Разделяй и властвуй

Как только первые крестоносцы показались на широкой крепостной стене, защищавшей священный город, мусульмане сломались. В клубах удушливого дыма и искр, что так некстати нес в их сторону ветер, воины Ифтикар эд-Даула обратились в бегство. Вместе с ними перестали сопротивляться защитники из числа горожан. Стена с настроенными катапультами, баллистами, что были ничуть не хуже французских, с кипящими водой и маслом котлами и трупами мусульман, среди которых было немало богато одетых, в считанные минуты опустела. Воины, слабо огрызаясь, отступали к башне Давида, где укрывался эмир, и Храмовой горе. Горожане же бежали спасать свои дома и богатства, прятать жен и детей. В городе воцарились суматоха и хаос.

Осадная башня продолжала извергать на стену все новые толпы людей, топавших и толкавшихся по подъемному мосту. Французы-лотарингцы из отряда Готфрида спустились со стены вниз и открыли ворота святого Стефана, именуемые еще Овечьими или Иосафатскими. Теперь разграблению города не мешало ничто.

– Сеньор Гуго, ворота открылись!

Работа у катапульты приостановилась, и все с нетерпением вглядывались в сторону стен.

– Свершилось, хвала Небесам!

– Отомстим сарацинам!

– Эй, Роже, подай мне Мистраля! Эктор! Копья, секиру и запасной меч!

Оруженосцы бросились к лагерю, где со вчерашнего утра томились оседланные кони. Было видно, как слуги и сквайры со стороны лагеря и Иосафатской долины подгоняют боевых коней своим рыцарям-господам.

– До встречи у Гроба Господня! – не в силах ждать, рыцарь Ксавье, что два дня трудился с шевалье де Пейеном у катапульты, бросился вперед, вращая обнаженным мечом, чтобы размять кисть перед боем.

– Синьоре, синьоре... – инженер Пабло заметался вокруг катапульты. – Синьоре... машина!

– Охраняй её здесь! – в радостном исступлении засмеялся Гуго. – Ведь граф Готфрид тебе хорошо заплатил!

У ворот святого Стефана была давка. Ржали лошади, и всадники-рыцари ломились напролом. У кого не было лошадей, те толкались между крестьян и простолюдинов. Гуго заметил грозного рыцаря с длинным копьем, сидящего верхом на невысоком местном осле причудливой изабелловой масти. Сапоги рыцаря почти касались земли, а ослик мелко семенил и спотыкался под тяжестью ноши. Вид их был настолько нелеп и смешон, что Гуго вновь засмеялся.

Многие латиняне не дожидались своей очереди у ворот и лезли по штурмовым лестницам и через башню на стены. Там уже никто не сдерживал их.

Роже и Эктор подъехали верхом. Под Эктором, везшим оружие рыцаря, был гнедой мул, Роже ехал на рыжей берберийской кобыле – верховой лошади Гуго. Собственную лошадь оруженосца отбили у водопоя мавры. В поводу Роже вел храпящего Мистраля. Жеребец изрядно застоялся и гарцевал, взбрыкивая задними ногами и мотая хвостом.

Гуго не без труда взобрался на боевого коня. Сказывалась чудовищная усталость. Тронулись – разыгравшегося Мистраля не нужно было подгонять, наоборот, Гуго сдерживал повод и слегка отклонялся назад, чтобы придержать любимца.

После невообразимой давки в воротах их буквально внесло в город. Промелькнул над головой массивный каменный свод, проплыли серовато-желтые стены – на секунду потянуло прохладой, и крепостная стена осталась за спиной.

Свершилось! Вот оно! Миг, который Гуго не раз воображал в мечтах и которого ждал три года.

И увиденное превзошло все ожидания. Древний город был величественен и сказочно красив. Невозмутимые древние стены домов и храмов помнили не один набег, не одно завоевание. Ассирийцы и вавилоняне, римляне и греки, сельджуки и сарацины, теперь латиняне... А завтра – кто-то другой. Каждый камень мог рассказать о многом.

После безводных, вырубленных топорами и вытоптанных лошадьми окрестностей, городская зелень радовала глаз. Виноградные лозы вились по заборам и стенам. Серебрились листвой оливы, усыпанные множеством побуревших маслин. Высокие белоствольные платаны давали тень, густые смоковницы сыпали сочные зреющие смоквы прямо под ноги.

Широкая мощеная улица вела вперед, по ней бежала толпа крестоносцев и ручьями растекалась по сторонам. Сейчас многих волновало только одно – захватить дом побогаче. Независимо от того, кто ты – блистательный барон или беглый крестьянин, и на что претендуешь – на сарацинский дворец или лачугу еврея. Прибитый на входные двери щит, шлем, шапка или перчатка, обломок копья или монашеские четки – все говорило о том, что дом уже занят.

По правую руку – Гуго уже знал от Пустынника Пьера – было место рождения Пресвятой Девы. Слева, еще за одной стеной, на возвышенном месте, высились дивные купола мечетей Омара и Аль-Акса. Гуго в течение двух дней штурма постоянно видел их из-за крепостной стены, но здесь, вблизи, построенные на руинах Соломонова храма, они были торжественнее и великолепней. У Гуго неясно заколотилось сердце, словно в предчувствии чего-то важного и большого, от чего будет зависеть его судьба, что вошло в его жизнь и никогда не отпустит. Казалось, невидимая нить пронизала его грудь и тянула туда, на Храмовую гору. Ощущение было неожиданным и непонятным, поскольку вид мечетей, наоборот, должен был вызывать гнев в его сердце. Гуго списал это на усталость и общее возбуждение.

На крышах мечети укрывалось множество людей – издалека можно было рассмотреть, что это, в основном, мусульманские женщины и дети. Здесь, за стенами Харам-аш-Шерифа, собралось почти все мусульманское население Иерусалима. Потому сарацины продолжали ожесточенно сопротивляться, и бой был особенно силен.

Позже Гуго узнал, почему Храмовая гора была столь дорога мусульманам. Хромой конюх-сириец, которого Гуго купил спустя несколько лет, рассказал, что пророк Мухаммед вознесся на небо на своем крылатом коне именно с этого места. Так учит Коран.

Теперь же, смущенный своим неведомым волнением, Гуго выслал Мистраля вперед и бойня вокруг Харам-аш-Шерифа осталась позади слева.

В сопровождении оруженосцев он поскакал прямо – туда, где по его расчетам, находилась церковь Гроба Господня.

Вокруг повсюду валялись искалеченные тела людей. В основном, горожан. Греков, сирийцев, евреев, египтян и армян... На чьи головы обрушивать топоры и мечи, крестоносцы не разбирались. Все, кто был по эту сторону крепостной стены, автоматически считались врагами. Тех, кому удавалось подать признаки жизни, тут же добивали.

Некоторые дома были объяты огнем. Отчетливо было видно, как вдоль стены бежала растрепанная девчушка, маленькая, лет семи. Один из рыцарей, на гнедом тяжелом коне, без труда догнал её, наклонился, схватил за плечо и с легкостью швырнул детское тельце в пылающее окно дома. Не оборачиваясь на пронзительный крик, выхватил меч и поскакал дальше.

Резня, что творилась вокруг, превзошла бойню в Антиохии и Маарре. Ярость крестоносцев нашла свой выход и била, как струя воды из прорвавшейся плотины. Знал ли Иерусалим со времен Навуходоносора подобное избиение?

И Гуго де Пейен мало чем отличался от других франков. Воспоминания о крестном ходе и горечь от оскорблений со стороны мусульман снова захлестнули его. Вновь и вновь перебирая в мыслях проклятия и оскорбления, так красочно переведенные Пустынником Пьером, Гуго все больше распалял себя. В висках клокотало от гнева. Впереди показался мужчина с семьей, в длинной светлой одежде. По чалме на голове нетрудно было понять, что перед ним – мусульманин. Люди бежали к Храмовой горе, надеясь отыскать там защиту. Увидев рыцаря на вороном боевом коне, они испуганно остановились, озираясь по сторонам и выискивая глазами двор или проход, в котором можно было скрыться. Тщетно. Гуго подхватил копьё из рук сквайра и тронул пятками брюхо коня. Мужчина отчаянно сжал руку жены. Он не закричал, лишь широко распахнутые глаза и искривленный приоткрытый рот выражали страдание. От удара копье звонко хрустнуло, и рыцарь разжал ладонь, чтобы не вывернуть руку и не вылететь из седла. Позади он расслышал безумный женский крик, свист мечей и глухой звук падения – оруженосцы не остались без дела. Единственное, о чем пожалел Гуго – что первое копье стоило приберечь для вооруженных людей, что он вскоре и сделал с запасным. Второе копье осталось в груди сарацина, которого не спасла легкая кольчуга. Оставшись без копий, Гуго выхватил меч и не выпускал его из рук до самого утра.

Вскоре стало понятно, почему мусульмане бегут навстречу – сзади на них напирали люди Танкреда. Отряды Танкреда Тарентского и герцога Роберта проломили стену на западе, возле башни Голиафа, и тоже ринулись в город, круша все на своем пути. Танкред и Гастон Беарнский наметили своей целью мечеть Омара, справедливо полагая, что главные сокровища Иерусалима должны находиться там.

В мусульманском квартале – от Храмовой горы до Дамасских ворот, многие дома пылали. Гуго де Пейен внес и свою лепту.

– Факел, Роже!

Роже выхватил горящую жердь и, подскакав, вручил её господину. Гуго повернул Мистраля к одному из домов и поднес факел к соломенной крыше. Язычки огня скользнули по сухой соломе вверх, потрескивая и разгораясь. Потянуло сизым дымком. Убедившись, что крыша взялась, Гуго швырнул горящую жердь в зарешеченное окно дома. Внутри раздался женский визг. К окну метнулась старуха в намотанном на голову черно-красном платке и большим пористым носом. Она схватилась за решетку сухой рукой и стала что-то злобно кричать, показывая на Гуго пальцем. Слов Гуго понять не мог и не желал, но догадывался, что на него шлют проклятия.

Двигаться вперед становилось сложнее. Со стороны Скорняжной улицы, выкрикивая то ругань, то слова псалмов и молитв, двигалась встречная толпа крестоносцев. Гуго свернул направо. Настигая бегущих горожан, он яростно рубил мечом, словно в каком-то пьяном исступлении. Впереди вновь показалась стена и массивные ворота – это была северная часть укрепления, совсем недавно охранявшаяся лучше всех – по башням легко узнавались Дамасские ворота.

На удивление, сейчас здесь было спокойно – основные бои по-прежнему шли на востоке у Храмовой горы и на юго-западе у башни Давида.

Пора было подумать и о самом себе. На глаза благородному рыцарю бросился просторный дом с высоким кипарисом у входа. Над дверями был выбит крест, что Гуго посчитал знаком.

– Эй, господа, прикройте меня! Этот крест – он дарован нам Богом!

На дом, как оказалось, уже претендовала пара простолюдинов, но двери еще не были вскрыты. Простолюдины дрались и с руганью отталкивали друг друга.

Гуго пришпорил Мистраля, и тот с места пошел в намет, прямо на дверь дома. Увидев раздутые ноздри жеребца совсем рядом, простолюдины бросились в сторону.

– Собака! – уворачиваясь, выругался один из них, показав гнилые зубы.

В другой раз за подобное оскорбление, нанесенное холопом рыцарю, Гуго бы нещадно расправился с обидчиком, но сейчас не хотелось терять силы и время. Тем более что де Пейен был уверен в своей правоте – выгравированный над входом крест он принял за перст Божий.

Небольшая арочная дверь, укрепленная полосками железа, была хорошо заперта изнутри. Кто-то прятался в доме.

– Эктор, подай секиру!

После нескольких ударов дверь поддалась.

– Роже, за мной! Эктор, придержи лошадь.

Гуго ворвался в дом, держа меч наготове. Он оказался под крышей в первый раз с того момента, когда вел монашка к баронам на горе Сион. Было хорошо и прохладно. Не чувствовалось запаха затхлости и плесени, присущего домам Европы. Наоборот, веяло чем-то сухим, легким и очень приятным – возможно пряностью, благовонием или какой-нибудь сушеной травой – восточный быт был нов и неясен. Рыцарь оказался в просторной комнате с двумя окнами со ставнями и металлическими решетками, выходящими на улицу. Убранство было простым. Единственным украшением была фреска в неярких тонах прямо напротив двери. Шерстяной ковер на стене. Полка с медной и серебряной посудой. Большой окованный железом сундук, накрытый белой серпянкой, рядом длинный дубовый стол и вдоль него кровати. Похоже, хозяева, как в старину, предпочитали вкушать пищу лежа. В углу слева – маленькая дверь, ведущая, наверное, в кладовку.

– Там могут быть сарацины! – Роже ногой вышиб дверцу и скрылся внутри. – Здесь есть подвал. Я осмотрю!

Грохнула крышка люка.

Справа от фрески была вторая дверь – Гуго устремился к ней и с размаху врезался плечом. Глаза резануло светом – незапертая дверь вела во внутренний дворик. Гуго огляделся, как рассматривают дети внезапный подарок. Невысокая смоковница – под ней несколько упавших плодов, пара оливковых деревьев. Огромные глиняные сосуды – для масла или зерна, еще один – для сбора воды с крыши, вокруг – небольшие пристройки. Легкая лестница сбоку вела на террасу второго этажа, где, вероятно, было еще несколько комнат. Со стены и крыши террасы свешивались виноградные лозы с завязями недозрелых гроздей, а по краю плоской крыши разгуливали небольшие сизые горлинки, кружась и воркуя.

Надо сказать, что увиденным сеньор де Пейен остался очень доволен.

Внезапно откуда-то показался старик с непокрытой головой, без чалмы – может армянин, может, сириец. В длинном светлом хитоне-рубахе, в каких обычно ходили небогатые горожане. Старик шел прямо на рыцаря, протягивая худые морщинистые руки, и что-то говорил ему на местном наречии – Гуго не понял ни слова. В голове мелькнула мысль, что горожанин безобиден и в доме нужны новые слуги, в то же время он был слишком немощен и слаб, чтобы полноценно работать.

В это время старик подошел слишком близко, и это решило его участь. Гуго замахнулся мечом. Старик отшатнулся назад, пытаясь прикрыться правой рукой – левую он все так же умоляюще протягивал к рыцарю, и удар пришелся по касательной. Меч отсек руку – ту самую, что тянулась к Гуго, и распорол бок вместе с хитоном. Из артерии брызнула кровь, оставив масляные пятна на кольчуге шевалье, несколько горячих капель ударили в лицо. Старик с криком упал.

Гуго, не оглядываясь, побежал по лестнице вверх – в комнатах могли прятаться люди. Горлицы шумно взлетели. Крестоносец ворвался в первую комнату – она была проходная, дверной проем вел во вторую – с полками до потолка, заложенными пергаментами и свитками, словно он оказался в библиотеке какого-нибудь монастыря, чей епископ заботиться о просвещении. Во всяком случае, ни сокровищ, ни сосудов из золота и блюд, более ценных, с точки зрения крестоносцев, здесь тоже не оказалось. Два сундука были открыты – если и были в этом доме богатства, то хозяева их унесли. Было видно, что вещи разбросаны в спешке. У выхода сапог задел свистульку из терракоты – Гуго отпихнул её в сторону, чтобы не раздавить, подумав, что нужно будет отвезти игрушку Тибо.

Однако следующая дверь по террасе принесла ему нежданный сюрприз. В длинной, словно кусок коридора, не очень удобной комнате, обставленной еще аскетичнее прежних, Гуго наткнулся на молодую женщину, лет двадцати пяти. Горожанка, одетая в простой темный хитон, и такую же темную и грубую накидку-гематий, скрывавшую волосы и лоб, жалась к окну, заделанному решеткой. Через распахнутые ставни светило солнце, и лицо её было сложно рассмотреть, но Гуго сразу почувствовал, что незнакомка очень красива. Тонкие длинные пальцы, гибкое тело и высокий рост выдавали в ней породу, несмотря на убогость одежд. Может, семейство было знатным и попросту разорилось.

Гуго усмехнулся. Тяготы походов, опасность штурмов и боев, смертельная усталость, жажда и голод – все осталось позади. Он и его беззащитная жертва были одни в этом доме. Ни с чем не сравнимое, восхитительное ощущение власти над человеком. Статус победителя. Гуго мог безнаказанно убить свою пленницу – для крестоносца это было благим делом. Мог оставить жить, мог продать в рабство и хорошо заработать – за такую красотку не жалко десятка безантов. А мог... Рыцарь проглотил слюну. Сверху вниз по телу пробежала горячая волна, и голова закружилась. Улыбнувшись, Гуго протянул меч вперед и медленно приподнял острием подол хитона. Ноги женщины были стройными и длинными, а кожа, не знавшая солнечных лучей – шелковистой и белой.

– Охи! – спокойно и жестко ответила женщина, на разных языках подбирая слова. – Нельзя!

К тому, что случилось в следующий момент, Гуго был не готов. Пленница вдруг качнулась навстречу, обхватила тонкими пальцами лезвие меча и направила его в свой живот. Притупившийся за день меч с трудом проткнул кожу и скользко вошел под ребро. Толчок был столь неожиданным и резким, что Гуго потерял равновесие и отшатнулся назад. От падения его спасла только стена позади, и он так и остался стоять, опираясь о стенку плечами и изогнувшись назад под тяжестью кольчуги и сильного женского тела.

Лицо умирающей оказалось совсем близко. Из края рта потекла черно-красная струйка, а тело стали сотрясать судороги. Гуго хорошо стало слышно, как четко, со странным упрямством бледнеющие губы, раз за разом выговаривают слова:

– Кирие Ису Христе, элейсон мэ! Кирие Ису Христе элейсон мэ!

Сбоку у двери раздался шорох. Невыносимая усталость и тяжесть доспехов не давала Гуго вывернуться и среагировать быстро.

В комнату, пошатываясь как былинка под порывом ветра, вошел старик в покрасневшем хитоне. Левая рука была обрублена по локоть, и было странно, что человек еще не изошел кровью. От вида умирающей женщины лицо его исказилось болью, глаза на миг зажмурились – оставалось только догадываться, кем она ему приходилась – дочерью или внучкой, но потом старик сделал усилие над собой и, на сколько хватало силы духа, ровно произнес на латыни:

– Omnes enim qui acceperint gladium, gladio peribunt.

Услышав знакомые слова – латынь Гуго знал все же с натугой – рыцарь встрепенулся и удивленно посмотрел на говорящего. Удивительным было не то, что в палестинской глухомани звучала знакомые с детства латинские фразы. Нет, странным было другое. Хозяин дома мог бы прикончить его сейчас – краем глаза Гуго заметил рукоять ножа в складках хитона – но старик не пытался сделать этого ни в первый, ни во второй раз. Неприятная догадка проскользнула в голове крестоносца.

Старик же, закончив цитировать Евангельскую фразу, протянул Гуго в сжатой ладони какой-то предмет. Пальцы с посиневшими лунками ногтей распрямились, и рыцарь увидел небольшую фигурку ящерицы, лежавшей на ладони.

– Похоже, это все, что у него есть! – позади раздался глухой голос Роже. – Простите, монсеньор!

Оруженосец показался в дверном проеме. Короткий взмах меча – сверху вниз, с оттяжкой назад, и старик, словно его свернули дугой, изогнулся и упал на пол, беспомощно соскребая циновку ногой. Хлынувшая из его горла кровь забрызгала сюрко оруженосца.

– Помоги мне, Роже... – прохрипел Гуго:

– Вы не ранены?

– Нет. Я сильно устал. Все в порядке.

Роже, почтительно кивнул, протянул Гуго руку и выручил его из деликатного положения. Рыцарь смущенно оправил перекосившуюся кольчугу и потер пальцем взмокший лоб.

– Роже, этот неверный говорил по латыни.

– Да, монсеньор, я услышал.

– Ты понял, что он сказал?

– Да, монсеньор, это Святое Писание. «Взявший меч, тоже погибнет от меча».

Роже с усилием усмехнулся:

– Да уж, загадки. Скорее всего, еретик. Идемте, монсеньор. В городе еще полно мусульман.

Они спустились по лестнице. От усталости колени подкашивались сами собой.

– Монсеньор Гуго, в этой пристройке кухня. Есть еда и вода.

Давно Гуго не пил с таким наслаждением. В небольшой кухне с закопченным очагом, полками, столом и большими кувшинами было тяжело развернуться вдвоем. Вода была прохладной и чистой – и впервые за месяц не отдавала гнилью и бурдюком. На столе было широкое блюдо с причудливыми длинными стручками рожкового дерева – крестоносцы уже были знакомы с «иоановым хлебом», или «цареградским рожком». Но, перевернув корзины и полки, они нашли пищу важнее – настоящий, пшеничный хлеб и куриные яйца. Гуго проламывал пальцем скорлупу и пил их прямо сырыми. Сразу прибавилось сил.

– Эй, Роже, позови мон даумазо Эктора, пусть тоже поест. Пора и вам позаботиться о своем благе. Разрешаю вам выбрать дома.

– Спасибо, монсеньор, но я с Вами!

– Спасибо, мой друг!

Гуго протянул свой меч оруженосцу:

– Воткни в дверь, он все равно затупился. Мондмуазьо Эктор, второй меч!

Меч был воткнут в дверь дома – знак того, что рыцарь его застолбил.

Не без помощи оруженосцев Гуго де Пейен взобрался верхом на Мистраля. Жеребец тут же стал пританцовывать, просясь в бой.