Глава 1. Бронированные армады генерала Зигмунда Листа, рванувшись на север, с обеих сторон обошли жемчужину польских городов Краков

 

Бронированные армады генерала Зигмунда Листа, рванувшись на север, с обеих сторон обошли жемчужину польских городов Краков. Случилось это 6-го сентября 1939 года. И для Оскара Шиндлера, прибывшего вслед за ними, город стал на последующие пять лет убежищем, его устричной раковиной. Национал-социализм решительно разочаровал его всего через месяц, но он не мог не признать, что Краков с его железнодорожным узлом и пока еще достаточно скромной промышленностью станет бурно развиваться при новом режиме. И в его пределах он больше не будет простым коммивояжером. Теперь он станет подлинным магнатом.

Далеко не просто разыскать в истории семьи Шиндлеров происхождение тех импульсов, которые побудили его предпринять эту беспримерную операцию по спасению сотен людей. Он родился 28 апреля 1908 года в Австро-венгерской Империи Франца-Иосифа, в холмистой моравской провинции древней австрийской империи. Местом его рождения был промышленный город Цвиттау, куда в силу некоторых коммерческих интересов предки Шиндлеров перебрались из Вены еще в начале шестнадцатого столетия.

Герр Ганс Шиндлер, которого вполне удовлетворял миропорядок империи, считал себя австрийцем и говорил по-немецки в застольях, по телефону, в деловых взаимоотношениях, а также в минуты нежности. Тем не менее, когда в 1918 году герр Шиндлер и члены его семьи выяснили, что стали гражданами Чехословацкой республики Масарика и Бенеша, данное открытие отнюдь не расстроило отца и, уж конечно, его десятилетнего сына. Гитлер ребенком и тем более во взрослом возрасте мучительно переживал разрыв мистического единства Австрии и Германии и их политическое разделение. Даже тень подобных неврозов не омрачала детство Оскара Шиндлера; у него и в мыслях не было, что он, мол, лишен некоего наследства. Чехословакия оказалась такой уютной мирной республикой, подобной яблоку, запеченному в тесте, что немецко-говорящая община обрела в ней вполне достойное место, при том, что времена Депрессии и кое-какие глупости со стороны правительства и внесли определенные осложнения.

Цвиттау, родной город Оскара был небольшим, покрытым угольной копотью городком на южных отрогах горного хребта Есеник. Окружающие его холмы хоть и были изуродованы промышленностью, но все же частично сохранили былую растительность и радовали глаз лиственными деревьями, елями и соснами. Община немецко-говорящих Sudetendeutschen организовала немецкую начальную школу, которую и посещал Оскар. Здесь же он прошел и курс реальной гимназии, из которой предполагалось выпускать людей точных наук - для работы в шахтах, на производстве, в гражданской службе. Они должны были способствовать промышленному развитию района. У самого герра Шиндлера был завод сельскохозяйственного оборудования, и планировалось, что образование Оскара позволит ему унаследовать семейное дело.

Семья Шиндлеров была католиками. Как и семья молодого Амона Гета, который к тому времени тоже завершил курс наук и готовился к экзаменам на аттестат зрелости в Вене.

Мать Оскара Луиза соблюдала религиозные требования со всей присущей ей энергией, и все воскресенье ее одеяния благоухали запахом ладана, облака которого поднимались к сводам церкви Святого Мориса во время мессы. Ганс Шиндлер относился к тем мужьям, которые запросы религии полностью перепоручали попечению женщин. Ганс отдавал предпочтение коньяку; он любил посидеть в кофейнях. Этого добропорядочного монархиста, господина Ганса Шиндлера неизменно окружала атмосфера теплого дыхания дорогих напитков, хорошего табака и склонности к радостям земным.

Семья жила в современной вилле с собственным садом по другую сторону промышленного района города. В семье было двое детей - Оскар и его сестра Эльфрида. О том, как обстояли дела в самом доме нам неизвестно почти ничего, кроме самых общих расхожих представлений. Мы знаем, например, что фрау Шиндлер расстраивалась из-за того, что сын, подобно отцу, был не очень ревностным католиком.

Но жизнь семьи ничем не омрачалась. Из того немногого, что поведал сам Оскар о своем детстве, ясно, что темных воспоминании по себе оно не оставило. Сквозь ветви елей в саду пробивался солнечный свет. К исходу короткого лета поспевали сливы. Начиная с июня он лишь изредка ходил к мессе, возвращение домой отнюдь не было отягощено сознанием грехов. Он выгонял на солнышко из гаража машину отца и начинал копаться в ее двигателе. Или же, расположившись на крылечке у заднего входа в дом, он разбирал карбюратор мотоцикла, изготавливаемого своими руками.

У Оскара были еврейские друзья из средней еврейской буржуазии, чьи родители тоже посылали их учиться в немецкую школу. Дети эти относились не к провинциальным ашкенази - странным ортодоксам, говорившим только на идише. Дети еврейских бизнесменов говорили на нескольких языках и весьма вольно относились к ритуальным обычаям. Именно в такой еврейской семье по другую сторону долины, в Бескидских горах, незадолго до того, как в среде солидных немецких бюргеров появился на свет Ганс Шиндлер, родился Зигмунд Фрейд.

Последующие поступки Оскара берут свое начало в воспоминаниях детства. Молодому Оскару приходилось защищать еврейского мальчика, подвергавшегося нападкам по пути домой из школы. Нет оснований с уверенностью утверждать, что так все и было, тем более, что один еврейский ребенок, избавленный от необходимости хлюпать разбитым носом, еще ничего не доказывает. Ибо сам Гиммлер сетовал, выступая перед своими штурмовиками, что у каждого немца есть еврейский приятель.

«Еврейский народ должен быть уничтожен, - утверждал каждый член партии. - Да, такова наша программа: полное избавление от евреев, их поголовное уничтожение, о чем мы и позаботимся». Что они старательно и претворяли в жизнь - восемьдесят миллионов добропорядочных немцев, у каждого из которых был в друзьях один порядочный еврей Конечно, все остальные сущие свиньи, но вот этот-то единственный самый что ни есть первостатейный.

Пытаясь найти истоки последующего энтузиазма Оскара, который рос под сенью идей Гиммлера, мы встречаемся с соседом Шиндлеров, жившим дверь в дверь с ними с либеральным раввином, доктором Феликсом Кантором. Рабби Кантор был учеником Абрахама Гейгера, сторонника либеральных взглядов на иудаизм, который считал, что быть немцем и в то же время евреем не преступление, а скорее, добродетель. Рабби Кантор отнюдь не был ограниченным провинциальным схоластом. Он носил современную одежду и обиходным языком в доме был немецкий. Место своего богослужения он называл храмом, а не старомодным именем «синагога». Его святилище посещали еврейские врачи, инженеры и владельцы текстильных предприятий в Цвиттау. Во время поездок они рассказывали другим бизнесменам: «Наш рабби - доктор Кантор; он пишет статьи не только для еврейских журналов в Праге и Брно, но и для ежедневных изданий».

Два сына рабби Кантора ходили в ту же самую школу, что и сын его немецкого соседа Шиндлера. Оба мальчика отличались блестящими способностями и в свое время должны были стать двумя из немногих еврейских профессоров Немецкого университета в Праге. Эти два стриженных ежиком вундеркинда в коротких по колено штанишках носились, болтая по-немецки, по саду Летом. Они играли в салки с детьми Шиндлеров, гоняясь друг за другом. И наблюдая, как они мелькают меж стволов деревьев, доктор Кантор размышлял, что все развивается, как предсказывали и Гейгер, и Гретц, и Лазарус, и другие немецко-еврейские либералы девятнадцатого столетия. Мы ведем достойное светское существование, нас тепло принимают наши немецкие соседи - мистер Шиндлер даже позволяет себе в нашем присутствии ехидные реплики о чешских чиновниках. Мы занимаемся светскими науками и истолковываем Талмуд в применении к сегодняшним дням. Мы принадлежим к двадцатому столетию, являясь в то же время наследниками традиций древнего народа. Мы ни на кого не нападаем и никого не оскорбляем.

Позже, в середине тридцатых годов, рабби пришлось пересмотреть свои полные благодушия оценки и в конце концов прийти к выводу, что его сыновьям никогда не получить докторские степени в среде национал-социалистов, как бы хорошо они ни говорили по-немецки. Стало совершенно ясно, что ни точные науки двадцатого столетия, ни гуманитарные дисциплины не смогут уберечь евреев в той мере, как звание раввина, которое еще признавали новые немецкие законодатели. В 1936 году Канторы перебрались в Бельгию. И Шиндлеры никогда больше не слышали о них.

Раса, кровь и почва - эти понятия мало что значили для подрастающего Оскара. Он был одним из тех ребят, для которых мотоцикл заменял весь мир. Да и его отцу по духу своему механику - казалось, нравилась тяга мальчишки к стремительной могучей машине. В последний школьный год Оскар носился вокруг города на красном «Галлони» мощностью в 500 кубиков. Его школьный приятель, Эрвин Трагач, с невыразимым удовольствием смотрел, как красный «Галлони» летает по улицам городка, привлекая внимание прохожих на площади. Как и гениальные отпрыски Кантора, это явление было по-своему уникальным. Не только единственный «Галлони» в Цвиттау, не только единственный итальянский мотоцикл на 500 кубиков в Моравии, но, скорее всего, единственная подобная машина во всей Чехословакии.

Весной 1928 года, в последние месяцы возмужания Оскара и накануне того самого лета, когда ему предстояло влюбиться и принять решение стать женатым человеком, он явился на городской площади обладателем «Мото-Гуцци» на 250 куб.см, владельцами которых на всем континенте, кроме Италии, было еще только четыре человека и все четверо считались гонщиками мирового класса Гейслер, Ганс Винклер, венгр Джое и поляк Колачковский. Несомненно, кое-кто из горожан качал головой и говорил, что герр Шиндлер явно портит мальчишку.

Но для Оскара это лето было самым приятным и самым невинным. Мальчишка в плотно облегающем голову кожаном шлеме на ревущем «Мото-Гуцци» гонялся по трассам в горах Моравии, выступая против команды местной фабрики. Политика совершенно не занимала его: он был достойным сыном из семьи, для которой самым ярким политическим жестом явилась зажженная в память Франца-Иосифа свеча. Он был счастлив, а за пределами этих поросших сосняком склонов его ждал неудачный брак, экономический крах, семнадцать лет смертельно опасных политических игр. Но грядущее знание еще не отложило свой отпечаток на лицо гонщика, который только щурился от ветра, бьющего в глаза на большой скорости - он был еще молод, он еще не был профессионалом, все победы и потери еще только ждали его, и он был уверен, что лучшие призы еще впереди, потому что как гонщик он будет только побеждать.

Его первая серьезная гонка должна была состояться в мае, на горной трассе между Брно и Собеславом. Это было соревнование высшего класса и, по крайней мере, дорогой игрушке, которую преуспевающий герр Шиндлер подарил своему сыну, не пришлось ржаветь в гараже. На своем красном «Мото-Гуцци» он пришел третьим за двумя «Терро», которые были оснащены английскими моторами «Блекберн».

Для участия в следующем соревновании ему пришлось уехать подальше от дома в район Алтфатера, в горы на границе Саксонии. Здесь же был чемпион Германии в классе до 250 кубических сантиметров Вальфрид Винклер и его старый соперник Курт Хенкельман на ДКВ с водяным охлаждением. Участвовали все гонщики из Саксонии - Горовитц, Кохер и Кливар; были еще несколько машин «Терро» с теми же английскими двигателями и несколько «Ковентри-Игле». Считая и машину Оскара Шиндлера, в гонке участвовали еще три «Мото-Гуцци», а также настоящие звери из класса в 350 кубиков и просто хищники «БМВ» из класса 500 куб.см.

Это был едва ли не лучший день в жизни Оскара, полный ничем не омраченного счастья. На первых же кругах он безоговорочно вошел в число лидеров и теперь оставалось только ждать развития событий. Через час Винклер, Хенкельман и Оскар оставили горы Саксонии у себя за спиной, а остальные «Мото-Гуцци» сошли с дистанции из-за каких-то механических поломок. Как Оскар и предполагал, на предпоследнем круге он обошел Винклера и в гуле горячего гудрона, в мелькании сосен по обочинам перед ним замаячила победа, которая должна была положить начало его карьере выдающегося гонщика и позволить ему вести жизнь, полную странствий.

Завершая круг, который, по его мнению, был последним, Оскар обошел Хенкельмана, двух ДКВ, пересек линию и сбросил скорость. Должно быть, судьи что-то спутали, ибо толпа радостно возликовала, решив, что гонка завершена. Но к тому времени Оскар уже понял, что это не так - и что он сделал типичную для любителей ошибку - но Вальфрид Винклер и Мита Выходил обошли его, и даже уставший Хенкельман смог вытолкнуть его с третьего места.

Тем не менее, дома его приветствовали. С технической точки зрения, он уступил лишь лучшим гонщикам Европы.

Трагач предположил, что причина, по которой кончилась карьера Оскара как гонщика, носила экономический характер. Догадка была верна. Этим летом, после всего полутора месяцев ухаживания, он спешно женился на дочке фермера, потеряв расположение отца, который к тому времени был и его работодателем.

Девушка, на которой он женился, была родом из деревни к востоку от Цвиттау. Она получила образование в монастырской школе и обладала качествами, которые восхищали его в собственной матери. Ее овдовевший отец был не столько крестьянином, сколько фермером, получившим хорошее воспитание. Во время Тридцатилетней войны его австрийским предкам удалось пережить бесконечные кампании, мор и чуму, опустошавшие плодородные земли. Через три столетия, в преддверии новой эры, полной риска и опасностей, его дочь заключила необдуманный брак с несформировавшимся мальчишкой. Ее отец был разочарован столь же глубоко, как и отец Оскара.

Гансу не понравился выбор сына, ибо он видел, что Оскар женился по его, Ганса, неудачному образцу. Чувственный муж, мальчишка с неустановившимся характером, он слишком рано решил обрести в жизни мир и покой при помощи неискушенной, грациозной девушки, смахивающей по своим взглядам на монахиню.

Оскар встретил Эмили на какой-то вечеринке в Цвиттау. Она приехала в гости к своим друзьям, родом из той же деревни Альт-Монштейн. Оскар, конечно, знал эти места, где он продавал трактора.

Когда в приходской церкви Цвиттау было объявлено о бракосочетании, кое-кто, посчитав, что пара совершенно не подходит друг к другу, стал искать иные мотивы брака, кроме любви. Их предположения можно было понять, потому что этим летом предприятие Шиндлера оказалось в трудном положении, ибо оно продолжало производить трактора с паровым двигателем того типа, который переставал пользоваться спросом у фермеров. Большую часть своего заработка Оскар вкладывал обратно в дело, а тут - вместе с Эмили - к нему пришло приданое в полмиллиона рейхсмарок, солидный капитал с любой точки зрения, который должен был заметно облегчить его положение. Тем не менее, подозрения и слухи не имели под собой оснований ибо этим летом Оскар был всецело в плену страсти. Но поскольку отец Эмили не имел никаких оснований считать, что мальчишка утихомирится и будет хорошим мужем, он выплатил лишь часть полумиллионного наследства.

Сама же Эмили была только рада покинуть наскучившую ей деревню и выйти замуж за симпатичного Оскара Шиндлера. Ближайшим другом ее отца неизменно был нудный приходской священник, и Эмили выросла, разливая им чай и слушая их наивные разговоры о политике и теологии. Если мы по-прежнему будем искать какие-то связи с еврейской средой, то и в детстве Эмили они имели место - это был деревенский доктор, который пользовал ее бабушку, и Рита, внучка владельца магазина Рейфа. Во время одного из своих посещений фермы приходской священник сказал отцу Эмили, что с точки зрения принципов католицизма не очень хорошо, что ребенок водит дружбу с евреями. Набычившись, полная детского упрямства, Эмили отказалась следовать эдикту священника. Дружба длилась до того дня 1942 года, когда местный нацистский чиновник пристрелили Риту перед магазином.

После женитьбы Оскар и Эмили расположились в квартире в Цвиттау. Для Оскара тридцатые годы стали эпилогом его блистательной ошибки на трассе Алтфатера летом 1928 года. Он отбыл военную службу в чехословацкой армии, и хотя она предоставила ему возможность ездить на машине, он понял, что ненавидит военную жизнь - не из соображений пацифизма, но из-за тех неудобств, которые она доставляет. Вернувшись домой, он не уделял внимания Эмили по вечерам, допоздна засиживался в кафе, подобно холостяку и заговаривая с девушками, которые ничем не напоминали добродетельных монахинь. Семейное предприятие обанкротилось в 1935 году, и в том же году его отец оставил фрау Луизу Шиндлер и снял себе квартиру. Оскар возненавидел его за этот поступок и, когда заходил на чай к теткам, то поносил Ганса, а порой, даже в кафе, произносил речи относительно предательства своего отца по отношению к порядочной женщине. Похоже он был слеп и совершенно не видел сходства между своим сомнительным браком и распавшимся браком отца.

Поскольку он уже обрел хорошие деловые связи, да и в силу постоянного хорошего расположения духа, умения предлагать товар и пить не пьянея, даже в самом расцвете эпохи Депрессии он получил работу заведующим торговым отделом «Моравиан Электротекник». Головная контора находилась в мрачной столице провинции, в Брно, и Оскар курсировал между Брно и Цвиттау. Ему нравилась постоянные разъезды. Он уже наполовину добился исполнения той цели в жизни, которую поставил себе, обойдя Винклера на трассе в Алтфатере.

Когда его мать умерла, он сразу же вернулся и на похоронах стоял рядом со своими тетями, своей сестрой Эльфридой и женой Эмили по одну сторону могилы, в то время, как предавший покойную Ганс находился в одиночестве - не считая, разумеется, приходского священника - в голове гроба. Кончина Луизы освятила неприязнь между Оскаром и Гансом. Оскар не мог понять (это доступно только женщинам), что, в сущности, и он, и Ганс были двумя братьями по несчастью, разделенные случайным отцовством.

Во время похорон Оскар нацепил Hakenkreutz, эмблему партии судетских немцев Конрада Гейнлейна. Ни Эмили, ни его тети не одобрили выбор, но и не приняли его слишком близко к сердцу - в этом году все молодые чешские немцы украсили себя такими значками. Только социал-демократы и коммунисты отказывались от подобных эмблем и не записывались в партию Гейнлейна, но, видит Бог, Оскар не был ни социал-демократом, ни коммунистом. Оскар был торговцем. Все должно идти своим чередом, и когда вы оказываетесь в среде немецких предпринимателей с таким значком на лацкане, вы получаете заказ.

Но хотя его книга заказов была заполнена до предела, и он не успевал записывать новые, Оскара так же в эти месяцы 1938 года, незадолго до того, как германские дивизии вошли в Судеты - не покидало ощущение, что грядет резкий поворот истории, и он испытывал искушение вступить в партию.

Каковы бы ни были мотивы, заставившие его подумывать о присоединении к Гейнлейну, как только немецкие дивизии вошли в Моравию, он испытал мгновенное разочарование в национал-социализме, столь же быстрое, как разочарование в браке, последовавшее после женитьбы. Похоже, он предполагал, что силы вторжения помогут основать некую братскую Судетскую республику. Позже он говорил, что был поражен обращением с чешским населением, захватом имущества, принадлежащего чехам. Его первый акт сопротивления, о котором есть документальное свидетельство, последовал очень рано, в преддверии мирового конфликта, и нет оснований сомневаться - протекторат Богемии и Моравии, провозглашенный Гитлером в замке Градчаны в марте 1939 года, неприятно поразил его первыми же проявлениями тирании.

Но помимо этого, два человека, чьи мнения он уважал больше всего - Эмили и прохладно относящийся к нему ее отец - не воспринимали все происходившее как час неудержимого нашествия тевтонов и оба уверенно утверждали, что успехи Гитлеру не светят. Их мнение носило не особенно обоснованный характер, как, впрочем, и точка зрения Оскара. Эмили просто считала, что человека, объявившего себя живым Богом, ждет кара. Герр Шиндлер-старший, чья точка зрения стала известна Оскару от тетки, апеллировал к основным историческим принципам. Неподалеку от Брно текла река, на берегах которой Наполеон одержал свою знаменитую победу при Аустерлице. Ну и какая судьба постигла триумфатора Наполеона? Он стал никем, выращивая картошку на островке, затерянном в Атлантике. То же самое ждет и этого типа. Ты идешь к цели, пользуясь не столько жестким канатом, считал герр Шиндлер-старший, сколько упругой пружиной. И чем сильнее ты сжимаешь ее, тем мощнее тебя отбросит в начальную точку. Этому герра Ганса Шиндлера научила жизнь, неудачный брак и экономический крах.

Но, скорее всего, его сын Оскар не был открытым противником новой системы. Как-то осенним вечером молодой герр Шиндлер посетил прием, устроенный в санатории в холмистой местности под Остравой, недалеко от польской границы. Хозяйкой была управляющая санаторием, клиент и приятельница Оскара, которую он как-то встретил в пути. Она познакомила его с представительным немцем по имени Эберхард Гебауэр. Они завели разговор о бизнесе, о действиях, которые могут предпринять Франция и Англия, а также Россия. Затем, прихватив с собой бутылку, они удалились в соседнюю комнату, чтобы, как выразился герр Гебауэр, могли поговорить более откровенно. Здесь Гебауэр представился офицером разведывательной службы «Абвер» адмирала Канариса и осведомился у своего собутыльника, не хочет ли он воспользоваться возможностью поработать на иностранный отдел абвера. У Оскара были счета и деловые интересы по ту сторону границы в Польше, по всей Галиции и Верхней Силезии. Согласен ли оказать он содействие абверу, ведя военную разведку в данном регионе? Гебауэр сказал, что он знает от их общей приятельницы, хозяйки заведения, что Оскар умен и общителен. Обладая такими качествами, он может принести пользу, сообщая не только о промышленных и военных объектах в данном районе, но и о тех немцах из Польши, которых ему случится завербовать в ресторанах, барах или во время деловых встреч.

И снова в виде извинения для молодого Оскара можно упомянуть, что он согласился работать на Канариса как агент абвера, потому что это позволяло ему избежать службы в армии. Что, в основном, и привлекло его в этом предложении. Должно быть, он не сомневался, что вторжение немцев в Польшу неизбежно. Как и строевой офицер, который, сидя рядом с ним на кровати, пил из одной с ним бутылки, он должен был одобрять процветание своей нации, хотя ему не нравились средства, к которым для этого приходилось прибегать. С точки зрения Оскара, Гебауэр видел в происходящем какое-то моральное оправдание, потому что он и его коллеги по Абверу считали себя элитой, придерживавшейся заповедей христианства. И хотя такой подход не мешал им планировать военное вторжение в Польшу, они с презрением относились к Гиммлеру и СС, с которыми, высокомерно верили они, им приходится вести борьбу за контроль над душами немецкого народа.

Позже, в ходе самых различных поисков в архивах разведки, удалось найти донесения Оскара, которые были исчерпывающими и толковыми. Во время поездок в Польшу по заданиям Абвера, он доказал, что обладает даром очаровывать людей и получать от них информацию, особенно в ходе светских сборищ - за обеденным столом, во время коктейлей. Нам неизвестна истинная сущность или важность того, что он находил для Гебауэра и Канариса, но Краков пришелся ему очень по душе, когда выяснилось, что, хотя его нельзя считать крупным промышленным центром, он представляет собой прекрасный средневековый город, окруженный кольцом металлургических, текстильных и химических предприятий.

Что же касается немоторизованной Польской армии, все ее секреты лежали на поверхности.