Сказка о Знании.

Давным-давно в глухой лесной деревушке жил старый священник. Жил он очень скромно; в свободное от службы время ухаживал за маленьким огородиком, да растил приёмного сына Алёшку, в котором души не чаял. Трудная доля выпала Алёшке: не было ему ещё и пяти годков, как – не то по недогляду, не то по умыслу злому – заполыхала холодной осенней ночью их хата. Успел батька тогда Алёшку в окно выбросить, а вот мать с сестрёнкой старшей спасти не смог, да и сам уже из огня не вышел. Прильнул тогда малыш к подбежавшему священнику, замер у него на руках, а сам-то всё в огонь смотрит. На всю жизнь запомнил тогда священник багровый отблеск на застывшем лице под шапкой опалённых волос и языки пламени, пляшущие в чёрных, как уголь, глазах, распахнутых во всю ширь ночного неба. Видать, не только в глазах у несмышлёныша осталось это пламя, но – об этом рассказ ещё впереди.

… Впервые священник начал замечать Алёшкины странности, едва тому исполнилось семь. После той страшной ночи родных у мальчика не осталось, и священник, который своей семьи не имел, усыновил его. Почти год Алёшка молчал, с другими ребятами не общался, сидел дома и даже на улицу не бегал. Однако, постепенно ласка и сердечное тепло священника начали залечивать душевную рану, и мальчик всем сердцем полюбил приёмного отца. В то утро священник собирался идти к своему старому другу крестить его первенца.

– Не ходил бы ты, батя! – Алёшка как всегда был немногословен. – Чего время-то зря терять?

Священник, уже выходивший в сени, замер на пороге.

– Почему ты так думаешь?

– Просто знаю, и всё, – пожал плечами мальчуган, отвернулся и снова углубился в свои мысли.

Тревога тёмным пауком закопошилась в душе священника. Почудилось ему в бездонных Алёшкиных глазах жаркое дыхание той злополучной ночи. С нарастающим волнением он почти пробежал через всю деревню и постучал в дверь.

Открыла заплаканная мать.

– Горе у нас, батюшка! Сыночек-то наш помер под утро. Ночью задыхаться стал, хрипеть, посинел весь; мы – за лекарем. Глядь – а он уже и не дышит! Ой, горюшко-то!

… Как во сне возвращался домой священник. «Чего время-то зря терять?» – тихие Алёшкины слова набатом гудели у него в голове. Однако, придя домой, он справился со своими мыслями и не стал парня расспросами донимать – слишком уж хрупко было его душевное равновесие, слишком кровоточило ещё детское сердце.

С тех пор Алёшка начал подсказывать приёмному отцу, какое лучше принять решение в той или иной жизненной ситуации. Вернее, сам священник стал его чаще спрашивать и прислушиваться к его советам. Изредка мальчик заранее предупреждал об опасных случайностях, и, благодаря полному взаимному доверию, неприятностей удавалось избежать. Время от времени священник задумывался о природе такой необычной прозорливости ребёнка, но ответов на свои вопросы не находил и, в конце концов, просто принял её как должное. Правда, всё чаще мерещилось ему мерцание углей, догорающих где-то в глубине Алёшкиных глаз, и всё чаще осенял он себя крестным знамением, стараясь отвести необъяснимое наваждение.

… Прошли годы. Алёшке шёл уже тринадцатый год, и священник не мог нарадоваться на своего отзывчивого и трудолюбивого помощника. С радостью выполнял мальчик тяжёлую работу по дому, постепенно переложив большую её часть на свои худенькие плечи. Он быстро освоил грамоту, с увлечением прочитал те немногие книги, что были в доме, о многом расспрашивал своего приёмного отца, как губка, впитывая знания об окружающем мире. Но часто бывали минуты, когда он внезапно надолго замолкал, словно всматриваясь или вслушиваясь в какой-то иной мир, недоступный посторонним, и священник оставлял его наедине с собой, не вмешиваясь во внутреннюю жизнь мальчика.

Однажды эти минуты безмолвия затянулись как никогда. Долго не решался священник подойти к мальчику, а когда решился – дрогнуло его сердце и поднялась внутри глухая волна тревоги. Слёзы стояли в Алёшкиных глазах, и переливались в этих слезах зловещие багровые отблески. Ещё никогда – со времени той страшной ночи – Алёшка не плакал.

– Что с тобою, сынок? – тёплая рука священника ласково легла на взъерошенные волосы.

Алёшка молча подался вперёд, уткнулся носом в грудь приёмного отца и горько разрыдался.

– Мне страшно, батя! Скоро будет сильное наводнение. Если мы не скажем о нём – погибнут люди. Но если скажем – я потеряю тебя.

Не сразу дошли до священника беспощадность создавшегося положения и весь ужас выбора, который предстояло сделать мальчику. До сих пор он не задумывался, каким тяжёлым грузом ложился на того дар предвидения. И сейчас Алёшка, потерявший родных в буйстве стихии, разрывался между желанием помочь людям избежать той же участи и страхом ещё раз пережить утрату самого близкого человека. И склонился старый священник перед величием души ребёнка, вынужденного делать такой недетский выбор.

– Держись, малыш! – священник понимал, что он уже не в силах облегчить путь, предстоящий Алёшке, но ему хотелось сделать всё возможное, чтобы подготовить мальчика к этому пути. – Вспомни нашу жизнь. Вся она была направлена на служение людям. Разве не забыли мы про сон, когда в ненастную ночь нас позвали в соседнюю деревню на исповедь к умирающему? И разве ты не был со мною, когда мы встали на пути разбойников, вооружённые только Словом Господа да верой в Божью Справедливость? Помни, малыш, что жизнь имеет смысл только когда она нужна кому-то, кроме тебя самого. И смысл нашей жизни в том и состоит, чтобы отдать людям как можно больше душевного тепла, ибо отдавая свою любовь, получаем мы Любовь Бога. А если Любовь Бога поселилась в твоём сердце, ему уже ничего не страшно, потому что Сам Бог живёт в нём. Скажи, разве смогли бы мы с тобой жить спокойно ценой гибели людей, зная, что могли помочь им и не помогли? Как может Бог жить в сердце, которое не сделало всё для спасения ближних?

Просияло лицо Алёшки.

– Спасибо, отец, я понял. Скажи людям, что через неделю будет сильный дождь и деревню нашу затопит. Надо уходить в пещеры.

… Немалого труда стоило священнику убедить односельчан. К назначенному сроку жители собрали имущество и припасы, которые смогли унести, и укрылись в расселинах скалистой вершины холма неподалёку от деревни.

Потоки воды низвергались с неба трое суток без перерыва. Хлестали молнии, выл ветер; казалось, ничего живого уже не осталось на много вёрст вокруг. Жители деревни согревались заранее заготовленным топливом и молили Бога, чтобы этот кошмар поскорее закончился. И священник с приёмным сыном, который был всегда рядом, всеми силами старались вселить в души людей уверенность в благополучном исходе.

Радостно встретили жители выглянувшее солнце, но радость померкла, когда они увидели то, что ещё недавно было их родной деревней. Лишь кое-где торчали из воды крыши немногих уцелевших хат, всё остальное было сметено мутным бурлящим потоком. Деревню надо было строить заново.

И потекли тяжёлые будни. Среди людей, измотанных голодом и непосильной работой, поползли нездоровые слухи. Начали поговаривать, что их священник не иначе, как связан с самим Сатаной, раз тот заранее раскрыл ему свой злобный замысел. Всё больше и больше разъедал ядовитый червь недоверия людские души. Наконец, они собрались и решили призвать священника к ответу за все несчастья, которые обрушились на деревню.

… Все последние дни Алёшка ни на шаг не отходил от своего приёмного отца, зная о предстоящей разлуке. И, когда злобная толпа односельчан, вооружённая страхом и отчаянием, шла к дому священника, Алёшка рыдал у него на груди:

– Они убьют тебя, батя, убьют! Но за что? Ведь если бы не ты – они бы все погибли!

– Не плачь, сынок! Мужественно прими то, что не сможешь изменить. Ведь мы спасали этих людей не ради награды или благодарности. Вспомни, какой радостью светились их лица, когда выглянуло солнце. А сейчас их ведёт страх и невежество – главные враги человека. И победить их сможет только Любовь Бога, в сердце живущая. Пусть не пугает тебя то, что должно случиться. Просто ты уже вырос, и пришла пора для тебя начинать самостоятельную жизнь. Не смотри, что тело твоё ещё не окрепло, ведь духом ты крепче многих. Иди по жизни смело, ибо ноги твои уже стоят на стезе Того, Чью Любовь ты носишь в своём сердце. Не думай, что все люди на Земле темны и безжалостны. Ты всегда считал меня своим духовным отцом, но придёт срок – встретишь ты и Братьев по Духу. А обо мне не тревожься. Душа моя уже давно принадлежит Богу, и ничего не случится со мною без Его ведома. Если пришёл мой час – значит, заканчивается мой путь земных страданий. А ты уходи. Негоже тебе видеть то, что здесь сейчас будет. Твой путь ещё только начинается. И хоть мне не дано видеть будущее, но я верю, что придёт срок, и мы обязательно встретимся, если не на Земле, то в Царствии Небесном. Помни, что духом и сердцем своим я с тобою всегда. Иди, сынок, и да будет светла твоя дорога!

… Что было потом – Алёшка уже не видел. Знал он, что закончится в этот день земной путь его приёмного отца, наставника и друга. Не будем смотреть и мы на эту омерзительную сцену убийства озверевшей толпой своего спасителя, до последнего мига молившего Бога о спасении их душ. Мы не знаем, как сложилась дальнейшая судьба жителей деревни, но вряд ли они обрели своё счастье. А вот последнее пожелание старого священника исполнилось. Светел был путь Алексея – путь истинного Воина Господа. Шёл он дальше и дальше по земле Русской, передавая людям крупицы знаний из Мира Надземного, отражённые кристаллом Божественной Любви, растущем в его сердце. И уже не гасло пламя в глубине его глаз, но горело ровным, немеркнущим Светом, обогревающим каждого, кто нуждался в душевном тепле.