Глава 35. Терпеть не могу не спать в три часа ночи

Терпеть не могу не спать в три часа ночи. Самая, черт ее побери, сердцевина тьмы, когда все процессы в теле идут медленно, а в мозгу еще медленнее, и хочется только спать. Но я должна сдержать свои обещания, а потому до поспать еще сотни миль. Или пара чудес, которые мне надо сотворить перед тем, как лечь спать.

Доктор Лилиан сняла с Грегори капельницу, но он все еще был закутан в одеяла, сидя на кухонном столе между Зейном и Черри. Доктор Лилиан проверяла ему пульс, упругость кожи и хмурилась, явно недовольная. Натэниел стоял рядом с ними — так, чтобы между ним и Ричардом был стол для пикников. Ричард не пытался больше его трогать — он тщательно старался его не замечать. Остальные коты тусовались около стеклянной двери. Два охранника-крысолюда, Клодия и Игорь, стояли по обе стороны от меня, а я опиралась на перила. Они ходили за мной с тех пор, как вошел Ричард с перевязанной рукой в сопровождении Джемиля и Шанг-Да.

Сила Ричарда клубилась в летней тьме как близкая гроза; от нее горячая влажная ночь становилась еще душнее, и трудно было дышать. Я думаю, что из-за нее, из-за прорывающейся его злости крысолюды стали действовать как телохранители. Я попыталась было сказать, что Ричард меня не тронет, но Клодия только пожала плечами и ответила:

— Рафаэль нам велел тебя охранять, и это мы и будем делать.

— Даже если я скажу, что угрозы нет?

Она снова пожала плечами:

— Я тогда отвечу, что ты слишком неравнодушна к нему, чтобы судить здраво.

Я посмотрела на Игоря:

— А ты с ней согласен?

— Я никогда не спорю с дамой, особенно если она спокойно может положить мне руку.

С этой логикой трудно было поспорить, но у меня оказались две здоровенных мускулистых тени, и это меня раздражало. Им, впрочем, было плевать, рада я им или нет. Они считались с приказом Рафаэля, а не с моими пожеланиями.

Так что Ричард в сопровождении своих телохранителей и я в сопровождении своих стояли на террасе лицом к Стивену, раздевшемуся для подготовки к перемене. Если перекидываться в одежде, от нее останутся грязные клочья. Оборотни либо осаждают лавки старьевщиков, выбирая себе одежду для полнолуния, либо раздеваются догола.

Мы стояли в круге силы Ричарда. Энергия хлестала вокруг нас невидимыми молниями. Она потрескивала в буквальном смысле, поднимая дыбом волосы на голове, на теле.

— Ричард... — начал Джемиль, но один взгляд Ричарда заставил его замолчать. Сила выросла еще на одно деление, сжимаясь вокруг нас, подобно гигантской ладони.

— В чем дело, Ричард? — спросила я. — Зачем такая демонстрация силы?

Он повернулся ко мне, и от этого злобного лица мне захотелось попятиться, но я осталась стоять на месте. Хотя и не без усилия.

— Ты хочешь спасти своего кота? — спросил он голосом, хриплым от злости, которая отражалась у него на лице, трещала в воздухе.

— Да, — сказала я почти шепотом.

— Тогда смотри.

Он расставил руки над Стивеном, держа ладони примерно в восьми дюймах от его плеч. Энергия давила сильнее, мне пришлось сделать глотательное движение, чтобы не закладывало уши, будто при смене давления. Но это не помогло — не того рода было давление.

Руки Ричарда стиснулись, будто пальцы впились во что-то невидимое прямо перед Стивеном. Он покачнулся к Ричарду, сделал шаг, и я услышала тихий стон боли. Ричард сжал руки в кулаки, и что-то между ними задрожало, как жар над летней дорогой. У меня скулы заломило от нарастающей силы. Воздух сгустился, стало тяжело дышать.

Ричард сделал резкое движение руками, и давление хрустнуло, будто разразился наконец нависший ураган. Секунду или две я думала, что хлынувшая прозрачная жидкость — это дождь, но она была горяча как кровь и шла не с неба. Она полилась из тела Стивена. Я видела десятки перемен оборотней, но такого — никогда. Будто тело Стивена разорвало на части, на потоки горячей жидкости и ошметков плоти. Обычно зверь вылезает из человеческого тела как бабочки из куколки, постепенно, но сейчас было не так. Тело Стивена сложилось, и вдруг перед нами предстал человек-волк. Он упал на колени, трясясь.

Я осталась стоять, даже не дыша, покрытая быстро остывающими брызгами его тела. Когда дыхание вернулось, я сказала хрипло:

— Боже мой!

Мех Стивена был цвета темного, золотистого меда. Волк скрючился, дрожа, у ног Ричарда. Пока изменение в процессе, оно может быть болезненным, но после него оборотень обычно встает, отряхивается и бежит. В чем же дело?

Стивен подполз к Ричарду еще ближе, ткнулся длинной зубастой мордой в кроссовки царя волков. Он лежал почти во внутриутробной позе — огромный, с мускулистыми лапами в золотистой шерсти, у ног своего Ульфрика. Это была поза крайнего подчинения, и я не могла понять зачем. Стивен ничего плохого не сделал.

Я глянула на Ричарда. Белая рубашка пропиталась густой жидкостью и прилипла к телу. Он повернулся ко мне, и отсвет звезд блеснул на мокром лице. Кусок слизи сполз по щеке. На лице был вызов; Ричард будто провоцировал меня на вспышку гнева.

Я трясущейся рукой смахнула самые крупные комья слизи со своего лица, и они шлепнулись на пол с плюхающим звуком. Я обернулась на телохранителей. Их тоже заляпало, но далеко не так, как Ричарда и меня — они стояли дальше. Все вытаращились на Ричарда, вытаращились со смешанным выражением ужаса, гнева и удивления. Я поняла, что случилось что-то очень, очень серьезное.

Заговорить я смогла только со второй попытки, да и то с сильным придыханием.

— Я не раз видела, как оборотень превращается в своего зверя, но такого не было ни разу. Это потому, что ты вызвал зверя Стивена, а не он сам в себе?

— Нет, — ответил Ричард.

Я ждала продолжения, но он ничего больше не сказал и явно не собирался говорить. Однако одно слово «нет» ничего не объясняло. Я посмотрела на остальных.

— О'кей. Пусть мне кто-нибудь расскажет, что здесь случилось.

Джемиль заговорил, осекся и посмотрел на Ричарда.

— С позволения моего Ульфрика. — Слова были вежливы, но тон — злобный, почти вызывающий.

Ричард обернулся к нему. Лица его я не видела, но, очевидно, от его взгляда Джемиль сжался. Он рухнул на колени в лужу густой жидкости.

— Я не хотел тебя оскорбить, о Ульфрик!

— Это ложь! — сказал Ричард голосом ниже своего обычного — чуть-чуть выше рычания.

Джемиль стрельнул взглядом вверх и снова склонил голову.

— Я не знаю, что ты хочешь, Ульфрик, чтобы я сказал. Скажи мне это, и я сделаю.

Ричард обернулся ко мне, оставив Джемиля коленопреклоненным.

— Я не вызывал зверя Стивена. Я вырвал его из тела.

Я глянула на Стивена, все еще скорчившегося у ног Ричарда.

— Зачем?

— Обычно это делается в наказание.

— А что такого сделал Стивен?

— Ничего.

Голос Ричарда был почти так же суров, как выражение его лица.

— Почему же ты его наказал?

— Потому что мог. — Он задрал подбородок надменным жестом.

— Что с тобой творится, Ричард?

Он засмеялся — настолько неожиданно и неуместно, что я вздрогнула. Слишком громко засмеялся, слишком резко.

— Ты поняла, как вызывать зверя Грегори?

— Я ни черта не поняла, кроме того, что ты сильно не в духе и срываешь свое настроение на других.

— Ты хочешь знать, что со мной творится? На самом деле хочешь?

— Да, хочу.

— Брысь с дороги, Стивен, — сказал он, и Стивен, даже не спросив почему, просто отполз в сторону.

Мы остались стоять на расстоянии в два фута. То, что Ричард сделал со Стивеном, чуть сняло остроту его силы, но она осталась здесь, как огромная тварь под поверхностью воды.

— Открой метки, Анита, ощути, что я чувствую.

— Они открыты. Я думала, их надо открыть, чтобы понять, как ты это делаешь.

— Так все дело в моем щите?

Я кивнула:

— Я ощущаю твою ярость, Ричард, но не знаю, чем она вызвана.

— Значит, только мой щит нас разделяет...

Он качнул головой, почти улыбаясь, и убрал щит.

Меня ударило почти физически, отбросило на шаг. Злость такая резкая, что мне в горло ударила желчь. Презрение к себе такое глубокое, что у меня слезы покатились по щекам двумя горячими полосками. Страдание Ричарда удушало.

Я уставилась на него, слезы продолжали течь.

— О Господи, Ричард!

— Не жалей меня. Не смей жалеть!

С этими словами он схватил меня за руки, и в миг соприкосновения наши звери бросились вон из тел в жарком танце силы. Его зверь, невидимый, ударил в меня, метафизические когти рвали мне тело. Будто этот зверь прожирал себе дорогу насквозь. Я вскрикнула и бросила своего зверя ему навстречу, ощутила, как когти впиваются в мясо. Глаз бы ничего не увидел, но я ощущала это — ощущала шерсть и кожу, мясо и кровь под зубами и когтями. Я вопила не только от боли, но и от ощущения раздирания Ричарда. Он сделал больно мне, я отвечала ему тем же. Не было мысли, не было соображения — чистейший рефлекс.

Наши звери рвали друг друга. Мы оба свалились с воплем на пол. Я смутно ощущала руки Ричарда на своих, будто он не мог разжать пальцы.

Вокруг нас люди зашевелились, сдвинулись с мест, но никто не вмешался. Когда мы упали, все отшатнулись, будто боясь коснуться. Зазвучали голоса:

— В чем дело? Что происходит? Анита, Анита! Ричард, держи!

Вдруг его зверь оказался во мне компактной тяжестью, но это было не больно. Обе энергии лежали тихо, прижавшись друг к другу — не переплетясь, просто прижавшись. Я почти ощущала твердое прикосновение его зверя к чему-то внутри меня, у чего были кости и мех, и это не была я. Ничего не было слышно, кроме шума крови в голове. Я ощутила на себе тяжесть Ричарда, и только потом, взглянув, увидела, что он на меня свалился. Его голова легла ко мне на грудь. Его пульс отдавался у меня в теле, его сердце колотилось напротив моего желудка. Я была покрыта холодной слизью из тела Стивена. Во-первых, я лежала в ее луже, во-вторых, ею был покрыт Ричард. Придется перед сном пойти в душ, хотя уже и рассвет. И болело все, будто меня избили. Я знала, что двигаться будет трудно.

Все стояли вокруг нас, глядя вниз. Я обрела голос, хриплый, но все же отчетливый.

— Слезь с меня.

Ричард медленно поднял голову — будто ему тоже было больно.

— Я сожалею.

— Да, в этом ты мастер. А теперь слезь с меня.

Он не шевельнулся, даже стал тяжелее, руки его держали меня сбоку за талию.

— Ты все еще хочешь помочь Грегори?

— Да. Мы же для этого все и устроили?

— Тогда давай попробуем еще раз.

Я напряглась и попыталась вывернуться из-под него. Он сильнее сжал руки:

— Спокойней, Анита, это не будет больно. Я так думаю.

— Индюк тоже думал. Это чертовски больно. Пусти меня, Ричард.

В моем голосе начинала слышаться злость — и страх. Злость — это хорошо, а вот без страха я бы вполне обошлась.

— Ты сопротивлялась до патовой ситуации, Анита.

Я перестала вывертываться и уставилась на него:

— О чем ты?

— У нас с тобой разные звери, Анита. Они должны были выяснить, кто из них... круче.

Я посмотрела вниз, в эти карие глаза.

— Ты хочешь сказать, что это нечто вроде доминантных поз?

— Не совсем.

Странно, но ответил Мерль:

— Когда встречаются два таких разных зверя, и оба они сильные доминанты — такие, как истинная Нимир-Ра и истинный Ульфрик, — то они должны биться, чтобы испытать друг друга. Я такое видел раньше. Нечто вроде укрощения одного зверя другим.

Я смерила его взглядом — правда, снизу вверх.

— Никто никого не укротил.

Мерль присел рядом с нами:

— Я думаю, ты права. Это была, как сказал Ульфрик, патовая ситуация. Он мог бы продолжать драться до победы или поражения одного из вас, но он решил оставить это дело.

Я вспомнила выкрик: «Ричард, держи» — очевидно, он должен был держать своего зверя. Я глянула на него:

— Это ты прекратил?

— Мне все равно, кто из нас более сильный доминант, Анита. Для меня эти игры никогда ничего не значили, я играл в них, только когда меня заставляли.

— Ты что-то говорил насчет помощи Грегори. Что ты имел в виду?

Он стал чуть наползать на меня, подвигаясь по мне вверх. Слизь с его рубашки замазала мне голый живот и почти голую грудь. Отвращение, очевидно, было написано у меня на лице, потому что он спросил:

— В чем дело?

— У тебя рубашка вымазана в слизи, а я лежу в луже этой же слизи. Я не только потому просила тебя слезть, чтобы ты на мне не лежал, но и чтобы не валяться в грязи.

Он встал на колени, держа мои ноги между своими. Наши звери вытянулись между нами — я их чувствовала, почти видела, будто каждый из них положил голову на грудь другому. Ричард протянул мне руку. Я посмотрела на него недоуменно.

— Я знаю, что тебе не нужна помощь, Анита. Но сейчас наши звери соприкасаются. Это тесный контакт, и физическое прикосновение поможет нам его сохранить, пока мы не закончим с Грегори.

Мне даже не нужно было видеть его серьезное лицо, чтобы понять, что он говорит правду. Метки все еще были открыты — я знала, что он не лжет.

Я взяла его руку, и он поднял меня на ноги. Это было больно, и он либо заметил по моему лицу, либо ощутил.

— Я тебе делаю больно, — тихо сказал он.

— Мы всегда делаем больно друг другу.

У него тоже все болело, но двигался он так, будто этого и близко не было, а я — по-человечески окостенело.

Он приподнял подол рубашки, не выпуская моей руки.

— Коснись.

Я снова посмотрела на него, и он засмеялся.

— Нужен только физический контакт, Анита. Я ничего другого не имел в виду. Но мне нужны будут обе руки.

Я очень осторожно положила ладонь ему на бок.

Он покачал головой:

— Я должен буду снять рубашку.

Если нельзя трогать человека за руки, за плечи и предплечья и большую часть торса, то выбор приличных мест очень ограничен. Я остановилась на том, что сунула руку под мокрую рубашку, коснулась гладкой твердости бока. Даже кожа промокла у него от прилипшей рубашки.

Ричард снял рубашку через голову, и я стояла в нескольких дюймах от него, от гладкой плоскости живота, мускулистых бугров груди, когда он выгнулся, снимая рубашку с головы. Вожделение, которое всегда овладевало мной, когда я видела его без одежды, подтолкнуло моего зверя к его зверю. Шерстистые бока потерлись друг о друга, осторожный перекат силы погладил, будто бархатом, самые интимные места.

Ричард застонал сквозь зубы.

Я изо всех сил постаралась это прекратить, но то, что я это сделала, не думая, бросило меня в жар. Я огляделась. Моя рука все еще только касалась его бока, над джинсами, но вдруг это прикосновение стало интимным. Мне хотелось убрать руку, но его ладонь накрыла ее раньше, чем я шевельнулась. Он прижал мою руку к себе — сильно, но без насилия.

Он тронул меня за подбородок, поднял мое лицо к себе.

— Анита, все хорошо. Я рад, что ты, когда меня видишь, все еще так реагируешь.

Я опять покраснела. Ничего не могла с собой поделать. Он засмеялся — тихо, почти неслышно, с тем оттенком, какой бывает у мужчин, когда они думают о чем-то интимном.

— Я очень скучал по тебе, Анита.

— Я тоже, — ответила я.

Его зверь бросился сквозь меня в вихре силы и ощущений, от которых я ахнула. Мой зверь откликнулся, я не могла их остановить — а может быть, не хотела. Эти силуэты теней сливались и распадались, проходили сквозь нас, и я уже не могла дышать, не могла думать. Это Ричард сумел отпрянуть первым и произнести:

— Боже мой, я и не думал...

Я почувствовала, каких усилий стоило ему отодвинуться от меня, перестать. На его лице появилось деловое выражение, отрешенное от любых эмоций, но я чувствовала, что в нем вибрирует еще многое. Он заговорил резко и четко:

— Я вызову зверя Джемиля так, как это полагается делать. Постарайся ощутить, что я делаю, как я с помощью своего зверя вызываю зверя из него.

Я ответила, чуть еще запыхавшись:

— А потом я пойду лечить Грегори.

Он кивнул и добавил:

— Или могу еще вызвать зверя Шанг-Да, если тебе нужно будет посмотреть еще раз.

— О'кей, — кивнула я.

Он обнял меня за талию, притянул к себе. Но это не было таким интимным, как игры зверей внутри нас. Джемиль стоял к нам лицом. Он снял рубашку и ботинки, но штаны на себе оставил. Впервые до меня дошло, что я ни разу не видела его голым, кроме как когда он был ранен и при смерти. Один из самых застенчивых оборотней, каких мне приходилось знать.

— Я готов, Ульфрик.

После того, что Ричард сделал со Стивеном, я сочла, что Джемиль очень смело ему себя вверяет. Но Ричарду доверяли все, он того стоил. Нет, здесь проблема не в недостатке доверия.

— Чтобы это сделать, физическое прикосновение не нужно, но с ним легче. Поэтому я коснусь Джемиля, чтобы ты лучше поняла, как это делается.

Ричард коснулся голого плеча Джемиля, и я ощутила рванувшуюся наружу силу, как теплый ветер. Она гладила тело Джемиля, и с ней выходил зверь Ричарда, вытаскивая с собой моего. Сила Ричарда скользила, дразня, вдоль тела Джемиля, манила, соблазняла — лучшая аналогия, которую я могу придумать — как подманивают кота, чтобы он слез с дерева. Его манят, уговаривают, обещают, задабривают, угрожают — лишь бы слез. Но зверь Джемиля не слез вниз — он вышел наружу. Он выкатился из центра его существа как бледно-золотистый туман, почти имеющий форму. Волк вырвался из его спины длинной влажной линией, тело растаяло в темную мохнатую форму, то есть человеческое тело превратилось в волчье, будто перевернули монету: сменились головы, появился хвост, но монета осталась та же. Я почувствовала правильность этого процесса, его гармонию. Джемиль вполне принимал себя таким, как есть, между ним и его зверем не было конфликта. Я никогда не видела его в образе волка. Волко-человека — да, но не в виде этой черной твари размером с пони. Кошмар Красной Шапочки.

Волк встряхнулся, и я заметила, что мех у него сухой. На полу налилось еще больше прозрачной слизи, но она почти не попала на шкуру волка. Еще одна метафизическая загадка: как остаются вервольфы сухими, перекидываясь в такой грязи?

Я повернулась, не говоря ни слова, увлекая за собой Ричарда, и направилась к Грегори, все так же сидевшему на столе для пикников. Рядом с ним теперь были только Черри и Зейн. Зейн как раз пришел посмотреть, в чем там было дело, когда мы с Ричардом стали извиваться на полу.

Грегори посмотрел на меня. Синие глаза блестели в свете луны серебром. Я улыбнулась, погладила его по щеке, взяла ладонью за лицо. И потянулась к его зверю — не рукой, но той тенью, что клубилась сквозь меня и Ричарда. Я послала эту тень сквозь кожу Грегори, и он сел, сбросив одеяло с голой груди. Черри отодвинулась, чтобы не касаться его, будто опасалась этого прикосновения.

Я попыталась подманить его зверя, подозвать лаской и мягким убеждением, но он упрямо прятался под поверхностью, связанный лекарствами, которые превратили тело Грегори в тюрьму, и шоком, который сдерживал все, что я пыталась звать. Но я знала, что мягкость здесь не обязательна. Пусть я не была едина с Ричардом, когда он вызвал зверя Стивена, но я это видела и достаточно разбиралась в природе силы, чтобы угадать, что он сделал.

— Я постараюсь не делать больно, — сказала я, но ударила в Грегори всей силой. Она вошла ему в грудь как меч из плоти и меха.

Грегори ахнул, выгнул спину.

Я обнаружила зверя, свернувшегося как спящий кот, одурманенного, и я схватила его лапой, вонзила в него когти и вытащила, вопящего, на воздух. Я вырвала зверя из Грегори, и он перекинулся, как до того Стивен, в выплеске крови, мяса и жидкости. Выброс залил меня с головы до ног, даже глаза пришлось протереть, чтобы видеть. Я увидела черно-желтого человека-леопарда, лежащего на столе, сгорбленного. Стивен подошел обнюхать дрожащее тело брата.

— Грегори! Грегори! Ты меня слышишь? — спросила я тише, чем собиралась.

Он заморгал леопардовыми глазами, из мохнатой глотки донесся рычащий, но человеческий голос:

— Я тебя слышу.

Стивен закинул голову и завыл. Джемиль подхватил вой, и радостные вопли леопардов заполнили ночь.