Россия и украинский Голодомор

В цикле статей «Почему Сталин нас уничтожал?» есть подраздел о дискуссиях с российскими учеными («День» № 207, 10 ноября 2005 года), который тематически совпадает с рассматриваемым ныне вопросом. Действительно, суть споров состоит в отстаивании (с нашей стороны) или отрицании (с их стороны) геноцидного характера голода 1932–1933 годов в отношении Украины. Не повторяя сказанного в прошлом году, остановлюсь на позиции политических деятелей, которые деформируют объективное знание о Голодоморе.

Начну с характеристики позиции украинских политиков. В вопросе об ответственности России за Голодомор она была противоречивой, но всегда направленной на отстаивание собственных властных полномочий. По-видимому, при всех условиях власть стоит у политических деятелей на переднем плане…

В подразделе об отношении «партии власти» к Голодомору я упомянул выступление Л. Кравчука в сентябре 1993 года на международной конференции. Президент Украины признал тогда Голодомор геноцидом, осуществленным по директиве из Москвы. Следом за Кравчуком выступил Иван Драч. В своей речи он заявил, что Российская Федерация сама себя утверждает правопреемницей белой и красной империй, в связи с чем для Украины возникают юридические и этические основания выставить ей счет за Голодомор. «Наступит время, — заявил писатель, — и 8 или 12 миллионов свидетелей — вдвое или втрое больше погибших в войне 1941–1945 годов, встанут из могил в каждом украинском селе и потребуют непризнания срока давности для преступников, которые лишили их жизни, как и положено по международному праву».

Не буду комментировать числа жертв, об этом уже сказано. Право выставить счет И. Драч выводил из того несомненного факта, что Россия действительно желала быть правопреемницей СССР. Однако этот факт, как каждый понимает, относится к категории субъективных суждений российской политической элиты. Объективным является другой факт: СССР был тоталитарным государством, народы которого не отвечали за действия правителей Кремля. Сугубо эмоциональное и бескорыстное (под политическим углом зрения) выступление И. Драча отвечало интересам Л. Кравчука и возглавляемой им партноменклатуры, которая желала отойти от России на безопасное расстояние.

Кремль среагировал на подчеркивание украинскими государственными деятелями своей политической самостоятельности довольно снисходительно. Такая реакция с его стороны была вызвана спецификой курса на собирание отпавших земель. Курс был выработан сразу же после распада СССР. Он состоял в создании в постсоветских странах за счет сырьевых ресурсов России элитного социального слоя, связанного с Кремлем своими собственными экономическими интересами. Этот слой должен был заменить компартийно-советскую номенклатуру, которая была связана с центром только политическими интересами. Политический интерес исчез после конституционной реформы М. Горбачева, которая «обрезала» диктаторские функции правящей партии.

Замена опорного для Кремля социального слоя происходила почти незаметно, потому что восстановленная в своих правах частная собственность на средства производства сосредоточивалась, главным образом, в руках бывшей компартийно-советской номенклатуры. Влияние Кремля на этот процесс состояло, во-первых, в проникновении российского капитала в экономику бывших союзных республик и, во-вторых, в поддерживании их зависимости от России (в случае с Украиной — по энергоносителям). Благодаря разному уровню внутрироссийских и мировых цен на нефть и газ в России и в Украине появилась немногочисленная, но влиятельная группа бизнесменов-олигархов.

Бизнес и политика в Украине тесно связаны. Теперь украинская элита больше не отталкивалась от России, и, опять-таки, — чтобы не потерять власть. 23 февраля 2003 года в Москве состоялась неформальная встреча четырех президентов — В. Путина, Л. Кучмы, Н. Назарбаева и А. Лукашенко, которая принесла сенсационный результат. Президенты подписали заявление с длинным названием — «О новом этапе экономической интеграции и о начале переговорного процесса по формированию Единого экономического пространства и созданию единой регулирующей межгосударственной комиссии по торговле и тарифам». Так в повседневную жизнь вошло новое понятие: единое экономическое пространство (ЕЭП).

Концепция и проект соглашения о создании ЕЭП были разработаны уже в августе 2003 года. В ряде украинских министерств к ним отнеслись очень критически, но на встрече в Ялте в сентябре 2003 года Соглашение об образовании ЕЭП было подписано. 20 апреля 2004 года Верховная Рада Украины приняла поименным голосованием закон о ратификации Соглашения о формировании ЕЭП. Не подлежит сомнению, что результаты голосования, а перед тем — определение позиции президента Украины Л. Кучмы и премьер-министра В. Януковича были следствием жесткого давления со стороны Российской Федерации. Накануне президентских выборов претенденты на власть нуждались в поддержке со стороны Кремля, а за поддержку нужно было брать на себя соответствующие обязательства.

Возможно, предыдущие абзацы покажутся читателям оторванными от рассматриваемой темы. На самом деле они составляют фон, на котором будут разворачиваться последующие дискуссии о характере украинского Голодомора.

Украинская компартийно-советская номенклатура в 1991 году связала независимую Украину с удушенной Кремлем Украинской Народной Республикой. Это обеспечило историкам возможность свободно оценивать документальные источники и успешнее освобождаться из-под власти лицемерных коммунистических стереотипов. Однако это же создало трудности для взаимопонимания между историками Украины и России по некоторым острым проблемам, одной из которых является голод 1932–1933 годов.

Украинская и российская историографии все больше расходятся в оценках недавнего прошлого. В Украине происходит сплошная ревизия советской концепции «социалистического строительства». Наоборот, в России эта ревизия проходит поверхностно и выборочно. Созданная в кратком курсе «Истории ВКП(б)» образца 1938 года концепция «социалистического строительства» до сих пор господствует у наших соседей. В предисловии к российскому изданию знаменитого коллективного исследования французских (преимущественно) ученых «Черная книга коммунизма» Александр Яковлев в сентябре 1999 года с горечью писал: «Наши студенты и школьники продолжают учиться по тем же (по содержанию) учебникам, что и раньше».

Чтобы это заявление главного прораба горбачевской «перестройки» не показалось невероятным преувеличением, целесообразно подкрепить его выводами из историографической аналитики ведущего исторического журнала Российской академии наук — «Вопросы истории». В 2006 году журнал напечатал статью И. Чемоданова под парадоксальным для нас заглавием: «Была ли в СССР альтернатива насильственной коллективизации?». Автор утверждает, что существуют два подхода к поставленному вопросу, в том числе и такой: проведение массовой коллективизации было в целом оправданным. Далее он пишет: «Когда же встает вопрос о цене, которую заплатило крестьянство, защитники сплошной коллективизации только разводят руками: дескать, лес рубят — щепки летят, и за каждую победу нужно платить».

Это еще не все. Подытоживая обзор литературы, Чемоданов делает такой вывод: в середине 20-х годов была возможность для относительно динамичного развития промышленности за счет смычки с крестьянским хозяйством на основе нэпа, а уже в конце этого десятилетия такой возможности не существовало: развитие рыночных отношений в крестьянском хозяйстве оказалось несовместимым с усилением плановых основ в промышленности. Отсюда конечный вывод: «В этой ситуации выход оставался только один — массовая насильственная коллективизация».

Находясь в плену советских стереотипов, этот автор даже не задумался над тем, что усиление плановых основ в промышленности было следствием волюнтаристского решения сталинской команды возобновить начатый в 1918 году курс на коммунистическое строительство. Думаю, что нам и далее будет трудно находить общий язык со многими российскими учеными в вопросе о голоде-геноциде 1932–1933 годов, если они станут предлагать нам беспомощно развести руками и забыть о миллионах наших мертвых: «лес рубят — щепки летят». Позиция журнала «Вопросы истории» была бы более понятной лет двадцать назад, когда колхозный строй еще существовал, хотя находился в агонизирующем состоянии. Но о чем можно говорить теперь?