Глава 40. Все застыли, будто затаили дыхание на вдохе по команде.

Все застыли, будто затаили дыхание на вдохе по команде.

— А помирать никому не надо, — продолжал змей. Он смотрел на меня огромными глазами цвета меди. Густая черная полоса на краях глаз казалась театральным гримом. На лице этого змея не было шрамов. Он был короче и выглядел моложе. Чешуйчатое лицо почти изобразило улыбку, но змеиная челюсть не приспособлена для такой мимики. Глаза у него были пустые и чужие, как и он весь. — Просто наш босс хочет говорить с миз Блейк, вот и все.

— Так пусть, черт его возьми, снимет трубку и договорится о встрече, — ответила я.

Я смотрела вдоль ствола «браунинга» в точку около центра груди змея, достаточно далеко от головы Калеба, чтобы не волноваться насчет пристрелить Калеба, но достаточно близко к горлу, чтобы при тех патронах, которыми пистолет был заряжен, оторвать змею голову. Если бы он только убрал обрез от челюсти Калеба. Обрез с серебряной дробью в упор — Калеба не будет. Мне он не слишком нравился, но я же не могла дать противнику отстрелить ему голову?

— Он не рассчитывал, что вы придете, — ответил змей.

— Вы сейчас уйдете, он позвонит, и я обещаю рассмотреть его предложение со всем вниманием.

Я говорила спокойно, потому что успокаивала дыхание ради одного выстрела — если его удастся сделать.

Змей ткнул стволом сильнее в шею Калеба, так что тот даже пискнул от боли.

— Дробь серебряная, миз Блейк. С такого расстояния ему снесет голову.

— Ты погибнешь в следующую секунду.

Это сказала Клодия голосом столь же спокойным и твердым, что и рука, которая наводила пистолет в голову змея.

Он зашипел, смеясь, и звук этот повторился эхом у него из-за спины. Еще твари полезли в дверь, я увидела серебристый блеск металла, оружие.

— Больше никто сюда не войдет, или я тебя пристрелю, а Калеб испытает свое счастье.

Он сильнее надавил обрезом Калебу под челюсть, заставляя коротышку привстать на цыпочки, и на лице Калеба появились первые признаки панического страха.

— Кажется, она тебя не очень любит, — прошипел змей.

— Без разницы, — ответила я. — Но я не дам вам внести сюда оружие.

— Обещайте не причинять вред Аните.

Это сказал Мерль. Я и забыла, что он стоит от нас сзади сбоку.

— Мы волоска на ее голове не тронем.

— Мы нюхом чуем, что ты лжешь, — сказал Клодия.

Змей по-птичьи склонил голову набок:

— Мало кто умеет чуять наши изменения. Все чуют только вонь змеи.

— Анита! — позвал голос Черри.

Я покосилась на нее и уловила движение за стеклянной дверью. Нас пытались окружить.

— С той стороны движение, — доложил Игорь.

Впервые у противников было огнестрельное оружие, и они вроде бы знали, что с ним делать. Какое приятное разнообразие!

Я снова посмотрела на первого змея, и вовремя — он показал стволом обреза в сторону стеклянных дверей:

— Мы окружили дом. Нет нужды погибать вам всем.

Клодия выстрелила за секунду до меня. Ее пуля попала ему в лицо, моя в грудь, сразу под шеей. Голова змея брызнула кровью и сгустками. У меня зазвенело в ушах от выстрелов в замкнутом пространстве. Тело змея дернулось назад, обрез выпал из дергающейся руки. Калеб бросился на пол и к нам. Еще два змеечеловека рванулись в дверь, оба с обрезами.

— Левый, — сказала Клодия.

Я пристрелила правого, а она левого. Обе мы попали, куда метили, и змеи рухнули на пол. Один обрез поехал к нам по полу.

Выстрел из обреза слева от нас. Я обернулась на звук — не смогла сдержаться. Стеклянная дверь разлетелась, и я не слышала звона стекла, а только рев выстрела. Игорь припал на колено за шкафом и всадил две пули в грудь стрелявшего. Тот рухнул на колени, как марионетка с обрезанными ниточками.

— Входят, — сказала Клодия, и я обернулась к другой двери.

Оттуда просунулся поблескивающий ствол, что-то никелированное. Клодия стояла, прижавшись к ящикам ближайшей стены, почти невидимая от двери. Она дважды выстрелила в сторону никелированной стали, и раздался вопль, перекрывший звон у меня в ушах. Вопль длился, как визг крольчонка, попавшего в лапы кошке. Кто-то, кажется, крикнул: «Феликс, заткнись!»

Град выстрелов влетел в комнату со стороны внутренней двери, которой не могли видеть ни я, ни Клодия так, чтобы не показаться самим. Кто-то тронул меня за руку, и я резко обернулась, ткнувшись стволом «браунинга» в Натэниела. Он показал рукой. Игорь лежал на боку, и первые алые струйки уже текли по полу. Я увидела, что Зейн и Черри сидят под столом, вжимаясь в землю. Дальше позади мелькнул Мерль, вжавшийся в угол ящиков, скрытый, наверное, лучше, чем большинство из нас. А что делать в перестрелке, если тебе нечем стрелять? Прятаться? На миг мы встретились с ним глазами, и я снова повернулась к драке.

В разбитую дверь шагнул мужчина, загоняя патрон в ствол помпового ружья. Я успела всадить ему три пули в грудь, пока у него подогнулись колени. Патрон надо было загонять перед шагом в дверь, а не одновременно.

Клодия продолжала стрелять во внутреннюю дверь. Вряд ли она в кого-нибудь попала, но не давала противникам броситься на нас. Больше ничего в разбитой двери не шевелилось, но я продолжала стоять в стойке, наведя пистолет на проем.

Влетел дождь пуль со стороны внутренней двери, и мы с Клодией распластались по ящикам. Я присматривала за дальней дверью, но не могла одновременно целиться, и прятаться. Выстрел из дробовика грохнул в окошко над раковиной и отколол большой кусок от ящиков шкафа. Я опустилась как можно ниже, села на задницу, прислоняясь спиной к ящикам, но не отводила «браунинг» от разбитой двери. Еще раз грохнул выстрел в окошко, и полетела дробь из гостиной — не прицельно, только чтобы не дать нам сменить позицию. Стреляли, чтобы прикрыть кого-то, а это могла быть только одна дверь.

Трое их рванулись в разбитую дверь, и все стало медленно-медленно. Я видела мир сквозь слой хрусталя, все стало невыносимо резким. Вагон времени у меня был, чтобы увидеть двух змей и человека-льва Марко, рванувшихся размытой полосой, движением, слишком быстрым для человека. Я видела ружья, длинные и черные, невозможно длинные стволы. У льва Марко было по девятимиллиметровому пистолету в каждой руке. Мелькнул светлый и золотой мех, а потом моя пуля попала ему в бок, развернув волчком. Клодия выстрелила в одного змея, свалила его, но рявкнуло ружье другого, и я почувствовала, как она пошатнулась.

Я всадила ему в грудь две пули, и он свалился на кухонный стол, беззвучно выронив ружье на пол.

Пуля ударила справа от меня, и я увидела, что Марко целится из положения лежа. Поворачиваясь, я навела на него «браунинг», но знала, что не успею. Я видела, как он давит на спусковой крючок, и знала, что это в меня. Времени испугаться не было, была только спокойная мысль, что сейчас он меня застрелит, и я ничего не успею сделать. Но черная молния метнулась к его спине, дернула его назад, и выстрел пришелся мне под ноги. Леопард-оборотень выбросил льва сквозь дверь и исчез за ним.

Я присматривала за дверью, но никто не шевелился. Что-то капало мне на лицо, теплое, почти горячее. Клодия опускалась вдоль ящиков, садясь, раскинув перед собой ноги, рука все еще сжимала пистолет, но очень слабо. Я на секунду увидела ее правое плечо — красную массу, но тут же повернулась к раздвижной двери, припав к ящикам. Если они пойдут через гостиную, я смогу некоторых свалить. Если они рванутся через обе двери сразу — конец.

Я увидела движение в дальнем углу — это был Мерль, держащий одной рукой ружье, а другой змея. Он втащил противника через окно. Ружье было помповиком, и Мерль одной рукой загнал патрон в патронник, другой выдирая змею горло.

Я увидела, как у него шевелятся губы, но не услышала. Это было не столько от шока, сколько от стрельбы в замкнутом пространстве. Наверное, он говорил:

«Я прикрываю эту дверь». Я обогнула Клодию и попыталась взять под обзор гостиную, вынужденная верить, что Мерль действительно прикроет вторую дверь. Глаза Клодии закатились, когда я ее огибала, губы зашевелились, но я ее не слышала. Она левой рукой потянулась к неподвижной правой. Я не сводила глаз с двери, но почувствовала до боли медленное движение Клодии, когда она перекладывала пистолет в другую руку. Поскольку я была прижата как раз над ней, оставалось верить, что она умеет стрелять левой. Терпеть не могу, когда меня подстреливают случайно, если куда более вероятно получить пулю от того, кто намерен в меня ее всадить.

Ничего не происходило, кажется, целую вечность, тишина была абсолютно нерушимой. Медленно, постепенно ко мне возвращался слух. Я услышала, как бормочет Калеб, повторяя снова и снова:

— Ну, мать твою так, ну, мать твою так.

Он свернулся у самых дальних ящиков, стараясь быть как можно меньше мишенью. Натэниел подобрал брошенный пистолет Игоря и целился в раздвижную дверь. Я его немного учила обращению с оружием — слишком много его было у меня в доме, чтобы он ничего о нем не знал. Видя, как он припал к ящикам шкафа над телом Игоря, пистолет держит двумя руками, левая опирается на стойку шкафа, я знала, что он застрелит любого, кто войдет в дверь. Если он действительно собирается подбирать оружие в бою, надо будет чаще брать в тир.

Это, конечно, если мы все выживем. Тишина длилась, и наконец шум ветра в деревьях за разбитой дверью стал хорошо слышен.

Со стороны террасы раздался голос:

— Это я, Мика. — Густой, рычащий бас.

— По голосу не похоже, — отозвалась я.

— Такой у меня голос, когда я не в образе человека.

— Мерль? — спросила я.

— Это Мика.

— Входи в дверь. Медленно, — сказала я.

Черный леопард-оборотень медленно вошел в дверь, держа когти в воздухе. Темный силуэт заполнил весь проем. В форме человека-леопарда он был выше шести футов, шире в плечах, весь грузнее, будто в этой форме у него были мышцы, которых не было у человека. Мех блестел черным деревом, солнце играло на нем, разрисовывая черные на черном розетки, как траурные цветы на бархате. На груди виднелась бледная кожа, и на животе, и ниже. В кино оборотни бесполы, как Барби. В реальной жизни у них весьма выражены половые признаки. Почему-то в получеловеческом виде я могла видеть его наготу без всякого смущения. Как только вырастает мех, оборотень перестает быть для меня объектом секса.

— А где тот тип, которого ты выбросил в дверь? — спросила я.

— Удрал.

— Я Никого не слышу в гостиной, — сказал Мерль.

— Они все вышли через входную дверь, — отозвался Зейн. — Кажется, в комнате чисто.

Они с Черри все также лежали под столом, припав к полу.

— Я проверю, — сказал Мика.

— У них были серебряные пули, — сообщила я. — Я бы не стала геройствовать.

Он кивнул. Голова его была почти вся леопардовой, кроме шартрезовых глаз. В образе человека они придавали ему странный, чужой вид, но в этом мохнатом и мускулистом теле именно они и сообщали, что это Мика. Только цвет был сочнее. В окружении черной шерсти глаза поражали еще сильнее.

Он помедлил в дверях, потом пробрался сквозь них, пригнувшись, уменьшая площадь мишени. Редко увидишь, как ликантроп пользуется укрытием. В основном они считают себя неуязвимыми, что обычно бывает верно, но не сегодня. Игорь лежал на полу неподвижно, а плечо Клодии было грудой мяса. Она обмякла, привалясь к ящикам. Левая рука сжимала пистолет по-прежнему, но лежала на полу неподвижно, будто ненужная.

Когда я посмотрела на нее, пистолет был направлен куда-то в сторону раздвижной двери. Рука дрожала достаточно, чтобы я занервничала, стоя над ней, но она боролась с дрожью, чтобы никак не навести в контур моего тела. Правая сторона у нее пропиталась кровью, и глаза смотрели, не видя. Очевидно, только чистое упрямство не давало ей потерять сознание.

Я перевела взгляд на Игоря, на тела, наваленные в двери. Если Игорь и дышал, я этого не видела.

— Натэниел, проверь у него пульс.

Натэниел посмотрел на Игоря, секунду смотрел мне в глаза, потом повернулся снова к двери.

— Я бы услышал его сердце, если бы оно билось. Услышал бы кровь, если бы она еще текла по жилам. Я ничего не слышу.

Все это он произнес, не глядя на меня. От чего мне стало еще неспокойнее.

В дальней двери появился Мика.

— Там никого живого.

Он переступил через кучу тел в дверях, и даже это движение было ловким, скользящим, средним между движением человека и леопарда. И мне предстоит стать леопардом в ближайшее полнолуние? А вот это черное и грациозное, эта мускулистая тень — это и было у меня внутри?

Я выбросила вопрос из головы: есть более срочные проблемы. Раненые, например. Надо сосредоточиться на текущих вопросах и попытаться отодвинуть все прочие мысли.

Я приложила пальцы к шее Клодии, пытаясь нащупать пульс. Она повела плечом, закрываясь.

— Все нормально, — сказала она. — Все нормально.

Это было настолько неправдой, что я даже не стала спорить. Пока я сама не проверю весь дом, я не поверю, что все чисто, но мой промышленных размеров пакет первой помощи был в кладовой, и я точно знала, что там никого нет.

— Черри, выползай из-под стола на эту сторону и принеси аптечку.

Я встала и пошла вдоль ящиков, чтобы видеть и гостиную и раздвижную дверь одновременно, не говоря уже об эркере над столом.

Черри глянула на Зейна, потом выползла между ножек стульев. И шла пригнувшись, пока не добралась до кладовой. Она заставила Калеба подвинуться, слегка постучав по нему ногой. Он наконец-то развернулся из своей внутриутробной позы и отполз на фут, пропуская Черри.

Сначала она подошла к Игорю. Она тоже была леопардом, и слух у нее был не хуже, чем у Натэниела, но она проделала все нужные движения и лишь потом обернулась к Клодии. Та попыталась оттолкнуть ее рукой с пистолетом.

— Клодия, дай Черри тебе помочь, — сказала я.

— К чертям!

Черри посчитала этот ответ утвердительным и стала осматривать плечо. Клодия больше не отбивалась, и я обрадовалась. Шок может заставить человека поступать очень странно. А я бы не хотела бороться с крысолюдкой, даже раненой. Конечно, здесь был Мика, и он бы, наверное, мог совладать с Клодией, по крайней мере с раненой.

Я все еще присматривала за дверями, но время шло, ничего не происходило, только ветер шумел в деревьях, только летние кузнечики стрекотали в траве, и звуки доносились через выбитые двери. Я начала дюйм за дюймом расслабляться. Напряжение в плечах, которое у меня всегда бывает в бою и которого я никогда не замечаю до того, как схлынет адреналин, отпустило, я поняла, что мне ничего не грозит — пока что.

И тут в летней тишине раздался новый звук — сирены. Выли, приближаясь, сирены полицейских машин. Соседей у меня нет. В графстве Джефферсон стрельба слышится регулярно, так кой же черт мог позвать полицию?

Мика повернул ко мне странно-закругленное лицо:

— Они едут сюда?

Я пожала плечами:

— Не знаю точно, но на то похоже.

Мы поглядели на тела на полу, переглянулись.

— У нас нет времени спрятать тела, — сказал он.

— Да, нет, — согласилась я и оглядела всю компанию.

Мерль все еще наблюдал за кухонным окном, держа в руке трофейное ружье. Зейн выполз из-под стола ассистировать Черри, подавая предметы, которые она просила. Она наложила шину на руку Клодии.

— Она может частично исцелиться, если перекинется, но все равно ей нужна будет медицинская помощь, — сказала мне Черри.

— У полиции есть обычай стрелять по оборотням в животном образе, — ответила я.

— Я останусь так, — выдавила Клодия сквозь стиснутые зубы. — Чем больше будет с нашей стороны раненых, тем меньше будет подозрений у полиции.

В этом был смысл. Я поглядела на Мику. Сирены выли уже совсем рядом, почти перед домом.

— Ты бы ушел, Мика.

— Почему?

— Сейчас сюда ворвется полиция, увидит кучу трупов и лужи крови. Все, кто будет в образе зверя, имеют хороший шанс получить пулю на месте.

— Это не проблема, — ответил он.

Мех стал таять, уходить, как вода с берега. Появлялась человеческая кожа, кости уходили в нее, как брошенные в воск предметы, таяли. Я никогда не видела, чтобы кто-то превращался так небрежно, легко. Будто он просто переодевался, только прозрачная жидкость стекала с тела простыней да слышались щелчки становящихся на место костей, даже что-то вроде бульканья кипящей плоти. Только глаза его не менялись, как два драгоценных камня, вделанных в центр вселенной. И вдруг он снова стал человеком, только тело было покрыто густой, водянистой жидкостью. Никогда я не видела столько жидкости при одиночном превращении. Я стояла в луже ее — только сейчас заметила.

Он вдруг осел, попытался опереться на ящики, но я стояла на дороге, и мне пришлось подхватить его за талию, чтобы не дать упасть.

— Быстрая перемена даром не проходит.

— Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь перекидывался обратно так быстро, — сказала Черри.

— И в сонное забытье он тоже впадать не будет, — объяснил Мерль. — Дайте ему пару минут, и он будет как огурчик. Хотя несколько вялый огурчик.

В его голосе было восхищение и еще что-то, почти ревность.

Сирены взвыли в последний раз и замолкли перед домом. Наступила тишина.

— Всем положить оружие. Не хочу, чтобы кого-нибудь случайно подстрелили, — приказала я.

Натэниел послушался немедленно. Мне пришлось теснее прижать к себе Мику, чтобы положить на полку собственный пистолет. Мика задрожал. Я посмотрела на него, чуть не спросила, что с ним, но взгляд его глаз меня остановил. В них я увидела не боль.

Я обняла его за талию и другой рукой, чтобы держать надежнее — кожа его была скользкой. Он сумел опереться на ящик у нас за спиной. Я смотрела в эти глаза с расстояния в несколько дюймов, и там целые миры тонули, в этих глазах, и голод, и надежды, все на свете.

— Полиция! — донесся до нас крик.

Я заорала в ответ:

— Не стреляйте, бандитов уже нет! У нас раненые!

Я отодвинула Мику, чтобы он оперся на ящики, потом положила руки на голову и медленно пошла к двери. Мне пришлось переступить через тела в дверях кухни, чтобы выйти туда, где меня могли увидеть два полисмена, стоявшие наготове по обе стороны двери. Будь я здоровенным внушительным мужиком, они могли бы открыть огонь — не нарочно, а просто потому, что не каждый день в графстве Джефферсон штата Миссури видишь на пороге дома три трупа. Но вышла я, маленькая, женственная, с виду совершенно безобидная и без оружия. И я продолжала говорить на ходу. Что-то вроде этого:

— Они напали на нас. У нас раненые. Нужна «скорая». Слава Богу, что вы приехали! Они услышали сирены и сбежали.

Я продолжала болтать, пока не уверилась, что они в меня стрелять не будут, и тогда начался действительно трудный этап. Как объяснить пять трупов у себя в кухне, из которых кое-кто даже в смерти не слишком похож на человека? Не знаете? Вот и я не знаю.