Лондон, Англия. Проснувшись, первым делом я заметила, что наша брачная кровать пропитана кровью.

Проснувшись, первым делом я заметила, что наша брачная кровать пропитана кровью.

Я зажгла сальную свечу, и мои ноздри заполнил серный дым, а крошечный огонек осветил Чарльза — моего мужа. Он был окрашен тенями; его спина, оголенная до талии, была гладкой и неподвижной. Она не поднималась и не опускалась при его дыхании — ведь он и не дышал. Мужчина лежал на животе со склоненной головой, под его лицом образовалась лужа крови. Глаза были распахнуты, но уже ничего не видели.

Я слышала лишь поток крови в ушах и свои громкие, отрывчатые вздохи. Я скинула с него одеяло, но он не шевельнулся. Наблюдала, как струйка крови течет из его носа, но он не вытирал ее. Я подавила всхлип, прикрыла тело мужа, закопалась пальцами в волосах и потянула за них, пытаясь проснуться. Не сработало — это не сон.

Но это помогло мне прийти в себя и услышать новый звук — стук в окно спальни. Я резко подняла голову, но ничего не увидела.

Потянулась дрожащими руками к латунному подсвечнику у кровати. На меня капнул горячий воск, и я дернулась от боли, но затем поприветствовала ее. Она затмила мой ужас, позволила подумать о чем-то еще. Подкралась к окну и выглянула, свет от свечки отражался в грязном стекле.

Под домом Чарльза — под нашим домом — стоял профессор, освещаемый газовой лампочкой в другой части улицы. Он обвинительно показал на меня рукой.

Что за глупости! У меня сорвался нервный смешок, и свечка потухла. Я уже полгода не встречалась с ним, с тех пор, как обручилась, и его присутствие здесь было для меня так же бессмысленно, как и все происходящее.

В окно снова стукнулось что-то крошечное. Я наклонила голову и увидела, что мужчина указывал не на меня, а на восточную дверь, ведущую к конюшне. Он хотел, чтобы я открыла ворота.

Но слуги… о Боже, слуги! Что я скажу им? Как объясню?

Я снова потянула себя за волосы и задумалась. Если пойти по главной лестнице, то можно избежать служебного крыла и выйти не через парадную дверь, а через заднюю. Ключи от ворот хранились на кухне. Если буду осторожной и тихой, то смогу выбраться, никого не разбудив.

Я чуть не покинула комнату в ночнушке, запятнанной кровью мужа, но случайно наступила на ее подол, вновь пропитываясь ужасом. Меня тошнило, голова кружилась, но мне все равно удалось найти чистое платье и неловко скользнуть в него. Прошло столько времени с тех пор, как я одевалась без чьей-либо помощи, что я уже забыла, как это делается.

Я спустилась босиком по главной лестнице, распущенные волосы лезли в лицо, а платье закручивалось вокруг лодыжек. Все мысли о пристойности были изгнаны воспоминанием о крови мужа. Дрожа от паники, я ежилась от скрипа ступенек и задерживала дыхание при каждом звуке. Руками держалась за стены, пытаясь найти дорогу в темноте.

Наконец, добравшись до кухни и ключей, я бесшумно выскользнула из дома через задний вход и открыла ворота в конюшню. Профессор ждал.

Угольного цвета небо поглотило все звезды, но откусило лишь кусочек от луны, оставляя достаточно света, чтобы разглядеть мужчину. На нем были черный жилет и рубашка. Он тихо повел меня к пустому стойлу. С тех пор, как Чарльз начал ухаживать за мной, он не смог держать здесь лошадей. Они постоянно травмировали себя, били копытами по дверям в страхе или ярости, пытаясь сбежать от безызвестной судьбы. Пришлось переместить их в новую конюшню.

В углах висела рваная паутина, а легкий ветер разметал листья по мощеным ступенькам. Они завертелись под ногами у профессора, и я вздрогнула от холода.

— Мы должны уехать, сегодня же, — сказал он.

Я открыла рот, но из него вырвалось только:

— Мой муж… мой муж…

— Где он?

Я ничего не могла ответить, лишь повторяла эти два слова снова и снова, будто они могли вернуть его к жизни.

Профессор взял меня за плечи — не помню, чтобы он касался меня раньше. Я отпрянула.

— Твой муж мертв.

Он знал. Он знал.

— Он мертв, — повторил мужчина. — И ты должна покинуть этот дом, покинуть Лондон.

Я потеряла дар речи, а он продолжил:

— Ты больше не можешь позволить себе жить подобной жизнью. Все, что у тебя было однажды, исчезнет. Тебя будут остерегаться, выгонят из своего общества. Даже если тебя не признают преступницей, то ты познаешь нищету и бедность. Женщина без собственности, мужа, вдова с его кровью на руках…

Его слова привели меня в себя.

— Но моя семья…

— Они тебе не семья. Уже забыла, откуда ты родом?

Это испугало меня.

— А вы откуда знаете?

Он не ответил, но вопрос зацепил меня. Я действительно забыла. Развлекаясь на званых ужинах, балах, с кавалерами и на свадьбе, я многое забыла. Прошло столько времени с тех пор, как я сама что-то делала; меня годами одевали, кормили, учили, все под четким руководством тети Сары, и теперь я была беспомощна.

— Я не могу… уйти.

— Можешь и уйдешь. — Уверенно заявил он. Затем наклонил голову, будто что-то услышал. — Мы должны…

— Мы? — громко спросила я. Его слова вскрыли во мне вену злости, о которой я и не подозревала. — Где вы были? Вы ушли без слова, а теперь…

— Я ушел, потому что, на то время, сделал для тебя все возможное, и делаю это сейчас. Ты не единственная моя ученица, — немного раздраженно ответил он. — Я помогал еще одной в Христианском колледже в Кембридже, и прибыл сюда так быстро, как мог. А теперь, соберись. Нас ждет долгая ночь.

— Это безумие! — сказала я. — Мой муж…

— Твой муж мертв, и ты убила его, — заставил меня умолкнуть профессор. — Ты не та, кем считал тебя Саймон Шоу, — мягко добавил он.

В моих глазах заблестели слезы.

— И кем же?

— Лекарством.

— Кто же я?

Он опустил взгляд.

— Болезнь. — Мужчина замешкался и оглянулся на пустую конюшню. — Кони знали.

Грубая дверь стойла давила мне в спину. Я прижалась к ней, сама того не понимая.

— Откуда вы знаете?

— Я видел это.

— Где?

— В твоем будущем.

Его слова остудили мое сердце.

— Кто вы?

— Ты знаешь.

Я сглотнула.

— Что вы?

— Твой учитель, — просто ответил он. — Слушай меня внимательно. Оденься в темную одежду. Ничего с собой не бери. Ничего из этой жизни. — Он посмотрел на небо, грозившее рассветом. — Нам пора начинать.

— Что начинать? — прошептала я.

— Твое настоящее обучение. — Тут он потянулся в жакет и что-то достал. Шагнул в тусклое сияние луны и протянул мне руку. В его ладони заблестело нечто серебряное. Кулон — одна половинка в форме пера, другая в форме кинжала.

 

— Ладно, она отключилась.

«А вот и нет».

— Что ты ей дала?

— Кажется, морфий.

— Кажется?!

— Понятия не имею! Что бы ни было в том флаконе.

— Откуда ты вообще знаешь, как это делается?

— Видео с ютуба.

— Ха-ха.

— Ладно, э-э, вокруг этого, типа, ткань…

«Этого?»

— Меня сейчас стошнит.

— Только сначала дай мне скальпель.

— Который?

— Не знаю. Нет, не тот, другой. Да, этот подойдет, наверное.

— Наверное? Что, если ты перережешь ей, скажем, артерию?

— Перестань меня нервировать!

— Прости!

— Может, просто вызовем скорую?

— Я думаю… не знаю. Возможно. Да.

Что-то стукнулось об стену.

— Ладно-ладно. Вызывай!

«Нет, нет, нет, достаньте их».

— Черт, Джейми! Она двигается. Держи ее…

— Не могу!

— Она копается в этом! Боже, она копается …

— Дай ей еще морфия. Господи!

— Я не хочу, чтобы у нее был передоз!

— Но она кромсает свои внутренности!

— Нет. Не будь таким паникером.

Их голоса утихли, и мои руки погрузились во что-то теплое. Перед глазами мелькнуло красное, и я ощутила боль, но мои пальцы продолжали двигаться, давить, пока я не почувствовала…

— Это… Что это за хрень?

«Что это, что это, что это?»

— Их две. Боже мой!

— Она была права. Она была права!

— Может, из-за них ей и было плохо?

— Не знаю. Думаю… думаю, я могу зашить рану.

— Как ты вообще там что-то видишь?

— Дай мне полотенце.

«Больно, больно! Пожалуйста, остановись!»

— Стелла, ее губы побелели.

— Надави здесь, ладно?

— А она и должна так трястись?

— О нет. У нее припадок …

— Что мне делать?

— Мара? Мара, смотри на нас, хорошо? Не закрывай глаза.

Но я не могла. Их слова растворились во мраке, как и я.

ПРЕЖДЕ