Студопедия — Задача психологического обоснования наук о духе 6 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Задача психологического обоснования наук о духе 6 страница






Понимание наличности чувственного возбуждения во всяком сознательном жизненном состоянии также зависит от того, берем ли мы эту сторону душевной жизни во всей ее широте. Сюда в такой же мере, как удовольствие и неудовольствие, относится также одобрение и неодобрение, нравится ли что-либо или не нравится, и вся игра тонких оттенков чувств. Во всяком побуждении неотразимо действуют смутные чувства. Внимание направляется интересом, а последний представляет собою участие чувства, вытекающее из положения, в котором находится наше "я", и из отношений его к предмету.

При хотении образ, предносящийся воле, сопровождается чувством удовольствия; в нем, кроме того, часто заключается неудовольствие от настоящего состояния; двигателями его всюду являются чувства. Установить наличность чувственного возбуждения в нашем представляющем и мыслящем поведении труднее; но {103} при тщательном наблюдении оказывается возможным доказать и это. Правда, я не могу согласиться с широко распространенным учением о том, что всякое ощущение, как таковое, связано с некоторым чувственным тоном. Но каждый раз, когда в центр нашего внимания попадает простое и сильное ощущение, от него исходит также легкая чувственная окраска душевного состояния. Так как зрительным ощущениям присущ самый слабый чувственный тон, то вышеизложенное положение может считаться доказанным, если его удастся проверить в приложении к ним. Это доказательство вытекает из опыта, произведенного впервые еще Гете. Если мы будем рассматривать один и тот же пейзаж сквозь различно окрашенные стекла, то, хотя и в мало заметной степени, это придаст пейзажу совершенно различное настроение, в зависимости от различного влияния, оказываемого на наши чувства разными цветами. Влияние, оказываемое на жизнь наших чувств высотой звука или его тембром, много яснее; таково, например, действие трубы или флейты. Если перейти от этих чувств, являющихся носителями эстетических воздействий и познания, к чувствам, лежащим глубже и находящимся в близком отношении к самосохранению, то участие чувств окажется всюду горячее, а подчас даже и резким. Приведенные факты опровергают учение Гербарта, согласно которому чувства вытекают из отношений между представлениями. Когда ощущения вступают во взаимоотношения, из этого возникают новые чувства, как то видно на примерах чувства удовольствия, возникающего из созвучности, и неудовольствия – из диссонанса. Точно так же и мыслительный процесс, уже как деятельность внимания, сопровождается участием чувства в виде интереса. К этому присоединяется возбуждение чувств при задержке. Впечатления остроумия, проницательности, неожиданности {104} сочетаний, не говоря уж об очевидности и сознании противоречия, как неправильности, часто понимаются как чувства. Я склонен был бы сказать, что эти внутренние состояния сами по себе – не чувства, но что к очевидности неминуемо присоединяется удовлетворение, а к противоречию - неприятное чувство, сходное с дисгармонией. Так и созвучие в качестве состояния частичного слияния, хотя бы основного тона и октавы, является сначала состоянием представления, и лишь вторично для нашего понимания процесса в этом состоянии представления содержится приятное чувство сродства звуков.

Если мы обратимся, наконец, к рассмотрению вопроса о наличии волевой деятельности в психических процессах, то здесь доказательство в наименьшей степени удовлетворяет предъявляемым требованиям. Всякое чувство имеет тенденцию перейти в вожделение или отвращение. Всякое состояние восприятия, находящееся в центре моей душевной жизни, сопровождается деятельностью внимания; – благодаря ему я объединяю и апперципирую впечатления,– красочные пятна на картине становятся предметом. Всякий мыслительный процесс во мне ведется намерением и направлением внимания. Но и в ассоциациях, протекающих во мне как бы помимо воли, интерес определяет собою направление, в котором совершаются соединения. Не указывает ли это на то, что основу их составляет волевой элемент? Здесь, однако, мы попадаем в темные пограничные области: начала волевого – в длительных направлениях духа, и самодеятельного – как условия испытываемого давления или воздействия. Так как из настоящих описаний должен быть исключен всякий гипотетический элемент, то надо признать, что наличие волевой деятельности в психических процессах может быть доказано с наименьшей безукоризненностью. {105}

Но мы и общие состояния обозначаем именем чувства или волевого процесса, или представления. Это основано прежде всего на том, что такого рода общее состояние ~ мы всякий раз обозначаем преимущественно по той стороне его, которая попадает во внутреннее восприятие. В восприятии красивого пейзажа господствует представление; лишь при более тщательном рассмотрении я обнаруживаю состояние внимания, т. е. связанную с представлением волевую деятельность, причем все вместе проникнуто глубоким чувством наслаждения. Однако не одно это составляет природу такого рода общего состояния и подсказывает решение вопроса о том, назовем мы его чувством, волением или представлением. Дело идет не только о количественном соотношении различных сторон одного общего состояния. Внутреннее отношение этих различных сторон моего поведения, – как бы структура, в которой переплетаются между собой эти нити, – в чувственном состоянии иное, чем в состоянии волевом, а в этом последнем – иное, чем в представлении. Так, например, во всяком состоянии, где господствует представление, деятельность внимания и связанные с нею возбуждения сознания совершенно подчинены развитию представления; волевые движения целиком вошли в эти образования представляющей природы: они в них растворяются. Отсюда и возникает видимость чисто представляющего, свободного от воли, состояния. Волевой процесс, наоборот, обнаруживает совершенно иное соотношение между представляющим содержанием и волением, здесь дело идет о совершенно своеобразном соотношении между намерением, образом и будущей реальностью. Предметный образ здесь является как бы оком желания, обращенным на реальность.

Перейдем далее. В представляющих состояниях мы можем без помощи гипотез установить ряд между восприятиями, воспроизводимыми памятью представлениями {106} и словесными процессами мышления, причем члены этого ряда будут находиться между собою во внутренней связи. Точно так же мы можем без помощи гипотез описать связь, в которой сравниваются и взвешиваются мотивы, производится выбор, и целесообразно захватывающие друг друга процессы движения определяются решением воли. С одной стороны, прогрессирующее развитие интеллекта, вызываемое глубоко захватывающей силой общих узрений, с другой – прогрессирующая идеализация волевой деятельности, вызываемая воспитанием внутренних процессов и внешних движений, и представляющая в распоряжение воли все больше соединений внутренней деятельности с внешними движениями. Воля постоянно как бы подчиняет новых рабов служению своим целям. Но задача состоит в том, чтобы установить связь между обоими рядами. Один из них протекает от игры раздражений до отвлеченного мыслительного процесса или до внутренней художественной формировки, другой идет от мотивов до процесса движения. В жизненной связи оба ряда сопряжены между собою, и только исходя из этого их жизненная ценность становится вполне понятной: ее-то и надлежит уловить.

Задача – трудности чрезвычайной. Ибо именно то, что устанавливает связь между этими обоими членами и раскрывает их жизненную ценность, составляет наиболее темную часть всей психологии. Мы вступаем в действенную жизнь, не располагая ясным воззрением на это ядро нашего "я". Лишь сама жизнь позволяет нам постепенно догадываться о том, какие силы неустанно подталкивают ее вперед.

Через все формы животного существования проходит соотношение между раздражением и движением. В нем совершается приспособление животной особи к окружающей ее обстановке. Я наблюдаю, как ящерица пробирается вдоль ярко освещенной солнцем стены и в месте, {107} куда сильнее всего падают лучи, расправляет свои члены; я издаю звук, и она исчезает. Впечатления света и тепла вызвали ее на игру, прерванную восприятием, которое указывает на опасность. В данном случае инстинкт самосохранения у беззащитного зверька с необычайной живостью среагировал на восприятие целесообразными движениями, основанными на механизме рефлексов. Следовательно, впечатление, реакция и механизм рефлексов находятся между собою в целесообразной связи.

Попытаюсь выяснить природу этой связи. Внешние условия, в которых находится душевная жизнь, стояли бы лишь в причинной связи с изменениями этой жизни, и суждение о ценности их для изменчивости ее не могло бы возникнуть, если бы индивид был существом с одной только способностью представления. И во всех восприятиях, представлениях и понятиях такого представляющего существа не заключалось бы никакого повода для действий его. Ценность возникает лишь в жизни чувств и побуждений, и только в этой жизни заключается то, что связывает игру раздражений и смену впечатлений с силой произвольных движений, и что ведет от одних к другим. Смотря по реакции в жизни чувств и побуждений, вызываемой жизненными условиями, последние становятся задерживающими или споспешествующими. Смотря по тому, вызывают внешние условия в сфере чувств депрессию или подъем, из этого состояния чувств возникает стремление удержать или изменить данное состояние. Благодаря тому, что образы, доставляемые нашими внешними чувствами, или мысли, к ним примыкающие, связаны с представлениями и чувствами удовлетворения, полноты жизни и счастья, этими чувствами и представлениями вызываются целевые действия, направленные к приобретению благ, достижимых при их помощи. Если же эти образы и мысли связаны с чувствами и представлениями о страдании и задержке, {108} то возникают целевые действия, направленные к защите от возможного вреда. Удовлетворение побуждений, достижение и сохранение удовольствия, полноты и повышения жизни, защиты от всего давящего, принижающего и препятствующего: вот то, что объединяет игру наших мыслей и восприятий и наши произвольные действия в единую структурную связь. Пучок побуждений и чувств есть центр нашей душевной структуры, из которого, благодаря участию чувства, сообщаемого из этого центра игре впечатлений, последние доходят до внимания; так образуются восприятия и соединения их с воспоминаниями и рядами мыслей; к последним, в свою очередь, присоединяются подъем жизни или, наоборот, боль, страх, гнев. Таким образом, в движение приходят все глубины нашего существа. Именно отсюда возникают затем, – при переходе боли в тоску, тоски в желание, или при аналогичных переходах в другом ряду душевных состояний, – произвольные действия. И вот это-то и является решающим для всего изучения связи душевной структуры: переходы одного состояния в другое, воздействия, ведущие от одного ряда к другому, относятся к области внутреннего опыта. Структурная связь переживается. Потому что мы переживаем эти переходы, эти воздействия, потому что мы внутренне воспринимаем эту структурную связь, охватывающую все страсти, страдания и судьбы жизни человеческой, – потому мы и понимаем жизнь человеческую, историю, все глубины и все пучины человеческого. Кто по себе не знает, как осаждающие воображение образы внезапно вызывают сильнейшие желания, или как желание, борясь с сознанием величайших затруднений, все же подвигает на волевые действия? На примере подобных, или несколько иных конкретных связей, мы убеждаемся в существовании отдельных переходов и воздействий, – повторяется то одно, то другое соединение, {109} повторяется внутренний опыт, в переживании повторяется то одно, то другое внутреннее соединение, покуда вся структурная связь в нашем внутреннем сознании не становится заверенным опытом. И не одни только крупные части этой структурной связи находятся между собой в переживаемых внутренних отношениях: такие отношения доходят до сознания и в пределах этих членов. Я сижу в зрительном зале, на сцене Гамлет стоит перед тенью своего отца; как из живого участия, которое я в этом принимаю, путем последовательного перехода, вытекает напряжение внимания, этого я, как было изложено выше, воспринять непосредственно не могу, но в образе воспоминания я это могу схватить, и во всякий последующий момент могу вновь на себе испытать. Я связываю заключения в доказательство факта, сильно повлиявшего на мое жизненное чувство, и в этом объединении, заключающем от положения к положению, везде присутствует воздействие, как переход от предпосылок к заключительным положениям. Я подмечаю действующую силу в мотиве, подвигающем меня на какое-либо действие. Конечно, это подмечание, переживание, воспоминание не даст моему знанию этих связей того, что может дать научный анализ. Процессы или составные части могут войти в качестве факторов в связь, не вызывая отражения во внутреннем опыте. Но переживаемая связь является основой.

Эта душевная структурная связь есть в то же время связь телеологическая. Связь, клонящаяся к достижению полноты жизни, удовлетворения побуждений и счастья, есть связь целевая. Поскольку части в структуре связаны таким образом, что соединение их способно давать удовлетворение побуждениям и счастье или отклонять страдания, мы называем ее целесообразной. Больше того, характер целесообразности первоначально дан только в душевной структуре, и если мы и приписываем {110} целесообразность организму или миру, то мы лишь переносим на них понятие, взятое из внутреннего переживания. Ибо всякое отношение частей к целому приобретает характер целесообразности лишь исходя от реализованной в нем ценности, ценность же эта познается только в жизни чувств и побуждений.

Биология во многом перешла от этой субъективной имманентной целесообразности к целесообразности объективной. Ее понятие возникает из отношения жизни побуждений и чувств к сохранению индивида и рода. Отношение это представляет собой гипотезу, и труд, затраченный на претворение ее в истину, не привел пока к достаточным результатам. Но изложение мое было бы не полным, если бы я не упомянул здесь о ней, так как обсуждение ее ведет к расширению кругозора предлагаемого исследования. Можно вообразить организмы, кратчайшим путем приспособляющиеся к окружающей действительности. При появлении их на свет им присуще было бы уже достаточное знание того, что для них полезно, т. е. того, что способствует их сохранению. Знание это увеличивалось бы сообразно надобности и, исходя из него, они совершали бы соответствующие движения, необходимые для приспособления к окружающей среде. Подобного рода существа должны были бы уметь отличать пищу полезную от вредной, начиная с молока матери. Они должны были бы быть в состоянии правильно оценивать пригодность воздуха, которым дышат, начиная с первого вздоха. Им необходимо было бы обладать знанием того, какая температура поддерживает в них жизненные процессы. Им необходимо было бы также знание того, какого рода отношения к подобным им особям для них всего выгоднее. Очевидно, подобные существа должны были бы быть некоторого рода всезнайками. Однако, природа разрешила эту задачу со {111} значительно меньшей затратой средств. Живую особь она приспособила к окружающей ее обстановке, хотя и не прямым путем, но много бережливее. Знание о вреде и пользе внешних вещей, о том, что повышает и что понижает благосостояние живого организма, единообразно представлено во всем животном и человеческом мире чувствами радости и страдания. Наши восприятия составляют систему знаков для выражения неизвестных нам свойств внешнего мира: таким образом, и чувства наши являются знаками. Они также образуют систему знаков, а именно для рода и степеней жизненной ценности состояний Я и условий, воздействующих на это Я.

Указанное соотношение легче всего проследить на физических радостях и страданиях живого существа. Это – внутренние знаки состояния тканей, связанных с мозгом посредством чувствительных нервов. Как недостаточное питание, так и чрезмерная деятельность или разрушительные внешние влияния ведут к острым или хроническим страданиям. Приятные же телесные ощущения возникают вследствие нормального функционирования органов в живом теле, и притом тем сильнее, чем большее число нервных нитей участвуют в этом, и чем реже раздражение их. Отсюда следует также, что физическое удовольствие в смысле интенсивности всегда остается далеко позади сильной физической боли, – ибо нормальная деятельность никогда не может подняться настолько выше среднего уровня, насколько ее нарушение и разрушение может опуститься ниже нормы, до тех пределов, за которыми прекращаются ощущения и жизнь. Таким образом, пессимистическое учение Шопенгауэра о преобладании страдания в органической жизни в известной мере подтверждается фактами. Однако, телесные чувства представляют собой язык знаков несколько грубого и несовершенного {112} рода; прежде всего, они дают знать лишь о мгновенных воздействиях раздражения на ткань, а никак не о дальнейших последствиях. Непосредственное воздействие пищи на вкусовые органы не становится менее приятным от того, что в других частях тела она с течением времени вызывает вредные последствия и соответственно в известных частях нервной системы, как знаки этих последствий, подагрические боли.

Эта целесообразность телесных чувств находит продолжение в области духовных чувств, прежде всего постольку, поскольку с предвидением или неопределенным ожиданием телесных болей связывается тягостное духовное чувство, а с телесно приятным – духовное чувство удовольствия.

Значительно глубже идущую целесообразность выявляют могущественные побуждения, господствующие над животным, человеческим общественным и человеческим историческим миром. Среди них наиболее мощными являются три основных физических побуждения, основанных на рефлекторных механизмах. Можно утверждать, что крупнейшими силами морального мира являются голод, любовь и война; в них именно и проявляются сильнейшие побуждения: питания, полового влечения и заботы о потомстве и защиты. Таким образом, природа употребила сильнейшие средства для сохранения особи и рода. Рефлекторные механизмы дыхания, сердечной деятельности и кровообращения работают автоматически без всякого участия воли; наоборот, прием пищи, требующий выбора и овладения, совершается при помощи сознательного побуждения, сопровождаемого типическими чувствами голода, наслаждения едой и сытости, и способного производить отбор. Природа установила здесь горькое наказание, выражающееся в чувстве резкого неудовольствия, за вредное воздержание от еды; за правильный же прием пищи она {113} выдает премию в виде чувства удовольствия. Таким образом, она принудила людей и животных выбирать полезную для них пищу и овладевать ею даже при труднейших обстоятельствах. Не менее бурно, нежели инстинкт питания, выражаются половое влечение и забота о потомстве. Если первый служит для сохранения особи, то последние направлены к сохранению рода; и тут побуждение, желание, настроение находятся в телеологическом соотношении с целями природы. Столь же стихиен и могуществен и третий круг побуждений: защитных, связанных с рефлекторным механизмом. Форма у них двоякая. На вредные вмешательства они либо отвечают движениями, отражающими нападение, либо реагируют путем движений спасательного бегства. В животном мире с этими инстинктами связаны самые причудливые рефлекторные механизмы. Встречаются животные, выделяющие отвратительного запаха жидкость; другие притворяются мертвыми или же стараются испугать врага резким изменением своей внешности.

Моральное воспитание человечества основывается прежде всего на том, что в общественном порядке его эти всемогущие инстинкты подвергаются регулированию. Они совершают регулярную работу и получают соответственное удовлетворение; таким образом освобождается место для развития деятельности духовных побуждений и стремлений, возрастающих в рамках общества до чрезвычайной силы. Стремление к властвованию и развивающееся из него в истории культуры стремление к приобретению собственности основаны на природе самой воли. Ибо воля свободно развертывается лишь в сфере своей власти. Поэтому-то эти побуждения и все вытекающие из них отношения исчезнут, вопреки всяким мечтаниям, лишь вместе с самим человечеством. Они сдерживаются общественными чувствами, потребностью в общении, радостью от признания {114} со стороны остальных людей, симпатией, удовольствием от деятельности и результатов ее. Во всей этой обширной области духовных побуждений, стремлений и чувств, боль и радость всюду находятся в телеологическом соотношении на пользу особи и общества.

Такова гипотеза, благодаря которой биологическое рассмотрение расширяет субъективную имманентную целесообразность душевной и структурной связи, данной во внутреннем опыте, до объективной целесообразности. Вместе с тем она может служит примером того значения, какое имеет обсуждение гипотез для расширения горизонта описательной и расчленяющей психологии. Я вновь подбираю нить. Я показал, каким образом структура душевной жизни, связующая воедино раздражение и реагирующее на него движение, имеет свой центр в пучке побуждений и чувств, исходя из которых измеряется жизненная ценность изменений в нашей среде и производится обратное воздействие на него. Оказалось далее, что всякое понятие целесообразности и телеологии выражает лишь то, что содержится и испытывается в этой жизненной связи. Целесообразность вовсе не есть объективное природное понятие; оно лишь обозначает испытываемый в побуждении, удовольствии и боли род жизненной связи в животном или человеческом существе. Рассматриваемое изнутри биологическое единство жизни стремится воспользоваться условиями своей среды для достижения чувства удовольствия и удовлетворения побуждений. Рассматриваемое извне и с точки зрения вышеприведенной гипотезы, это единство со всеми его чувствами и побуждениями приноровлено к самосохранению и к сохранению вида. Объединение столь различных процессов представления, чувствования и воления в такого рода связь составляет структуру душевной жизни. Притом это соединение воедино столь разнородных {115} процессов устанавливается не на основании заключений, а является наиболее жизненным опытом, на какой мы вообще способны. Весь прочий внутренний опыт в нем уже заключен. Целесообразность есть переживаемое основное свойство этой связи, соответственно которому эта связь имеет тенденцию выявить жизненные ценности в удовлетворении и в радости.

Эту связь нашей душевной жизни, данную нам во внутреннем опыте, можно пояснить и подтвердить обзором ее нахождения и ее функций во всем животном царстве. Подобного рода обозрение имеет свою ценность, даже независимо от, – хотя и гипотетического, но почти неизбежного, – допущения развития, совершающегося в органическом мире.

Вся система животного и человеческого мира представляется развитием этой простой основной структуры душевной жизни в возрастающей дифференциации, увеличении самостоятельности отдельных функций и частей, равно как и в усовершенствовании их соединений между собой. При трудности истолкования душевной жизни животных это проще всего, так сказать, вычитывается в их нервной системе. Комочек протоплазмы, не обладающий ни нервами, ни мускулами, уже реагирует, однако, на раздражение. Если я приведу амебу в соприкосновение с твердой крупинкой, она выпустит части, которые растянутся, захватят крупинку и возвратятся обратно к главной массе. У гидры те же клетки являются вместе с тем носителями чувствительных и двигательных функций. У прелестных медуз, стаями плавающих в морских волнах, орган ощущения уже отделен от органа движения. Таким образом, в животном мире развитие идет по направлению к двум кульминационным точкам: одну из них составляют членистоногие, к ним принадлежат четыре пятых всех видов животных и над многообразием их форм {116} воздымаются высокоразвитые пчелы и муравьи. Другой кульминационный пункт – позвоночные, телесная организация которых присуща и нам. Тут налицо высокоразвитая нервная система; центральные части ее устанавливают и поддерживают весьма совершенную связь между чувствительными и двигательными нервами, и система эта является носительницей высокоразвитой душевной структуры.

Попытаемся теперь резюмировать наиболее общие свойства этой внутренней структуры душевной жизни.

Изначально и всюду, от элементарнейших до высших форм своих, психический жизненный процесс есть единство. Душевная жизнь не слагается из частей, не составляется из элементов; она не есть некоторый композитум, не есть результат взамен действующих атомов ощущений или чувств, – изначально и всегда она есть некоторое объемлющее единство. Из этого единства дифференцировались душевные функции, остающиеся, однако, связанными с их общей душевной связью. Факт этот, высшей степенью выражения которого является единство сознания и единство личности, решительно отличает душевную жизнь от всего телесного мира. Опыт этой жизненной связи просто исключает учение, согласно которому психические процессы представляют собою отдельные несвязанные репрезентации физической связи процессов. Всякое учение, идущее в этом направлении, вступает в интересах гипотетической связи в противоречие с опытом.

Указанная психическая внутренняя связь обусловливается положением жизненной единицы в окружающей ее среде. Жизненная единица находится во взаимодействии с внешним миром; особый род этого взаимодействия может быть обозначен с помощью весьма общего выражения, – (которое должно быть здесь лишь описанием факта, который в конечном итоге может {117} быть действительно раскрыт и затем описан лишь применительно к человеку, насколько это доступно нашему опыту), – как приспособление психофизической жизненной единицы и обстоятельств, при которых протекает ее жизнь. В этом взаимодействии совершается соединение ряда сенсорных процессов с рядом двигательных. Жизнь человеческая в наивысших ее формах также подчинена этому важному закону всей органической природы. Окружающая нас действительность вызывает ощущения. Последние представляют для нас различные свойства многообразных причин, лежащих вне нас. Таким образом, мы видим себя постоянно обусловленными, телесно и душевно, внешними причинами; согласно приведенной гипотезе, чувства выражают ценность воздействий, идущих извне, на наш организм и на нашу систему побуждений. В зависимости от этих чувств интерес и внимание производят отбор впечатлений. Они обращаются к определенным впечатлениям. Но усиленное возбуждение сознания, имеющее место во внимании, само по себе является процессом. Оно состоит только в процессах различения, отождествления, соединения, разделения, апперцепции. В этих процессах возникают восприятия, образы, а в дальнейшем течении сенсорных процессов – процессы мыслительные, благодаря которым данная жизненная единица получает возможность известного владычества над действительностью. Постепенно образуется прочная связь воспроизводимых представлений, оценок и волевых движений. С этого момента жизненная единица не предоставлена более игре раздражений. Она задерживает реакции и господствует над ними, она делает выбор там, где может добиться приспособления действительности к своим потребностям. И что важнее всего: там, где она эту действительность определить не может, она к ней приспособляет свои собственные жизненные {118} процессы и владычествует над неуемными страстями и над игрой представлений благодаря внутренней деятельности воли. Это и есть жизнь.

Третьим основным свойством этой жизненной связи является то, что члены в ней связаны между собою не так, что они могут быть выведены один из другого согласно господствующему во внешней природе закону причинности, т.е. закону о количественном и качественном равенстве причины и следствия. В представлениях не заключается достаточного основания для перехода их в чувства; можно вообразить существо, обладающее лишь способностью представления, которое в пылу битвы было бы равнодушным и безвольным зрителем собственного своего разрушения. В чувствах не заключается достаточного основания для перехода их в волевые процессы; можно вообразить то же существо, взирающим на происходящий вокруг него бой с чувством страха и ужаса, тогда как эти чувства не выливаются в защитные движения. Связь между этими разнородными, не выводимыми одна из другой составными частями, есть связь sui generis. Название целесообразности не разъясняет природы ее, а выражает лишь нечто, содержащееся в переживании душевной связи, и притом выражает его не полно, а лишь в концептивном сокращении.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

РАЗВИТИЕ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ

Вторая охватывающая связь, проникающая нашу душевную жизнь, дана нам в развитии последней. Если структура душевной жизни как бы простирается во всю ее ширину, то развитие проходит по длине ее. Поэтому в описательной психологии этому предмету полагалось бы отвести особую подробную главу, что и делалось часто в прежних, более уделявших места описанию, психологиях; здесь же достаточно будет указать на это дополнение к учению о структурной связи.

Оба рода связи обусловливают друг друга. Развитие человека нельзя было бы понять без проникновения в широкую связь его существования: больше того, исходной точкой всякого изучения развития является это постижение связи в развитом уже человеке, а также анализ его. Только здесь и дана зримая при ярком дневном свете и основанная на внутреннем опыте психолога действительность, между тем как относительно полумрака начального развития мы получаем лишь малодостоверные сведения путем эксперимента и наблюдения над детьми. С другой стороны, связь истории развития изъясняет связь структуры. Объединяя оба метода рассмотрения, описательная психология стремится дополнить {120} описание и анализ зрелого и законченного типа человека как бы общей биографией этого типа. Подобно этому мы и отдельного человека, как бы близок он нам ни был, можем вполне понять только узнав, как он стал самим собой.







Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 276. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕХНИКА ПОСЕВА, МЕТОДЫ ВЫДЕЛЕНИЯ ЧИСТЫХ КУЛЬТУР И КУЛЬТУРАЛЬНЫЕ СВОЙСТВА МИКРООРГАНИЗМОВ. ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОЛИЧЕСТВА БАКТЕРИЙ Цель занятия. Освоить технику посева микроорганизмов на плотные и жидкие питательные среды и методы выделения чис­тых бактериальных культур. Ознакомить студентов с основными культуральными характеристиками микроорганизмов и методами определения...

САНИТАРНО-МИКРОБИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОДЫ, ВОЗДУХА И ПОЧВЫ Цель занятия.Ознакомить студентов с основными методами и показателями...

Меры безопасности при обращении с оружием и боеприпасами 64. Получение (сдача) оружия и боеприпасов для проведения стрельб осуществляется в установленном порядке[1]. 65. Безопасность при проведении стрельб обеспечивается...

Устройство рабочих органов мясорубки Независимо от марки мясорубки и её технических характеристик, все они имеют принципиально одинаковые устройства...

Ведение учета результатов боевой подготовки в роте и во взводе Содержание журнала учета боевой подготовки во взводе. Учет результатов боевой подготовки - есть отражение количественных и качественных показателей выполнения планов подготовки соединений...

Сравнительно-исторический метод в языкознании сравнительно-исторический метод в языкознании является одним из основных и представляет собой совокупность приёмов...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.009 сек.) русская версия | украинская версия