, постепенно даже перестает трястись перед Гарри каждый раз, как только оказывается с ним рядом, и вообще – Луна уходит, Марс появляется. Компенсация в полный рост, на первый взгляд – девочка прячет свою, чуть не сгубившую и ее, и Поттера, эмоциональность и доверчивую привязчивость, и пытается научиться за себя постоять. Неувязок всего две.

Во-первых, ситуация была не с Марсианским бытовым нападением, а с выплеском темной Плутонианской силы, и прокачивать Марс после этого будет только полный придурок. И порывов-то не возникнет. Не у Джинни, которая увязла в раскладах по уши и наблюдала все события изнутри, причем достаточно ясно и четко, чтобы понимать, что бороться с Риддлом и его замашками бойцовой стойкостью – это просто идиотизм. Как раз, скорее, наоборот, там должно было зародиться понимание, что против такой силы любая человеческая сила – ничто. Да и Гарри, собственно, и василиска, и Тома не банальными заклинаниями, извините, угробил.

А во-вторых, уж слишком явная была у девочки Луна, чтобы просто кануть в небытие. Даже такое потрясение не превратит экзальтированную планету в отсутствующую. А вот инвертировать и перевести в столь же мощное, но скрытое проявление – может запросто.

Следовательно, Марс Джинни прет не осознанно, как реакция на стычку в ранней юности, а бессознательно, прикрывая болезненно зажимаемую Луну. Вот он, комплекс – девочка пытается не стать сильнее, чтобы уметь защищаться в будущем (впрочем, это у нее бы и не получилось), а перестать так безоговорочно и отчаянно доверять хоть кому-либо (кому угодно – комплекс не распространяется на отдельных личностей, он всеяден), чтобы никто больше не смог воспользоваться ее глупостью и наивностью.

То есть, ласковую, влюбленную, способную на полноценное партнерство Джинни мы больше, собственно, и не видим. Нет ее потому что. Если девочка что и вынесла из истории с дневником, так это то, что фиг в ее душу еще когда-нибудь хоть кто-то пролезет. И не потому, что она будет лучше выбирать, кого впускать. Потому, что душа будет забита в такие щели подсознания, что даже Гарри Поттер не выколупает.

Ведь поведение Джинни, когда Гарри все же соизволяет обратить на нее внимание и становится ее «парнем», из общего ряда уже совершенно не выбивается. Она такая же, какой была с предыдущими ухажерами – спокойная, уверенная в себе и способная за себя постоять. Нет больше смущения и пунцовых щечек – пятнадцатилетняя, заметим, девушка, сидя в компании парней, спокойно рассказывает, как на вопрос подруг, каков ее кавалер голышом, она ответила: «С венгерской хвосторогой на груди». И это, в общем, неудивительно для девицы, выросшей в толпе братьев и наверняка привыкшей к около-пошлым шуткам. Это удивительно для Джинни, с ее-то изначально размашистым и восторженным детским романтизмом.

С другой стороны – степень проработки Венеры прямо-таки поражает. У девочки такт и способность находить нужные слова временами просто нечеловеческая какая-то. Один прощальный диалог с Гарри чего стоит – во-первых, Джинни сразу догадывается, что ей сейчас брякнут. Стало быть, предпосылки были, чуяла она их – и ничем не выдала, что перспектива ее угнетает, дала возможность мальчику самому принять решение и разобраться. Без яркой и активной Венеры такой женской мудрости ни за что не получится. Но не выдала она себя ничем точно – потому как Гарри в своих преддиалоговых рассуждениях на эту тему не думал вообще, он и не в курсе был, что его подруга морально уже давно готова к разрыву. Хотя – это ж Гарри, когда он что в людях замечал.

Во-вторых, ситуация – девочка мечтала о Поттере тучу лет. Почти половину сознательной жизни. Через что только не прошла, пока дождалась своего счастья. Чуть не померла в середине – спасибо Поттеру, пришел и спас, пусть даже и не из любви. И тут сваливается на нее, наконец, это счастье, пару месяцев с ней гуляет – и вдруг в критический момент отчаливает в неизвестность. По ну очень благородной причине, естественно – Поттер же неописуемо благороден, и отчалить абы как по определению не может. И что делает Джинни, оставшаяся у разбитого корыта? А ничего она не делает. Пускает слезу и машет Поттеру ручкой.

Два варианта – либо она никогда по большому счету и не любила Гарри (или не любила в последние годы, по привычке ожидая, когда же будет счастье), то есть, ее Венера есть фикция, выпяченное пустое место, либо она любит его ТАК сильно, что готова простить ему и этот очередной закидон. Простить, понять, и терпеливо, как правильная Телка, начать ждать следующего шанса. То есть, ее Венера – штучка действительно проработанная и сильная.

Ставлю на второе – не вяжутся все остальные Венерианские проявления Джинни в такую вот провальную ямочку.

А, значит, Венера все же есть, очень есть, прямо-таки страшно есть. Знаете, почему страшно? Потому что для того, чтобы наработать к пятнадцати годам такой активный планетарный бэкграунд, мало просто развивать качества по планете. Мало наполнять свою жизнь событиями ее характера (грубо говоря, в данном случае – как можно раньше начать встречаться с мальчиками, заниматься своей внешностью и оттачивать приемы осознанной привлекательности и чувственности). Все это – хорошо, но недостаточно. Размаха не хватит.

Чтобы достичь такого уровня за столь малый промежуток времени, нужен еще и изначальный толчок, причем именно Венерианского толка. Венера не становится сияющее прекрасной у девочки, которой не задали вектор развития. У женщины к тридцати годам, при наличии всех задатков и активной и бурной личной жизни – может быть. Но не у пятнадцатилетнего подростка. Тут без подталкивания ни за что не обойтись – просто времени иначе не хватит.

А из событий у нас опять же – одна «Тайная комната».

Вывод, впрочем, снова почти очевиден – Джинни неминуемо была влюблена в Тома Риддла. И он либо отвечал ей взаимностью (событийно, а не душевно), либо целенаправленно подпитывал ее чувство провокациями и прочей поддержкой.

Чтобы задать толчок к развитию планеты, необходимо не просто включить по ней ситуацию и отыграть ее. У всех были первые влюбленности, но не все после этого включались в Венерианские потоки и принимались перестраивать свою жизнь с уклоном в личную. Вон, у Грэйнджер вообще Локхарт случился, и тоже на втором курсе. Ведь не стала же Гермиона после этого перебирать парней, как перчатки? А все почему – потому что ситуация включения Венеры должна для такого исхода сопровождаться потоком энергии, перекрывающим допустимый в данном возрасте. Основательно превышающим, то есть.

То есть, между Джинни и Томом – иначе девочка не смогла бы впоследствии развернуться и выдать тот образ Джинни, который мы наблюдаем уже через два-три года – существовали либо эротические переживания, причем не бестолково-наивного порядка, либо глубокие, даже близко не детские чувства (повторюсь, взаимные – хотя бы в ее представлении). А, скорее всего, и то, и другое.

Изнасилование как таковое, на которое ставят авторы многих фиков о Джинни и Томе, там имело место быть очень вряд ли – по крайней мере, в физическом плане. У Тома на тот момент попросту физического тела не существовало. Но что мешало ему, сильному и не обремененному чушью в виде человеческой морали магу, заставить девочку пережить весь спектр эфирных ощущений, не подкрепленных физическим контактом, попросту воздействуя ей на мозги? Да ничего не мешало. А крышу девке двинуло основательно – сексуальное насилие, доставляющее удовольствие (а не абы как! очень важный момент), незрелую личность привязывает так, что после этого жертва уже даже задумываться перестает на тему, доверять или не доверять своему партнеру. Он для нее царь и бог безоговорочно, пусть даже и подсознательно.

Ее последующее поведение в рамки жертвы насилия укладывается более чем логично. Предположив, что Джинни не пошла по пути фобий и не закрылась в собственную раковинку от возможных по жизни Венерианских потоков, а начала компенсироваться, мы увидим замечательную картинку. Во-первых, она совершенно и окончательно перестала бояться мужчин. Еще бы – того, что с ней сделал Том, эти малолетки повторить все равно не смогут. Она уже видела то, чего боялась и одновременно хотела, и жалкие потуги последователей Риддла (пардон, других партнеров) ни черта в ней не всколыхнут. Во-вторых, она не боится любви ни в каких ее проявлениях – ни того, что к ней кто-то привяжется, ни того, что она привяжется сама. Джинни ведь – не холодная расчетливая стерва, перебирающая мужиков. Она просто легко вступает в отношения, довольно живо и ровно их какое-то время поддерживает, и без лишних напрягов отделывается от партнера, когда устает.

Причина та же – она уже познала такую глубину и степень привязанности, что ничем ее эти мальчики не удивят. Она смотрит на ситуацию как бы сверху вниз, поскольку адекватно находиться внутри нее больше не способна. Сознательно в ее представлении мужчины – это источники удовольствий, которым может подарить удовольствие и она (Телец – гедонист, напомню). Подсознательно же она зла и обижена на весь мужской род, и мстит совершенно по-телячьи – влезая в чужую душу, вытаптывая там все под себя, а потом исчезая и оставляя «бывшего» наедине с его внутренним миром, напоминающим посудную лавку после визита слона.

Нет, конечно, не осознанно. Месть обиженной женщины вообще редко бывает осознанной – особенно, когда направляется не на обидчика, а не представителей всей аналогичной хромосомной линии.

Девочке нужен хороший психотерапевт, а не лавры «пожирательницы сердец», до которых, по всей видимости, ей не так уж и далеко. Хотя бы потому, что держать ЭТО в себе всю жизнь она просто не сможет, да и пытаться, скорее всего, не будет. Рано или поздно оно вылезет наружу, и вся ее тщательно сдерживаемая Луна, пока что успешно зажимаемая под прокачанным Марсом, объединившись с ним в негативном варианте (а позитивного здесь быть и не может – Луна после Риддла больная, аж облезлая), даст истерию, а Телец в истерике – зрелище не для слабонервных, тут одной «посудной лавкой» не обойдешься. Объединившись же с гипертрофированной Венерой, Луна даст склонность к беспорядочным связям и тягу к неумеренным наслаждениям. В любом случае, эта девушка не сможет создать семью (или, создав, хоть сколько-нибудь в ней продержаться) – ей не нужно партнерство, ей нужна компенсация.

И при этом – есть же еще и Гарри. В жизни Джинни Уизли мужчины делятся на три неравные категории – в одной из них Том Риддл, которого никому не переплюнуть хотя бы потому, что Джинни сама этого ни за что не позволит, ей, как Лунарию, ее страхи родны и привычны (ну, а с другой стороны, она, естественно, только этого и ждет – что хоть кто-то да переплюнет). В другой – собственно Поттер, который был до Тома и будет после. Связующее звено между ею настоящей и ею новой, запуганной и обиженной, и он же – спасший ее от Тома герой, почти что принц на белом коне. Ну и в третьей – все остальные, куда им до первых двух.

Что дает проработанная Венера, так это способность любить разных мужчин (хотя бы двух – запросто) глубоко и сильно, совершенно не испытывая при этом проблемы «как их одновременно в голове совместить». Правильный Телец, замечу, и сам по себе предпочитает всегда и во всем все дублированное – две работы, два образования, два лучших друга, и если не двух мужей, так хотя бы мужа и любовника. При том, что степень его преданности просто зашкаливает – ну очень он не любит, если честно, глобальных и активных перемен, он для них слишком инертен – именно страх перемен и заставляет его «подстраховываться». Поэтому бессмысленно задаваться вопросом, кого Джинни любит больше – Гарри или Тома. Это для нее совершенно спокойно сосуществующие и непересекающиеся понятия.

Бесспорно, что она любит их обоих. Предательством Том ее напугал, а не оттолкнул – ее отношение к Гарри, временами ведущему себя, мягко говоря, не намного порядочнее, и не дающему, в общем-то, девушке ни черта из того, что ей необходимо, тому прекрасное подтверждение. Да и нечем ему давать – потому Роулинг и скрыла в неясный сумбурный фон их отношения, что показывать там, не покривив душой и не исказив образы, было нечего. Венера Гарри провальна настолько, что, прописав поведение мальчика в делах любовных таким, каким оно только и могло бы быть, автор неминуемо настроила бы против него не самую малую часть читателей.

Но Джинни, тем не менее, любит Поттера независимо от его поведения – сильная положительная Венера способна не столько прощать, сколько не обижаться, понимая, что за поступками стоят комплексы самого человека, а не желание досадить лично ей. Еще бы девочке настолько сильную Венеру во времена «Тайной комнаты» - глядишь, и у самой бы поменьше комплексов сформировалось.

Поступок же Гарри в финале шестой книги, как бы его Роулинг не старалась выписать посимпатичнее, говорит, в общем-то, сам за себя. Никогда в жизни Солярий не бросит то, что считает своим. Ни из каких понятий о правильности и безопасности. Наоборот – он, скорее, максимально приблизит к себе то, что пытается защитить, поскольку то, что ему нужно живым – это то, в чем он сильно нуждается. Вот в Гермионе с Роном Гарри нуждается – и кто-нибудь видел, как он кричит им о том, что вдали от чумового Поттера жить безопаснее? Как же. Наоборот – он мчится к ним каждый раз, как только рядом объявляются неприятности, и совершенно, то есть абсолютно, не думает о том, что притягивает неприятности к ним. Они же – боевые товарищи! С ними можно! Никогда Поттер их не бросит, пока ему нужна их поддержка и помощь.

А вот впасть в красивую позу самопожертвования, чтобы стряхнуть с себя мешающийся хвост, Солярий может запросто. Просто сказать прямо и в лоб – это же слишком убого, если хочется сохранить образ наиболее активно страдающего и грозящегося вот-вот собраться, чтобы выдать всем между глаз, героя-спасителя.

Возможен, правда, слабый вариант, что здесь поза переиграла мальчика, и он просто для полноты драмы запихал сам себя в еще более гадостные условия – но в этом случае разлука сладкой парочки продлится столько времени, сколько понадобится Джинни, чтобы найти благопристойный повод напомнить Поттеру о былых чувствах, горестно похлопывая ресницами. То есть, скорее всего, до первой же следующей встречи в более-менее похожей на романтическую обстановке.