Глава 17. На следующее утро, когда я открываю глаза, еще рано

 

На следующее утро, когда я открываю глаза, еще рано. Через шторы пробивается серый свет, но солнце еще не встало. А место рядом со мной пустое. Я одна.

На какой-то ужасный, сумасшедший момент, мне кажется, что все было сном. Приезд Дрю в Гринвилль, наше примирение — все это лишь иллюзия, вызванная мыльными операми и романами Джули Гарвуд.

Потом я вижу записку на краю стола.

Не паникуй. Пошел вниз за кофе и завтраком. Скоро вернусь. Оставайся в кровати.

С облегчением, я поворачиваюсь на спину и закрываю глаза. Я уже знаю, что если слишком резко встану, в ответ получу приступ тошноты. Теперь я уже не так сильно противлюсь утренней тошноте. Конечно, никому не понравится, когда их кишки просятся наружу, но, как бы странно это ни было, мне это внушает уверенность. Будто бы мое тело говорит мне, что все в норме. Все системы исправны.

Через десять минут, я медленно встаю и натягиваю халат. Потом спускаюсь вниз, на запах свежесваренного кофе.

У черного хода в кухню я слышу голос Дрю. Вместо того чтобы войти, я заглядываю в щелку, где дверная петля. Дрю стоит у разделочного стола, замешивая тесто в чашке. Мама чопорно сидит за столом в углу. Разглядывая счета, громко стуча по кнопкам на калькуляторе. У нее строгое лицо, злое — чертовски настроенное на игнор другого человека на кухне.

Я слушаю и наблюдаю, успевая застать окончание истории Дрю.

— И я говорю «Два миллиона? Я не могу предлагать такое своему клиенту. Возвращайтесь, уже без этих шуточек».

Он смотрит на мою мать, но реакции ноль. Он возвращается к своему тесту и говорит:

— Это как я несколько недель назад сказал Кейт — некоторые парни должны знать, когда их обошли.

Мама швыряет счет на стол и берет еще одни из кучи.

Дрю вздыхает. Потом ставит чашку на стол и садится напротив моей матери. Она делает вид, что его нет.

На мгновение он задумывается, потирая своими костяшками щетину на своем подбородке. Потом наклоняется к моей матери и говорит:

— Я люблю Вашу дочь, Кэрол. Как… я-подставлюсь-за-нее-под-пули любовью.

Моя мама фыркает.

Дрю кивает.

— Угу, понятно. Может, для Вас это ни черта не значит. Но… это правда. Не могу обещать, что я снова не оплошаюсь. И если вдруг это случится, это не будет таким масштабным, как моя последняя катастрофа. И я могу обещать, что все сделаю, что в моих силах, чтобы загладить свою вину перед Кейт… сделать все правильно.

Мама продолжает смотреть в счет, что в ее руках, будто в нем содержится лекарство от рака.

Дрю садится прямо, смотрит в сторону окна и немного улыбается.

— Когда я был ребенком, я хотел быть, как отец. Он всегда носил хорошие костюмы и работал на последних этажах огромного здания. И у него всегда все было под контролем, словно весь мир под рукой. Когда я повстречал Кейт… нет… когда я понял, что она предназначена для меня, все, что я хотел, так это быть тем парнем, который делает ее счастливой. Который ее удивляет, заставляет ее улыбаться.

В первый раз моя мама смотрит на Дрю. Он смотрит на нее в ответ и говорит ей решительным голосом:

— Я все еще хочу быть тем парнем. Я все еще думаю, что смогу им стать. И я надеюсь, что однажды, Вы будете думать так же.

Спустя мгновение, Дрю встает и возвращается к приготовлению завтрака.

Я жду, наблюдая, как моя мама продолжает сидеть за столом, молча и не двигаясь. Разве это не то, что хотят слышать все родители? Что единственная цель человека, которого любит ваш ребенок — это сделать их счастливыми? Не могу поверить, что она не тронута словами Дрю.

Она говорит:

— Ты все делаешь не так.

Дрю перестает мешать и поворачивается к моей матери.

— Разве?

Она поднимается и забирает у него из рук чашку.

— Да, если ты растираешь слишком сильно, блины получатся тяжелыми. Сильно толстыми. Надо мешать так, чтобы просто смешать ингредиенты. — Она слегка улыбается Дрю. Но этого достаточно. — Я тебе помогу.

Медленно, Дрю улыбается в ответ.

— Это было бы здорово. Спасибо.

Вот — намек на теплое и пушистое. Мое сердце немного оттаивает. Потому что каждая девушка хочет, чтобы ее мама видела хорошее в человеке, которого она любит.

Я вплываю на кухню.

— Доброе утро.

— Доброе утро, милая. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама.

— Хорошо. Правда, хорошо.

Я подхожу к Дрю, который нежно меня целует и обнимает за плечи.

— Ты почему встала? Ты не прочитала мою записку?

— Прочитала. Но я хотела посмотреть, что ты делаешь. Как дела?

Он подмигивает.

— Все нормально.

 

***

 

Мы остаемся в Гринвилле еще на один день, прежде чем вылетаем в Нью-Йорк поздним рейсом. Первым делом в воскресенье утром мы вместе переступаем порог нашей квартиры.

Я оглядываю гостиную, пока Дрю складывает наши сумки в углу. Квартира убрана, сверкает чистотой и пахнет лимонной полировкой для мебели. Она выглядит точно так же, как и тогда, когда я отсюда вышла неделю назад. Ничего не изменилось.

Практически читая мои мысли, Дрю говорит:

— Я вызывал уборщиц.

Я посмотрела в коридор, что ведет в ванну.

— А костер?

Мы обсудили с Дрю его экскурс в пироманию. Он сказал, что сжег несколько фотографий, но есть копии. Ничего не утеряно безвозвратно.

Как-то поэтично, вам не кажется?

Мрачно, я ему говорю:

— Дрю, нам надо поговорить.

Он осторожно меня осматривает.

— Ни один разговор в истории, который начинался с этих слов, еще никогда не заканчивался хорошо. Почему бы нам не присесть.

Я сажусь на диван. Он садится в глубокое кресло и поворачивается ко мне.

Я перехожу сразу к делу.

— Я хочу съехать.

Он прокручивает мои слова у себя в голове, а я готовлюсь к спору, который, я знаю, произойдет.

Но он просто едва кивает.

— Ты права.

— Да?

— Да, конечно. — Он оглядывает комнату. — Я должен был подумать об этом раньше. Ведь это там, где случился твой самый ужасный кошмар. Как дом из Ужаса Амитивилля — кто же здесь захочет жить?

Он воспринимает это намного лучше, чем я думала. До тех пор, пока он не продолжает:

— У сестры есть отличный агент по недвижимости. Позвоню ей прямо сейчас. А пока мы может остановиться в Уолдорфе, если хочешь, пока не подыщем новое место. На этом рынке, это не займет слишком много времени.

— Нет, Дрю, я сказала, Я хочу съехать. Одна. Хочу найти свою собственную квартиру.

Он хмурит брови.

— Зачем тебе это?

Вам, скорее всего, тоже интересно. Я думала об этом какое-то время, планировала в своей голове, с тех пор, как решила, что оставлю этого ребенка с Дрю или без него. Потому что есть разные степени зависимости. Я всегда хотела быть финансово обеспеченной, и теперь я такая. Но я никогда не была зависимой эмоционально. И на данном этапе моей жизни, это то, чего мне хочется.

Даже если это просто ради того, чтобы доказать себе, что я это могу.

— Я никогда не жила сама по себе. Ты знал об этом?

Все еще сбитый с толку, Дрю говорит:

— О-кей?

— Сначала я жила в общежитии. Потом Ди, Билли и я, и еще куча других людей нашли себе место в кампусе. После этого, всегда я жила либо с Билли, либо с Билли и Ди в квартире или доме. А потом, я переехала сюда к тебе.

Дрю наклоняется вперед, упираясь локтями себе в колени.

— Что ты хочешь сказать, Кейт?

— Я хочу сказать, что я никогда не приходила к себе домой. Никогда не украшала свою квартиру и не покупала мебель, чтобы при этом ни с кем не консультируясь. Мне двадцать семь лет, и я практически никогда не спала одна.

Он открывает рот, чтобы возразить, но я продолжаю.

— И… я думаю, что ты четко доказал, что мы поторопились. Мы перешли от недельной интрижки к проживанию вместе.

— И посмотри, как все чудесно повернулось! Я знаю, чего я хочу, и я хочу тебя. Не было никакого смысла ждать, потому что…

— Но, может быть, был бы смысл подождать, Дрю. Может быть, сейчас у нас был бы более твердый фундамент в отношениях, если бы мы просто… повстречались… немного, прежде чем съехаться. Может, если бы мы не торопились, ничего бы из этого не произошло.

Он раздражен. И немного паникует. Он пытается это скрыть, но я вижу.

— Ты сказала, что простила меня.

— Простила. Но… я не забыла.

Он качает головой.

— Это просто женская трепотня, и теперь ты будешь вываливать на меня все это всю оставшуюся жизнь!

В его словах есть смысл. Я бы солгала, если бы сказала, что какая-то маленькая часть меня не хотела бы до него донести, что он не может обращаться со мной так, как ему вздумается. Что существуют последствия его действий.

Что если он снова облажается, я могу — и я это сделаю — оставить его.

Но дело не только в этом.

— Ты хочешь сделать ремонт? — спрашивает он. — Ради бога! Хочешь перекрасить стены в розовый и постелить белье с чертовым единорогом? Я и слова не скажу.

Теперь я качаю головой.

— Мне надо знать, что я могу это сделать, Дрю. Ради себя. И… когда наш сын или дочь начнут жить самостоятельно, я хочу знать, какого это, чтобы я могла им помочь.

На данном этапе, я ожидаю, что Дрю согласится со всем, что я от него хочу.

Женщины знают, когда у них в руках власть. Вы же знаете о чем я. Дни после того, как ваш муж забыл про годовщину, или когда ваш бойфренд провел слишком много времени с ребятами в баре, наблюдая за игрой. Дни после скандала, когда выигрыш в женской колонке журнала, — спокойны. Полны любви. Мужчины из кожи вон лезут, чтобы быть внимательными и заботливыми. Ставят свои ботинки в шкаф, выносят мусор без напоминания, и помнят о том, что надо поднять сидушку унитаза, когда они мочатся.

Так что хоть я и понимаю, что Дрю не слишком обрадуется моему объяснению, я представляю себе, что он все равно окажется понимающим и готовым помочь.

— Что ж, это чертовски глупо!

Не совсем то, что я представляла.

Скрещиваю руки на груди.

— Только не для меня.

Он вскакивает на ноги.

— Тогда ты ненормальная!

Он пропускает руку через свои волосы и берет себя в руки.

Когда он говорит, его слова спокойны, вразумительны; уравновешенный бизнесмен берет свое.

— Ладно... давай согласимся, что последние дни были через чур эмоциональными. И ты беременна — ты не совсем ясно мыслишь. Когда Александра была беременной, она хотела обрезать все свои волосы, в стиле Майли Сайрус. Парикмахер ее отговорила, и в итоге она была рада. Так что… давай сделаем паузу… и вернемся к этому позже.

Я вздыхаю.

— Для нас это будет хорошо. Мы также будем видеться каждый день, но немного времени проводить врозь, побудем немного одни…

— Ты сказала своей матери, что не хочешь быть одной. Что нам надо быть вместе, чтобы пройти через это.

— Это было тогда, — говорю я, пожимая плечами. А потом перехожу к старому надежному средству. — Если ты что-то любишь, отпусти это. Если оно вернется к тебе, значит оно твое.

Он щипает пальцами свою переносицу.

— Значит… ты хочешь доказать мне то, что никогда меня не оставишь… оставив меня?

— Нет. Я хочу доказать, что я никогда тебя не оставлю… вернувшись к тебе.

Дрю спереди оттягивает свои штаны и смотрит вниз.

— Нет — мой член на месте. Что объясняет многое, потому что твои объяснения имеют смысл только для женщины.

Я закатываю глаза. А Дрю нажимает:

— Ты беременна, Кейт, черт бы побрал! У нас будет ребенок. Сейчас не время отступать назад и думать о том, хочешь ли ты этих отношений!

Я беру его за руку и усаживаю рядом с собой на диван.

— Ты помнишь все, что ты делал, перед тем, как я сюда переехала? Цветы, шарики, зажигательная речь сестры Би, ремонт в домашнем кабинете — все это было замечательно. Показывая мне, как сильно ты меня хотел, и как сильно ты желал изменить свою жизнь ради меня.

Я смотрю на наши соединенные руки.

— Но они также привели к предложению, от которого я не могла отказаться. Никакая женщина бы не смогла. И я думаю, что часть тебя верит, что ты манипулировал мной, чтобы я съехалась с тобой. Что если бы ты меня не допек и не перехвалил тогда, я бы никогда тебя не выбрала.

— Ты бы не выбрала.

— Видишь, о чем я? И это просто неправда. Мне могло потребоваться какое-то время, чтобы снова тебе доверять, поверить, что ты был готов к отношениям, но это бы произошло. Я бы все еще любила тебя и хотела бы жить с тобой, из-за тебя. А не из-за того, что ты для меня делал. Все бы наладилось, Дрю. И ты бы никогда не сомневался, почему я с тобой.

Он отнимает руку и трет свое лицо.

— Значит… ты хочешь платить за квартиру, собрать все свои вещи, купить мебель, пройти через все сложности переезда… чтобы доказать мне и себе тоже, что ты на это способна? При этом зная, что в какой-то момент, ты снова переедешь ко мне?

— Ну, когда ты говоришь это так, это звучит смешно.

— Да! Спасибо. Уберем всю эту психическую и эмоциональную чушь, и это смешно!

— Нет, не смешно. Потому что, позже, когда мы решим опять жить вместе, мы будем на равных. Не будет так, что тебе придется искать для меня место в твоей жизни — мы будем вместе принимать решения. По любому вопросу.

Он отворачивается к двери, думая. Потом снова поворачивается ко мне.

— Нет, прости, Кейт: я хочу сделать тебя счастливой, хочу. Но я не могу отнестись с пониманием к этой бессмыслице. Я на это не соглашусь. Нет. Просто — нет.

Он скрещивает руки на груди и дуется. Как двухлетний ребенок, который не успокоится, пока не получит свое.

Было время, еще не так давно, когда его отказ сломил бы меня. Когда я бы позволила его мнению стать моим. Когда я бы сдалась ради наших отношений и их благополучия.

Но больше я так не поступлю.

Я поднимаюсь.

— Я это сделаю, Дрю, с тобой или без тебя. И, действительно, надеюсь, что с тобой.

Потом направляюсь через коридор в спальню.

 

***

 

Несколько минут я стою посреди комнаты, вспоминая. Некоторые прекрасные и романтичные моменты своей жизни, проведенные в этой комнате.

Я солгу, если скажу, что я не буду по ней скучать.

Но я твердо верю, что мой переезд принесет нам пользу. Что, в какой-то момент, он проведет разницу между нами, раздавленными под тяжестью нашей собственной страсти и упрямства и даже более сильной парой, чем мы были до этого.

Я просто хочу, что бы Дрю тоже это увидел.

Вздохнув, я подхожу к шкафу, чтобы собрать свой багаж. Неделю назад я собрала только маленькую сумку с собой, так что теперь придется упаковать вещей побольше. Я замечаю большой бежевый кожаный чемодан на верхней полке. Эти шкафы, явно, не рассчитаны для маленьких людей. Я встаю на цыпочки, пытаясь схватиться за ручку. Подумываю о том, чтобы принести из комнаты стул, но сначала пытаюсь подпрыгнуть.

Когда я сгибаю колени, чтобы проделать вторую попытку, слышу, как позади меня встает Дрю. Он протягивает руку у меня над головой, и с легкостью достает чемодан и опускает его вниз.

— Не надо сильно вытягивать руки у себя над головой. Это не очень полезно для тебя… для малыша.

Он выходит из шкафа и кладет чемодан на кровать.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю его, следую за ним.

Он пожимает плечами.

— Когда Александра была беременной, я много читал. Я хотел быть готовым на случай если ей приспичит рожать на семейном сборище, или если мы застрянем в пробке в одной машине.

Он открывает чемодан. А я улыбаюсь.

Он берет меня за плечи и усаживает на край кровати.

— Просто… подними ноги. Отдохни.

Потом он поворачивается к комоду и достает оттуда стопку моих футболок, и аккуратно укладывает их в чемодан. Пока он это делает, в мою сторону не смотрит.

— Ты помогаешь мне уложить вещи?

Он натянуто кивает.

— Угу.

— Но ты все еще не хочешь, чтобы я съезжала?

— Неа.

— И… ты все еще думаешь, что это глупая идея?

— Угу. У тебя редко бывают глупые идеи, но если и есть, эта — самая идиотская из них.

Он достает еще одну кучу одежды из комода, когда я спрашиваю:

— Тогда почему ты мне помогаешь?

Он бросает одежду в чемодан и смотрит мне прямо в глаза. И на его лице отражены все его чувства — расстройство, уступчивость… преданность.

— За последние два года, я, наверно, десятки раз говорил тебе, что все для тебя сделаю. — Он пожимает плечами. — Пришло время таки сделать или уже заткнуться.

И вот… вот поэтому я люблю его. Подозреваю, что поэтому и вы его любите тоже.

Потому что, не смотря на все его ошибки и пороки, Дрю достаточно смелый, чтобы отдать мне все, что у него есть. Положить свое сердце на разделочную доску и дать мне в руки топор.

Он делает вещи, которые ненавидит, только потому, что я его об этом прошу. Он пойдет против своих инстинктов и здравого смыла, если мне это будет нужно. Он поставит свое благополучие, свое счастье на второе место после моего.

Я поднимаюсь, обнимаю его за шею, и прижимаюсь губами к его губам. Спустя мгновение мои ноги отрываются от пола, а его рука зарывается в мои волосы. Его губы ловят мой стон, когда он прижимает меня к себе сильнее.

Я отклоняюсь назад и говорю ему:

— Ты — замечательный.

Он нежно мне улыбается.

— Это всеобщее мнение.

Я улыбаюсь.

— И я тебя люблю.

Он опускает меня на пол, но держит руки вокруг моей талии.

— Хорошо. Тогда ты разрешишь мне поставить три замка на дверь квартиры, в которую ты решишь переехать. И цепочку. И дверной засов.

Я улыбаюсь шире.

— Хорошо.

Дрю медленно шагает вперед, подталкивая меня к кровати.

— И ты не будешь возмущаться, когда я проведу туда сигнализацию.

— Нисколечко.

Мы делаем еще один шаг вместе, будто бы танцуем.

— Еще я подумываю купить тебе одну из тех штук на шею из серии «я упал и не могу подняться».

Я прищуриваю глаза, делая вид, что я думаю над этим.

— Об этом мы еще поговорим.

— И… ты разрешишь провожать тебя с работы до дома каждый вечер.

— Да.

Тут мои ноги упираются в край кровати.

— Я также будут посещать доктора вместе с тобой.

— Даже на секунду не думала, что не будешь.

Дрю берет мое лицо в ладони.

— И однажды, я собираюсь просить тебя выйти за меня замуж. И ты будешь знать, что это не из-за того, что ты беременна, или потому что это скрытая попытка удержать тебя.

У меня в глазах выступают слезы, когда мы смотрим друг на друга.

Хриплым голосом он продолжает.

— Ты будешь знать, что я тебя прошу, потому что ничто не заставляет меня гордиться сильнее, чем сказать: «Это моя жена, Кейт». И года я тебя спрошу, ты ответишь мне «да».

Когда я киваю, одна слезинка катится по моей щеке. Дрю вытирает ее большим пальцем, а я обещаю:

— Непременно.

И потом он меня целует, со всей страстью и желанием, которое он держал в себе последние два дня. Дрю придерживает мою голову, когда мы вместе падаем на кровать. Потом я выгибаюсь, и по моему животу вниз к бедрам расплывается жар, когда я трусь о него там, где он уже твердый и готовый.

Упираясь локтями в кровать у моих плеч, Дрю поднимает голову и бормочет:

— Ну… примирительный секс… или секс перед расставанием? Потому что у меня есть фантастические идеи для того и для другого.

Я раздвигаю ноги шире, устраивая Дрю между ними.

— Это, определенно, примирительный секс. Может, чуть-чуть давай-сделаем-перерыв секс. И полностью последний-в-этой-квартире секс. Это много дел — так что это займет много-много времени.

Дрю улыбается. И эта его мальчишеская, очаровательная улыбка — одна из моих любимых — появляется у него только по особым случаям.

— Обожаю ход твоих мыслей.

И мы не покидаем кровать весь оставшийся день.

 

Эпилог

 

Восемь месяцев спустя…

 

Ну вот… я снова начал ходить в церковь. Каждую неделю. Иногда дважды в неделю.

Угу — это я, Дрю.

Давно не виделись. Скучали по мне? Судя по вашему виду на лице, который говорит «Хотелось бы запихать твой член в автоматическую точилку для карандашей»… думаю, что нет.

Все еще злитесь? Не могу сказать, что я вас за это виню. У меня ушло три недели, прежде чем я перестал хотеть надрать самому себе зад, когда смотрелся в зеркало. На самом деле, как-то вечером, когда мы с ребятами праздновали одну глобальную сделку, которую заключил Джек, и после нескольких стопок Йегера, я умолял Мэтью пнуть меня по яйцам так сильно, как он только мог.

Потому что я не мог избавиться от взгляда Кейт в ту ужасную ночь, когда она от меня уходила. Он преследовал меня снова и снова, как один из тех фильмов по кабельному телевидению, который постоянно показывают, но который никто не смотрит.

К счастью для меня, Мэтью отказался. И к еще большему счастью — с ним не было Долорес, она то, думаю, была бы более чем счастлива исполнить мою просьбу. Дааа — список задниц, которые мне пришлось целовать в последние несколько месяцев — длинный. Прям как конвейер. Кейт, Долорес, Кэрол, мой отец, Александра…

Я затарился бальзамом для губ — так не хотелось их стереть.

Вы многое пропустили. Я постараюсь ввести вас в курс дела.

 

***

 

Что вам известно о годах восстановления? У любой великой команды по бейсболу есть такие. Черт, у Янки они бывают через каждый год. Целью года на восстановление является не выигрыш Мировой Серии. Он нужен для того, чтобы развивать силу, выявить ваши слабые стороны. Сплотить команду… сделать ее сильной.

Вот на что были похожи те недели для меня и Кейт, после того, как она, нахрен, съехала. Она недолго искала новую квартиру. Одна спальня, меблирована, приличный район. Она была маленькой… моя сестра назвала ее причудливой. А если быть объективным, я бы назвал ее довольно милой.

Но объективность, на самом деле, не мой конек, так что она была идиотской. Я ее ненавидел — каждый ее миллиметр.

Первый понедельник, когда Кейт и я вернулись к работе, был не очень приятным. Мой отец затащил нас в свой кабинет и усадил обоих, чтобы мы прослушали Лекцию.

Это способ наказания, который он разработал в те времена, когда я был еще ребенком, когда он понял, что отлупить меня за проступки было не таким эффективным, как принято считать. Старик, тот еще говорун — Венди Девис [38]и рядом не стояла — и мог он проделывать это часами. Были времена, когда я, действительно, думал, что лучше бы он меня ударил, было бы намного проще.

Долгая словесная порка, к которой он прибег именно в тот день со мной и Кейт, включала в себя такие слова, как «разочаровали» и «злой рок», «инфантильность» и «самокритика».

В конце он объяснил, что в его жизни было две великих любви — его семья и наша компания — и он не позволит одной разрушить другую. Так что, если я и Кейт еще когда-нибудь позволим нашей личной жизни влиять на профессиональную, кто-нибудь один из нас или мы оба пойдем искать работу в другом месте.

В общем-то, я думал, что это было довольно великодушно с его стороны. Если бы я был на его месте, я бы выкинул из компании свою задницу. Потом, когда мы сказали, что он станет дедушкой в третий раз… Ну, скажем, что эта новость оказала огромное влияние на наше примирение.

Кейт и я виделись каждый день, на работе и после нее. Без ночевок, но у нас были свидания — ужины, концерты, прогулки по Центральному Парку, долгие разговоры по телефону, которым в пору тягаться с подростковой глупой девичьей болтовнёй. Разговаривали мы много. Думаю, в этом и был весь смысл.

Ничего не скрывали. Обсуждали все. Говорили о наших комплексах — неуверенности в себе — она, как сорняк; если сразу от нее не избавиться, начинает размножаться. И прежде, чем вы это поймете, ваш сад превратиться в джунгли Вьетнама.

Кейт обвинила меня, что я использую секс, как оружие и гарантию безопасности. А я сказал ей, что она от меня отгораживается — закрывается, и я не знаю, о чем она думает на самом деле. Между нами двоими, у нас было столько вопросов, что хватило бы на целый сезон ток шоу Доктор Фил.

А вы не знали?

Выложить все это начистоту помогло. Я так много говорил о своих чувствах, удивительно, как еще грудь не отрастил.

Знаете, когда вы убираетесь у себя в гараже? И вам надо его перепотрошить — вытряхнуть все коробки, расчистить полки — прежде чем вы сможете снова это все составить? Вот примерно так все и было.

Мы подробно поговорили о том, чем занимались во время нашего расставания. И уверяю вас — те разговоры доставили столько же радости, сколько и колоноскопия.

Сплетение ее языка с языком Уоррена было расписано в деталях.

Был ли я зол?

А керосин легко воспламеняется?

Я хотел разнести стену своим кулаком — и его лицо. Я все еще хотел провести между ними черту и сказать Кейт, чтобы она больше никогда не разговаривала с тем сукиным сыном. Больше никогда не виделась с ним.

Никогда.

Но я не сказал. Потому что как бы я ненавидел это признавать, тот кретин ее поддерживал, когда я… нет. Он собрал ее по кусочкам, когда я помог ей рассыпаться. Так что пусть это звучит глупо, по-идиотски, и даже невозможно, но он оказал мне услугу. Плюс, этот идиот много значит для Кейт. И хотя я хочу быть для нее всем, я не могу заставить лишиться ее чего-то — кого-то — что делает ее счастливой.

Так что в свете моего собственного поведения, буду к этому придурку благосклонен. На этот раз.

Конечно, в следующий раз, когда я его увижу, все ставки прочь. Если он меня достанет, у меня будет полное право запихать его зубы ему в глотку. А с моим талантом раздражительности, это весьма гарантированно.

Почему вы на меня так смотрите? Только не говорите мне, что теперь этот парень вам нравится. Господи Боже, не могу поверить.

Ладно… следующая тема для разговора… вы же знаете, что я не трахался с той стриптизершей. Но вот чего вы не знаете… не то, чтобы я не пытался это сделать.

Прежде, чем вы мне оторвете голову, давайте просто вспомним, что Кейт разорвала голыми руками мое сердце на куски. Она сказала, что уходит от меня, что все кончено.

И я ей поверил.

Что снова возвращает меня к тому, с чего я начала — церковь. Все просто — я теперь должен Богу. Много должен. И не за то, о чем вы, наверно, думаете.

Что вы знаете о нарушении эрекции? Синдром вялого члена. Неудачный запуск. Это положение, с которым сталкивается каждый бедный чувак с членом в определенный момент своей жизни. И как космические камни ударяются о землю, когда-нибудь и это случается.

Но у меня, это было лишь однажды. Угадайте, когда? Правильно — в ту ужасную ночь. После того, как Кейт испарилась, стриптизерша устроила мне свое маленькое шоу на пятнадцать минут. Потом она предложила перевести наши отношения на новый уровень — познакомиться поближе на диване, в спальне, подальше от люстры в столовой.

Но я знал, что этого не произойдет. Не могло произойти. Потому что я был таким же твердым, как жеваный комок жвачки.

Ну, может, у меня ничего не получалось, потому что я был сильно расстроен из-за Кейт. Может, потому что я выпил слишком много алкоголя. Но я предпочитаю думать об этом, как о божьем промысле.

Вмешательство судьбы, чтобы спасти меня от своей собственной глупости.

И это сработало. Потому что сегодня, наши отношения лучше, чем раньше. И я точно уверен, что этого бы не было, если бы я трахнул другую женщину. Не знаю, смогла бы Кейт меня когда-нибудь простить за это. Я знаю, что сам бы себя я не простил.

 

***

 

После всего, через что мы прошли, мы подошли к хорошему. Примирение. Завоевание ее обратно. Здесь у меня все замечательно, помните?

Но я не хотел повторяться; так неинтересно. Так что в этот раз не было кучи цветов. Никаких шариков. Никакого музыкального трио.

В этот раз были страстные сообщения. Маленькие, но значимые подарочки. Записки на двери в ее квартиру. Каждый раз, когда я думал о ней, пока ее не было рядом, каждый раз, когда я скучал по ней, лежа без нее в кровати, я давал ей об этом знать. Добавляя или не добавляя при этом стихи.

Кейт тоже не оставалась безучастной. Не смотря на ее очевидную радость по поводу ее независимости, она всячески показывала мне, что чувствует себя одинокой без меня. Она настояла, чтобы перед сном мы разговаривали по телефону. Зачастую все заканчивалось тем, что она клевала носом, а я все еще висел на другом конце и долго слушал ее дыхание.

Разве это не жалко?

Отвалите — мне все равно.

Кейт также готовила для нас ужин три раза в неделю у себя в квартире. Потом мы работали за ее кухонным столом, как приличные школьники, готовящиеся к выпускным экзаменам.

Но где-то на восьмой неделе, я почувствовал, что пора сделать великий жест. И я сделал свой главный шаг.

Вы когда-нибудь видели Скажи что-нибудь? Помните, когда Джон Кьюсак держал у себя над головой тот бум-бокс? Я позаимствовал у него эту картинку. Только вместо CD проигрывателя, я стоял на тротуаре у дома Кейт с караоке.

Вы же помните мое отношение к караоке, не так ли? Есть полно вещей, которые у меня хорошо получаются — пение к ним не относится. Но я на это наплевал и громко пропел все слюнявые песни о любви, которые только пришли на ум.

Пришли Мэтью, Стивен и Джек и сели на бордюр и мешали мне, но я не обращал на них никакого внимания. Потому что все это время, что я пел, Кейт стояла на балконе, наблюдая за мной с легкой улыбкой на ее совершенных губах.

И публичное унижение тут же пропало.

Потому что на середине «Зеркал» Джастина Тимберлейка, Кейт спустилась вниз, взяла меня за руку и завела к себе в квартиру. Прежде, чем войти, я показал своим ребятам фак. И как только мы оказались внутри, Кейт оседлала меня, как принцесса-воительница, втянутая в сражение.

Что? Вы думали, что у нас не было секса, так? Я, и два месяца без секса?

Почему бы вам просто клещами через нос не вытянуть мне мозги? Уверен, это будет не так болезненно.

У нас был секс. Но, как я уже говорил, без ночевок. Что выглядело, как поедание мороженного без кондитерской обсыпки. Все было хорошо, но чего-то все равно не хватало.

Хотя в ту ночь, изменилось все. Потому что когда я открыл глаза, было утро, и Кейт уже не спала. Смотрела на меня. Она водила пальчиками по моей груди и целовала меня. А потом она сказала мне, что была готова — хотела, чтобы мы снова съехались.

Это… был второй самый счастливый день в моей жизни.

Довольно быстро мы нашли новую квартиру. Я до этого уже начал присматриваться, и подобрал три варианта.

Для Кейт было важно, чтобы у нас было место, которое мы могли бы назвать «нашим» во всех смыслах этого слова. Для нее, это выглядело, как новое начало наших отношений. Символ каких-то женских полномочий, которых, как она думала, раньше ей недоставало. Я всегда считал Кейт сильной, независимой — я никогда не думал, что она так не считала.

Зданию было больше ста лет, оригинальные молдинги, окна во всю стену и два балкона, которые выходят на Центральный Парк. Плюс несколькими этажами ниже от нас живет Бон Джови, что классно. Кейт его большая фанатка.

Ну вот, думаю, все. Или я что-то упустил?

Я получил хороший урок. В этот раз окончательно. Серьезно. Если я вернусь домой и увижу Кейт с каким-то непонятным парнем в постели? Я не ужаснусь — я слова не скажу.

Я просто возьму ее, перекину через плечо и утащу в ближайшую лабораторию ДНК, чтобы убедиться, что это действительно Кейт, а не какая-нибудь злобная давно-потерявшаяся ее сестра-близнец, которая одержима идеей разрушить наши жизни.

Больше никогда не буду сомневаться в Кейт. Или в нас, если уж на то пошло.

Все еще не верите мне?

Ничего страшного. Время покажет. И, кроме того — Кейт мне верит. И это все, что имеет чертово значение, не так ли?

А теперь, если вы торопитесь, больше не буду докучать вам своими рассказами. Но история еще не окончена. Остальное можете посмотреть — в прямом эфире.

 

***

 

— Не могу больше есть. Я скоро лопну.

— Боже, Мэтью — еще кусочек! Как можно? — спрашивает Долорес.

Мэтью потирает свой торчащий живот, как дедушка в День Благодарения.

— Это дар.

Она закатывает глаза.

Все в сборе. Ребята приходили помочь мне собрать мебель в детской, а девочки увязались за ними, чтобы руководить. Массивное дерево вишневого цвета — тяжелое, зараза. Послушайте моего совета: выбирайте материал под дерево, выглядит также, но с ним намного легче.

Шэму [39]пристально смотрит на Мэтью, когда он берет свой пятый кусок пиццы.

— Серьезно, Мэтью, тебе надо остановиться.

Шэму? О, это Александра — ее новое временное прозвище. Мэтью и я придумали его несколько недель назад, когда она неудачно надела на пляж слитный черно-белый купальник для беременных.

Только Стивену не говорите. У него сейчас напрочь отсутствует чувство юмора, если мы с Мэтью подшучиваем над моей сестрой.

С набитым ртом Мэтью ей говорит:

— Не завидуй, Шэм — только потому что тебя сильно раздуло, чтобы наслаждаться этой вкуснотищей.

Оу-оу. Вы уловили эту оплошность?

Александра уж точно.

— Как ты меня назвал?

— Что?

— Шэм. Ты назвал меня Шэм. Какого хрена это значит, Мэтью?

Я никогда не видел того, кого бы выстроили в шеренгу для расстрела, но теперь я хоть знаю, как они выглядят. Мэтью давится своим куском, словно он пытается проглотить кирпич. А его выпученные глаза смотрят на меня, моля о помощи.

Ты сам по себе, дружище. У меня на подходе ребенок. И было бы здорово иметь при себе все четыре конечности, когда он родится.

— Я… ааа… у меня лицевой спазм.

Долорес сбита с толку. Александра щурит глаза.

— Лижущийзадговнюкхзреновсукинсын. Видишь?

Шэму отворачивается.

— Плевать.

Хм. Сплошное разочарование. Наверно, беременность ее изнуряет. Кстати, о беременности — в комнату вразвалочку входит Кейт.

У нее длинные и блестящие волосы. Они развиваются у нее из стороны в сторону, когда она идет. Устало хмурит брови, и одной рукой поддерживает низ живота, который просто необъятный.

Я не могу отвести от нее глаз. Она такая кругленькая и хорошенькая. Как одна из тех неваляшек, с которыми я играл в детстве. Она падает на диван рядом со мной и кладет свои разбухшие, как у Фреда Флинстоуна ноги на кофейный столик.

— Я такая огромная.

Я улыбаюсь и кладу свою руку на ее живот, поглаживая его, как лысину на удачу. Зная о том, что там настоящий малыш, наблюдая за тем, как он перемещается под ее кожей, просто чертовски великолепно.

Когда идет игра Янки, я говорю ему — вещаю с места событий, как спортивный обозреватель. А ночью, когда Кейт спит, я кладу ей на живот пульт от телевизора, чтобы посмотреть, как малыш пнет его изнутри. Здорово, правда? Жутко, как в Чужих, но все равно здорово.

— Ты, правда, большая, — говорю я. — Думаю, ты увеличилась в два раза, по сравнению с завтраком.

Вся комната затихла.

А Кейт смотрит на мою руку чуть дольше.

— Простите… мне надо… идти.

Она поднимается и шлепает по коридору так быстро, как только может.

Наверное, опять обиделась — последнее время это часто случается.

Потом Долорес шлепает меня рукой.

Шлеп.

Прямо в ухо.

— Ой!

Потираю свою мочку, которую жжет.

Шэму раздраженно вздыхает

— Можешь сделать это еще и за меня, Долорес? Не думаю, что смогу встать.

Шлеп.

— Господи. Что за хрень?

Александра набрасывается на меня.

— О чем ты думаешь? Нельзя говорить женщине, которой осталось три дня до родов, что она огромная!

— Я не говори. Она сказала. Я просто с ней согласился.

— Долорес.

Шлеп.

— Да Господи, ты, боже мой!

Если звон в ушах — это симптом, значит у меня замечательный шанс, что я оглох.

— Кейт знает, что я ничего такого не имел в виду.

Долорес самодовольно складывает на груди руки.

— Конечно, знает, придурок. Именно поэтому она сейчас сидит в ванне и плачет.

Я тяжело сглатываю и смотрю в коридор. Возможно, Долорес просто издевается надо мной. Сейчас, это ее любимое времяпрепровождения, заставлять меня чувствовать себя виноватым за все дерьмо, за которое Кейт меня уже простила. Долорес Уоррен — это Микки Мэнтл [40]по злопамятству.

Александра поднимается с дивана.

— И на этой ноте — отвези меня домой, Стивен. Как бы ни забавно было наблюдать за тем, как мой братец будет ползать на коленях, я слишком устала, чтобы насладиться данным моментом в полную силу.

Долорес и Мэтью поднимаются, чтобы тоже пойти, чтобы вчетвером вместе уе