Глава 3. В «Цирке проклятых» Жан-Клода не было

В «Цирке проклятых» Жан-Клода не было. Голос на том конце телефона меня не узнал и не хотел поверить, что я — Анита Блейк, прежняя возлюбленная босса. Так что мне пришлось звонить в другое заведение Жан-Клода, в стрип-клуб «Запретный плод», но и там его не было. Я позвонила в «Данс макабр», его последнее приобретение, но уже закрадывалась мысль, не велел ли Жан-Клод просто говорить всем, что его нет, если я позвоню.

Мысль эта меня очень беспокоила. Раньше я тревожилась, что Ричард может послать меня к чертям за столь долгую нерешительность. Но что Жан-Клод не станет ждать — об этом я даже и не думала. И если я настолько не уверена в своих чувствах, то почему у меня сейчас сжалось в груди от чувства потери, ведь это никакого отношения не имело к леопардам и их проблемам? Оно касалось только меня и того факта, что вдруг я ощутила себя очень одинокой. Но оказалось, что он именно в «Данс макабр» и сейчас подойдет к телефону. Только миг у меня был, чтобы расслабиться и перевести дыхание, как послышался его голос, и я как раз пыталась поставить на место метафизические щиты.

Метафизику я терпеть не могу. Биология противоестественного — все же биология, а метафизика — это магия, и мне с ней до сих пор неуютно. Полгода, что я не работаю, я медитировала, училась под руководством очень мудрой женщины-экстрасенса по имени Марианна, изучала ритуальную магию, так что научилась управлять способностями, данными мне от Бога. И потому я могу блокировать метки, связывающие меня с Ричардом и Жан-Клодом. Аура — это как личная защита, личная энергия. Если она в порядке, она охраняет тебя подобно коже, но если в ней дырка, туда проникает инфекция. У меня в ауре было две дыры — для каждого из моих мужчин. Наверное, у них в ауре тоже есть дыра у каждого, и это подвергало нас риску. Я заблокировала свои дыры. Всего только месяца полтора-два назад я столкнулась с мерзкой тварью, метящей в боги — новый даже для меня вид. У него хватило силы сорвать все мои латки, оставив открытые раны в ауре. И только вмешательство местной ведьмы не дало ему слопать меня вместе с этой аурой. А сейчас у меня нет за плечами еще шести месяцев целомудрия, медитации и терпения. Дыры — вот они, и заполнить их могут только Жан-Клод и Ричард. Это и говорила Марианна, а ей я верила, как верю немногим.

Голос Жан-Клода хлестнул бархатом. У меня перехватило дыхание, я могла только ощущать поток его голоса, его присутствие как что-то живое, омывающее мою кожу. Голос всегда был одним из главных козырей Жан-Клода, но это было смешно. Это же по телефону! Как же я смогу видеть его и удержать на месте щиты, не говоря уже о том, чтобы удержать себя в руках?

— Я знаю, что это ты, ma petite. Ты позвонила просто услышать мой голос?

Это было слишком близко к правде.

— Нет-нет.

Я никак не могла собраться с мыслями. Как штангист, который вдруг забыл все отработанные движения. Просто не поднять привычный вес, а пробиться сквозь силу Жан-Клода — это вес немалый.

Я еще ничего не сказала, как он заговорил снова:

— Ma petite,чем я обязан такой чести? Ты соизволила мне позвонить?

Голос его был спокоен, но что-то такое в нем слышалось. Что-то вроде упрека.

Что ж, вперед. Я развернула свои войска и попыталась говорить как разумный человек — это не всегда у меня получается хорошо.

— Я уже полгода не звонила...

— Я в курсе, ma petite.

Снисходительность. Терпеть ее не могу, и потому слегка разозлилась. Злость чуть-чуть прояснила мысли.

— Если ты перестанешь перебивать, я смогу сказать, зачем звоню.

— Сердце мое трепещет в жажде узнать.

Ей-богу, я чуть не бросила трубку. Он всегда был рад потоптаться на костях, но я отчасти понимала, что заслужила такое отношение, и оттого разозлилась сильнее. От собственной неправоты — она меня всегда выводит из себя. Я полгода боялась, и сейчас еще боюсь. Боюсь быть рядом с ним, боюсь того, что я делаю. Черт тебя побери, Анита, возьми себя в руки!

— Язвить — это моя работа, Жан-Клод.

— А какая же тогда моя?

— Я хочу попросить тебя об услуге.

— В самом деле? — Звучало это так, будто он может и отказать.

— Жан-Клод, перестань, пожалуйста. Я прошу помощи. Это нечасто бывает.

— Вот это правда. И чего же ты хочешь, ma petite? Ты знаешь, что тебе достаточно попросить, и я сделаю. Как бы на тебя ни злился.

Я оставила комментарий без внимания, поскольку не знала, что сказать.

— Ты знаешь клуб «Нарцисс в цепях»?

Он помолчал пару секунд:

— Oui.

— Ты можешь рассказать мне, как туда проехать, и встретить меня там?

— А ты знаешь, какого сорта этот клуб?

— Да.

— Точно знаешь?

— Я знаю, что это клуб, где развлекаются со связанными.

— Если ты не слишком изменилась за последние полгода, ma petite,это не то, что тебе нравилось.

— Не мне.

— Твои леопарды опять отбились от рук?

— Вроде этого. — И я рассказала ему, в чем дело.

— Я этого Марко не знаю.

— Я и не предполагала, что ты его знаешь.

— Но предполагала, что я знаю, где клуб?

— Надеялась.

— Я тебя там встречу кое с кем из моих. Или ты позволишь только мне скакать тебе на помощь?

Сейчас он говорил с некоторой усмешкой. Все лучше, чем злость — я так думаю.

— Приведи тех, кто тебе нужен.

— Ты доверяешь моему суждению?

— В этом — да.

— Но не во всем, — заключил он негромко.

— Во всем я никому не верю, Жан-Клод.

Он вздохнул:

— Такая молодая и такая... циничная.

— Не циничная, а опытная, Жан-Клод.

— А в чем разница?

— Циничный — ты.

Он засмеялся, и смех этот погладил меня как легкая ладонь.

— Да, — сказал он, — это объясняет разницу.

— Ты мне скажи, наконец, пожалуйста, куда ехать.

«Пожалуйста» я добавила, чтобы ускорить процесс.

— Они там не слишком, я думаю, обидят твоих леопардов. Клуб держат оборотни, и если они учуют слишком много крови, то сами наведут порядок. Одна из причин, по которой «Нарцисс в цепях» — ничья земля, нейтральная пограничная территория для всех групп. Твои леопарды были правы, место действительно безопасное.

— Вряд ли Грегори вопил от чувства повышенной безопасности.

— Действительно, вряд ли, но я знаю владельца. Нарцисс очень рассердится, если кто-то у него в клубе перестарается.

— Нарцисс... не знаю такого имени. То есть помню греческий миф, но здесь никого такого не знаю.

— Я и не думал, что ты знаешь. Он редко выходит из клуба. Но я ему позвоню, и он покараулит для тебя твоих котиков. Спасать их он не станет, но присмотрит, чтобы их больше не обижали.

— Ты в этом на него полагаешься?

— Oui.

У Жан-Клода есть недостатки, но если он на кого-то полагается, то ошибается редко.

— О'кей. Да, и спасибо.

— Всегда пожалуйста. — Слышно было, как он набрал воздуху, а потом он спросил: — Ты позвонила бы, если бы тебе не нужна была помощь? Позвонила бы вообще?

Этого вопроса я ждала с ужасом — и от Жан-Клода, и от Ричарда. Но ответ у меня уже был.

— Я отвечу на твой вопрос, как смогу, но — интуиция мне подсказывает — ответ будет долгим. Давай сначала я удостоверюсь, что мои ребята в порядке, а потом начнем выяснять наши отношения.

— Отношения? Так это называется? — Голос его стал очень сух.

— Жан-Клод!

— Нет-нет, ma petite. Я сейчас позвоню Нарциссу и спасу твоих котов, но только если ты обещаешь: когда я перезвоню, мы закончим этот разговор.

— Обещаю.

— Слово?

— Да.

— Отлично, ma petite,до продолжения.

Он повесил трубку.

Я тоже повесила трубку и осталась стоять. Будет ли трусостью позвонить сейчас кому-нибудь, кому угодно, лишь бы телефон был занят и не надо было продолжать разговор? Да, это было бы трусливо, но очень соблазнительно. Я терпеть не могу разговоров о своей личной жизни, особенно с теми, кто в ней интимно завязан.

У меня хватило времени только сменить юбку, когда телефон зазвонил снова. Я вскочила и взяла трубку, ощущая, как в горле бьется пульс. Мне действительно было страшно.

— Да.

— Нарцисс присмотрит, чтобы твоих котов не обидели. Так на чем мы остановились? — Он секунду помолчал. — Ах да. Так позвонила бы ты, если бы тебе не нужна была моя помощь?

— Женщина, у которой я училась...

— Марианна.

— Да, Марианна. В общем, она говорит, что я не могу закрывать дыры в ауре бесконечно. Что единственная моя защита от потусторонней жути — заполнить эти дыры тем, для чего они предназначены.

Молчание в трубке. Такое долгое, что я спросила:

— Жан-Клод, ты слушаешь?

— Я слушаю.

— Что-то у тебя голос не очень радостный.

— Анита, ты вполне понимаешь, что говоришь?

Когда он начинает называть меня настоящим именем, добра не жди.

— Думаю, что да.

— Ma petite, я хочу, чтобы тут у нас была полнейшая ясность. Я не хочу, чтобы ты потом пришла ко мне с плачем насчет того, что не знала, насколько тесно это нас свяжет. Если ты позволишь нам с Ричардом действительно заполнить эти отметки на твоем... теле, мы соединим ауры. Энергию. Магию.

— Мы такое уже делали, Жан-Клод.

— Частично, ma petite,но это побочные эффекты меток. А это будет осознанное, намеренное соединение. И если его установить, я не думаю, что мы смогли бы его разорвать без огромного вреда для каждого из нас.

Пришла моя очередь вздохнуть.

— Много ли вампиров бросало тебе вызов за то время, что я ушла в медитацию?

— Было несколько, — ответил он осторожным голосом.

— Ручаюсь, что больше, потому что они ощущали: твоя защита не полна. И у тебя были трудности их поставить на место, не убивая. Так?

— Скажем, так: я рад, что за этот год не было ни одного серьезного претендента.

— Ты бы проиграл без моей и Ричарда поддержки, а защитить себя без нас, без прикосновения к нам, ты бы тоже не смог. Это получается, когда я с тобой в одном городе. Прикосновение, соединение помогает нам черпать силу друг друга. И это порождает новую проблему.

— Oui.

— Я не знала этого, Жан-Клод. Не уверена, что это повлияло бы на мое решение, но я не знала. Боже мой, Ричард, наверное, в отчаянии — он, в отличие от нас, не любит убивать. Он только притворяется, что готов убить, и это притворство только и не дает вервольфам разорвать друг друга в клочья, а с этими двумя дырами в защите...

Я не договорила, но навсегда запомнила тот холодный ужас, который ощутила, когда поняла, какой опасности подвергла всех нас.

— У Ричарда свои трудности, ma petite. Но у нас только по одной трещинке в броне, которые можешь залечить лишь ты. Ему пришлось слить свою энергию с моей. Как ты сказала, блеф для него — очень важная вещь.

— Я не знала, и мне очень жаль. У меня была одна мысль: как мне страшно, что вы меня раздавите. Марианна сказала мне правду, когда решила, что я готова ее услышать.

— И ты уже перестала страшиться нас, ma petite!

Голос звучал так осторожно, будто он нес чашу, до краев полную очень горячей жидкости, по очень крутой и узкой лестнице.

Я помотала головой, потом поняла, что он не видит, и сказала:

— Я не слишком-то смелая. Мне очень страшно. Страшно, что, если я это сделаю, обратно пути не будет, что я, быть может, морочу себе голову насчет выбора. Может, выбора нет, и давно уже нет. Но как бы мы ни решили постельный вопрос, я не могу допустить, чтобы мы все и дальше ходили с зияющими метафизическими ранами. Слишком многие увидят эту слабость и постараются ее использовать.

— Как эта тварь в Нью-Мексико, — сказал он таким осторожным голосом, какого я еще не слышала.

— Ага.

— Ты хочешь сказать, что сегодня ты согласна, чтобы мы все объединили метки, чтобы закрыть эти, как ты образно выразилась, раны?

— Если это не поставит под удар моих леопардов. И надо это сделать поскорее. Обидно будет, если мы примем великое решение, а кого-то из нас убьют, пока мы будем раскачиваться его выполнять.

Я услышала его вздох — вздох громадного облегчения.

— Ты представить себе не можешь, как долго я ждал, чтобы ты поняла.

— Ты мог мне сказать.

— Ты бы мне не поверила. Ты бы решила, что это хитрый прием подманить тебя поближе.

— Ты прав, я бы не поверила.

— Ричард тоже встретит нас в клубе?

Я секунду помолчала.

— Нет, я не буду ему звонить.

— А почему? Это проблема скорее оборотневая, чем вампирская.

— Ты сам знаешь почему.

— Ты боишься, что он слишком щепетилен и не сделает того, что надо, для спасения твоих леопардов.

— Да.

— Может быть, — согласился Жан-Клод.

— Ты хочешь мне сказать, чтобы я его позвала?

— Зачем я буду тебя просить звать моего главного соперника за твою нежность на этот маленький tete-a-tete? Это было бы глупо. Меня можно назвать по-разному, но вряд ли глупцом.

Что верно, то верно.

— Ладно, скажи мне, как проехать, и я встречаюсь с гобой в этом клубе.

— Прежде всего, ma petite,во что ты одета?

— Прости?

— Какая на тебе одежда, ma petite?

— Сейчас не до смеха. У нас нет времени...

— Вопрос был не праздный, ma petite. Чем быстрее ты ответишь, тем быстрее мы поедем.

Хотелось мне поспорить, но если Жан-Клод говорит, что имеет что-то в виду, то так оно и есть. Я ответила ему, во что одета.

— Ты меня удивляешь, ma petite. Еще чуть-чуть — и все будет хорошо.

— Что за чуть-чуть?

— Я бы предложил добавить к ансамблю сапоги. Те, что я тебе покупал, подойдут.

— Жан-Клод, я никуда не пойду на пятидюймовых каблуках. Я в них ногу сломаю.

— Я хотел, чтобы ты надевала эти сапоги только для меня, ma petite. Сейчас я имел в виду другие, с каблуками полегче, которые я тебе купил, когда ты сильно разозлилась на те.

Ах вот как.

— А зачем мне переобуваться?

— Затем, что ты, хотя и нежный цветок, но у тебя глаза полисмена, а потому лучше, если ты будешь в кожаных сапогах, а не в туфлях на каблуках. И еще лучше будет, если ты припомнишь, что пытаешься пройти по клубу как можно быстрее и незаметнее. Никто тебе не поможет искать твоих леопардов, если тебя примут за постороннего, тем более за полисмена.

— Пока что никто не принимал.

— Нет, но тебя принимают за что-то, что пахнет порохом и смертью. Постарайся сегодня выглядеть безобидно, ma petite,пока не придет время стать опасной.

— Я думала, что этот твой друг Нарцисс проведет нас.

— Он не мой друг, и я тебе уже сказал, что этот клуб — нейтральная территория. Нарцисс проследит, чтобы твоих котов не изувечили, но это все. И он не позволит тебе врываться к нему в заведение, как пресловутый слон в посудную лавку. Не позволит он также приводить с собой армию. Сам он предводитель гиен-оборотней, и другой армии у себя в заведении он не допустит. В этих стенах нет ни Ульфрика, ни Принца Города. Преимущества у тебя могут быть только те, что ты возьмешь с собой.

— У меня будет пистолет.

— Он не проведет тебя в верхние комнаты.

— А что проведет?

— Положись на меня, я найду способ.

Это мне совсем не понравилось:

— Почему, когда я прошу тебя о помощи, никогда не бывает так, чтобы можно было прибежать и сразу стрелять?

— А почему, ma petite,когда ты обходишься без меня, почти всегда получается так, что ты вбегаешь и стреляешь во все, что шевелится?

— Поняла.

— Какие приоритеты в нашей сегодняшней работе, ma petite?

Я поняла вопрос.

— Спасти моих леопардов.

— А если они пострадали?

— Тогда отомстить.

— Любой ценой?

— Нет. Главное — их вытащить. Месть — это дополнительная роскошь.

— Хорошо. А если один из них или оба погибли?

— Я не хочу, чтобы кто-то из нас попал в тюрьму. Но если и не сегодня, то придет день, и виновные умрут.

Я слушала свои слова и понимала, что говорю серьезно.

— В тебе нет милосердия, ma petite.

— Ты говоришь так, будто это плохо.

— Нет, я просто констатирую факт.

Я стояла с трубкой в руке, ожидая, что меня шокирует собственное предложение. Но этого не случилось.

— Я не хочу никого убивать, если без этого можно обойтись.

— Это не так, ma petite.

— Ладно. Если они убьют моих ребят, Я хочу, чтобы они заплатили собственной смертью. Но в Нью-Мексике я решила, что не хочу быть социопатом, и стараюсь действовать так, чтобы им не казаться. Так что давай не будет сегодня раздувать счет трупов.

— Как пожелаешь, — ответил он и добавил: — А ты действительно думаешь, что можешь изменить свою природу, просто пожелав ее изменить?

— Ты спрашиваешь, могу ли я перестать быть социопатом, поскольку я уже социопат?

Молчание, потом:

— Да, кажется, именно это я и спрашиваю.

— Не знаю. Но если я не оттащу себя от этого края, Жан-Клод, и поскорее, то возврата не будет.

— Я слышу в твоем голосе страх, ma petite.

— И не ошибаешься.

— А чего ты боишься?

— Боюсь, что, отдавая себя Ричарду и тебе, я потеряю собственную личность. Боюсь, что не отдавая, потеряю кого-то из вас. Боюсь, что нас убьют, потому что я слишком много раздумываю. Боюсь, что я уже социопат, и обратной дороги нет. Ронни говорит, что одна из причин, по которой я не могу бросить тебя и зажить с Ричардом, в том, что я не могу бросить любовника, который еще хладнокровнее меня.

— Прости, ma petite.

Я не знала, за что именно он извиняется, но извинения приняла.

— И ты меня тоже. Расскажи, как проехать в клуб, там встретимся.

Он рассказал, и я прочла вслух, что записала. Мы оба повесили трубку. Прощаться не стал никто. Когда-то мы заканчивали разговор словами je t'aime — я люблю тебя. Когда-то, давным-давно.