Глава 11. Со стороны виднее 19 страница

– Ну что ты, малыш! – говорю я, мягко отстраняя ее. – Разве я мог бы бросить тебя здесь одну?

– То есть ты уже знаешь, что Рона не будет?

– Догадываюсь, – уклончиво отвечаю я.

– Видишь ли, он… впрочем, потом расскажу! – обрывает Джинни сама себя и тянет меня за рукав: – Пошли, познакомлю тебя с родителями.

Мистера и миссис Уизли я уже видел. На четвертом курсе, когда они приезжали поболеть за Гарри, и этой весной в больничном крыле, но официально меня им пока не представляли.

Мистер Уизли держится неплохо, а вот у его супруги глаза на мокром месте. Оно и неудивительно. Старшие сыновья в Ордене Феникса, младший – неизвестно где, а теперь еще и единственную дочь приходится отправлять в логово Пожирателей смерти.

– Мам, пап, это Невилл, вы его, наверное, помните. Я вам много о нем рассказывала.

Мы вежливо улыбаемся друг другу и обмениваемся стандартными репликами, включающими в себя расспросы о здоровье моей бабушки. Интересоваться здоровьем членов их семьи я не рискую. Боюсь, миссис Уизли от такого вопроса просто разрыдается. Она и так едва сдерживается. А мне и Джинни все рассказать может.

– Мам, ну не переживай ты так, в самом деле! – преувеличенно весело восклицает Джинни. – Все будет в порядке, Невилл обо мне позаботится. Он сильный.

Мистер и миссис Уизли смотрят на меня с сомнением. Судя по всему, обо мне им рассказывала не только дочь, но еще и сыновья. Я мысленно прошу прощения у всех присутствующих, легко подхватываю Джинни на руки, чуть подбрасываю в воздух и ловлю. Она вскрикивает от неожиданности и тут же смеется весело – теперь искренне.

– Ну, я же говорю – сильный, – констатирует она, посмеиваясь, когда я ставлю ее на ноги.

– Надеюсь, не только физически, – добавляю я и при помощи нехитрого и очень полезного для общения с женщинами заклинания, которое почему-то не входит в школьную программу, извлекаю из палочки букетик орхидей и с легким поклоном протягиваю его миссис Уизли.

Миссис Уизли, которая с совершенно ошарашенным выражением лица наблюдала разыгранную мной сцену, неловко принимает цветы непослушными пальцами.

– Я позабочусь о вашей дочери, миссис Уизли, – твердо говорю я, глядя ей в глаза. – Обещаю вам.

– Спасибо, – тихо отвечает она, неуверенно улыбаясь.

Несколько минут мы просто стоим, переминаясь с ноги на ногу. Точнее, это я переминаюсь и внимательно за своими ногами слежу, а что делают они, не имею ни малейшего понятия. Мне неловко. Неловко потому, что это не моя семья, и я не имею права присутствовать при чем-то столь личном. И я действительно не люблю прощания, и из-за этого тоже неловко.

– Мам, ну хватит, отпусти уже меня, – раздается вскоре слабый голосок Джинни.

Подняв голову, я вижу, что мать прижала ее к себе так сильно, что, кажется, ей и дышать уже нечем, и поспешно отворачиваюсь, чтобы не смущать их еще больше. Мерлин, как же это все…

Наконец, Джинни не без помощи отца удается уговорить миссис Уизли отпустить ее. Слезы эта несчастная женщина уже не скрывает. Через силу, срывающимся голосом она дает дочери последние наставления: «Ни во что не ввязывайся», «ни с кем не спорь», «не зли Снейпа, даже если очень хочется». Джинни кивает, но я не думаю, что она собирается выполнять эти просьбы. Да и миссис Уизли, скорее всего, тоже это понимает. Мистер Уизли ни о чем не просит – только желает удачи. Нам обоим. Это правильно, она нам сейчас нужна. Не меньше, чем Гарри, наверное. Кто знает, чего ждать от этих Пожирателей. Лично я не жду ничего хорошего.

Попрощавшись с родителями Джинни, мы быстрым шагом, не оглядываясь, проходим через платформу и ныряем в первый попавшийся вагон. Найти свободное купе удается почти сразу – большинство учеников до последнего не отпускают родители. Я закрываю дверь, накладываю заглушающее заклинание, и мы с Джинни остаемся вдвоем.

– Как ты? – этот вопрос мы задаем друг другу одновременно.

Я предлагаю ей рассказывать первой и уточняю насчет Рона. Джинни накручивает на палец прядь волос и, хитро улыбнувшись, говорит:

– Рон совсем плох. У него, видишь ли, обсыпной лишай. Пожиратели… то есть, сотрудники Министерства, к нему даже приближаться не стали.

– Обсыпной лишай, говоришь? – усмехнувшись, уточняю я. – Где же он его подцепил?

– Ну, ты же знаешь Рона. Он такой неосторожный, – она горестно качает головой и вдруг безо всякого перехода сообщает: – А еще мы, наконец, избавились от упыря. Помнишь, я тебе говорила, что у нас на чердаке живет упырь?

Услышав это, я с трудом сдерживаю смех. Упырь, ну надо же! Воистину, даже самая неприятная и бессмысленная тварь может в итоге принести пользу! Интересно, а из Крэбба и Гойла можно пользу извлечь? Они ведь тоже неприятные и бессмысленные твари.

Больше ничего веселого Джинни мне, к сожалению не рассказывает. Сообщает о Табу, которое Волдеморт наложил на собственное имя, но это мне и без того известно. Зато я узнаю, что происходило с Гарри в июле, когда у меня был один из кошмарных приступов паники. Об этом Джинни говорит шепотом, почти вплотную прижавшись губами к моему уху. Здесь никого нет, но говорить вслух все равно как-то страшно. Мало ли что?

Джинни говорит сбивчиво и запинается через каждое слово. Еще бы – речь ведь идет о людях, которые ей дороги. А с двойниками придумано здорово. Страшно представить, как все могло бы закончиться, если бы не этот ход. Услышав о том, что произошло с Джорджем, я обнимаю Джинни и успокаивающе глажу по спине. Ничего. Это же близнецы – их так просто не возьмешь. Все равно будут смеяться.

И опять Снейп… Мерлин, я ведь знаю, знаю, что он мерзавец! И все равно, каждое лишнее подтверждение этого неоспоримого факта почему-то вызывает удивление и недоверие. Он что, на моих глазах должен кого-то убить, чтобы я начал испытывать только злость, как все нормальные люди?

Джинни между тем продолжает рассказывать. О том, как они с матерью ждали их, то и дело выбегая на улицу, с каким ужасом смотрели на пустые портключи, как друг за другом все возвращались – не совсем невредимые, но живые. Гермиона и Кингсли, мистер Уизли и Фред, Рон и Тонкс… Мерлин, как же это отвратительно – вот так ждать! А потом Билл и Флер с сообщением о смерти Шизоглаза Муди…

– Шизоглаз мертв, вот как… – бормочу я.

– Да, он… постой, а разве ты его знал? То есть настоящего?

– Не то, чтобы знал, но пару раз видел, когда был ребенком. Мои родители вместе с ним работали, поэтому бабушка тоже его знала. Жаль…

– Да…

Помолчав немного, Джинни продолжает. Теперь о свадьбе и нападении Пожирателей и сотрудников Министерства, которых уже невозможно отличить друг от друга. Впрочем, обо всем этом я знаю из письма МакГонагалл. Хорошо, что больше никто не погиб.

Джинни замолкает и смотрит в окно. Мне кажется, ее гложет что-то еще – не только воспоминания о страшных событиях лета, не только мучительная неизвестность. Я не задаю вопросов. Пусть сама расскажет, когда посчитает нужным.

Затем Джинни спрашивает, как прошло лето у меня. Ответить я не успеваю – дверь купе открывается и заходит Луна – как всегда, спокойная, почти безмятежная.

– Вот вы где! А я вас видела на платформе, но не успела окликнуть.

– Мы места хотели занять, – объясняю я. – Как у тебя дела?

– У меня хорошо, спасибо, – с легкой улыбкой сообщает она, усаживается напротив нас и аккуратно расправляет мантию. – А как вы?

– Нормально, – быстро отвечает Джинни, и я понимаю, что ей ужасно не хочется повторять все это еще раз. Слишком много эмоций. Да и подробности Луне знать ни к чему.

Тут дверь снова открывается – на этот раз за ней обнаруживается взволнованный Симус. Он торопливо здоровается и хлопается на сиденье рядом с Луной.

– Ты знаешь, как там Дин? – быстро спрашивает Джинни до того, как он успевает открыть рот.

– Да… то есть уже нет, – вздыхает Симус. – Мы с ним переписывались, но с тех пор, как его имя появилось в этом мерзком списке, письма приходить перестали.

– Почту проверяют, – замечает Луна.

– Да, знаю. Наверное, он просто боится писать. Но его имя все еще в этом списке, а значит, они до него не добрались. Только на это и остается надеяться.

Симус со злостью ударяет кулаком по сиденью и ругается вполголоса. Дин его друг, и, естественно, что он нервничает. Впрочем, в руки себя он берет довольно быстро и переходит к насущным вопросам:

– Что с Гарри? И почему нет Рона? И где Гермиона прячется?

Луна смотрит на нас с любопытством – ей тоже интересно обо всем этом узнать. Мы с Джинни переглядываемся. Я взглядом спрашиваю у нее разрешение и вкратце, без подробностей и деталей, ввожу их в курс дела, не забыв сообщить и о запрете на произнесение имени Волдеморта. Впрочем, Луна, как выясняется, уже знает. Откуда, интересно? Хотя чему тут удивляться…

– Дела… – тянет Симус, переваривая услышанное, и замечает, что мы, судя по всему, остались без старост.

Тут же выясняется, что значок получил не только я, но и Джинни тоже. Я даже не удивлен. Кто, если не она? Приятно, что МакГонагалл нам доверяет. И странно все-таки, что Снейп не стал возражать. Симус выглядит немного уязвленным, хоть и старается не подавать виду. Наверное, считает, что ему эта должность подошла бы больше. Луна, как обычно, невозмутимо, напоминает, что нам сейчас положено находиться в вагоне для старост.

– Не думаю, что вам стóит идти, – с сомнением говорит Симус. – Там, наверное, сейчас толпы слизеринцев.

– Вряд ли толпы, – возражает Джинни. – Максимум четыре человека, так что нас все равно больше.

Это звучит резонно, хотя слизеринцы, конечно, и весь факультет могут в вагон для старост притащить. Для массовки, так сказать. Но идти все равно нужно. Порядок есть порядок.

К головному вагону мы шагаем плечом к плечу, точнее головой к плечу, учитывая, что Джинни намного ниже меня ростом. На всякий случай крепко сжимаем палочки, но по дороге так и никого и не встречаем.

В вагоне для старост я, разумеется, еще ни разу не был. Посадочных мест здесь всего десять, да больше и не нужно. По две скамьи справа и слева и по центру – напротив них – скамья и стол для старост школы. На столе, свесив ноги, сидит Паркинсон, а рядом с ней топчутся ухмыляющиеся Крэбб и Гойл. Чуть поодаль стоят Малфой и светловолосая девушка, имени которой я не знаю. В отличие от своих приятелей, Малфой не ухмыляется, неуверенно вертит в руках палочку и настороженно поглядывает по сторонам, словно в любую минуту ожидает нападения. Падма, Энтони, Эрни и Ханна стоят рядом в проходе между скамьями.

– Наконец-то, Лонгботтом и Уизли изволили явиться! – приторным голосом произносит Паркинсон. – Вы настолько тупы, что все это время не могли найти дорогу?

– Нет, – спокойно отвечает Джинни. – Мы ждали, когда подействует зелье от тошноты, без которого на ваши гнусные рожи просто смотреть невозможно.

Кто-то из девушек – не знаю, Падма или Ханна, – весело фыркает, а Паркинсон спрыгивает со стола и делает шаг в нашу сторону, размахивая палочкой. Я выступаю вперед, загораживая Джинни, которая тоже поднимает палочку. Ребята расправляют плечи и принимают воинственные позы. Паркинсон, оценив перевес, останавливается.

– Значит так, – презрительно говорит она. – Раз все, наконец, в сборе, объясню ваши обязанности. Вы все, – небрежный кивок, – отвечаете за порядок на своих факультетах головой. В случае чего, отчитываться будете не перед своими деканами, – брезгливая гримаса, – а перед директором лично. Более того, он будет сам вызывать вас по мере необходимости. Снимать баллы вы можете с кого угодно, даже друг с друга, кроме студентов Слизерина, – самодовольная усмешка. – В остальном все по-прежнему. Вопросы есть?

– Да, есть один вопрос, – вежливо произносит Энтони. – Какой именно частью тела думал Снейп, когда назначал старостами школы тебя и Крэбба?

Тут только я замечаю, что у Крэбба на груди красуется такой же значок, как и у Паркинсон. В самом деле, странно… Крэбб – староста школы? Идиотизм какой-то. Назначение Малфоя я бы понял, но чтобы Крэбб… Хотя Малфои сейчас наверняка у Волдеморта в немилости, вот Снейп и не стал его поощрять. Но Крэбб? Других учеников, что ли, нет? Нотт хотя бы или Забини – все-таки не настолько тупы. Впрочем, пусть Снейп сам разбирается, раз ему так нравится.

– А меня больше интересует, – неожиданно нежным для его размеров голосом произносит Крэбб, – каким местом думала эта облезлая кошка МакГонагалл, когда назначала старостой Лонгботтома. От него толку, как от флоббер-червя.

– И даже от флоббер-червя больше толку, чем от вас двоих, – замечаю я, усмехаясь. Что-что, а оскорбления этого придурка меня ни капли не задевают. – И, кстати, вы палочки не за те концы держите.

Машинально они опускают глаза, чтобы проверить мои слова. Рефлекс. Выглядит это забавно, я снова усмехаюсь, и ко мне присоединяются все наши. Падма и Энтони так и вовсе покатываются со смеху.

– Ты… ты… – задыхается от возмущения Паркинсон, – я еще скажу профессору Снейпу, чтобы он тебе отработку назначил, он там с тебя три шкуры спустит!

– За что? – делано удивляюсь я. – За вашу милую слизеринскую доверчивость? Тут уж, скорее, вам достанется. Где это видано, чтобы змейки поддавались на провокации?

– Ну, хватит! Надоело! – кричит она. – Крэбб, Гойл, вам не кажется, что его пора поставить на место? Вам и палочки для этого не понадобятся.

Крэбб и Гойл выступают вперед, и ребята тоже, но я только качаю головой. Если в этом вагоне будет выпущено хоть одно заклинание, начнется бойня. И тогда пострадают все. А этого допускать никак нельзя.

– Первому, кто меня тронет, я сломаю руку, – спокойно предупреждаю я.

Крэбб и Гойл нерешительно замирают. При всей своей тупости они не могут не чувствовать, что я говорю серьезно.

– Да вы что, испугались его, что ли? – окончательно звереет Паркинсон. – Лонгботтома? Давайте, разберитесь уже с ним!

– Не надо! – неожиданно выкрикивает Малфой.

Странно, но именно этот выкрик побуждает Крэбба к действию. Опередив Гойла, он подскакивает ко мне и заносит кулак для удара. Но ударить не успевает. Я перехватываю его руку и резким движением выворачиваю запястье. Раздается хруст и Крэбб с воплем падает на колени, прижимая сломанную конечность к груди. Ну-ну. Не настолько это больно, по себе знаю.

Паркинсон даже не верещит. Просто открывает и закрывает рот, глядя то на меня, то на Крэбба. Малфой смотрит с ужасом и отступает назад, вцепившись в палочку мертвой хваткой. Девушка со значком старосты машинально хватает его за локоть, словно в поисках поддержки. Нашла, где искать. Наши тоже шокированы, но вида не подают.

– Ты спятил, Лонгботтом? – придя в себя, орет Гойл и помогает подняться своему приятелю. – Ты придурок, да я сейчас!.. – он угрожающе поднимает палочку.

– Сейчас мы отсюда уйдем, и вы нам мешать не станете, – громко, но спокойно говорю я и добавляю чуть тише: – Иначе переломов будет больше. И, да, это угроза.

Гойл переглядывается с Паркинсон. Нас шестеро, а их пятеро, да и Крэбба можно не считать. Ответ очевиден.

– Убирайтесь вон, – с ненавистью выплевывает Паркинсон. – И не думай, что это сойдет тебе с рук, Лонгботтом!

Я только усмехаюсь. К выходу из вагона нам приходится пятиться. Хоть слизеринцев я и напугал, поворачиваться к ним спиной все равно небезопасно. Могут и в спину чем-нибудь запустить, с них станется.

Когда я уже собираюсь закрыть дверь, Крэбб решает сказать последнее слово. Он делает резкий выпад в мою сторону и, морщась от боли, цедит сквозь зубы:

– Тебе не жить, Лонгботтом, ты понял, не жить! Я тебя уничтожу, раздавлю, заставлю валяться…

Где именно он заставит меня валяться, я, наверное, так никогда и не узнаю, потому что в этот момент Джинни резко захлопывает дверь. Я поворачиваюсь и встречаюсь с ее требовательным и удивленным взглядом:

– Ну, знаешь, Невилл…

Собственно, это все, что ей удается сказать. На лицах остальных ребят примерно такое же выражение. Они как будто даже напуганы. Нет, это просто невероятно! Уверен, что если бы я каким-нибудь заклинанием швырнул его на другой конец вагона и впечатал головой в стену, вызвав тем самым травму черепа, они бы только поаплодировали. Сломанное запястье по сравнению с этим – штука безобидная.

– Ну, знаю, – говорю я. – А что мне было делать? Если бы я магией воспользовался, представляете, что бы началось?

– Ты прав, конечно, – неохотно соглашается Падма, – но все равно – вот так хладнокровно…

– Я должен был разрыдаться? Ну, в самом деле, подумаешь, – перелом! Я тоже запястье ломал. И нос ломал, и ногу тоже.

– А ногу когда? – удивленно спрашивает Джинни.

– Еще в детстве, – отмахиваюсь я. – Дядя мне подножку поставил, и я с лестницы свалился. Он надеялся, что магия как-то себя проявит и смягчит падение, а я взял и самым наглым образом сломал ногу.

– Это шутка? – уточняет Ханна.

– Ага, шутка, – подтверждаю я. – Может, мы пойдем уже, пока наши заклятые друзья не вышли?

С этим предложением никто не спорит, и мы быстрым шагом уходим от этого проклятого вагона.

– Кстати, – вдруг говорит Энтони, – что за девчонка рядом с Малфоем стояла, кто-нибудь знает? Я ее, конечно, видел, но…

– Астория Гринграсс, – быстро отвечает Джинни. – С моего курса. А на вашем курсе учится ее старшая сестра.

Я спотыкаюсь, чуть не впечатавшись лбом в дверной косяк, и закусываю губу, чтобы не расхохотаться. Спятить можно! Повезло девчонке с именем, ничего не скажешь! Впрочем, вряд ли кому-то кроме меня оно может показаться смешным.

– Ага, Дафна, – кивает Падма, подозрительно покосившись на меня. – А как она вообще?

– Да никак. Спокойная. Самовлюбленная, как все слизеринцы. Но по сравнению с этой Паркинсон – и вовсе ангел.

Не слишком утешительно звучит. По сравнению с Паркинсон и миссис Норрис – ангел. Но эта девчонка действительно не производит впечатления человека, с которым могут быть серьезные проблемы. Правда, внешность обманчива. Главное, чтобы ее не слишком часто называли по имени в моем присутствии. А то ведь не сдержусь – попробуй тогда объясни, что меня так развеселило.

Мы возвращаемся в наш вагон все вместе. По дороге нас перехватывают Лаванда и Парвати, которым Падма тут же взахлеб рассказывает об эпизоде с Крэббом. В отличие от нее, произошедшее им кажется довольно забавным. Наверное, потому, что их там не было. Затем мы встречаем Сьюзен, а потом Терри и Майкла, и в наше купе вваливаемся уже солидной толпой. Симус и Луна, впрочем, не слишком удивляются.

Усесться нам удается не сразу – слишком уж много нас для одного единственного купе. Гениальное решение проблемы приходит в голову Джинни – недолго думая, она пихает меня в бок и с невозмутимым видом садится ко мне на колени. После того, как все окончательно перестают друг друга стесняться, мы некоторое время снова обсуждаем события лета. Кое-что приходится повторить еще раз. Эрни сообщает, что от Джастина, как и от Дина, тоже никаких вестей нет. Хорошо, хоть фамилии Криви я в списках пока не видел. Не представляю, как ему удалось бы спрятаться, да еще и с младшим братом. Возможно, Министерство просто не интересуют несовершеннолетние. Естественно, не обходится без обсуждения подробностей смерти Дамблдора. Хорошо хоть, никому ничего доказывать не приходится – виновность Снейпа и непричастность Гарри для всех очевидна.

– Галеоны у всех с собой? – спрашиваю я, когда обмен впечатлениями заканчивается.

Ребята кивают и хлопают по карманам.

– Я тоже полагаю, что АД необходимо реорганизовать, – солидно замечает Эрни.

– Может, прямо сегодня попробуем собраться и все обсудим? – предлагает Парвати. – А то здесь как-то не по себе…

– Ни в коем случае! – возражаю я. – Рано. Сначала нужно осмотреться. Тем более, сегодня я, вероятно, буду немного занят.

– А нечего было руки ломать, – фыркает Терри. – Эх, жаль, я этого не видел!

– Так когда мы соберемся, Невилл? – подает голос Луна.

– Сначала мне нужно кое-что сделать. А потом я дам вам знать.

– Почему ты? – немедленно спрашивает Майкл.

– Ну, хочешь, ты сообщи, – пожав плечами, говорю я. – Если считаешь, что сможешь быть уверен в том, что возле Выручай-комнаты не будут дежурить Пожиратели смерти, и что по дороге никто из нас не попадется.

– А ты можешь быть в этом уверен?

– Полагаю, что да.

Майкл смотрит на меня недоверчиво, но ничего больше не говорит.

– Невилл знает, что делает! – уверенно заявляет Джинни и скрещивает руки на груди, принимая такую воинственную позу, что возразить никто не решается. Некоторым людям, даже сидя на чужих коленях, удается производить нужное впечатление.

Остаток пути до школы важные темы мы больше не обсуждаем. Сидеть такой толпой в тесном помещении не слишком удобно – не знаю, как остальные, но я к концу поездки совсем перестаю чувствовать ноги. Джинни, конечно, легкая, но все же… Но несмотря на дискомфорт, никто не расходится. Наоборот, мы как будто стараемся держаться поближе друг к другу. Мне, впрочем, все равно. Я привык быть один. Но даже мне уходить никуда не хочется. Пусть и не в полном составе, но Армия Дамблдора – это свои, это единомышленники. Не друзья, но нечто очень на это похожее. Возможно, даже нечто большее. По дороге у меня случается очередной приступ головной боли. Теперь это происходит часто и, наверное, поэтому не так болезненно. Вспышка, а потом легкая мигрень, которая постепенно сходит на нет. Быть может, я просто привык.

На платформе к нам подходит Хагрид. Вопросов, к счастью, не задает – только горестно вздыхает и просит заходить хоть иногда. Зайдем, разумеется. Пока мы разговариваем с ним, мимо проходят слизеринцы. Косятся злобно, но ничего не говорят. Рука Крэбба забинтована – видимо, кто-то из них все же знаком с простейшими целительскими заклинаниями. Мы с ребятами решаем разбиться на маленькие группки – лучше не светиться такой толпой. Да и в одну карету все равно все не влезем.

В итоге едем мы втроем – Джинни, Симус и я. Симус всю дорогу цепляется к нам, пытаясь выяснить новые подробности истории о сломанной руке Крэбба, и утверждает, что завтра обо мне будет говорить вся школа. Ну да. С чего бы вдруг? Я же не Гарри, чтобы обо мне говорить.

Возле ворот парят дементоры – следовало этого ожидать. Теперь они, наверное, по всей школе порхать будут. Ну, по крайней мере, мы умеем их отгонять. Хорошо, что Гарри успел нас этому научить. О том, при каких обстоятельствах мне впервые удалось вызвать Патронуса, я стараюсь не думать. Проклятый Снейп!

Когда мы появляемся в Большом зале, головы всех присутствующих синхронно поворачиваются в нашу сторону. Точнее, в мою. Я успеваю заметить гаденькую усмешку Паркинсон, шокированное лицо МакГонагалл, недоверчивое – Спраут, и злобные физиономии брата и сестры Кэрроу – в жизни они еще страшнее, чем на фотографиях. А потом встречаюсь взглядом с ним.

Внутри что-то привычно замирает и вдруг резко обрывается. Я стараюсь смотреть ему в глаза, ведь этого я хотел, думая о возвращении в школу. Но ничего это не дает. Его глаза по-прежнему черные, как ночное безлунное небо, но выражение их абсолютно нечитаемо. Словно его и нет, этого выражения. Просто лед. Черный лед – и ничего больше.

– Лонгботтом, подойдите немедленно! – холодно требует он.

В несколько шагов я пересекаю Большой зал и подхожу к преподавательскому столу.

– Не дают покоя лавры Поттера, Лонгботтом? – язвительно цедит он. – Ваш Избранный трусливо сбежал, и вы решили занять вакантное место?

– Нет, сэр, – отвечаю я невозмутимо. – Перед трусливым побегом Гарри официально передал мне полномочия.

Над столами взлетает легкий смешок. Я обращаю внимание, что МакГонагалл тоже кусает губы, хотя вид у нее взволнованный.

– Пятьдесят баллов с Гриффиндора… – растягивая слова, говорит Снейп, – будут сняты в том случае, если они там вообще появятся. Что маловероятно.

Теперь смеются слизеринцы. Н-да, шутка века, ничего не скажешь. Можно подумать, кому-то из нас есть дело до каких-то там баллов. Даже старост они не беспокоят. Не зря же по дороге никто на эту тему так и не заговорил.

– А теперь, Лонгботтом, – продолжает он, – прямо сейчас отправляйтесь к моему кабинету и ждите там окончания церемонии. Об ужине можете забыть.

– Простите, профессор, под вашим кабинетом вы подразумеваете кабинет в подземельях или же кабинет профессора Дамблдора? – как можно вежливей уточняю я, делая акцент на последних словах.

– Под моим кабинетом я подразумеваю кабинет директора, Лонгботтом, – сухо отвечает он, даже не меняясь в лице, и подняв бровь, осведомляется: – Вы все еще здесь?

Мерлин, неужели можно быть настолько непрошибаемым! А мне ведь казалось, что человеческие чувства ему не чужды. Гениальный притворщик.

– Уже нет, профессор, – говорю я и, отвесив ему преувеличенно вежливый поклон, выхожу из Большого зала, ни на кого не глядя.

В коридорах тихо и безлюдно – разумеется, ведь даже призраки сейчас на церемонии. Я иду очень медленно, чтобы меньше пришлось ждать. Портреты провожают меня глазами и перешептываются, вероятно, пытаясь понять, почему я брожу по школе вместо того, чтобы уплетать ужин. Горгулья встречает меня злобным взглядом. Забавно, я ведь ни разу не был в кабинете директора. Был уверен, что и не придется. И почему мне кажется, что это далеко не в последний раз?

Я прислоняюсь к стене и прикрываю глаза. Думать ни о чем не хочется. А о том, что скоро я останусь наедине с ним – особенно. Желудок сводит от голода. Я ведь сегодня даже не завтракал – не хотелось. Хорошо бы Джинни удалось что-нибудь прихватить с ужина. Если, конечно, наш дражайший директор не проследит, чтобы она это не сделала.

Наконец, Снейп возвращается с церемонии распределения. Идет быстро, мантия, как обычно, развевается за спиной, и я невольно слежу за его движениями, пока он подходит к горгулье.

– Веритасерум, – произносит он, и стена раздвигается, открывая проход. – Заходите.

Ну да. Какой директор, такие и пароли. Правда, я ожидал что-нибудь вроде: «Смерть грязнокровкам!» или «Слава Темному лорду!», но зелье – тоже вариант. Я осторожно становлюсь на ступеньку, и лестница начинает двигаться вверх по спирали. От того, что Снейп стоит у меня за спиной, ужасно не по себе, и я мысленно уговариваю проклятую лестницу хоть немного ускориться. Такое ощущение, что она еле ползет, хоть голова и кружится.

Наконец, движение прекращается, Снейп толкает тяжелую дверь и пропускает меня вперед. Кабинет Дамблдора – ну не могу я называть его по-другому! – большой и просторный, по стенам развешаны портреты бывших директоров и директрис, которые с любопытством поглядывают на меня из-под полуприкрытых век. Дамблдор на своем портрете даже не шевелится – судя по всему, спит крепко. Письменный стол на когтистых лапах – в кабинете деда был очень похожий, а на полке за ним – Распределяющая Шляпа. На столе лежат пергаменты, чернильница, перья, какие-то приборы, а с краю стоит довольно большая сфера с мутной зеркальной поверхностью.

Снейп усаживается за стол и жестом указывает на кресло напротив. Вежливо-ироничное: «благодарю вас, профессор, но я постою» почему-то произнести не получается, я сажусь и смотрю на него в упор, стараясь не опускать глаза.

– Вы бьете все рекорды, Лонгботтом, – холодно произносит он. – Даже Поттеру не удавалось покалечить ученика до начала учебного года.

– Этого громамонта давно пора было покалечить, сэр, – ровным голосом отвечаю я.

– Не забывайтесь, Лонгботтом. Вы будете наказаны.

Тоже мне, новость! Я сдерживаю усмешку.

– Конечно, сэр.

– Сейчас вы отправитесь в хижину Хагрида и эту ночь проведете в его компании в Запретном лесу, – мрачно сообщает он и добавляет, ехидно ухмыляясь: – Равно как и все ночи на этой неделе.

Я изображаю возмущение, и его ухмылка становится еще шире. На самом деле, мне довольно трудно сдержать ликование. Отработка с Хагридом, ерунда какая! Да и зелье Бодрости я захватил, так что даже спать не буду. Жаль, только АД на этой неделе собрать вряд ли удастся. Ну, ничего, как раз успеем оценить обстановку. Да и ночь – не вечер, кое-что я вполне сумею предпринять.

– Да, сэр, – сквозь зубы цежу я, стараясь придать взгляду как можно больше негодования. Судя по его удовлетворенному виду, у меня это даже получается. Мерлин, ну как можно? Как можно быть таким… таким… – Я могу идти?

– Можете, – кивает он, – только учтите на будущее: еще одна подобная выходка, и вы так легко не отделаетесь. Лавры Поттера не для вас, Лонгботтом, и хорошо бы вам это запомнить.

– Запомню, сэр, – я встаю с кресла, разрывая зрительный контакт, и уже собираюсь уйти, но у дверей не выдерживаю и, не оборачиваясь, негромко спрашиваю: – Скажите, профессор, а вам кошмары не снятся? Или вы уже превратили их в свою противоположность?

Несколько секунд за моей спиной царит тишина. Затем я слышу его голос – ровный, холодный и лишенный какого-либо выражения:

– Еще одно слово, Лонгботтом, и срок вашей отработки увеличится до месяца.

Нет. Этого допустить нельзя. Тролль с ним, со сном, но ведь и времени совсем не останется. А оно мне необходимо. Не прощаясь, я выхожу из кабинета. Нужно заглянуть в гостиную и предупредить ребят, не то они искать меня начнут и тоже на отработку нарвутся. Заодно узнаю, что было на распределении.

Симус караулит меня возле прохода – разумеется, пароль ведь мне пока никто не сообщил.

– «Et tu, Brute»¹, – негромко произносит он, кусая губы, и я с трудом сдерживаю хохот. Однако МакГонагалл шутница!

Джинни, Лаванда и Парвати ждут в гостиной. Я рассказываю им об отработке, и они облегченно вздыхают. Видимо, тоже ожидали худшего. Как я и предполагал, ужин мне принесли. Вот только некогда сейчас есть.