ТЕКУЩИЙ БАЛАНС И ДОЛГ

 

«Краткосрочный потребительский долг, приближается к критической точке... Скоро стране нечем будет расплачиваться», — заявил журнал Fortune в марте 1956 года. Месяц спустя он добавил: «Это относится и к ипотечному долгу, но здесь ситуация в два раза серьезнее». Главный экономист Сэнди Паркер и его соавтор Джил Берк пришли к таким выводам после изучения данных по займам американских домохозяйств. (Эти данные собрал я, работая в Fortune в качестве консультанта.) Их мнение вряд ли можно считать уникальным — многих экономистов и политиков беспокоило то, что отношение долга домохозяйств к их доходу достигло порога, за которым резко возрастает опасность просрочек и дефолтов. Однако опасения оказались напрасными, поскольку чистая стоимость активов и имущества домохозяйств росла быстрее, чем все ожидали.

В наши дни, более 50 лет спустя, отношение долга домохозяйств к их доходу по-прежнему растет, а критики все также заламывают руки. На моей памяти нет ни одного десятилетия, которое обошлось бы без всплесков опасений по поводу роста долгового бремени домохозяйств и бизнеса. Подобные страхи возникают из-за того, что люди не учитывают фундаментального факта современной жизни: в условиях рыночной экономики повышение долгового бремени неразрывно связано с прогрессом. Долг почти всегда возрастает по отношению к доходу по мере углубления разделения труда и специализации, повышения производительности и. соответственно, роста размера активов и обязательств, выраженного в виде процента от дохода. Иными словами, сам по себе рост отношения долга домохозяйств к их доходу или совокупного нефинансового долга к ВВП не является индикатором экономических проблем[61].

Сказанное полезно помнить и при анализе другой проблемы: роста дефицита американского торгового баланса и, более широко, дефицита текущего баланса. В последние годы дефицит текущего баланса США рос очень быстро: если в 1991 году он был нулевым, то в 2006 году составлял уже 6,5% от ВВП, За это время показатель размера дефицита перекочевал из неприметных сносок в научных журналах на первые страницы газет по всему миру. О нем говорили практических на всех международных экономических форумах, в которых мне довелось участвовать в последние годы. Причиной этого является широко распространенное опасение, что дисбаланс во внешней торговле Америки, т.е. значительный разрыв между объемами импорта и экспорта страны, приведет к обвалу курса американского доллара и мировому финансовому кризису. Скользящий вниз доллар занимает центральное место в числе страхов политиков по поводу устойчивости развития глобализации, которая внесла немалый вклад в мировое процветание в последние десятилетия.

Опасения относительно внешнего дефицита США нельзя назвать без* основательными. В один прекрасный момент иностранные инвесторы могут перестать наращивать долю американских активов в своих портфелях. Это оборотная сторона платежного дефицита. Если такое произойдет, то дисбаланс должен сузиться, а курс доллара, скорее всего, понизиться, чтобы стимулировать американский экспорт и ослабить привлекательность импорта. Более того, нельзя полностью исключить резкую смену настроений иностранных инвесторов в связи с риском быстрого падения курса доллара. Однако вероятность краха доллара очень легко преувеличить. Изменение мировой экономики, произошедшее в последние годы, значительно увеличило размер профицитов и дефицитов, в том числе и во внешнеэкономической деятельности, при которых возможно устойчивое развитие. Как показано в главе 25, существует масса дисбалансов, в частности наш потенциальный дефицит федерального бюджета, которые могут быть предметом беспокойства в будущем, В их числе текущий баланс занимает далеко не первое место.

В основе обеспокоенности относительно дефицита текущего баланса США лежит тот факт, что в 2006 году финансирование этого дефицита, т.е. приток денежных средств из-за рубежа, поглотило более трех пятых накопленных остатков по счетам 67 стран, имевших активный текущий баланс в том году. Развивающиеся страны, на которые приходится половина этих накоплений, не могут, по всей видимости, найти у себя достаточно прибыльные для покрытия рыночного.и политического риска объекты инвестирования. Американцы десятилетие назад не могли позволить себе дефицит текущего баланса в размере $800 млрд по той простой причине, что у них не было возможности привлечь достаточные для его финансирования накопления. В 1 995 году накопленные остатки по счетам других стран составляли менее $350 млрд.

Аналитики сходятся в том, что для наглядности полезно представить текущий баланс страны паи внутренние сбережения (т.е. сбережения домохозяйств, бизнеса и правительства) за вычетом внутренних капиталовложений {главным образом в капитальные активы и дома)[62]. Однако этим их единодушие и ограничивается.

Текущий баланс страны и разница между внутренними сбережениями и внутренними капиталовложениями по определению в итоговом учете всегда равны[63]. Вместе с тем накопления и инвестиции делают разные лица. На практике совокупные планируемые сбережения в денежном выражении и капиталовложения за любой период редко совпадают. Они уравниваются только в том случае, если планы приходится корректировать в ответ на сдвиги в потоках товаров, доходов и активов, обусловленные изменением курсов валют, цен, процентных ставок и в итоге уровня деловой активности. При таких рыночных изменениях корректировка всех переменных происходит одновременно. Это своего рода эквивалент решения системы уравнений. Глобальный гроссбух всегда должен быть сбалансированным.

Причины чрезмерного дефицита текущего баланса США в последние годы настолько взаимосвязаны, что их очень трудно разделить. Так, рост сбережений домохозяйств при прочих равных условиях снижает дефицит текущего баланса страны. Однако такой рост предполагает сокращение расходов домохозяйств, что с высокой вероятностью влечет за собой падение прибыли и сокращение сбережений компаний. Сокращение поступлений от налога на прибыль ведет к снижению сбережений правительства и т.д. Такая взаимозависимость всех компонентов сбережений и капиталовложений делает причинно-следственную связь неочевидной.

Большинство иностранных аналитиков и многие американские специалисты видят основную причину несбалансированности текущего баланса в быстро растущем дефиците бюджета США. Однако в последнее десятилетие бюджетный дефицит временами менялся в направлении, противоположном направлению изменения дефицита текущего баланса. Несмотря на то что бюджет в 1998-2001 годах был профицитным, дефицит текущего баланса продолжал расти.

Некоторые утверждают, что массированная скупка американских казначейских облигаций иностранными государствами, прежде всего Японией и Китаем, с целью сдерживания роста курса национальной валюты привела к завышению курса доллара и внесла заметный вклад в увеличение объемов нашего импорта (с 13% от ВВП в начале 2002 года почти до 18% в конце 2006 года). В этом есть доля правды, однако мой опыт говорит о том, что способность финансовых органов стран манипулировать курсами валют часто преувеличивается[64]Намного важнее то, что статус доллара как основной мировой резервной валюты до сих пор позволял финансировать наш внешний дефицит. Многие, правда, усматривают в этом слабое место, поскольку иностранные монетарные власти могут неожиданно закрыть долларовые позиции и перевести свои резервы, смажем, в евро или иены. Эта возможность рассматривается в главе 25.

Причины исторического роста дефицита текущего баланса США следует объяснять действием широкого набора факторов. Это позволяет не зацикливаться на каком-то одном, «горячем», аспекте вроде дефицита федерального бюджета, а анализировать ситуацию сообразно реалиям международных финансов. Рост дефицита, по всей видимости, совпадаете новой фазой глобализации. В числе ключевых факторов я вижу резкое ослабление того, что экономисты называют «ориентацией на внутренний рынок», и значительное ускорение роста производительности в США.

Ориентация на внутренний рынок — это склонность инвесторов вкладывать сбережения внутри своей страны даже при наличии более выгодных возможностей за рубежом, В привычной инвестиционной среде риск кажется ниже, чем в объективно аналогичной, но менее знакомой среде. Ослабление ориентации на внутренний рынок означает, что лица, имеющие сбережения, находят все больше объектов инвестирования за рубежом. Этот процесс приводит к увеличению профицита текущего баланса одних стран и соответствующему росту дефицита текущего баланса других стран. Если взять мир в целом, то здесь, конечно, объем экспорта соответствует объему импорта, а консолидированный текущий баланс всегда равен нулю.

Ориентация на внутренний рынок проявлялась очень сильно в глобальном масштабе на протяжении половины столетия после Второй мировой войны. Внутренние сбережения вкладывались практически полностью во внутренние активы, т.е. в производства, оборудование, запасы и дома в стране проживания инвесторов. В мире в условиях сильной ориентации на внутренний рынок внешние дисбалансы были невелики.

С начала 1990-х годов ориентация на внутренний рынок начала заметно ослабевать в результате устранения ограничений на перемещение капитала через границы. Эти изменения примерно совпадали с процессом ликвидации системы централизованного планирования и распространения свободного рыночного капитализма. С продвижением института частной собственности в новые регионы возможности трансграничных инвестиций значительно выросли. Помимо прочего, развитие информационных и коммуникационных технологий фактически сократило расстояния, разделявшие региональные рынки. Короче говоря, кардинальные изменения в области технологий и управления расширили географические горизонты инвесторов и сделали иностранные инвестиции менее рискованными, чем казалось в прошедшие десятилетия. Улучшение ситуации с защитой прав собственности иностранцев после крушения системы централизованного планирования понизило риск еще больше.

Взвешенная корреляция национального уровня сбережений и национального уровня инвестиций для стран или регионов, представляющих практически полностью мировой ВВП, т.е. показатель ориентации на внутренний рынок, снизилась с 0,95 в 1 992 году (на этом уровне она сохранялась с 1970 года) до 0,7А в 2005 году. (Если бы во всех странах объем сбережений совпадал с объемом инвестиций, т.е. ориентация на внутренний рынок была 100%-ной. то коэффициент корреляции составлял бы 1,0. В отсутствие ориентации на внутренний рынок и какой-либо связи между внутренними сбережениями и местными инвестициями коэффициент корреляции будет равен О.)[65]

Лишь в последнее десятилетие расширение торговли было связано с ростом американского торгового дефицита и дефицита текущего баланса и появлением соответствующего профицита наших торговых партнеров, в число которых недавно вошел Китай. К 2006 году крупный профицит текущего баланса появился у Китая ($239 млрд), Японии ($1 70 млрд), Германии ($146 млрд) и Саудовской Аравии ($96 млрд). Дефицит, помимо США ($857 млрд), существуете Испании ($108 млрд), Великобритании ($68 млрд) и Франции ($46 млрд). Чтобы нагляднее представить, насколько широка дисперсия (отклонение разницы между сбережениями и инвестициями от нуля), я представил суммы дисбаланса по странам (независимо от знака) в процентах от мирового ВВП. Если с 1980 по 1996 год этот показатель колебался между 2% и 3%, то к 2006 году он вырос почти до 6%.

Хотя ослабление ориентации на внутренний рынок является самым существенным фактором увеличения профицитов и дефицитов, определенный вклад могут вносить различия в доходности с учетом риска[66]. От относительной доходности с учетом риска зависит, в какой именно стране будут инвестированы сбережения.

С 1995 года более высокий темп роста производительности в США (по сравнению с темпом роста в других странах) приводил к повышению ожидаемой доходности с учетом риска и. следовательно, к непропорционально высокому глобальному спросу на активы, находящиеся на территории Соединенных Штатов. Это во многом объясняет причину, по которой большая доля иностранных сбережений направлялась в США[67].

Не думаю, что споры вокруг причин недавнего резкого роста дефицита текущего баланса США на этом прекратятся. Более важным, однако, представляется вопрос, примет ли неизбежная внешняя корректировка мягкую форму или, как опасаются многие, приведет к краху доллара и международному финансовому кризису. Как уже говорилось, я склоняюсь к более мягкому варианту.

Наибольшее беспокойство связано с тем, что произойдет с отказом иностранцев от наращивания в своих портфелях доли чистых американских активов, которое лежит в основе текущих тенденций изменения внешних балансов. Дефицит текущего баланса возрастает по мере роста чистой отрицательной международной инвестиционной позиции американских резидентов (почти $2,5 трлн в конце 2005 года) и увеличения стоимости обслуживания. Такая тенденция не может существовать бесконечно долго. В определенный момент, даже если доходность инвестиций в США будет достаточно высокой, активность иностранных инвесторов снизится из-за роста концентрации американских активов в их портфелях. Известное правило, призывающее не класть все яйца в одну корзину, справедливо как для глобальных финансов, так и для отдельного домохозяйства. Как только интерес иностранцев к американским активам уменьшится, упадет и спрос ка американскую валюту, а вместе с ним курс доллара'. Падение доллара неизбежно охладит пыл импортеров и поддержит экспортеров. Таким образом. нежелание иностранцев финансировать внешнеторговый дефицит США приведет к сокращению этого дефицита. Диверсификация резервов монетарными властями разных стран и, что важнее, международных резервов частных инвесторов не проходит без последствий.

Аналитиков беспокоит, что для обслуживания растущего американского чистого внешнего долга нужно резко сократить наш торговый дефицит (или добиться профицита) и/или в достаточной мере повысить склонность иностранцев к инвестированию в американские активы и, таким образом, привлечь средства, необходимые для покрытия обязательств американских должников[68]. Это пока еще не проблема, поскольку доходность прямых американских инвестиций за рубежом (превышающих $2 трлн) в 2005 году составляла 11%, что значительно выше текущих процентных ставок, выплачиваемых иностранцам по американскому долгу. Тем не менее мы выплачиваем в связи с обслуживанием долга и дивидендами больше, чем получаем от иностранцев. В такой ситуации постоянный чистый рост долга (равный дефициту текущего баланса с учетом прироста капитала и капитальных убытков) ведет к значительному увеличению выплат иностранцам в будущем.

Причина, по которой постоянный значительный дефицит текущего баланса в 2006 году не оказал серьезного негативного воздействия на американскую экономику, заключается, на мой взгляд, в том. что дефицит является в немалой мере проявлением углубляющейся специализации и разделения труда в условиях совершенно новой высокотехнологичной глобальной среды. Если собрать вместе все факты — случайные, косвенные и статистические, то они ясно говорят (по крайней мере мне) о том, что рекордный дефицит текущего баланса США является частью более широкого ряда дефицитов и профицитов, связанных с деятельностью американских хозяйственных единиц (домохозяйств, компаний и правительств) в основном в пределах границ США. Не исключено, что эти дефициты и профициты росли на протяжении десятилетий. Долгосрочный рост был в целом постоянным и плавным. Однако компоненты, отражающие чистое иностранное финансирование дисбалансов индивидуальных американских хозяйственных единиц, т. е. наш дефицит текущего баланса, выросли очень заметно: с пренебрежимо малого уровня в начале 1990-х годов до 6.5% в 2006 году.

С моей точки зрения, политики слишком фокусируются на активах иностранцев в США, вместо того чтобы принимать в расчет все активы {иностранные и внутренние), которые определяют экономическое поведение и могут быть объектом системного беспокойства. Текущие балансы отражают лишь те операции, которые осуществляются через границы государств. Наши подходы вытекают из навязчивого стремления меркантилистов начала XVIII века к профициту платежного баланса, который приносит в страну золото, бывшее в то время символом богатства нации.

Почему бы нам не взять для определения чистых финансовых остатков более мелкие географические районы, например отдельные американские штаты или канадские провинции (что никогда не делается), или крупные группы государств, например Южной Америки или Азии? Тенденции изменения их показателей могут быть совсем не такими, как у привычного показателя нации, ограниченной государственными границами, — текущего баланса.

Выбор подходящей географической единицы для измерения зависит от того, что именно мы хотим обнаружить. Полагаю, что в большинстве случаев, по крайней мере при определении политики, все стремятся оценить силу экономического стресса, который может быть предвестником сильно негативных результатов. Чтобы составить реальное мнение в этом случае, необходимы данные по финансовым остаткам с детализацией до уровня, на котором принимаются экономические решения: индивидуальные домохозяйства, компании, правительства. Иными словами, до уровня субъектов, испытывающих стресс и, следовательно, принимающих ответные действия, способные дестабилизировать экономику.

Если домохозяйство тратит на потребление и инвестиции[69], например в жилье, больше, чем получает, т.е. исходящий денежный поток больше входящего, то экономисты называют его дефицитным. Это чистый заемщик или ликвидатор финансовых активов. Домохозяйство, которое наращивает сбережения путем накопления финансовых активов или сокращения долга, называют профицитным. Аналогичным образом классифицируются компании и правительства — федеральное, на уровне штатов и на местном уровне. Консолидирование дефицитов и профицитов по всем американским резидентам дает остаток, который представляет собой новые иностранные активы или новый внешний долг, т.е. профицит или дефицит текущего баланса[70].

Однако, прежде чем браться за консолидирование, отметим, что отношения как профицитов. так и дефицитов американских хозяйственных единиц (домохозяйств, кампаний и правительств) к их доходам в среднем растет уже не одно десятилетие, а может быть, даже с XIX века[71]. На большей части этого периода дефициты одних американских хозяйственных единиц практически полностью соответствовали профицитам других хозяйственных единиц. Наши текущие балансы, таким образом, были очень небольшими[72]. Отличием последнего десятилетия стало ослабление ориентации на внутренний рынок, которое в сочетании со значительным приростом стоимости домов и других активов привело к резкому росту закупок американскими резидентами иностранных товаров и услуг, с готовностью финансируемых иностранными инвесторами.

Совокупные иностранные активы (наш текущий баланс), однако, не позволяют статистически полно оценить потенциальный экономический стресс. Они могут привести к недооценке или переоценке проблем, стоящих перед экономикой в целом. В самом деле, если бы мы жили в мире без государственных и иных границ, препятствующих перемещению товаров, услуг и активов, то показатели стресса даже для самых узко определенных хозяйственных единиц были бы предельно информативны. Текущие балансы стран предназначены для контроля проблем, связанных с обменными курсами, однако, на мой взгляд, их нередко используют для идентификации более общих недугов. Это неправильно.

Торговые и финансовые дисбалансы в США начали расти не сейчас. Они отражают углубляющуюся специализацию экономической функции, которая сложилась еще в начале промышленной революции. Разделение труда обусловило отход от экономической самодостаточности отдельных людей и государств. Этот процесс предполагает непрерывное подразделение задач, углубление уровней специализации и. как следствие, ведет к повышению производительности и уровня жизни. Специализация требует расширения торговли хозяйственных единиц страны друг с другом и. как это было еще на заре развития коммерции, с нашими международными партнерами.

На протяжении длительного времени все больше американских домохозяйств, нефинансовых компаний и правительств как федерального, так и местного уровня финансировали капиталовложения не из собственного дохода, внутренних фондов и налоговых поступлений, а из других источников. На заре становления американского государства круг таких источников ограничивался практически исключительно американскими финансовыми институтами и другими хозяйственными единицами. Внешний долг американских резидентов был небольшим. Рост склонности значительной части американцев к заимствованиям (и риску) в расчете на будущий доход отражается в постоянном повышении отношения индивидуальных и корпоративных активов и обязательств к доходу.

Детальные расчеты, выполненные аппаратом Совета управляющих ФРС с использованием данных по более чем 5000 американских нефинансовых компаний за период с 1983 по 200А год, показывают, что рост суммы дефицитов компаний, в которых капиталовложения превышали денежные потоки, обгонял рост корпоративных доходов. Сумма профицитов и дефицитов без учета знака, представленная в виде отношения к примерному доходу, демонстрирует среднегодовой прирост на уровне 3,5%^э. Данные по дисперсии дефицитов американских хозяйственных единиц, кроме финансовых компаний, довольно скудны. Определение лишь частично консолидированных финансовых остатков индивидуальных хозяйственных единиц в отношении к номинальному ВВП показывает, что абсолютный размер суммы профицитов и дефицитов растет быстрее номинального ВВП на 1,25% в год[73].

Кривая роста дисперсии дисбалансов хозяйственных единиц на территории CULIA стала более плоской в последнее десятилетие, если судить по расчетам на основе данных по частично консолидированным финансовым остаткам. Поскольку рост дефицита текущего баланса ускорился за эти годы, разумно предположить, что а целом процесс, вызывающий дисперсию дисбалансов американских хозяйственных единиц, продолжается, однако все более значительная доля дефицитов американских домохозяйств, компаний и правительств финансируется из иностранных, а не из внутренних источников. Это особенно заметно в случае финансирования дефицита федерального бюджета и капиталовложений компаний[74]. Короче говоря, рост дефицита нашего текущего баланса в последнее десятилетие, по всей видимости, отражает перенос акцента с внутренней торговой и финансовой деятельности на международную.

Таким образом, история ухудшения нашего текущего баланса — это история внутренних финансовых дисбалансов, которые перешагнули через государственные границы в начале 1990 х годов и проявились в виде быстро растущего дефицита текущего баланса. Баланс, который превращается из профицитного (каким он был в 1991 году) в дефицитный и начинает быстро ухудшаться, всегда вызывает озабоченность и практически неизбежно становится политической проблемой. Но если этот вопрос. т.е< вопрос о том, из каких источников (внешних или внутренних) американская компания финансирует свои капиталовложения, настолько важен, то лучше всего использовать такой показатель дисбаланса, который отражает как внутреннее, так и внешнее финансирование. Стресс, который испытывают американские хозяйственные единицы, по-видимому, вырос не слишком значительно с изменением структуры источников финансирования. Повышение отношения дисбалансов (как внешних, так и внутренних) к ВВП выглядит не так пугающе, как рост внешней компоненты {т,е. текущего баланса), взятый отдельно.

Многие американские компании, например, раньше покупавшие комплектующие у внутренних поставщиков, переключились в последние годы на внешние поставки. Эти компании, похоже, воспринимают внутренних и иностранных поставщиков как конкурентов. Переходе внутреннего источника снабжения на внешний влияет на баланс международных платежей. но не на макроэкономический стресс. Конечно, фирмы и рабочие, которые теряют заказ, испытывают отрицательное воздействие, по крайней мере до тех пор, пока они не повысят свою конкурентоспособность. Но этот результат ничем не отличается от результата внутренней конкуренции. Единственным элементом новизны при работе с внешними поставщиками является необходимость учета обменных курсов валют в процессе согласования цен и в дальнейшем. Сточки зрения стресса эффект этого элемента ничем не отличается от эффекта изменения цены на ключевой покупной компонент.

Дополнительным подтверждением того, что профициты и дефициты американских хозяйственных единиц росли относительно доходов на протяжении последнего столетия, служит рост активов финансовых посредников относительно активов нефинансовых компаний и номинального ВВП. Именно эти финансовые институты принимают депозиты и предоставляют кредиты и тем самым уравновешивают профициты и дефициты американских резидентов. Домохозяйства помещают неистраченные доходы на депозит в коммерческих банках или сберегательных институтах. Кредиты, фондируемые за счет этих депозитов, позволяют другим финансировать инвестиции в дома и основные средства. Таким образом, размер финансовых посредников может служить индикатором объема дефицитов и профицитов. Действительно, вполне логично предположить, что именно рост потребности в посреднических услугах в связи с увеличением объема профицитов и дефицитов на протяжении многих десятилетий был движущей силой развития нашей системы финансовых институтов.

С 1946 года активы американских финансовых посредников, даже без учета гипертрофированного роста ипотечных организаций, увеличивались на 1,8% в год относительно номинального ВВП. С 1896 года (до этого года не было полных данных по активам банков) по 1941 год активы банков, которые являлись тогда доминирующими финансовыми посредниками, росли на 0,6% в год относительно ВВП.

Расширение дисперсии профицитов и дефицитов хозяйственных единиц. взятых по отдельности, предполагает рост кумулятивных дефицитов некоторых из них и. следовательно, возможность ускоренного роста долга, представленного как доля от дохода или его эквивалента, ВВП¹. С 1900 по 1939 год частный нефинансовый долг в США рос в среднем почти на 1% в год быстрее, чем номинальный ВВП. Инфляция во время Второй мировой войны и послевоенный период на некоторое Бремя снизила реальное долговое бремя — отношение долга к ВВП снизилось. Это. однако, продолжалось недолго, отношение довольно скоро вновь пошло вверх. С 1956 по 1996 год долг нефинансовых компаний рос на 1,8% в годовом исчислении быстрее, чем валовой продукт этих компаний. В период с 1996 по 2006 год это превышение составляло 1,2%[75].

Рост отношения долга к доходу у домохозяйств или совокупного нефинансового долга к ВВП сам по себе не является индикатором стресса, В значительной мере это отражение дисперсии растущих финансовых дисбалансов хозяйственных единиц, которая, в свою очередь, является отражением необратимого углубления разделения труда и специализации. Как активы, так и долг нефинансового сектора растут быстрее дохода на про-тяжении последних 50 лет. При этом рост долга опережает рост активов, иными словами, возрастает финансовый рычаг, Долг домохозяйств в процентах от активов, например, к концу 2006 года достиг 19.3%. тогда как в 1952 году он составлял 7,6%. Обязательства нефинансовых компаний в процентах от активов выросли с 28% (1952 год} до 54% (1993 год), однако к концу 2006 года снизились до 43% в связи с тем, что компании начали осуществлять программу по улучшению своих балансов.

Очень трудно судить о том, насколько опасен долгосрочный рост финансового рычага. Поскольку неприятие риска является врожденным качеством и не меняется, готовность принимать рост финансового рычага на протяжении жизни многих поколений связана, скорее всего, с повышением финансовой гибкости, которая позволяет рычагу возрастать без повышения риска, по крайней мере существенного. Банкиры в первые годы после Гражданской войны считали необходимым иметь реальное обеспечение по двум пятым своих активов. Иметь меньше было слишком рискованна. Сегодняшние банкиры довольствуются одной десятой. Тем не менее число банкротств в наши дни не так велико, как 100 лет назад. То же самое справедливо для домохозяйств и бизнеса. Рост финансового рычага, по всей видимости, является результатом развития технологий и инфраструктуры, а не появления породы людей, склонных к риску. Очевидно, что выход доли долгового финансирования за пределы уровня, допускаемого новыми технологиями, ведет к кризисам. Не могу с уверенностью сказать, где находится критическая точка. К тому же ситуация с потребительским кредитом в конце 1950-х годов заставляет с большой осторожностью подходить к оценкам способности домохозяйств и компаний справляться со своими финансовыми проблемами.

Очень заманчиво заявить, что дефицит текущего баланса США является в основном результатом действия долгосрочных факторов и, следовательно, не представляет большой опасности. В конце концов нам без видимого труда удавалось финансировать его в прошлые годы. Однако не свидетельствует ли очевидный непрерывный рост дефицитов американских домохозяйств и нефинансовых компаний о повышении напряженности в экономической сфере? И имеет ли значение, из каких источников — внутренних или внешних — финансируются эти дефициты? Если принимать экономические решения без учета валютного или международного риска, то можно утверждать, что дефициты текущих балансов не имеют экономического значения, а накопление внешнего долга не влияет ни на что, кроме платежеспособности самих должников. То, кому должны американские заемщики — внутренним или иностранным кредиторам, не играет практически никакой роли.

Однако государственные границы все же существуют, по крайней мере формально. Платежи по обслуживанию иностранных кредитов в конечном счете должны финансироваться за счет экспорта конкурентоспособных товаров и услуг или из входящих потоков капитала. Внутренний долг имеет более широкий набор источников обслуживания. Для бизнеса международные операции осложняются неустойчивостью валютных курсов, но в целом это нормальный деловой риск. Действительно, механизмы урегулирования на международном рынке не так эффективны или прозрачны, как на внутреннем рынке. Цены на одни и те же товары в регионах, находящихся по соседству, но разделенных границей, различаются довольно существенно, даже если они деноминированы в одной и той же валюте[76]. Таким образом, текущие дисбалансы в международной торговле могут вызывать экономический стресс, причем более серьезный, чем внутренние дисбалансы. Юридические и валютные риски международного рынка являются существенным дополнением к обычным внутренним рискам. Вместе с тем значительна ли разница?

Глобализация меняет многие привычные экономические ориентиры, Логично предположить, что глобальная дисперсия финансовых остатков неконсолидированных хозяйственных единиц как отношение к мировому номинальному ВВП повышается с углублением специализации и разделения труда в глобальном масштабе. Вопрос, повышается ли одновременно глобальная дисперсия текущих балансов, остается открытым. Такое повышение предполагает дальнейшее ослабление ориентации на внутренний рынок. Однако в мире национальных государств ориентация на внутренний рынок может уменьшаться лишь до определенного предела. Она неизбежно должна стабилизироваться* Не исключено, что именно это сейчас и происходит[77]. А раз так, то можно ожидать сокращения дефицита текущего баланса США.

Тем временем, независимо от потенциальных отрицательных последствий дефицита текущего баланса, поддержание экономической гибкости, как я уже подчеркивал, может быть самым эффективным способом снижения рисков. Накопление внешнего долга американских резидентов уже привело н опасениям по поводу «концентрации риска», т е. по поводу того, что нежелание складывать слишком много яиц в одну корзину подтолкнет иностранных держателей к замене доллара другими валютами, даже несмотря на более высокую доходность инвестиций в доллар. Хотя иностранные инвесторы не демонстрируют значительного сокращения интереса к финансированию американских капиталовложений, с начала 2002 года стоимость доллара относительно других валют понижается, как и доля долларовых активов в некоторых глобальных портфелях[78].

Если текущая тревожная склонность к протекционизму не будет прогрессировать, а рынки сохранят достаточную гибкость, то изменение условий торговли, процентных ставок, цен активов и курсов валют должно привести к росту американских сбережений относительно внутренних инвестиций. Это сократит потребность в иностранном финансировании и положит конец усилению характерной для последнего десятилетия зависимости от средств, получаемых из-за рубежа. Если же фатальная финансовая безответственность в США и других странах возьмет верх и дополнится протекционизмом, препятствующим углублению глобализации, то процесс сокращения дефицита текущего баланса будет очень болезненным и для США. и для наших торговых партнеров.