Глава 2. — Что случилось? — спросила Ронни
— Черт побери! — Что случилось? — спросила Ронни. Я чуть про нее не забыла. Эта сторона моей жизни ее не касается, но она была здесь, стояла, прислонившись к кухонным ящикам, и смотрела на меня с тревогой. — Это мое дело. Она схватила меня за руку. — Ты мне сегодня разливалась, что хочешь вернуть своих друзей, не хочешь нас отталкивать. Ты всерьез говорила или просто так? Медленно сделав глубокий вдох и выдох, я рассказала ей то, чего она не слышала. — И ты понятия не имеешь, что это все значит? — Не имею. — Странно. Обычно такие вещи готовятся, а не падают как гром с ясного неба. — Знаю, — кивнула я. — "Стар-69" определяет номер, с которого звонили. — А толку? — Можно узнать, действительно они в этом клубе или это просто западня. — А ты не просто блондинка без мозгов, — заметила я. Она улыбнулась: — Я профессиональный детектив. Мы в таких вещах разбираемся. Улыбка ее не дошла до глаз, но Ронни пыталась изобразить уверенность. Я набрала номер, и телефон, казалось, звонил вечно, а потом ответил мужской голос: — Чего? — Это «Нарцисс в цепях»? — Ага, кто говорит? — Я хочу говорить с Грегори. — Нет тут никакого Грегори. — Кто говорит? — спросила я. — Это автомат в холле, дама. Я просто проходил мимо. И он повесил трубку. Похоже, не мой сегодня день. — Они звонили из автомата в клубе, — сказала я. — Ну, мы хотя бы знаем, где они, — заключила Ронни. — Ты знаешь, где этот клуб? Она покачала головой: — Не входит в круг моих интересов. — И моих тоже. Получалось так, что единственные среди моих знакомых игроки в доминантой и подчиненных были сейчас в этом клубе, откуда мне их предстоит выручать. Кого я знаю, кто может сказать, где этот клуб и какова его репутация? Леопардам верить нельзя, они уже говорили, что там безопасно. И явно ошиблись. На ум пришло только одно имя. Только он мог знать, где находится клуб и какие гадости меня там, предположительно, ожидают. Жан-Клод. Поскольку тут была замешана оборотневая политика, напрашивался звонок Ричарду, который вообще вервольф. Но оборотни — народ весьма клановый. Животные одного вида редко переходят границы, чтобы помочь другим. Горько, но правда. Исключением является соглашение между вервольфами и крысолюдами, но остальные ругаются, дерутся и пускают кровь исключительно в своем кругу. Ну, если какая-то группка сорвется с резьбы и начнет привлекать излишнее внимание полиции, вервольфы и крысолюды приведут ее в чувство, но помимо этого — никаких вмешательств. Одна из причин, по которым мне приходится нянчиться с леопардами. К тому же Ричард насчет субкультуры «Д и П» знает не больше моего, если не меньше. Нет, если вас интересуют какие-то сексуальные штучки на грани извращения (или за гранью), спросите Жан-Клода. Он сам не участвует, но знает, кто, что и где. По крайней мере я на это надеялась. Если бы на кону стояла только моя жизнь, я, может, никому из мальчиков звонить бы не стала, но если меня в этой авантюре убьют, то некому будет спасать Натэниела и его компанию. Не годится. Ронни сбросила туфли на каблуках. — Пистолета я не захватила, но у тебя наверняка есть запасной. Я покачала головой: — Ты не едешь. От гнева ее серые глаза обрели цвет грозовых туч. — Черта с два. — Ронни, это оборотни, а ты человек. — И ты тоже. — Я чуть больше, благодаря вампирским меткам Жан-Клода. Я могу пережить раны, от которых ты умрешь. — Одна ты не поедешь. — Она скрестила руки на груди, лицо ее выражало непреклонную решимость. — Я не собираюсь ехать одна. — Это потому, что я не люблю стрелять? — Ты не умеешь убивать не думая, Ронни. В этом ничего стыдного нет, но я не могу взять тебя к оборотням, если не буду уверена, что ты в случае чего стреляешь на поражение. — Я положила руки ей на плечи. Она вся напряглась и была явно сердита. — А потерять тебя, Ронни, — для меня это... потерять часть своей души. И еще... часть эта будет еще больше, если ты погибнешь, расхлебывая кашу, которая варится вокруг меня. С этим народом надо действовать не раздумывая, Ронни. С ними нельзя как с людьми — иначе тебе крышка. Она замотала головой: — Позвони в полицию. — Нет. — Черт бы тебя побрал, Анита, не будь дурой! — Ронни, есть правила. И одно из них то, что в дела стаи прайда полицию не вмешивают. Главной причиной было то, что полиция косо смотрит на схватки за лидерство, которые кончаются трупами, но Ронни сейчас об этом знать не обязательно. — Глупое правило. — Может быть, но так принято у оборотней, какого бы вида они ни были. Она села у столика для завтрака. — Так кто же тебе поможет? Ричард убивает не легче, чем я. Почти правда, но я не стала спорить. — Нет. Сегодня мне нужен рядом тот, кто делает то, что нужно, не моргнув глазом. Ее глаза потемнели — от злости. — Жан-Клод! Это прозвучало словно ругательство. Я кивнула. — А ты уверена, что не он все это спланировал, чтобы вернуть тебя в свою жизнь... то есть, пардон, в смерть? — Он слишком хорошо меня знает, чтобы так играть с моими подопечными. Знает, что я с ним сделаю, если им будет плохо. Ронни смягчилась, постаравшись скрыть недоумение. — Я его терпеть не могу, но я знаю, что ты его любишь. И ты действительно могла бы его убить? Спустить курок, глядя на него через прорезь прицела? Я просто смотрела на нее и знала без зеркала, что глаза у меня стали далекими и холодными. Карие глаза трудно сделать холодными, но мне как-то удается — в последнее время. Что-то у нее мелькнуло в глазах, очень похожее на испуг. Не знаю, меня она испугалась или за меня. — Господи, и ведь действительно могла бы! Анита, ты знаешь Жан-Клода дольше, чем я знаю Луи. Я бы никогда не смогла ему ничего сделать плохого, что бы ни сделал он. Я пожала плечами: — Думаю, это бы меня сломало. Я не могла бы жить счастливо, если бы вообще могла. Очень вероятно, что вампирские метки потянули бы меня в могилу вслед за ним. — Еще одна причина его не убивать. — Если это из-за него Грегори так кричал в телефон, то для жизни Жан-Клоду понадобится более серьезная причина, чем любовь, или похоть, или моя возможная смерть. — Не понимаю я этого, Анита. Просто не могу понять. — Знаю. Мне подумалось, не по этой ли причине мы с Ронни стали видеться реже, чем раньше. Устала я объяснять ей себя. Нет, не объяснять — оправдывать. Ты моя подруга, подумала я, лучшая подруга. Но я перестала тебя понимать. — Ронни, играть с оборотнями и вампирами в армрестлинг я не могу. Честную битву я проиграю. Единственный способ выжить и спасти моих леопардов — это чтобы другие оборотни меня боялись. Боялись моей угрозы. Я стою ровно столько, сколько моя угроза, Ронни. — Так что ты туда поедешь и их убьешь. — Я этого не говорила. — Но сделаешь. — Я постараюсь этого избежать, — пообещала я. Она подтянула колени к груди. Где-то она умудрилась порвать колготки, и из дырки сиял отлакированный ноготь. Лак Ронни носила с собой в сумочке на всякий случай. Я носила пистолет, а сумочки у меня вообще не было. — Если попадешь в полицию, позвони, я внесу залог. Я покачала головой: — Если меня поймают, когда я вознамерюсь пускать в расход троих или больше в общественном месте, залога сегодня не будет. Полиция даже допрос вряд ли закончит до утра. — Как ты можешь быть такой спокойной? — поразилась она. Я припомнила, почему мы с ней перестали так часто встречаться. Точно такой же разговор был у меня с Ричардом, когда в город прибыл наемный убийца, имеющий на меня контракт. И ответ я дала тот же. — Истерика ничем не поможет, Ронни. — Но ты даже не злишься! — Ну нет, злиться-то я злюсь, — ответила я. Она покачала головой: — Нет, я имею в виду, что тебя это не возмущает. Не удивляет, не... — Она пожала плечами: — Нет у тебя естественной реакции. — Естественной для тебя. — Я протянула руку, не давая ей ответить. — Ронни, у меня нет времени заниматься вопросами морали. — Я сняла трубку. — Сейчас позвоню Жан-Клоду. — Я все уговариваю тебя бросить вампира и выйти за Ричарда, но, видимо, не одна причина мешает тебе с ним расстаться. Я набрала номер «Цирка проклятых» по памяти, почти не слушая слов Ронни: — Может быть, ты не хочешь бросать любовника, который еще хладнокровнее, чем ты. Телефон звонил. — Ронни, на кровати для гостей лежат чистые простыни. Извини, что сегодня у нас девичьей болтовни не получится, — сказала я, не поворачиваясь. Послышался шорох юбки, и я поняла, что Ронни вышла. Ничего хорошего не было бы ни мне, ни ей, если бы она увидела мои слезы.
|