Любви» не достаточно

Бруно Беттельгейм рассказывал, что после лек­ций, которые он читал о своей работе в ортогенетической школе в Чикаго, какая-нибудь слушательница всегда задавала сакраментальный вопрос: «А как же любовь?». На что он неизменно отвечал: «Любви не достаточно». Добавим, что этот термин еще менее пригоден к использованию в серьезном исследова­нии, так как он слишком расплывчатый и позволяет трактовать его самым различным способом: он может означать сильные эмоции, нежность, заботу, состра­дание, самоотождествление, ожидания, потребность в человеке, самоотречение и т.д.

Однако в нашем обществе ничто не вызывает таких экзальтированных чувств, как отношения родителей и детей и, особенно, матери со своими детьми. Создается впечатление, что достаточно только любви, и только она одна и существует, независимо от присутствия третьих лиц, конкурирующих «любовей», амбивалентности от­ношений. «Она родила ребенка одна!» - поет Жан-Жак Голдман; «Моя единственная любовь - это мой сын!» - хвастается одна из певиц на обложке популярного журнала (добавляя маленькое замечание: «Но мне не хватает мужчины»). Инцест между матерью и дочерью в платонической форме часто пытаются выдать за иде­альные отношения; но стоит только ему перейти в дейс­твия, как его подвергают всеобщему осуждению.

«Все делалось во имя любви», - говорила Ева в филь­ме «Осенняя Соната»: плохое обращение с ребенком так же оправдывается материнской «любовью». Материнс­кой любовью можно оправдать любую неполноценность матерей. И даже любое недвусмысленное разоблачение тут же может быть истолковано в благоприятном для матери смысле. Когда женщина в одном из интервью объясняет, что после долгих лет она, наконец, смогла простить преступное сообщничество матери в много­летнем инцесте, жертвой которых она стала в юном возрасте, газета публикует его под заголовком: «Мать прощена».

Психоаналитики оспаривают материнскую любовь как безусловную ценность. Отвечая своим слушателям, Б. Беттельгейм мог бы процитировать Ференци: «Если дети в нежном возрасте получают больше любви, чем им нужно, или не в той форме, которая им необходи­ма, это может иметь столь же патогенные последствия, как и недостаток любви». Очевидно, невозможно также игнорировать утверждение Франсуазы Дольто: «Зрелая материнская любовь встречается крайне редко - такая любовь обращается исключительно к личности ребенка. Она требует своего рода отстранения. Мать должна стремиться достичь исключительного понимания свое­го ребенка с эмоциональной точки зрения. Точнее, она не должна оставаться слишком молодой и незрелой и справиться с искушением понравиться своему мужу при посреднической помощи своих детей. Это чрезвычайно важно».

Еще раз о «необходимом третьем»

Прежде чем завершить разговор о любви, вернемся к вопросу о третьем, о присутствии которого мы говорили как об определяющем факторе для нормального разви­тия «достаточно хороших» отношений матери и дочери. Для этого необходимо, чтобы третий не был исклю­чен. Напомним, что существует четыре возможных си­туации, когда отсутствие третьего может сформировать инцестуозную ситуацию. Итак, в инцесте первого типа между отцом и дочерью исключенный третий - это мать. В инцесте второго типа, в котором позиция женщины смешивается с позицией матери, исключенный третий - это место другого в сексуальных отношениях. В плато­ническом инцесте между матерью и дочерью исключен­ный третий - это отец. И, наконец, в случае «женщин в большей степени, чем матерей» исключенной становит­ся дочь - даже если нет ни малейшего намека на инцест, просто потому, что нет даже пары, которую составляют два человека, представляющих разные поколения.

Все эти формы исключения третьего воспринимают­ся в обществе неодинаково. В наши дни инцест между отцом и дочерью воспринимается как основной вид ин­цеста, как по своей распространенности, так и по серь­езности последствий. Необходимость его искоренения не должна затушевывать менее очевидные, но не менее опасные формы, которые появляются из-за материнс­кой неполноценности или неадекватности. Мы не будем возвращаться к риску, к которому приводит сексуаль­ное соперничество между матерью и дочерью в случае инцеста второго типа. Но очень важно еще раз остано­виться на формах исключения третьего, которые так сильно влияют на развитие и положение женщины в современном обществе. Прежде всего, это исключение детей, и особенно дочери «женщиной в большей степе­ни, чем матерью». Успешные в профессиональном пла­не женщины часто перестают нуждаться в мужчине как в сексуальном и эмоциональном, так и идентициональном плане, и нередко остаются в одиночестве, застревая между отказом от детей ради своего профессиональ­ного призвания и платоническим инцестом, которому способствуют их ситуация разведенной или изначально одинокой матери.

Исключение отца в случае платонического инцеста представляет сегодня один из самых опасных рисков и настоящих злоупотреблений со стороны матери. На этом последнем случае нам хотелось бы остановиться более подробно, так как он в последнее время стал осо­бенно распространен, и его возникновению способству­ет развитие технического прогресса и нравственные из­менения в обществе.

В наши дни возможно стать матерью, вообще не имея сексуальных отношений, не зная имени донора (благода­ря оплодотворению с помощью банков спермы), и более того, даже после смерти мужчины, который когда-то за­хотел стать отцом. Кроме того, мать имеет возможность выстроить свою экономическую независимость, что поз­воляет ей думать, будто она в одиночку способна выпол­нять и воспитательные функции. Эта ситуация порождает иллюзию материнского всемогущества, а следовательно, вызывает исключение третьего. Именно об этом говорят неопубликованные данные: согласно им, в нашей культуре традиционно это место занимал отец, который совмещал для ребенка биологическую, генеалогическую и воспитательную функции, а дляматери олицетворял экономическую защиту и в самых лучших случаях был объектом ее любовных устремлений.

Сегодняшняя рассогласованность между позицией отца и функцией третьего вынуждает нас настаивать, как и в остальных случаях, на важной роли третьего, и в особенности это касается отношений матери и дочери, что отнюдь не означает призыв к возврату традиционно­го родительского всевластия или главенствующей роли отца.

В наши дни, когда родительский авторитет превра­тился в общий супружеский и когда он больше не вопло­щен в одной лишь персоне отца, более явным становится роль, которую исполняет третий участник. Во-первых - это разделитель, то есть, прежде всего, тот, кто созда­ет барьер, позволяя избежать смешения идентичностей, и одновременно является посредником, препятствуя проявлению посягательств одной личности на другую, в частности, материнскому захвату личности дочери или наоборот, дочерью своей матери.

Остается открытым еще один актуальный вопрос: может ли третий участник отношений родителя и ре­бенка быть одного пола с этим родителем? Эволюция нравов, как и технический прогресс, позволяет сегодня существовать гомосексуальным родительским парам. Насколько это возможно? С точки зрения посредничес­кой функции третьего, нет никаких причин сомневаться в этом. С точки зрения возможности разделения, имеет смысл задаться вопросом: каким образом третий, кото­рый по половому признаку никак не отличается от дру­гого родителя, поможет ребенку выстроить отношения между горизонталью сексуальной пары и вертикалью порождения новых поколений? Этот вопрос мы пока оставляем открытым.