Потерять дочь

«Я пишу с единственной целью - вновь обрести связь с самой собой, признается Ханна, героиня «Дневника Ханны» (1993) Луизы Л. Ламбрикс. На создание этого романа автора вдохновила подлинная история. Необыч­ность ситуации в том, что умерший ребенок никогда не был рожден, и в этом состоит главная проблема. Дол­гое время считалось, что когда у женщины происходит выкидыш, непроизвольный или умышленно спровоци­рованный, она не испытывает чувства утраты, даже на поздних стадиях беременности (в случае ее искусствен­ного прерывания), потому что ребенок так и не появился на свет. Предвидение романистки в данном случае опережает клинические исследования. Она убедительно доказывает, что если вынашиваемый ребенок желан­ный, уже на ранних стадиях беременности женщина в полной мере ощущает себя матерью.

В оккупированной Франции молодая замужняя жен­щина, еврейка, у которой уже есть маленькая девочка, узнает, что она снова беременна. Она жаждет этого ре­бенка всей душой, но ее муж, участвующий в движении Сопротивления, не разделяет с ней ее с радость по пово­ду этой новой жизни и увозит жену в Швейцарию, что­бы она сделала аборт на пятом месяце беременности. Это была девочка. «Ребенок умер, а мать продолжала жить. Несмотря ни на что, она все-таки сделала то, чего от нее ожидали». Теперь Ханне придется вести «двой­ную жизнь», и единственным подтверждением этого раздвоения послужит ее дневник: «Каждый раз, когда я собираюсь ложиться спать, между сном и явью я перехо­жу в другой мир и продолжаю вести мою вторую жизнь. Я будто иду на работу, и эта работа вновь возвращает меня к жизни». В ее тайных снах, которые прерываются реальной жизнью, но всегда продолжаются ровно с того момента, на котором были прерваны, маленькая Луиза появится на свет, мать будет кормить ее, наблюдать, как дочь растет и развивается изо дня в день, занимая свое законное место в женской родовой линии. Мать будет строить планы, будто все это происходит в реальности: «Луиза со временем превратилась в непоседливую ве­селую шалунью, пышущую здоровьем и энергией. Она стала такая задорная и забавная. Я спрашивала себя, откуда берется эта радость жизни? Возможно, ей это передалось от меня - ребенком я росла такой же безза­ботной, но это было так давно и я так изменилась с тех пор. Рядом с Луизой и я вновь обретаю в себе остатки этой радости, словно ей удается пробудить ту Ханну из прошлого, которую так любил мой отец, которая вырос­ла в счастливой семье, а во время праздников паяснича­ла до тех пор, пока не срывала всеобщие аплодисменты и смех. Я говорю себе, что Луизе следовало бы заняться танцами, играть на сцене, освоить музыкальные инстру­менты. Я говорю, что эта малышка - настоящий дар небес, ее наделили всеми возможными талантами, она бесконечно талантлива». Такая воображаемая вторая жизнь продлится целых двадцать лет. До той самой поры, пока мать не сможет освободиться от ее влас­ти благодаря вмешательству врача, который приехал, чтобы проконсультировать ее по поводу бессонницы. «Итак, почему вы не спите?» - просто спросил он ее, чего никто прежде не делал, - и она, наконец, смогла обо всем рассказать.

Попытка матери продлить в своих снах жизнь доче­ри, которой она была вынуждена отказать в праве на жизнь, и изменить, исправить реальность происходит в подсознании, в котором, как пишет Рембо: «запечат­леваются не только первые представления, не только наши первые эмоциональные привязанности, в нем оста­ется след всех наших порывов и стремлений, регистри­руются значения всех известных нам слов, которые мы раз и навсегда усваиваем, а затем перестаем замечать, и которые приговорят нас к жизни или к смерти». Одно­временно - это попытка вновь обрести потерянного ре­бенка и установить с ним контакт за пределами смерти на духовном уровне. Аналогичный случай описан рома­нисткой Розамундой Леманн, о которой мы уже упоми­нали: ее дочь скоропостижно скончалась уже в зрелом возрасте. Во всех ее произведениях так или иначе при­сутствует образ умершего ребенка, несмотря на то, что автор избегает непосредственно говорить о собственном опыте переживания траура.

Отметим также, что такой тип траура, который по­могает матери освободиться от боли и гнева, воображая идеальную жизнь так и не родившегося на свет ребен­ка, переживается ею в абсолютном одиночестве, она не может разделить этот опыт даже с отцом ребенка. И не только потому, что не верит в способность другого понять ее переживания, но и потому, что не желает де­литься своим горем. Может показаться, что речь идет о каком-то исключительно редком случае, но, по свиде­тельству переживших траур, разделить с кем-то свою боль и скорбь, излить свои чувства другому удается крайне редко. Именно потому, что траур часто пережи­вают как мучительный и одинокий поиск выхода из не­стерпимой ситуации, а саму потерю ребенка - как «от­крытую рану» (о, как это нарциссично!), причиняющую постоянные страдания. Но дляженщины, которая его переживает, траур в любом случае свидетельствует, что ее отношения с этой жизнью еще не закончены.

В романе «Элегантность вдов» (1995) Алисы Ферней на протяжении нескольких поколений женщины с при­мерным достоинством переносят трагическую потерю своих мужей и детей, что отвечает девизу этой много­численной семьи: «нас Бог создал не для того, чтобы мы прожили бесполезную жизнь». Женщины искренне любят своих мужей, которые отвечают им взаимностью, дети служат тому живым подтверждением; но именно они становятся причиной страданий, так как, теряя их, женщины сталкиваются со смертью. Дар жизни переда­ется здесь из поколения в поколение, несмотря на траур. Рассказывая о самой старшей героине - Валентине, кото­рая потеряла пятерых из восьми детей, автор подробно описывает телесные изменения в ней - наглядные свиде­тельства той внутренней психической работы, которая происходила в ее подсознании во время траура после того, как умерла ее третья дочь: «в течение долгих ме­сяцев она постепенно менялась, ее словно подтачивало что-то изнутри, и это сказывалось на всем ее облике: изменилось выражение ее глаз, изгиб бровей, она по-дру­гому складывала губы, изменился цвет ее лица (то блед­ный, то, наоборот, потемневший и серый как мрамор). Даже ее силуэт, казалось, с каждым днем все большее и больше истаивал в складках траурных одежд. И, на­конец, ее лицо приняло то ужасное выражение мрачной неподвижности, будто к нему навсегда приросла маска страдания. Только глаза продолжали лучиться светом на этом лице. Ее сердце было преисполнено доброты, но весь ее облик выражал противоположное».

Так, в самых разных литературных формах, от рас­сказа до романа, описываются различные фазы траура, переживаемого матерью: чувство вины, гнев, угрызения совести, поиски смысла жизни или знаков провидения, чувство несправедливости, мысли о том: «почему он (или она), мое дитя, а не я?» или «почему именно мой ребенок?» Часто бывает, что женщину неустанно пре­следуют воспоминания, вызывающие постоянную тре­вогу и психосоматические проявления, «более острые, чем сама утрата» (как пишет Николь Лоро в «Трауре матерей»).