Студопедия — Наталия Вико 6 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Наталия Вико 6 страница






Юсупов не ответил, но вдруг заторопился из комнаты.

- Пойду, Григорий Тимофеевич, узнаю, уходят ли гости, - он поспешил за дверь.

- Иди, иди, милок, - Распутин проводил его тяжелым взглядом и откинулся на спинку стула. "Интересное это дело - за людишками наблюдать, - думал он. - Суетятся, барахтаются в своем тщеславии. Думают, словили меня в мышеловку. Да только я не мышь какая ничтожная. Я сам себе судья - сам сужу, сам приговариваю, сам приговор исполняю. Так что, милок, коли хочешь... что ж - доиграем... до конца. Однако последнее слово все одно за мной останется. И люди меня не забудут. Ни через десять лет, ни через сто. И я сумею в том убедиться... когда вернусь", - он хрипло рассмеялся и наполнил бокал ласковой мадерой...

 

7.

 

Белоснежная скатерть, торжественное столовое серебро, хрустальные бокалы для шампанского, изящный фарфоровый подсвечник с зажженными свечами в центре стола, запах хвои от стоящей в углу елки и, как в детстве, предощущение чуда, которое становилось все сильнее, по мере того, как стрелка каминных часов приближалась к одиннадцати.

Сергей Ильич, расположившийся во главе стола, незаметно наблюдал за сидящими друг напротив друга дочерью и гостем - Николаем Сергеевичем Ракеловым - молодым мужчиной с приятными манерами, спокойным приветливым лицом, говорившим негромко, ясно излагавшим мысли, который, к удовольствию Сергея Ильича, оказался к тому же, как и он сам, выпускником юридического факультета Московского университета, что сразу дало возможность найти общие темы для разговора. Лицо гостя показалось Сергею Ильичу знакомым, хотя он не мог точно вспомнить, где и при каких обстоятельствах видел его, спросить же было неудобно, потому что Ракелов повел себя так, будто они уже встречались. Ирина была очень хороша в темно-зеленом платье, необычайно оживлена, а ее глаза лучились тем чудесным светом, который всегда появляется в глазах влюбленной девушки. Николай Сергеевич, напротив, был сдержан, точнее сказать, сосредоточен, словно человек, в ходе разговора обдумывающий какой-то чрезвычайно важный для себя шаг, к беседе отношения не имевший. По лицу его то и дело скользили тени - тени улыбки, задумчивости, неуверенности, решимости. Трудно было понять, что он на самом деле думает и чувствует в данный момент. Чувства, окрашенные в полутона, не выдавали своего хозяина.

"Таким и должен быть настоящий юрист, - с удовлетворением отметил Сергей Ильич. - Эмоции в нашей профессии - вещь излишняя".

Когда же гость с невозмутимым лицом привалился к спинке стула, а Ирина вдруг вспыхнула и покосилась на отца, Сергей Ильич, наклонив голову, спрятал улыбку.

"Ох, молодость, молодость, - добродушно думал он. – Считают, небось, они первые изобрели эти игры с прикосновением под столом. А он - шустрый малый! - бросил взгляд на почти невозмутимое лицо Ракелова. - Хоть с виду тихоня. Кабы у них не вышло чего..." – почему-то забеспокоился он, только сейчас ясно осознав, что дочь уже повзрослела и скоро может упорхнуть из родительского гнезда.

- Так вы, Николай Сергеевич, значит, с этим делом справились? - Сергей Ильич доел последний кусочек мяса и положил нож с вилкой на тарелку. - Молодцом! Подсудимый-то на редкость убогий человечишко был! Не всякий бы взялся за его защиту. - Поймав на себе укоризненный взгляд дочери, поспешно добавил: - Уж больно сложное дело!

- Да, все сложилось удачно, слава богу! - Ракелов, промокнув губы белой накрахмаленной салфеткой.

- Ох, голубчик, никогда в деле нашем не ссылайтесь на божественный промысел! – поучительным тоном сказал Сергей Ильич. - Впрочем, - он оживился, - здесь вы не одиноки. И в английском суде, впрочем, как и у нас, и стороны, и судьи постоянно упоминают Бога. "I pray to God!" или "May God have mercy on your soul!"

Ракелов понимающе кивнул.

- Но вдумайтесь только, - продолжил Сергей Ильич,- каков парадокс! Судья - человек, называющий себя христианином, обращается к другому человеку и говорит ему: "В наказание мы вас повесим и подержим в петле полчасика, донеже последует смерть. Да примет вашу душу милосердный Господь!" Этого невозможно понять! Ведь суд - не божеское дело, а человеческое. Мы творим его от имени земной власти, а не по евангельскому учению. Хотя насилие суда необходимо для существования современного общественного строя, но оно, любезнейший Николай Сергеевич, остается насилием и нарушением христианской заповеди "не судите..."

- Что же, папа, - вступила в разговор Ирина, - и уничтожение Распутина, по-твоему, не богоугодное дело? А вспомни, что было позавчера в театрах, и у нас здесь, и в Москве, когда вечером докатилось известие о его смерти? Люди, христиане, и, заметь, это - элита общества, ликовали, прерывая представления, вставали с мест и в едином порыве требовали исполнения гимна! Мы сами видели - да, Ники? - она обернулась к Ракелову, - как в Александринке все - и зрители, и актеры - стоя пели "Боже, царя храни!" и плакали от счастья! Да-да, плакали! И я - плакала!

- Да, кстати, - Сергей Ильич начал говорить тише, - я был у председателя Государственной думы Родзянко, когда к ним домой пришел князь Юсупов. Вы знаете, он - племянник им. Не стесняясь меня, они с женой обняли Феликса, поздравляли друг друга: "Богу было угодно, чтобы общее дело, наконец, свершилось..."

- Ага, видишь, папа, опять - "Богу было угодно!" - воскликнула Ирина.

- "...и глаза императора открылись на правду", - закончил фразу Сергей Ильич, бросив недовольный взгляд на дочь. - Я уверен, - он торжественно поднял указательный палец, - что теперь все истинно русские сплотятся, чтобы спасти свою страну. Все говорят о готовящемся наступлении наших войск. Я думаю, мы теперь в воодушевлении начнем атаковать.

Ирина отодвинула тарелку.

- Глаша, куда ты запропастилась? - крикнула она в сторону двери. В комнату поспешно вошла прислуга, принявшаяся убирать со стола.

- Ну да, - улыбнулся Ракелов. - Самое время атаковать! Мне это напомнило историю с генералом Фошем.

- Ну-ка, ну-ка, - весело прищурился Сергей Ильич. - Напомните-ка, голубчик.

- В четырнадцатом году, когда, как вы помните, у французов было прескверное положение, генерал Фош прислал командующему центром генералу Жоффру телеграмму: "Мой центр отступает. Мой правый фланг отходит. Положение превосходное. Буду атаковать".

- И что же из того? - Ирина придирчиво наблюдала за Глашей, расставлявшей чайные приборы.

- Что из того? - Сергей Ильич переглянулся с Ракеловым. - Эта атака, девочка, спасла Париж.

- И какой вывод из сказанного, я не поняла?

- А вывод, Ирина Сергеевна, один. Уметь надо в самом безвыходном положении сказать: " Положение превосходное" - и идти в атаку! Это касается и обыденной жизни конкретного человека, и таких ситуаций, какая у нас в России сложилась. Теперь главное - чтобы нашелся человек, который повторит изречение генерала Фоша и поведет наших солдат вперед. Тогда нам сам черт не страшен, - сказал Ракелов.

Сергей Ильич рассмеялся, одобрительно поглядывая на гостя, который нравился ему все больше и больше. Он наконец-то вспомнил. Ну, конечно же, он видел Николая Сергеевича рядом с Керенским. Видел несколько раз, только его сегодняшний гость всегда старался держаться в тени. Значит, еще и скромен. Похвально!

- А ты... - Ирина поспешно поправилась, -...вы, Николай Сергеевич, считаете, Государь не является таким человеком?!

- О-о-о! Все-все-все! Пьем чай, - воскликнул Сергей Ильич.

"Однако и впрямь - шустрый малый! Они, похоже, уже на "ты", - подумал он и посмотрел в сторону столика у камина, где лежали папиросы - захотелось закурить.

- С моей дочерью, любезный Николай Сергеевич, надо держать ухо востро. Она - большая поклонница сильной власти, и монархия для нее – святое понятие. Кажется мне, она в Государя-то тайно влюблена! Так, Ирэн? Признавайся-ка отцу родному! Влюблена-а-а? - он залился смехом.

- Рара! - лицо Ирины вспыхнуло. - Мне просто надоело слушать, как все жалеют Россию и осуждают Государя. За что жалеть Россию? За жизнестойкость? – она отставила в сторону бокал с водой. - Да, сейчас - война! Но как она встряхнула нацию, какие чувства, доселе, может, и неведомые многим, всколыхнулись в душах людей! Еще Пушкин - помните? - в одном из стихотворений писал, что "царь Россию оживил войной". Вот и сейчас - Россия оживлена войною! И не стоит ее унижать бесконечной жалостью и неверием в Государя.

- А вот Федор Иванович Шаляпин давеча очень точно заметил, что "царь - роль шекспировского размаха и надобно уметь играть царя, – сказал Сергей Ильич. - Народ фальши не прощает. Коли не понял своей роли, не умеешь ее играть, провалился и освистан – так уходи, изволь освободить сцену! Именно от фальшивой игры на сцене, которая для Государя нашего – вся империя, идет начало многих несчастий...

Ирина посмотрела на часы.

- Ой! Рара! Николай Сергеевич! Без десяти уже. За разговорами Новый Год пропустим!

- Да. И впрямь, - Ракелов, медленно, словно собираясь с мыслями, поднялся с места, одернул края пиджака и, обойдя стол, встал рядом с Ириной. - Сергей Ильич... - он ухватился руками за спинку стула.

Отец, заметив вдруг побледневшее лицо дочери, все понял.

- Сергей Ильич! Я взял на себя смелость признаться, что я... - Ракелов набрал воздуха в грудь и проговорил на одном дыхании, -...люблю вашу дочь и прошу у вас ее руки. Не откажите. Мне без Ирины жизни не будет! - он склонил голову.

Ирина, отложив салфетку, которую до того теребила в руках, поднялась с места и встала рядом с Ракеловым.

 

- Да что же это... - Сергей Ильич, всегда степенный и уравновешенный, подскочил с места. - Что же это... Как же... – растеряно бормотал он. - Вот сюрприз так сюрприз… Глаша! Глаша! – словно опомнившись, крикнул он в проем двери.– Глаша! Шампанского неси! Скорее!

Ракелов взял Ирину за руку и подвел к отцу.

- Как же... Дети... – взволнованно заговорил Сергей Ильич, но, увидев Глашу, вошедшую в столовую с подносом, на котором возвышалась бутылка шампанского в ведерке со льдом, замахал руками. - Что ты принесла? Наказание Божие! Икону неси! Из кабинета. Скорее же!

Глаша, никогда раньше не видевшая хозяина в таком состоянии, выскочила за дверь, и через минуту вернулась со старинной иконой в серебряном окладе. Сергей Ильич, перекрестившись, принял икону. Ирина и Ракелов переглянулись и опустились на колени.

- Благословляю вас, дети мои, - у Сергея Ильича перехватило дыхание. - Живите в мире, любви и согласии. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь, - он перекрестил молодых, подождал пока те прикоснутся губами к краю иконы и… не выдержал - слезы потекли по лицу. Торопливо достав носовой платок, Сергей Ильич отвернулся, вспомнив, как, кажется, совсем недавно, этой же иконой благословляли родители их с Настенькой, как, положив руку на живот своей пополневшей красавицы жены, ощутил биение новой, порожденной ими жизни, как маленькая Ирочка делала первые шаги, как они были счастливы втроем... И вот сейчас его жизнь будто обрывается - он остается один. И никому уже не нужен. Никому...

- Жаль, матушка твоя не дожила до этого дня, - с горечью проговорил он, убирая платок в карман.

Глаша, украдкой вытирая слезы, унесла икону в кабинет. Ракелов помог Ирине подняться с колен. Щеки ее горели.

- Ирэн... Вот... Позвольте... - Ракелов достал из коробочки кольцо с небольшим бриллиантом и, немного волнуясь, надел ей на палец. - Как славно, впору пришлось! - обрадованно проговорил он, целуя ей руку. - Завтра же мы объявим о нашей помолвке.

- Дети... дети мои... - Сергей Ильич неуклюже обнял их, не зная, что сказать. Слезы все еще душили его, и оттого он никак не мог заставить себя разомкнуть руки. Бой каминных часов и радостный возглас прислуги вывели его из оцепенения.

- Сергей Ильич! Ирина Сергеевна! Уж Новый Год на дворе, а вы даже шампанское не разлили! - заглянула в комнату улыбающаяся Глаша и заспешила к окну. - Вон, я все двери нараспашку открыла, и окно надобно тоже открыть, - дернула за ручку оконной рамы. - Счастье в дом впускаю! – пояснила она.

- Да! Да! Конечно! - Сергей Ильич принялся торопливо разливать шампанское по бокалам. - И другие окна! Глаша, отвори все!... Входи, семнадцатый! – воскликнул он, когда окна были распахнуты.

- Входи, счастье! – тихо сказал Ракелов и поцеловал Ирину.

Счастье неуверенно переступило порог...

 

* * *

«Какая удивительная ночь! – думала Ирина, уже лежа в кровати.

«Мой Ники… - она невольно улыбнулась. – Он здесь. Совсем рядом. И я его чувствую. Поэтому и не могу заснуть. Правильно, что отец распорядился постелить ему в своем кабинете. На улицах стало опасно.»

Ирина знала каждую складочку, изгиб, потертость и пятнышко дивана, на котором сейчас спал Ники.. Сколько раз, сидя на нем в отсутствие отца, она жадно читала любовные романы, непонятным образом попадавшие в его серьезную юридическую библиотеку, замирая всякий раз, когда казалось, что вот-вот найдутся ответы на волновавшие ее вопросы, которые так старательно скрывали авторы за витиеватыми фразами и намеками. Она росла, а диван - старел, не теряя между тем особенностей своего характера - приветливости и гостеприимства. «И сейчас на нем лежит Ники…»Ирина вздохнула и натянула одеяло на голову. Но сон все не приходил, а под одеялом стало жарко. Она откинула одеяло и закинула руки за голову, вдруг ощутив прокатившийся волной по телу озноб.

"Нет, хватит думать об этом», - решила она и блаженно улыбнулась, вспомнив, что Ники шепнул, провожая ее до дверей спальни:

"Признаюсь, меня переполняет зависть!"

"К кому?" – удивленно спросила она.

"К самому себе. К тому, у которого есть любовь..."

«Как прекрасна любовь!» - подумала Ирина, потянулась, потом перевернулась на живот и обхватила подушку руками, рассчитывая, что может быть, в таком положении все же удастся заснуть. Попыталась лежать неподвижно, но мысли никак не хотели угомониться. Почему-то вспомнила себя четырнадцатилетней девчонкой - заплаканной, опрокинутой болью и горечью первой любви. "Никогда, слышишь, мама, никогда больше не буду любить. Ненавижу эту любовь! – отчаянно выговаривала она, уткнувшись маме в плечо. А та ласковой рукой поглаживала ее по голове, приговаривая: "Глупышка ты моя... Не надо бояться любви. Своей или чужой. Хотя... Любовь не бывает чужой. Любовь бывает нежданной. Но нежданная - не всегда не твоя. А нужно ли было тебе прикосновение ее легких крыльев - ты сможешь судить только, когда она покинет тебя. Но, возможно, именно в этот момент тебя покинет и твоя душа, а ты и не заметишь, что не живешь более. Только любовь будет где-то в небесах звенеть нежным колокольчиком..."

- "Не надо бояться любви. Своей или чужой», - прошептала Ирина и, словно пытаясь спрятаться от мыслей, нырнула головой под подушку. Но и туда пробрались осмелевшие мысли. По телу снова пробежала дрожь.

"Ники здесь… Он рядом... Я его чувствую…" - Ирина села на кровати. Больно ущипнула себя за руку. Не помогло. Поднялась с кровати. Подошла к двери. Прислушалась. В доме было тихо. На цыпочках, все еще не веря тому, что делает, прокралась по коридору и коснулась пальцами двери кабинета. Скрип двери оцарапал слух. Неслышно ступая, подошла к дивану. Плотные шторы на окне не были задернуты. Лунный свет заливал небо, бросая блики на вуаль занавески.

- Ники... Ты спишь?

- Нет, милая. Я ждал тебя…

 

В обильно украшенном золотой лепниной зале ресторана "Контан" в этот час было немноголюдно. Свободные официанты, готовые в любую секунду обслужить гостей, негромко переговариваясь, стояли у выхода с кухни.

Александр Иванович Гучков - организатор и председатель Военно-промышленного комитета, задумавшись, сидел в кресле и поглаживал огромную пушистую ухоженную кошку, которая, утробно урча, развалилась у него на коленях. Кошку он принес с собой, хоть это было и не принято, но метрдотель не посмел возразить важному гостю, тем более, что тот расположился в отдельном кабинете. Александр Иванович ожидал князя Львова - в официальной жизни - председателя Союза земств и городов, а в жизни потаенной, но не менее важной - Досточтимого Мастера Братства в масонских ложах Москвы и Петербурга. Гучков был знаком с князем давно, но сблизился только в январе шестнадцатого, когда возник тайный план - сослать царицу в Крым. Он знал, что князь, как истинный "толстовец", был против войны, но, как масон, связанный обязательствами Братства, полагал неблагородным бросать союзников. Гучков прекрасно помнил тот вечер, когда члены "прогрессивного блока" Государственной думы и Государственного совета устроили обед как раз в этом ресторане, в честь первого приезда в Россию французского министра вооружений, масона Великого Востока господина Альбера Тома. Гучкову тогда пришлось быть изысканным и хитрым, точнее, демонстрировать этакую азиатскую изощренность ума, которую и хитростью-то не назовешь. Уж кто-кто, а Александр Иванович, как никто близкий к военным - достоверно знал, как обстоят дела на фронте. Он ясно понимал, что подписанное с французами и англичанами соглашение о незаключении сепаратного мира с Германией и масонская клятва русских Великого Востока «ни при каких обстоятельствах не бросать союзников» оборачивались для России гибелью. "Помогите нам людьми!" - просили французы, настаивая, чтобы Россия ежемесячно посылала на Западный фронт по сорок тысяч человек. Россия лезла из кожи вон, чтобы помочь союзникам, да только кожа-то уже трещала и грозила разорваться в клочья.

В зал ресторана неспешно вошел седой мужчина с аккуратной круглой бородкой и глубоко посаженными цепкими глазами.

- Пожалуйте, ваша светлость, в кабинет! Александр Иванович вас ожидают-с, - подобострастно согнувшись, метрдотель проводил гостя и услужливо раздвинул портьеры.

- Добрый вечер, Георгий Евгеньевич, - Гучков опустил кошку на пол и поднялся навстречу князю Львову.

Тот поздоровался, опустился в кресло и, закинув ногу на ногу, сердито забарабанил пальцами по деревянному подлокотнику. Кошка, потянувшись, на мгновение выпустила коготки, затем, прикрыв глаза, стала тереться о ногу Гучкова и, как только тот снова расположился в кресле, запрыгнула ему на колени и безмятежно замурлыкала.

Князь Львов молчал. Гучков тоже не начинал разговор и только выжидательно поглядывал на князя, попросившего о срочной встрече с глазу на глаз. Сидел, откинувшись на спинку кресла, и поглаживал кошку, время от времени проводя рукой против шерсти, отчего та каждый раз удивленно приоткрывала желтые глаза.

- Да отпустите вы эту кошку, Александр Иванович! – наконец, заговорил князь Львов. - Смотреть не могу, как вы ее мучите!

- Помилуйте, Георгий Евгеньевич, где ж я ее мучаю? – добродушно улыбнулся Гучков. - А что глажу против шерсти - так ничего, пускай привыкает к превратностям судьбы. Не все коту Масленица!

- Не смешно, Александр Иванович! – буркнул Львов.

В кабинет, раздвинув портьеры, в сопровождении метрдотеля вошли двое официантов, принявшись расторопно накрывать на стол.

- Прошу, господа! Что-нибудь еще изволите? - метрдотель, внимательно следивший за действиями официантов, повернулся к гостям. – Может молочка кошечке?

Гучков покачал головой. Князь Львов пересел за стол, сложив салфетку треугольником, расстелил ее на коленях и сразу налил себе водки.

- Георгий Евгеньевич, глазам не верю. Водка? Вы ж не пьете, - изобразил удивление Гучков.

- Не пью, не пью, - пробурчал князь. - О вашем здоровье забочусь.

- Так ежели мне мало останется – я могу еще заказать, - хмыкнул Гучков.

- Позвольте поухаживать? - официант подобострастно наклонился к князю, демонстрируя напомаженную голову. - Салатик положить...

- Ступай, любезнейший. Если понадобишься – позовем, - отмахнулся князь Львов. - Все ступайте! – приказал он. - Да смотри там, чтоб никто не беспокоил, - строго посмотрел на метрдотеля, который поспешно покинул кабинет, подталкивая официантов.

Гучков сбросил кошку на пол и поднялся со своего места. Та, обиженно мяукнув, сразу же запрыгнула обратно на кресло.

- Если позволите, Георгий Евгеньевич, я отлучусь на минуту! - Гучков улыбнулся, глядя на недовольное лицо Львова. - Руки помою - как-никак кошку держал.

Князь Львов, оставшись один, поковырял вилкой в салате, подозрительно понюхал его и, вздохнув, принялся за еду…

Вернувшийся в кабинет Гучков, сел к столу.

- Ну-с, любезный князь, выпьем за все хорошее? – приподнял стопку с водкой, выпил одним глотком и закусил кусочком хлеба.

- А что у нас хорошего может быть? - Львов махнул рукой. - О чем вы, Александр Иванович? Вы-то все время больше на фронте проводите, а у нас здесь... – он поморщился. - Вот, Распутина нет, а еще хуже стало. Раньше ведь как? Все валили на него. Его убили, а ничего не изменилось! Даже напротив... Положение ухудшается с каждым днем. Мы несемся к пропасти. С железными дорогами опять катастрофически плохо. Они еще как-то держались, но с этими морозами... График падает. В Петрограде уже серьезные заминки с продовольствием. Вон что делается! - отложил вилку в сторону. - Разве ж это оливье? Издевательство, да и только, - отодвинул от себя тарелку. - Не сегодня-завтра в городе совсем не станет хлеба. Стачки с ноября. В войсках недовольство. Петроградский гарнизон ненадежен, - сделал глоток воды. - Весной планируется наступление. Боюсь, однако, до весны не дотянем.

- Да... - Гучков достал из портсигара папиросу и закурил. - Замечу, что настроение масс, похоже, перемахнуло через нашу голову, оно уже левей "прогрессивного блока". Чтобы додержаться, по моему разумению, надо взять разгон. Знаете... - он придвинул пепельницу, - на яхте... когда идешь левым галсом, перед поворотом на правый галс надо взять еще левей, чтобы забрать ход... Если весеннее наступление на фронте будет удачным, мы сделаем поворот и пойдем правым галсом. Чтобы иметь возможность сделать этот поворот, надо забрать ход... левее, - сказав это, он испытующе посмотрел на собеседника. - Для этого, если власть на нас свалится, - аккуратно стряхнул пепел, - я бы все-таки позвал Керенского. Вы, слышал я, сомневаться стали по его поводу? Убежден, гораздо выгоднее иметь его с собой, чем против себя.

- Он же включен в состав будущего правительства, что вы беспокоитесь? – недоуменно сказал князь Львов. - Кстати, - продолжил он, переводя разговор на другую тему, - у него сейчас в помощниках этот юрист... как его... Аракелов, кажется... Очень перспективный молодой человек... тоже наш... масон... Его можно активнее привлечь к делам. Нет, вспомнил, не Аракелов, а Ракелов. Николай Сергеевич. Знаете такого?

- Знаю. Встречал неоднократно вместе с Керенским. Он, к слову, недавно о помолвке объявил. Надобно поздравить.

- Кто? Керенский? - изумился князь Львов. - Так он же...

- Какой Керенский? – улыбнулся Гучков. - Ракелов. И знаете, кто его дама сердца? Ирина Яковлева. Дочь Сергея Ильича.

Львов положил салфетку на край стола и поднялся.

- Давайте, Александр Иванович, в кресла переберемся, коли и у вас к этакой еде аппетита нет. Так вот, что я вас пригласил, - понизив голос, задумчиво заговорил он, после того как расположился в кресле. - Стало мне известным, якобы Государь начал... - Львов кашлянул в кулак, - интересные планы вынашивает. Думу манифестом своим распустить намеревается без указания срока нового созыва и восстановить неограниченное самодержавное правление. В обеих столицах ввести военное положение, а ежели нужно, и осадное, вплоть до полевых судов. Ему уже и проект манифеста приготовили. Вот такие интересные новости.

- Откуда сведения? Не блеф? - нахмурился Гучков, разминая в пальцах новую папиросу.

- Не блеф... Родзянко уже был у Государя. Я, говорит, как председатель Государственной думы, умоляю: Ваше величество, спасайте себя! То, что делает ваше правительство и вы сами, до такой степени раздражает население, что все возможно. Вы хотите распустить Думу, и тогда не пройдет и трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать. Нельзя так шутить с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием.

- Так и сказал? – удивленно спросил Гучков, закуривая. - А что ж Государь?

- А-а... - на лице князя Львова снова появилось недовольное выражение. - Ни-че-го. Сказал: "Ну, Бог даст, все образуется". Родзянко даже сорвался: "Ничего, говорит, Бог уже не даст, вы и ваше правительство все испортили! Революция неизбежна". И боюсь, что он прав. Ох, прав, Александр Иванович...

- Та-ак... - Гучков снова принялся поглаживать кошку, которая успела устроиться у него коленях. - Да, первый и необходимый шаг к спасению страны - это, безусловно, замена ничтожеств, сидящих в нынешнем Совете министров и в высшем командовании выбранными нами вместе с братьями по ложе достойными людьми. Без Распутина будет легче это сделать. Если не удастся - боюсь, придется поднимать вопрос о физическом устранении царя, - жестко сказал он.

- Оставьте, Александр Иванович! - Львов достал из кармана часы на серебряной цепочке и посмотрел на циферблат. – Я тоже раньше к этому склонялся, но это была бы очередная попытка спасти ситуацию старорусским способом - тайным дворцовым насилием. Думаю, само время сейчас работает против Государя. Он человек мягкий, пока надумает что-то, пока решится... - с пренебрежением сказал он и убрал часы. - Однако сообщить это я был вам обязан. Возможно, наши планы потребуют некой корректировки. А сейчас простите, Александр Иванович, вынужден вас покинуть. У меня еще встреча, - он поднялся и, пожав руку Гучкову, вышел из кабинета.

Гучков проводил его взглядом и теперь стоял, раскачиваясь с пятки на носок.

"Мы несемся к пропасти, строим свои планы спасения, но царь-батюшка, похоже, мыслит совсем по-другому, - подумал он.

Кошка ласково потерлась о его ногу, оставляя на темно-синей шерсти брюк рыжие волоски.

- Пойдем-ка и мы домой! – он подхватил кошку на руки. – Утро вечера мудренее.

 

 

Снег валил уже второй день. Сугробы, разрастаясь, перекрывали улицы. Ирина быстро шла по заснеженному тротуару. Поднятый воротник шубки был покрыт инеем. Порывы ветра бросали в лицо колючий снег. Мороз пощипывал нос и щеки. Проходя мимо темной громадины Щербатовского дома, возвышавшегося на противоположной стороне улицы, она с тоской подумала: "Господи, ведь только что все это было - балы, свет во всех окнах, красная ковровая дорожка перед подъездом через тротуар, специальный наряд полиции, руководящий движением подъезжающих экипажей, швейцар у двери в темно-синей ливрее до пят и фуражке с золотым галуном, лакей, помогающий разряженным, смеющимся гостям вылезать из экипажей... А сейчас... Все окна темны, как и во многих других домах, и от этого охватывает мрачное чувство обреченности. Под ногами словно ощущаются подземные толчки, будто какая-то неведомая сила с утробным рыком рвется на поверхность". Она вспомнила, как на днях дочь баронессы Ботмер уверяла ее, что из России надо бежать, пока не поздно. Неужели она права?

Ирина вышла из переулка и свернула направо на свою улицу.

В конце улицы возле бакалейной лавки увидела темную толпу, которая колыхалась и гудела, как растревоженный улей. Издали были слышны шум и крики. До дома оставался всего один квартал, свернуть было некуда, возвращаться и обходить - очень далеко, да и неизвестно, кого еще встретишь на соседних улицах. Подойдя ближе, она невольно замедлила шаг. Толпа становилась все больше и больше. Ирина уже слышала ее неровное, шумное дыхание. Лица людей, столпившихся у входа в бакалейную лавку, были искажены ненавистью. Хозяин, невысокий коренастый мужчина в пальто, наспех накинутом прямо на халат, и молоденький рыжеволосый приказчик с испуганным, бледным лицом, стояли на ступеньках, прижатые к дверям лавки, пытаясь что-то объяснить, однако их никто не слушал - превращаясь в неуправляемую, безжалостную, безликую массу, толпа продолжала напирать. Ирина с ужасом поняла неотвратимость того, что сейчас произойдет. Улица оказалась перекрытой, остался лишь узкий проход, похожий на тропинку в расщелине. "Ну что ж, как там учил Порфирий? Надо надеть шапку-невидимку, а для этого - перенестись центром своего сознания в другое место, проще всего - в воспоминания..."

Ирина медленно двинулась вперед.

"Вчера Ники принес мне маленькую баночку дивного, душистого меда, и..."

- Бабы! Да брешут они, гады! Прячуть хлебушек!

"...и я, зачерпнув ложечкой золотой нектар, с наслаждением впитывала в себя волшебный вкус лета..."

- Мужик на фронте. Дитё третий день не жрамши! А они тут жируют!..

"...а Ники неожиданно поцеловал меня в губы..."

-Да я за дитёв глотку перегрызу!

"...его лицо было настолько близко, что очертания его расплывались, превращаясь в нечто зыбкое, нематериальное..."

- Не хочут давать по-добру - сами возьмем!

"...я прикрыла глаза, отдаваясь его губам..."

-Бей их, бабоньки! - раздался визгливый мужской голос.

Толпа, опрокинув хозяина и приказчика, рванула в лавку, двери затрещали, на ступеньках у входа начались потасовка и давка. Прижавшись к стене дома, Ирина продолжала осторожно двигаться вперед. Из задних рядов через головы пролетели камни.







Дата добавления: 2015-09-07; просмотров: 337. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Шрифт зодчего Шрифт зодчего состоит из прописных (заглавных), строчных букв и цифр...

Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...

Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Экспертная оценка как метод психологического исследования Экспертная оценка – диагностический метод измерения, с помощью которого качественные особенности психических явлений получают свое числовое выражение в форме количественных оценок...

В теории государства и права выделяют два пути возникновения государства: восточный и западный Восточный путь возникновения государства представляет собой плавный переход, перерастание первобытного общества в государство...

Закон Гука при растяжении и сжатии   Напряжения и деформации при растяжении и сжатии связаны между собой зависимостью, которая называется законом Гука, по имени установившего этот закон английского физика Роберта Гука в 1678 году...

САНИТАРНО-МИКРОБИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОДЫ, ВОЗДУХА И ПОЧВЫ Цель занятия.Ознакомить студентов с основными методами и показателями...

Меры безопасности при обращении с оружием и боеприпасами 64. Получение (сдача) оружия и боеприпасов для проведения стрельб осуществляется в установленном порядке[1]. 65. Безопасность при проведении стрельб обеспечивается...

Весы настольные циферблатные Весы настольные циферблатные РН-10Ц13 (рис.3.1) выпускаются с наибольшими пределами взвешивания 2...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия