Глава 7. Люциус Малфой

1. Штрихи к портрету.

Внешность и основные черты – Хиронианский подтип Весов.

Описание Люциуса в каноне дано почти схематически и с регулярными отсылками на сына – все, «как у Драко». Отдельно выделены бледная кожа, острый нос и осанка – косвенные признаки наличия воздушной стихии. Стоит упомянуть также «холодные глаза», невозмутимость и протяжные интонации, которые, по всей видимости, и пытался всю дорогу копировать юный отпрыск Малфоев.

Люциус – аристократ, это подчеркнуто множеством мелочей и детальных зацепок. Он сдержан и преисполнен достоинства (всегда, когда наружу не прорывается неумелая агрессивность), он аккуратен, стилен, его речь (опять же, в спокойном состоянии) – образец гладкости и виртуозности владения словом. Диалоги, в которых участвует Люциус, вызывают даже не восхищение, а почтение – определенно, перед нами мастер передергиваний и не только закулисных интриг, но и куда более редкого умения – дипломатии в стиле «глаза в глаза».

Малфой-старший – из тех, кто всегда сделает качественно хорошую мину при плохой игре. «Люциус, мой скользкий друг!» - приветствует его свежевозродившийся Темный Лорд. Наверняка ведь не на ровном месте основная характеристика Люциуса в устах «работодателя» – именно «скользкий». Ему подходит.

Акцентуация Хирона здесь просто неоспорима – глядя на Малфоя, почти никогда не скажешь, врет он, прикидывается, говорит правду или просто несет ахинею. И то, и другое, и третье Люц способен выдать с одинаково невозмутимой (ну, или душераздирающе искренней – это уже по ситуации) миной. У него везде связи, из каждого угла тянутся нужные ниточки, и компромат на половину влиятельных людей – на кого нет компромата, тех всегда остается возможность попросту запугать. Хирон отточен почти идеально, и его уши торчат как из характерной манеры говорить и общаться, так и из образа жизни.

При всем том, что Люциус сам по себе не занимает отчетливо высокую должность в какой-либо области – либо канон об этом молчит, либо я пропустила упоминание – он существует как бы везде и влияет как бы почти что на все. Длиннющие лапки дотянутся даже туда, где заказан вход напрямую, а обо всех его махинациях, вполне возможно, не догадывается даже супруга – Хирон вынуждает перестраховываться по всем возможным и невозможным каналам, триста раз подстилая соломки и придумывая ходы к отступлению.

Он вроде бы «всего лишь» один из членов попечительского совета Хогвартса – вот только лоббирование идей осуществляется с такой скоростью, что впору за голову хвататься. Он вроде бы «всего лишь» вхож в кабинет Министра Магии – вот только оный Министр время от времени начинает повторять за ним то, что нужно, как заправский правильный попугай. Не будь Хирон столь активным, и окажись на его месте Юпитер – Люциус сам сидел бы в кресле Министра, что сильному хиронианцу напрочь не нужно.

Он – теневая фигура, серый кардинал, предпочитающий действовать из неосвещаемого угла, не являясь фактически фокусом всеобщего внимания, не объявляя вслух свою позицию, так, чтобы нельзя было потом «отыграть» обратно и сменить курс в ортогональную плоскость. Он предпочтет не светиться толком нигде, но всегда мелькать где-то рядом, в упоминаниях и описаниях, мелькать достаточно двусмысленно и активно, чтобы и не заметить было нельзя, и поймать «на слове», увязав его с конкретной политической фигурой – тем более.

Стиль и лоск Люциуса упомянуты мельком – Гарри, глазами которого читатель видит разворачивающиеся события, особой приязнью к нему не пылает, но даже Поттер замечает «достоинство», «холодные интонации», «сдержанность» и «невозмутимость». Аристократизм старшего Малфоя, дорогая одежда, умение выглядеть «богатым», не становясь похожим на разряженное пугало (при возможности позволить себе хоть увешаться драгоценностями – у него всего лишь серебряная трость, вполне вписывающаяся в образ) – все это признаки сильной Венеры, причем приправленной долей Сатурна. Красота и отточенность формы, совершенство внешнего образа – вот что такое Люциус.

Сатурн выглядывает не только из манеры обращаться с формой, но и из внутренних убеждений, жизненной позиции. Люциус невозмутим – это подчеркивается почти в каждой сцене, где он появляется на горизонте. Состояние «вечного дипломата», собственно, и недостижимо без способности сдерживать порывы и сглаживать плещущие наружу эмоции, и поэтому Люциус холоден, сдержан, а все богатство его мимики навевает ощущение, что и мимика тоже продумана.

Даже в чуть ли не единственном за шесть книг диалоге Малфоя с сыном основная мысль, которую Люц вдалбливает своему впечатлительному и эмоциональному отпрыску – это «держи себя в руках». Не показывай своих чувств, сдался тебе этот Поттер, с ним лучше не ссориться напрямую (ну прямо Хирон-дипломат, выковывающий потомка-преемника!), и вообще, что опять за нюни? А ну, цыц! И ручки по швам, а то метлу не куплю.

Нормальный такой диалог папы с сыном. Родительские чувства Люциуса, похоже, целиком трансформировались в процесс передачи ребенку модели собственной жизни, даже близко не глядя, есть ли там ей, где прижиться, вообще – и это указывает, что Сатурн здесь не просто сильный, а экзальтированный. Он всеобъемлющ, он прет изо всех щелей, он не может не выплескиваться на наследника, но в нем нет правильной сатурнианской последовательности, способности прокопать каждую мелочь не только там, где идет к финальной цели основная поставленная задача. Вот в ней – пожалуйста, во всем, что касается внешней жизни, Люциус не сплохует. А мелочи типа воспитания детей его раздражают. Не отвлекайте экзальтированную планету от ее наполеоновских целей на какие-то там никому не нужные частности.

И последнее, что стоит упомянуть, набрасывая портрет Малфоя – это его несколько странное при выраженном Сатурне неумение справляться с истоками собственной агрессивности. Да, держать себя в руках он способен практически всегда, и даже в крайней ситуации, разозленный напрочь и взбешенный провалившимися планами и сопутствующими неудачами, он не бросается на обидчика с кулаками. Но он выходит из себя – а это почти провал для столь мощного дипломата. Люциус способен скрыть любые эмоции – но припадки агрессии, похоже, выбивают у него из-под ног остатки колеблющейся почвы, и он теряет возможность действовать адекватно и сиюминутно. Ему просто необходима пауза, чтобы прийти в себя и снова влезть в ту маску, которая лучше подходит под обстановку.

Сцена под кодовым названием «освободим Добби» иллюстрирует эту проблему Малфоя-старшего просто шикарно. Всю дорогу более-менее гордо державшийся Люциус умудряется даже прохлопать ресницами обвинение в попытке подставы (а, если копать, то и убийства) Джинни Уизли – но на потере домовика он срывается. Рука, дернувшаяся к палочке – это, простите, практически крест на карьере «дипломата», пусть даже заавадить нахала Поттера взбешенный Люциус так и не решился.

При всем при этом нормальной, адекватной способности выражать хлещущий наружу Марс Малфой не имеет – либо он просто не в состоянии разрешить противоречие между откуда-то все время рождающейся марсианской энергий и хиронианской убежденностью, что всегда лучше промолчать, чтобы потом использовать ситуацию, чем выступить в ней прямо и отрезать себе путь к выбору. Ставлю на второе – сильный Сатурн в явную указывает на то, что, захоти Люциус научиться проявлять Марс всегда, когда сочтет нужным, через пару лет он бы это сумел. А, значит, здесь имеет место сознательный выбор, отказ от агрессии – и при этом неспособность задавить внутри себя ее источник, чтоб наружу так не хлестала не вовремя. То есть, Марс-то из рук ускользает, и посмотреть на проблему пристально Люциус не способен. Стало быть, Марс не отсутствует провалом (как было бы, будь он в падении), а просто проявляется отрицательно.

Итого, суммируя вышесказанное, Хирон плюс Венера плюс Сатурн минус Марс – это и есть Весы.

2. Размышления на тему.

Как известно, основная и непрошибаемая проблема Весов – это их неспособность к принятию решений.

Всем хороши Хиронианцы – а особенно умением найти комфортный тоннель даже сквозь абсолютно гладкую и ровную стену – но только не надо ставить их перед выбором. Они и так еле ориентируются, куда в жизни приткнуться и чем заняться (собственно, почему большинство представителей этого знака в итоге либо выбирают то, что им подсунут, либо так и мечутся всю дорогу, не решаясь осесть хоть где-нибудь), а уж что бывает, если загнать их в тупик, поставив рядом две равновероятные и равноприятные шанежки! Прямо билеты можно на такое зрелище распродавать – спрос будет.

Любой Хиронианец скорее удавится, чем самолично встрянет в ситуацию выбора. По жизни он ориентирован на выживание – проще всего тот путь, который оставляет больше возможностей, чтобы впоследствии можно было «все заново переиграть». И не пробуйте его дергать и тормошить, убеждая, что его выбор неправилен. Весы, почуявшие, что еще пара слов, и им придется заново выбирать, что делать – это страшное зрелище. Хуже, чем перепуганный Рак.

И поэтому Хиронианец всегда – всегда – вьется вьюном рядом с кем-то, кому делегировал право решать за него, куда ему жить и зачем. Разумеется, недовольства временами в сторону такого человека это совершенно не отменяет – крепко стоящая Венера в данном случае даст нехилую капризность и принцип жизни «принцессы на горошине», которой под настроение вечно все будет не так, но перестелить постель самостоятельно она в любом случае не додумается. Какой уж тут «самостоятельно» – Весы с их провальным Марсом к активности по определению относятся отрицательно. И не потому что ленивы – это вам не Телец с его вечно, чуть что, прирастающей к креслу задницей – а, к примеру, потому, что дергаться – неэстетично. Правильные Весы удавятся, но между формой и содержанием всегда поставят на форму. Потерять лицо? Объявить свою позицию? Вы что! Лучше соврать.

Хиронианцу вранье вообще, как с гуся вода – он в принципе не понимает, что тут такого. Да и не врет он, а приукрашивает. Или даже – рассматривает задачу с различных точек зрения! Чем не объяснение. Или еще лучше – ведь одна и та же позиция, приложенная к разным ситуациям, и выглядеть будет совершенно по-разному! Что за прямолинейность – всегда повторять одно и то же. Думать ведь надо, кому повторяешь. «Я тебя не люблю», сказанное начальнику, жене, ребенку или любовнице, будет иметь совершенно разный смысл, и звучать будет по-разному, Весы это понимают. И скажут по-разному. Начальнику – «что я могу сделать, чтобы вернуть ваше доверие?», жене – «а почему на ужин опять курица?», ребенку – «в твоем возрасте надо быть усидчивее», а любовнице – «новая шуба? я подумаю…»

И только полный идиот не поймет, что все это означает – «что-то мне тут разонравилось…»

Задавать Хиронианцу вопросы из серии «а почему бы тебе не сказать ему прямо?», мягко говорят, бессмысленно. Даже если отбросить в сторону такой скользкий момент, что это ж ему надо будет сначала РЕШИТЬ сказать, то выяснится, что Весы просто не выносят конфликтов. Любых, неважно – с близкими людьми или нет, по принципиальному поводу или не очень, они в любом случае предпочтут промолчать или тактично на что-то там, одним им понятное, намекнуть. Тот факт, что люди вокруг куда более прямолинейны и намеков не понимают – особенно, когда не хотят понимать – Весы успешно проигнорируют.

Выбрав – а, точнее смирившись с одним из глобальных жизненных вариантов путей – однажды, Весы редко меняют решение. Во-первых, им просто в лом начинать все сначала. Во-вторых, решать, как уже говорилось выше, они не умеют – и учиться не собираются. Вся их жизнь есть творческое избегание неизбежностей и ускользание от предопределенностей. В-третьих – а зачем, вообще, что-то менять, если они и здесь замечательно выживают?

Не забудем, что у перестраховщика-Хиронианца всегда в запасе два десятка путей к отступлению. Он так уперто и отчаянно верит в собственную способность выкрутиться из любой ситуации, что в принципе не подразумевает такого варианта, как «получить по заслугам». При всей своей странно искривленной под текущую проблему морали, Весы до крайности справедливы – ну, как им кажется. Они стремятся дать каждому именно то, что уведет ситуационный расклад как можно дальше от возможного конфликта, то есть – попросту говоря, либо изящно навешают лапши на уши, не соврав по факту в словах, либо дипломатично промолчат в нужном месте. Вот где-то это и граничит с тем, что они понимают под «справедливостью» – я давал каждому то, что ему хотелось услышать, нигде прямым текстом не лгал, умалчивал, разве что, и взамен (по справедливости) жизнь обязана ответить мне тем же. Она не посмеет поставить меня в безвыходную ситуацию.

К слову сказать, жизнь с Весами аналогичную изворотливость проявляет довольно редко, зачастую рубя прямо в лоб и без экивоков – но Хиронианцы и тут умудряются так хитро прогнуться, что происходящее оттрактуется ими в ту нужную сторону, в которую им приятнее.

В общем, глупо ожидать, что Хиронианец поступает как-то исходя из глупости типа «собственных убеждений». Его убеждение – выжить наилучшим образом, а при проработанной Венере – еще и выжить комфортно. Он ставит на сильных, поскольку, на самом-то деле, всегда слаб сам, и отдает себе в этом отчет. Но и с теми, кто тоже сильный, но не с ними, напрямую ругаться тоже не будет никогда – а вдруг выиграет не наш сильный, а чужой? Пути к отступлению, напомню, должны быть всегда. И такие – в том числе.

Не знаю, что нужно было сделать с нашей скользкой змеюкой Люциусом, чтобы заставить его так подставиться и рвануть вместе с прочей сворой Пожирателей Смерти в Министерство. Уже там, в Министерстве, все было понятно – Люциус снова не справился с собственной агрессивностью, и она его подвела, не дала вовремя сообразить, когда пришло время линять, не дожидаясь финальных разборок Великих. Ну, не способны Весы органично воспринимать реальность в ситуациях включенного Марса! Категорически. Либо одно, либо другое – либо Марс, либо Хирон – либо прямая агрессия, либо поиск отходных путей. Люциуса подвела собственная болевая точка, и, честно, даже не знаю, могло ли быть, вообще, по-другому.

По сути, он ведь в принципе не способен с ней справиться – почему и приходит на ум, что по доброй воле отправиться в Министерство Люциус не мог ну никак. Как правильные Весы, он должен был знать, чем для него чреваты ситуации открыто проявляемого Марса, а пойти и отобрать что-то у Гарри Поттера – это без Марсианской стычки не обойдешься никоим образом. Дитенок слишком психованный и слишком не любит выпускать из ручек «свое», чтобы надеяться, что он с ходу испугается «какой-то там толпы» взрослых, опытных темных магов-убийц, которым давно уже нечего терять, и отдаст пророчество по-хорошему!

В общем, в истории с Министерством Люциус либо крупно ступил, вообще в нее ввязавшись – что маловероятно, во всех остальных случаях его интеллект не вызывал сомнений – либо оказался в ситуации, безвыходной даже для него. Попробуем копнуть глубже.

Что значит – безвыходной? Мне вот сложно придумать, как именно должны сложиться обстоятельства, чтобы у Хиронианца уровня Малфоя-старшего не нашлось откоряки, дабы избежать участия в прямом нападении на представителей «другого лагеря» – а, как ни крути, на Министерство Магии Пожиратели именно нападали, не входили же по пропускам через главный вход, чтобы впоследствии степенно из него выйти тем же путем.

И, тем не менее, обстоятельства сложились. Что означает – Малфоя заставили напрямую, поставив под сомнение его преданность – в любом другом случае, кроме прямого безвариантного требования, Люциус бы отмазался, иначе гнилой из него Малфой. И я не вижу других возможных мотивов Темного Лорда, которые могли бы заставить его так зажимать совершенно точно не склонного к участию в подобных операциях приспешника, кроме сомнений в его благонадежности – причем, скорее всего, обоснованных сомнений (по своим причинам другие мотивы Лорд бы вряд ли рассматривал, как достойные).

Что неизбежно означает – наш не любящий дергаться и «менять коней на переправе», в общем-то, беспринципный и всегда двести раз оглядывающийся, прежде чем шагнуть, Люциус таки умудрился навлечь на себя подозрения. То есть, он должен был сделать нечто, что совершенно точно характеризовало его в глазах повелителя, как элемент, как минимум, колеблющийся. А то и просто намеревающийся бросить господина на произвол судьбы.

Второе обстоятельство, складывающееся туда же, всплывет, если вспомнить манеру Весов доносить до вышестоящих, что они недовольны своим положением.

Весы никогда и ничего не говорят прямо – тем более, если вопрос жизненно важен, и ошибиться, обрезав себе тем самым возможность «переиграть», нельзя ну никак. Поэтому они никогда – никогда – не придут и не скажут: «Я недоволен». В той или иной форме это у них прозвучит как: «Вы мной недовольны», подводя тем самым ситуацию к возможному разрыву отношений. «Вы недовольны, я вас не устраиваю, вы и доверять-то мне перестали, вы ничего мне не поручаете важного, я начинаю думать, что становлюсь вам не нужен». Только Весы после подобного финта могут удивляться, получив полноценную нагрузку на плечи и шанс доказать, что они достойны доверия.

Впрочем, если Весы и впрямь видят, что путь рука об руку с этим «сильным мира сего» уже грозит их возможному выживанию, задание они заберут и успешно провалят – так или иначе. После чего разрыв таки произойдет, уже обоснованно, и – та-да-дам! – таки не по их инициативе, как и задумывалось изначально. Ну, не умеют они уходить, сказав – я ухожу. Это слишком напоминало бы конфликт, избежать которого – для Весов чуть ли не одна из ежедневных насущных постоянных задач.

Мораль всей истории с Министерством Магии и битвой за пророчество, стало быть – Люциус Малфой по непонятным причинам и предпосылкам к концу пятого курса деток уже точно собирался расстаться с Лордом. Причем собирался настолько конкретно, что схлопотал отдачу от повелителя. В противном случае весь этот клубок логически вообще не распутывается.

Неудивительным тогда становится и то, что после ареста Люциуса так плотно и на всю катушку от взбешенного выходками семейки Малфоев Темного Лорда огребся Драко, совершенно, казалось бы, к ситуации пока не привязанный. И, похоже, не включенный в нее совершенно – его действия в шестой книге выдают с головой человека, об убийствах и сопутствующих им особенностях психологии имеющего очень лубочное подростковое представление. Сразу видно – мальчика держали подальше от всего, что могло потревожить его детскую психику. Он совершенно не готов – ни морально, ни душевно, ни психологически – к тому, что на него обрушилось, а его поведение в поезде – вообще квинтэссенция глупости и бахвальства. Тот, кто хоть раз видел вживую, как именно происходит убийство, уже прикусит язык прежде, чем начать хвастаться тем, что оно ему предстоит. Драко же определенно не отдает себе отчет в том, во что влип по самые ушки.

А, значит, папа и не хотел, чтобы Драко в это влипал – в противном случае юноша вырос бы в куда менее тепличных условиях, был бы менее избалован и чуть больше знаком с суровыми реалиями будней Пожирателей Смерти. Его для этого даже таскать на сборища и боевые операции было бы необязательно – достаточно было хотя бы рассказывать об этом дома нужным тоном и с нужными подробностями. Люциус же, судя по поведению Драко, либо не рассказывал ничего вообще, либо умалчивал все, о чем мог умолчать. Иначе Малфенок не вырос бы тем изнеженным и тупо копирующим папину высокомерную мину созданием, каким он, определенно, вырос.

Картинка вырисовывается своеобразная. Во-первых, из всего вышесказанного очевидно следует, что Люциус никак не мог планировать посвящения сына в Пожиратели Смерти. И, возможно (хотя это всего лишь предположение) он пытался порвать связи с Лордом как раз по этой причине – чтобы вывести Драко из-под удара. Во-вторых, перестраховочность Хиронианца сыграла с Люциусом, похоже, злую шутку – держа свое чадо как можно дальше от всего, что связано с Лордом, Люциус удержал его достаточно далеко и от собственных планов, и от собственного отношения к текущей реальности. По крайней мере, первый же их диалог – еще перед вторым курсом, в книжном магазине – уже демонстрирует, что у папы и у сыночка совершенно разные ценности, ориентиры и модели поведения. И один другого в разговоре не слышит совершенно – Драко игнорирует прямые указания отца, подсказывающие не портить себе отношения с теми, с кем их необязательно заранее портить, а Люциус не слышит, что Драко, неверно поняв «политику партии», для себя уже все выбрал и решил, причем выбрал неправильно.

Проблема отцов и детей в полный рост, помноженная на раздолбайство Люциуса, как отца, и истерическое Лунное желание Драко «быть таким же, как папа», не выяснив предварительно, что ж там с папой-то на самом деле происходит. При такой мощной Луне, какую мы имеем у мальчика, запутаться в этих трех соснах можно только в одном случае – если папу почти и не видишь. То есть, грубо говоря, если фигура отца остается для тебя калькой, внешним образом, а живой человек за ним – не проявляется. Увлеченный своими интригами и выживанием (возможно, и семьи в том числе) Люциус, судя по всему, не удосуживался приглядеться, что ж у него там за наследник растет, ограничиваясь лишь общими указаниями и понуканиями.

В конце концов, если ребенок заводит нытье на людях, получая совершенно спокойную и адекватную с точки зрения папы реакцию «а не огрести ли тебе за это, сынок, подзатыльник» – значит, не так уж много у дитяти возможностей вообще с папой о чем-то поговорить. Вариант, когда на людях ноется именно потому, что это – принятый в семье способ манипуляции родителями, подразумевал бы другую реакцию Люциуса. Растерянность, обещания – хоть сквозь зубы, хоть с увещеваниями – купить что угодно, лишь бы заткнулся, или быстро сменяющаяся согласием вспышка ярости – вот что выдало бы в Драко юного манипулятора, а в Люциусе – любящего, но слабого перед детской истерикой папу. Судя по тому, что наблюдается невозмутимость и «а ну, заткнись!», сказанное почти через плечо – Малфою плевать на капризы сыночка. Что и не странно, для Сатурнианца-то.

Вообще, Сатурн формирует в Весах очень своеобразное отношение к близким людям. Начать с того, что Весы, как знак, почти лишены женских планет – Луна здесь в отсутствии, а, значит, Лунный контакт (теплый, домашний, тот самый, что создает атмосферу «семьи») невозможен, скорее, даже вызывает недоумение и равнодушие. Нептуна также не наблюдается – Весы далеки от заоблачных сфер и тонких энергетических контактов с собеседником. Вся надежда, казалось бы, на Венеру, но именно в Весах, крепко потесненная Хироном и экзальтированным Сатурном, она даст лишь стремление к совершенству формы, к пониманию истинной красоты, к эстетству и гурманству на самом высоком уровне – но не к любви.

Весы, по сути своей, несмотря на присутствие Венеры, холодный знак. Они не нуждаются в Лунной поддержке – и сами не способны ее давать. Положение же экзальтации Сатурна вообще перечеркнет любую надежду на то, что рядом с этим человеком вам будет «тепло» – хотя, если тепло попробовать ему дать, он, скорее всего, его все же сожрет и не подавится. Ему неинтересны псевдоромантика, вздохи под звездами, клятвы в чувствах «до гроба» и проникновенные взгляды в глаза. И не стоит думать, что он приземлен – отнюдь, что вы. Он просто холоден, и искренне, до печенок, не понимает – какого черта от него нужно хнычущему чаду и обиженной жене? Он же все слова правильные и приличествующие ситуации уже высказал.

Доставать его хныканьем бесполезно – Сатурн взыграет махом, и вы получите такой ледяной душ за шиворот, что желание повторять пропадет надолго. Не тот, конечно, что выдаст вам на аналогичное поведение Козерог или иной Сатурнианец с планетой в обители – эта прелесть, скорее, отстроит всех и всем жестко напомнит, «как правильно», а потом еще и «отработку назначит». Накажет, грубо говоря. Весы же, как существо воздушное, даже не въедет, чем и где обижает – для него, дипломата и заседателя на трех стульях, обида по определению неконструктивна. В его лексиконе это слово отсутствует.

Он просто уменьшит по максимуму время пересечения с теми, кто хнычет, предварительно довольно холодно объяснив свое отношение к понятию «конструктивизм».

Пытаться пробить Весов эмоциями, в общем – дело бессмысленное. Все, чего они хотят от близких людей – это чтоб те «не мешали». Весам и самим не так просто ориентироваться в жизни и держать маску уверенного в себе, невозмутимого создания, постоянно «хлопая ушами», дабы вовремя уловить смену курса ветра и успеть под него подстроиться, и взваливать на них какие-то там душевные контакты с семьей и провоцировать на дополнительный отыгрыш масок – пардоньте, дома он отдыхает. Ему недосуг еще одни игры – он устает от них и вне дома.

Максимум, который можно дать мужчине-Весам – это адекватно поддерживать внешний фасад всегда и везде, где на него смотрит хоть кто-то. Жена должна соответствовать его понятию о стиле и красоте, о невозмутимости и сдержанности, об успешности и лоске.

И, кстати, в чувственном плане – при всей их Венере – любовник из Весов тоже весьма так себе. Что и не странно – какой уж тут чувственный контакт, когда постоянно беспокоишься, как ты выглядишь со стороны, да еще и пытаешься слова лишнего не сказать, чтоб, не дай Мерлин, чего-нибудь в горячке не пообещать или позицию жизненную какую-нибудь не выразить! Это ж потом замучаешься изворачиваться и назад все отыгрывать.

И, тем не менее, заводить любовниц типичные Весы очень даже склонны. Ну, нравится им все красивое! Правда, по большей части – чтоб посмотреть самому да другим показать – мое. Весы чаще других знаков коллекционируют предметы искусства – по тем же мотивам, по каким коллекционируют женщин – и они куда больше внимания уделяют внешнему виду дома, в котором живут, чем реальным проблемам тех, кто там обитает. Впрочем, если проблема выросла в полный рост и уже заслуженно называется «конфликт», они впрягутся и всех помирят – ну, или еще как-то разгонят по углам. По крайней мере, попытаются. Уж что-что, а дипломат из Весов отменный.

Остается несколько непонятным, подразумевал ли для себя Люциус вероятность провала в Министерстве Магии и, как следствие, Азкабан, или эта радость свалилась на него неожиданно и сама по себе. Предположу, что все же неожиданно – иначе Драко давно бы оказался заочно переведенным в какой-нибудь Дурмштранг, а Нарцисса – отъехавшей «погостить к родственникам» куда-нибудь за границу. Ну, не мог Люциус не предполагать, что так или иначе Темный Лорд на его семье отыграется – не на жене, так на сыне. Правда, возможен и вариант, что все произошло слишком быстро, и предпринять что-либо Малфой попросту не успел – в этом случае, полагаю, он попытается обратить «отсидку» в нужный выверт, положившись на неизбежное освобождение и последующие за ним потенциальные лавры Беллы, которая, чуть что, всю дорогу отгораживается от любых наездов железобетонным доводом «да я за Лорда в Азкабане сидела!»

Кстати, очень маловероятно – несмотря на весь наличествующий Сатурн – что тюрьма Люциуса не сломает. У него нет фанатичной преданности Беллы чужим идеям – то есть, включенного Плутона – нет и собственного достаточно жесткого внутреннего стержня. Сатурн Весов – это всего лишь форма, и на ней и зиждется весь их внутренний мир. Сорвать маску с Малфоя, сбить лоск, превратить в арестанта – это не значит убить в нем аристократа. Аристократ-то выживет. Это значит, убить в нем волю к жизни – потому что, по сути, вся она у Весов на внешней форме и держится.

Так что, возможно, и здесь Люциус крупно просчитался. Тому Малфою, которого мы от случая к случаю наблюдали первые пять книг, из тюрьмы уже в любом случае не выйти. Он там и останется – оплакивать самого себя, даже если тело когда-нибудь и вытащат наружу.