Наталия Вико 12 страница

- Это я поняла. Что за «раскаленные угли в ковше», спрашиваю?

- Ну, это просто... Есть вопросы, которые задают при посвящении в тот или иной градус... при церемонии в ложе. Кажется мне, такого рода вопрос - не самый сложный, где-то градуса второго... Дорогая, кстати, - решил сменить тему, - пойдем-ка и мы внутрь. Ты ведь, помнится, хотела еще с Куприным увидеться?

- Так он не пришел, - Ирина огорченно вздохнула. – Рассказывай же дальше!

- Тогда поедем домой. Там и переговорим. И не только об этом… - с многозначительной улыбкой приобнял Ирину за талию.

- Хорошо, поедем. Но не забудь, что обещал… - улыбнулась она, прижавшись головой к его плечу.

У выхода подошли к князю Львову, который провожал гостей.

- Мсье, позвольте поблагодарить вас за прекрасный вечер, - Николя пожал князю руку.

- Благодарю, граф, - кивнул тот, повернулся к Ирине и взял ее руку.

- Я, Ирина Сергеевна, батюшку вашего - покойного Сергея Ильича - часто вспоминаю. Потребность у нас здесь в таких деятельных и умных людях, как он был, великая.

- Благодарю, Георгий Евгеньевич. Будем рады видеть вас у себя, - с трудом улыбнулась она и, чувствуя, как глаза наполняются слезами, заторопилась к выходу.

Уже спускаясь по лестнице, увидела стоящего у перил скучающего Юсупова и Маклакова, который оживленно о чем-то говорил.

Бросила взгляд на князя, который с благожелательной улыбкой слегка наклонил голову.

"Все таки до чего же хорош! Глаз не отвести..." – уже садясь в автомобиль, подумала она.

 

* * *

 

- Николяша, - имя мужа, переделанное на русский манер, прозвучало ласково, - откуда ты все это знаешь? - спросила Ирина у блаженно откинувшегося на спину Николя.

- Ты о чем?! – он изумленно открыл глаза.

- О масонах, конечно, - немного удивленная непонятливостью мужа, ответила она и натянула одеяло.

- О-ля-ля! - Николя потянулся, а потом повернулся лицом к Ирине. - Обожаю женские вопросы! Просто обожаю! Больше ничего тебя, дорогая, конечно, в данный момент не интересует? – поцеловал в шею.

- Сейчас для меня именно это - самое главное, - важно заявила она. – Поэтому рассказывай. Тем более, что обещал, когда домой увозил.

- Знаешь, мне иногда кажется, что для тебя самое главное - заставить меня говорить, - Николя приподнялся на локте и испытующе заглянул ей в глаза. - И тогда ты расслабляешься, превращаешься в мурлыкающую кошечку. А когда я молчу, то вроде тебе и не интересен. Я не прав?

- Не прав! - поспешно сказала она, поглаживая мужа по волосам. – Во-первых, я не кошка, а львица, - сделала паузу, давая возможность осознать важность заявления. - Во-вторых, мне в тебе еще кое-что нравится, - легонько провела кончиками пальцев по бедру мужа. - То, как на тебе темно-синий костюм сидит, например...

Николя приоткрыл рот, собираясь возмутиться.

- Еще автомобиль ты хорошо водишь, - игриво добавила она и рассмеялась. – Николяша, но мне ведь, правда, интересно то, что ты рассказывал про масонов. Так откуда ты знаешь?

- Много будешь знать - скоро перестаришься! – нравоучительным тоном сказал он

по-русски, а когда Ирина хмыкнула, озабоченно поинтересовался, правильно ли он произнес эту пословицу?

- Все правильно. Умница ты моя, - Ирина снова погладила мужа по голове, и удобно устроилась у него на плече. - Говори-говори, Николяша, я не сплю, - зевнула. - Я слушаю.

- Я, между прочим, знаю не только про масонов, но и много всего прочего, не менее интересного, начал поглаживать ее по спине, - потому что я - умный, красивый, начитанный мужчина с прекрасным образованием.

Ирина кивнула и закрыла глаза.

- Правда, некоторые до последнего времени считали меня сухим, расчетливым и прагматичным, но…

«Как же хорошо он говорит, - подумала она расслабленно и потерлась щекой о его плечо.»…

- Кстати, - оживился Николя, - если хочешь про масонов. У них есть такой жест -

приветствие, когда они дотрагиваются правой рукой до левого плеча. Так вот, великий скульптор и архитектор Микеланджело тоже был членом одного из таких тайных обществ. И есть версия, что именно поэтому его знаменитый "Давид" на пьяцце Синьории, в центре Флоренции, стоит с поднятой к плечу рукой. А еще, насколько мне известно...

"Пусть только говорит, он так замечательно говорит..." – подумала Ирина, проваливаясь в сон…

…Николя приподнял голову и посмотрел на жену.

- Ирэ-эн! – тихонько позвал он. – Ты спишь, милая?

Ирина не ответила. Ей снилась ожившая статуя Давида с головой Феликса Юсупова, который, пристроившись на краю площади Синьории в центре Флоренции, выкрикивал голосом Маклакова: " Кому говядинки? Кому свежей говядинки из имения графа Льва Николаевича Толстого? Подходи-торопись, дамочки! Отдам недорого! Поменяю на вилки, ложки, ножи серебряные...»

К лже-Давиду выстроилась длиннющая очередь из женщин, которые, пожирая его тело глазами, не торгуясь, ссыпали столовое серебро к ногам. Только одна из них, толстушка с веером, задержалась ненадолго, допытываясь, правда ли, что у Давида имеется младший брат?

 

 

Моросил дождь. Тоскливый и нескончаемый. Деревья жаловались друг другу на непогоду. Желтые листья каштанов, брошенные порывами осеннего ветра на стекло, напоминали расплющенные яркие груши. Размытые очертания Нотр-Дам просились на полотно художника-импрессиониста.

Ирина открыла окно, подставив ладонь под струю лившейся с крыши воды.

"Чем французский дождь отличается от русского? - поднесла влажную ладонь к носу. - Наверное, запахом. Русский дождь пахнет полынью, а французский... ванилью».

 

* * *

 

На следующий день дождь, казавшийся бесконечным, внезапно прекратился, словно решительная рука перекрыла кран в небесной душевой. Солнечные лучи, пронзив толстые неповоротливые тучи, заискрились золотыми и серебряными бликами на мокрой мостовой, черепичных крышах и в окнах домов. Ирина, не удержалась, вышла из такси и с удовольствием прогулялась до кафе Сен-Бенуа на бульваре Сен-Жермен, где у нее была назначена встреча с неподражаемым Анри Манго, знакомство с которым было удачей, настоящим подарком, позволившим избавиться от ощущения невостребованности, бесполезности и скуки – верных предвестников и спутников исконного русского недуга - хандры.

Анри переводил на французский книги Достоевского, Куприна и Толстого. Русский язык он знал в совершенстве. В молодости в качестве представителя парфюмерной фабрики приехал ненадолго в Россию, однако же, не устояв перед чарами привлекательной русской барышни, женился, остался в Петербурге и обрусел. С началом мировой войны, движимый патриотическими чувствами, вернулся на родину, а после войны решил не обременять себя наскучившим парфюмерным делом и занялся переводами. Переводчиком он был от Бога. Дотошным до невероятности. Мог потратить недели на поиски адекватного французского эквивалента русскому слову или фразеологизму, готов был беседовать с кем угодно, хоть с ученым, хоть с бродягой, составляя зачастую несколько десятков вариантов перевода, тщательно проверяя и выбирая наиболее точный, но, однако же, все время сомневался, считая, что не всегда улавливает тонкости и нюансы. Собственно так они и познакомились, когда ее однажды попросили проконсультировать господина Манго.

- Посмотрите, мадам Ирэн, - едва войдя в кафе и усевшись за стол, попросил Анри и разложил записи, сделанные мелким аккуратным почерком. Мне хотелось бы знать ваше мнение. Вот здесь, например, Куприн пишет, что герой его "совсем потерял голову". Но, - поднял глаза от записей, - если герой потерял голову именно совсем, то есть окончательно и навсегда, это один вопрос, а если же он все-таки в действительности потерял голову не насовсем, то есть временно, и вскоре, обнаружив, что объект его обожания вовсе не достоин такой жертвы, вернул свою голову на место, это, как вы понимаете, совсе-ем другой вопрос... Или вот еще, взгляните, - указал остро отточенным карандашом на строчки в книге и прочитал: "Смотришь, бывало, в трамвае примостился в уголку утлый преждевременный старичок..." – вопросительно посмотрел на Ирину. - Вот здесь меня интересуют слова «утлый» и «преждевременный». Прежде, чем показывать свой вариант перевода Куприну, я бы хотел уточнить, как правильно передать это по-французски…

После ухода Анри Ирина пересела за столик на улице и заказала себе еще кофе с круассаном. В воздухе пахло печеными каштанами и тлеющими углями в жаровнях. Она пила кофе и наблюдала, как у дверей дома напротив девчушка лет двенадцати играет с белой кошечкой, приманивая хрустящей бумажкой, привязанной к нитке. Девочка показалась похожей на Леночку Трояновскую, с которой они познакомились как раз в таком возрасте. У Леночки тоже был белый котенок, который, разыгравшись, больно оцарапал руку Ирине, а расстроенная Леночка жалела и ее и котенка.

«Ох, Леночка, Леночка...» - с грустью подумала Ирина.

Смерть подруги, случившаяся два года назад, оборвала последнюю живую ниточку, которая связывала ее с прежней жизнью. Вместе с Леночкой они бежали из Петрограда на юг России, выжили в голодной круговерти гражданской войны, но, перед самым приходом красных, пытаясь выбраться из Севастополя, потеряли друг друга в давке на причале, а через год случайно встретились в Париже, где Леночка уже сумела снять небольшую комнату на улице Жака Оффенбаха в квартале Пасси, облюбованном русскими эмигрантами. Вскоре она же нашла работу посудомойки в кафе и принялась за нее, настаивая, чтобы подруга не торопилась и подобрала себе что-нибудь приличное, благо денег на жилье и еду теперь хватает. Ирина как раз начала переговариваться с одним из недавно созданных модельных домов, куда ее будто бы могли через некоторое время взять манекенщицей, когда Леночка вдруг слегла с высокой температурой. В течение двух недель металась в бреду, задыхаясь от кашля, и буквально таяла на глазах. Ирина стала работать в кафе на ее месте, которое никак нельзя было потерять…

…Леночка тихо умерла ночью, натянув на себя одеяло, словно не желая потревожить подругу...

- Мари! Пора обедать! - раздался из окна дома напротив пронзительный женский голос. - Да оставь ты эту приблудную кошку. Быстро домой!

Девочка, вздохнув, провела рукой по пушистой шерстке и, грустно побрела домой, оглядываясь назад. Кошечка проводила ее до входа, жалобно помяукала у закрытой двери, а потом перебежала улицу, подошла к Ирине и стала тереться об ногу.

- Ну, иди ко мне, приблудная ты моя! – Ирина подняла кошечку. Та немедленно, по-хозяйски устроилась у нее на коленях и благодарно замурлыкала так громко и преданно, что уже через час, купив вместе с Ириной на рынке Сен-Клу гусиную печень, оказалась в доме Николя, который не смог порадоваться только потому, что по делам находился в Лондоне.

Гусиная печень кошечке понравилась…

 

* * *

 

- Дорогая! – в голосе Николя слышалась улыбка, которую не смог скрыть даже треск, родившийся в телефонной трубке. - Мы на послезавтра приглашены на прием в посольство Советской России. Учитывая, что ты все время говоришь, что не желаешь общаться с этими... - Николя запнулся, подбирая слова, - советскими русскими, мы должны отказаться?

- Безусловно. Я никуда не пойду. Под страхом расстрела.

- Даже если там будет неуловимый Куприн?

Ирина заколебалась.

-Я знал, что тебя не пугает расстрел, - рассмеялся Николя, - поэтому и подтвердил наш приход. Тем более, что господин Куприн будет точно.

 

* * *

Федор Иванович Шаляпин с царственным величием принимал поздравления, с удовольствием выслушивая хвалебные отзывы избранных поклонников и поклонниц, приглашенных в квартиру теперь уже бывшего посла Маклакова на улице Пэги, в двух шагах от бульвара Монпарнас, куда тот, вместе со своей незамужней сестрой Марией Алексеевной и старой служанкой-француженкой, был вынужден переехать из здания на Рю де Гренелль после признания Францией Советской России, которое последовало за смертью Ленина.

- О, вижу, милый львеныш превратился в прекрасную львицу! – оглядел Шаляпин подошедшую Ирину и поднес ее руку к губам, едва прикоснувшись. Сказал вроде радостно, но так отстраненно и буднично, будто и не прошло многих лет со дня последней встречи, и сам он будто только что вышел из их петербургской квартиры и через минуту вернулся забрать забытую шляпу. А она готова была броситься Федору Ивановичу на шею, чтобы хоть на мгновение ощутить прикосновение к той… ушедшей жизни. Болезненно поморщилась, ощутив, будто в сердце вонзили раскаленную иглу. Ей даже показалось, что запахло паленым. "Львенышем" называл ее Ники. С трудом улыбнулась и, приложив ладонь к шее, которую сдавило невидимой петлей, сказала Федору Ивановичу несколько ничего не значащих слов и отошла, устроившись в уголке гостиной на стуле.

Шаляпин хоть и был весел и балагурил весь вечер, но во взгляде, которым скользнул по ней несколько раз, Ирина ощутила надлом, внутреннюю необустроенность и незнакомую по прежним встречам закрытость. Казалось, душа его покрылась патиной, предохраняющей от ненужных волнений и потрясений. А она наблюдала за ним и думала, что, пожалуй, не только Федор Иванович, но и многие ее соотечественники, покинув родину, оставили на русской земле лучшую часть своих душ, замутились и растеряли теплоту и яркость - как краска, растворенная в чрезмерном количестве воды. Многие прежние российские кумиры, став эмигрантами, словно оказались под огромным увеличительным стеклом, обнаружившим неожиданные и порой не самые лучшие их черты.

Уже собираясь уходить, зашла в кабинет Маклакова, чтобы взглянуть на расхваленную Василием Алексеевичем «чудесную копию «Моны Лизы» работы хотя и неизвестного, но подающего большие надежды художника, которая уж точно бы понравилась великому Толстому». Встала перед картиной, вглядываясь в загадочную полуулыбку.

- Вы, Ирина Сергеевна, будто обижены на меня, - неожиданно услышала за спиной голос Шаляпина и молча повернулась.- Разрешите? – перешагнул порог кабинета.

- Вы так спрашиваете, Федор Иванович, будто вы у меня в доме, а я - такая же гостья, как и вы, - посмотрела на певца вопросительно.

- Вы, Ирина Сергеевна, - Шаляпин приблизился, - относитесь к тому редкостному типу женщин, которые заполняют собой любое пространство, где бы ни находились, - в его глазах промелькнула знакомая теплота из той – далекой прежней жизни. – Да-да, - продолжил воодушевленно, - пусть это будет шалаш, хижина, комнатушка, дворец, берег океана или звездное небо. Есть вы, а все остальное - просто в придачу. Извините за высокопарность слога, - взял ее за руку и на этот раз поцеловал.

- Пытаетесь разгадать тайну Джоконды? – указал на картину. - Боюсь, невозможно.

- Отчего же, Федор Иванович? – улыбнулась, почти простив. - Мне так кажется... – задумалась, вглядываясь в полотно.

- Ну-ну, Ирина Сергеевна, чего же вы замолчали?

- Мне кажется, все пытаются разгадать тайну улыбки Джоконды, как улыбки женщины, а ее улыбка - улыбка самой тайны. И вот она смотрит на нас всех с хитринкой, потому что знает - улыбка тайны непостижима.

Шаляпин слушал с интересом.

- Это как ваш голос, - продолжила Ирина. - Вы, наверное, тоже посмеиваетесь, когда кто-либо пытается разгадать его секрет и описать словами? Вот и сегодня ваш голос был настолько пластичен, а страсть, с которой вы пели, настолько горяча, что вы, как тот кузнец Вакула, на глазах у слушателей создавали чудо, которому нет цены и понять, а уж тем более объяснить это чудо - невозможно. И, - улыбнулась, - как вы сами давеча сказали, извините за высокопарность.

- Благодарствую, Ирочка, - Шаляпин снова поцеловал ей руку. – Но разница между великим Леонардо и мной в том, что я со своим голосом уйду, оставшись разве что на старых трескучих граммофонных пластинках, а Джоконда останется во всей первозданной красоте со всеми оттенками и полутонами, - сказал, вдруг погрустнев, будто разговор оказался созвучным потаенным размышлениям о смысле бытия. – А вы, Ирина Сергеевна, слышал, теперь - графиня? – поспешил сменить тему.

- Да, Федор Иванович, вот сподобилась, - ответила с усмешкой, но, вдруг вспомнив тот давний разговор на бульваре, спрятала улыбку и надменно приподняла бровь. – Потому, не могу не заметить, что руку вы мне поцеловали недостаточно почтительно. Пожалуй, попробуйте еще раз!

- Так вы помните тот наш разговор тогда на бульваре? – оживился Шаляпин, взяв ее руку и прикоснувшись губами к запястью. - Вы еще категорично так восклицали: "Месть?! Да как он мог, этот Монте-Кристо, да как это можно?"

- А вы тогда сказали, - высвободила руку и приложила к внезапно похолодевшему лбу, - что никогда нельзя произносить эту фразу, потому что меня непременно поставят в те же условия, и я сама дам себе ответ - как это было можно... Мстить... - голос дрогнул. - Но, как видите, я пока еще не Монте-Кристо...

- Но уже графиня... – добродушно рассмеялся Шаляпин. - Как я вам и предрекал, между прочим. Правда, граф Монте-Кристо, прежде чем получил основания менять чужие судьбы, посидел в тюрьме, имея возможность хорошенько осмыслить собственный пройденный путь. А вы...

- Тоже успела посидеть... - сказала Ирина, - и тоже бежала… - потерла висок, - и тоже осмыслила, - добавила совсем тихо.

- Федор Иванович, ну куда же вы запропастились? – раздались голоса из коридора. – Мы все скучаем без вас.

- Иду, иду! - крикнул Шаляпин в сторону двери. – Вот даже как? – снова посмотрел на Ирину.

- Ну, где же вы, Федор Иванович? – голос приблизился к двери.

- Такие серьезные совпадения? - спросил, уже поворачиваясь к выходу.

- Пошутила я, Федор Иванович. Вы же знаете, я большая шутница. Идите.

- Знаю, знаю, Ирина Сергеевна. Ну, даст Бог, свидимся еще, - заспешил к выходу.

"Да... Федор Иванович изменился..." - с горечью подумала она, провожая певца взглядом и мысленно переворачивая еще одну страницу книги, имя которой - прошлое.

 

* * *

 

Знаменитый модельер Поль Пуаре, несмотря на полноту, с неожиданным проворством сбежал навстречу к Ирине по покрытой коврами мраморной лестнице магазина на Елисейских полях и, уколов коротко подстриженной бородой, бесцеремонно заключил в объятья, как очень давнюю знакомую или родственницу. Может, конечно, у него и были основания так радоваться. Она ведь пару раз уже покупала у Поля одежду к сезону, не спрашивая цену. Так это же Николя сказал, покупай что хочешь…

Узнав, что завтра несравненная графиня Тарнер собирается на прием в посольство Советской России, Поль долго подбирал платье...

 

* * *

 

Невысокий кареглазый мужчина с аккуратной рыжей бородкой встречал гостей у входа в зал приемов посольства.

- Рад приветствовать вас, господин граф, - пожал руку Николя. - Счастлив познакомиться с вашей очаровательной супругой, - с любезной улыбкой кивнул Ирине, окинув быстрым взглядом ярко-красное платье, дополненное рубиновым колье и шляпой в тон.

– Любите красный цвет? – расплылся в улыбке. – Между прочим, цвет нашей революции, - взглянул испытующе, чтобы, услышав ответ, понять - своя или чужая.

- Или возрождения, - холодно улыбнулась Ирина.

- Увлекаетесь алхимией? - продемонстрировал неожиданную осведомленность.

- Еще символикой и колористикой, - небрежно сказала она.

- О-о, учение о цветах великого Гёте – и мое юношеское увлечение! Будет интересно продолжить этот разговор, - глянул подкупающе приветливо, потому что пока не смог понять, разговаривает с другом или недругом. - Прошу, проходите, - указал рукой в сторону зала, полного гостей. - Думаю, вы встретите здесь много интересных людей, - повернулся к новым гостям.

Ирина, взяв под руку Николя, прошла вовнутрь, ловя на себе взгляды. Как мужчин, так и женщин, что собственно лишний раз подтверждало гениальность Поля Пуаре.

- На тебя обращают внимание, - наклонился к ее уху Николя. – Я же говорил, что платье не совсем соответствует…

- Нарушать правила гораздо приятнее, чем соблюдать, - прервала его Ирина с довольной улыбкой. - Ты не знал? – глянула с наивной простотой. - Как, ты говорил, фамилия нового посла?

- Красин. Леонид Борисович. Ты разве не читала приглашение?

- Даже не прикоснулась, - поморщилась она. – Неужели Куприн опять не придет? – озабоченно огляделась.

- Уверен, что придет. Скажи, - Николя перешел на русский, - Красин от слова «красный»?

Ирина кивнула.

- А "красный" означает «красивый»? – с улыбкой глянул на жену.

- Если ты о платье, то да. А вот в России в последние годы слово "красный" скорее ассоциируется с кровью, - сказала язвительно.

- О-ля-ля! - развеселился Николя. - Теперь я понял, почему ты сегодня так оделась. Твое платье - протест!

- Каждый понимает по-своему, - нахмурилась, - в зависимости от того, какую систему символов исповедует. Кто-то как протест, кто-то, наоборот, как проявление лояльности, а кто-то как намек на будущее возрождение. Красин, мне показалось, понял, - усмехнулась, - как хотел...

Николя жестом подозвал официанта и взял с подноса два бокала с вином.

- Уверен, ты сегодня предпочтешь красное, - пряча улыбку, сказал он. - Можешь даже не пить, просто подержи, - протянул бокал.

- Очень к платью подходит, - с улыбкой пояснил Николя.

Ирина недоуменно посмотрела на него.

- До чего же ты забавная, честное слово! – рассмеялся он.

- Не нравится... – начала Ирина, но Николя все же успел изобразить отчаяние на лице, - мог и не жениться! - торжественно закончила она.

- Я тебя всякую люблю, - вырвалась неосторожная фраза, которую он, спохватившись, попытался смягчить улыбкой.- А ты знаешь что-нибудь о Красине? – все же сменил тему, надеясь, что Ирина отвлечется и не потребует разъяснений по поводу неосторожного высказывания. - Мне так известно только, что он был торговым представителем Советской России в Англии, а до девятьсот семнадцатого года решал вопросы финансирования партии большевиков.

Прежде, чем ответить на вопрос, Ирина посмотрела на мужа так, чтобы тот понял, фраза «я тебя всякую люблю» не забыта, а вопросы просто перенесены на другое время.

- Красин… - задумчиво сказала она, - Красин, насколько я помню, был другом писателя Максима Горького и актрисы Московского Художественного Театра Марии Андреевой. Имел какие-то отношения с известным русским промышленником Саввой Морозовым, который при таинственных обстоятельствах покончил с собой в Каннах в 1905, кажется, году. А сто тысяч рублей по векселю, выписанному Морозовым в пользу Андреевой, получал известный адвокат Малентович, связанный с большевиками. Мой отец вел некоторые дела Зинаиды Морозовой - вдовы Саввы. Кстати, в газетах писали, что Ленин умер в Горках, а это имение - я точно знаю, принадлежало именно ей. А товарищи реквизировали.

Ирина замолчала, вдруг вспомнив, что фамилию "Красин" слышала и от Леночки Трояновской, которая по секрету еще в Петрограде поведала ей о таинственных денежных отношениях отца с большевиками. А вскоре после этого разговора Петр Петрович Трояновский исчез. Как-то утром ушел на встречу в наркомат продовольствия, да так и не вернулся. Вечером того же дня, поговорив с кем-то по телефону, Софи, ничего не объясняя, велела им с Леночкой быстро собрать самые необходимые вещи, потому что необходимо срочно покинуть Петроград. Отдышаться они смогли только в вагоне поезда, направлявшегося на юг...

- Мсье Красин похож на слоеный пирог с сюрпризом, об который можно ненароком и зуб сломать, - отпила глоток вина. – И уж и не знаешь, то ли тебе радоваться находке, то ли плакать от неожиданной боли. Заметил, какие у него глаза? Как мышеловки.

- Ох, Анри на тебя нет! - улыбнулся Николя.

- Право, не смейся, Николя! Взгляни сам на него - глаза вроде бы мягкие, добрые, взгляд обволакивает, впускает внутрь и... р-раз! Дверца захлопывается - хребет пополам! А с виду такой ласковый, обходительный, обаятельный.

- Это у вас, по-моему, называется - "чертики в тихом болоте"? – сказал Николя по-русски.

- Вот-вот, - усмехнулась Ирина. - Только, дорогой мой, Красина и компания - не чертики. Не тот масштаб. Определение чертики для них мелковато, коли смогли целую страну ошельмовать, – вдруг сжала руку мужа. – Смотри, Николя! Вон же Александр Иванович Куприн! Пришел все-таки! Пойдем же скорее, я хочу, наконец, познакомиться, - потянула мужа к писателю, вокруг которого уже собирались почитатели.

- Никак спорить будете? – услышала чей-то голос слева. - А я так скажу: революционный порыв масс раздавил буржуазию в России, как гниду.

"Спорить будешь, гнида буржуйская?" - обожгла мозг фраза из прошлого.

У Ирины перехватило дыхание. Приостановилась, повернула голову и поймала на себе взгляд стоящего неподалеку коренастого мужчины с бокалом в руке.

- Нет-нет, что вы товариш, - его собеседник с блокнотом в руке, похожий на репортера, дружелюбно заулыбался. – На-про-тив, рус-ская революшн есть при-мер правилного соушиал организейшн для весь мир. И я буду о ней делать репорт для нашей га-зе-ты...

«Знакомый колючий взгляд. И руки... Я точно видела эти руки с короткими, будто обрубленными пальцами», - лихорадочно подумала Ирина.

Почувствовала, что Николя сжал ее локоть.

- Милая, что с тобой? – услышала его встревоженный голос. - Тебе нехорошо?

- Нет, нет, - отмахнулась. - Все нормально, Николя, пойдем. Просто здесь немного душно, - попыталась улыбнуться. - Познакомь же меня скорее с Куприным.

- До-обры-ый ве-ече-ер, мсье-е Ку-упри-ин! – почему-то расплылся в густом тревожном воздухе голос Николя. - Мы с вами встре-ееча-ались у Анри-иии, если помни-ите...

"Спорить будешь, гнида буржуйская?" - пульсировала, разрывая голову, вонзившаяся

в мозг фраза.

- Разрешите вам предста-авить мою су-упруугу - стра-ааастную покло-онницу ва-аше-его та-ала-анта-а гра-афи-иню Ирэ-эн Та-арне-ер.

"Почему Николя сегодня так странно говорит?" - промелькнуло в голове.

- Ка-ак же, ка-ак же-е...О-че-ень ра-ад, ма-ада-ам... - голос Куприна тоже звучал необычно.

"Кажется, он взял меня за руку", - почувствовала прикосновение.

- А-анри мне го-оворил о ва-ас... Благодарю-ю за помощь в пе-ерево-оде, жаль, что не име-ел чести....ра-аньше-е...

"Кажется, Куприн что-то говорит", - попыталась сосредоточиться.

- Здра-авствуйте-е, Алекса-андр Ива-анович, - едва услышала собственный голос. К горлу подступил комок. Поймала недоуменный взгляд Николя и почувствовала, что он крепко держит ее за локоть.

«Николя его о чем-то спросил, а Куприн отвечает», - встряхнула головой, пытаясь восстановить слух.

- Знаете ли, дорогой граф, существовать в эмиграции, да еще русской - это то же,

что жить поневоле в тесной комнате, где разбили дюжину тухлых яиц! – воскликнул Куприн. - В прежние времена я сторонился интеллигенции, предпочитая велосипед, огород, охоту, рыбную ловлю, уютную беседу в маленьком кружке близких знакомых и собственные мысли наедине…

«Он смотрит мне в спину», - почувствовала тревогу. По спине пробежала дрожь, как от того, казалось забытого, животного ужаса, испытанного лишь однажды.

- …Теперь же пришлось вкусить сверх меры от всех мерзостей, сплетен, грызни, притворства, подозрительности, а главное - непродышной глупости и скуки. А литературная закулисная кухня? Боже, что это за мерзость!

- Простите, ради бога, Александр Иванович, - прервала Куприна. - Я покину вас ненадолго. Слегка улыбнулась встревоженому Николя, отошла к столику, спрятавшись за спины гостей, взяла бокал вина, сделала глоток, даже не почувствовав вкуса, и, повернув голову вполоборота, отыскала глазами короткопалого.

«У того была татуировка с именем на пальцах… Надо проверить, а для этого подойти поближе... И если это он…».

- Не понимаю, - услышала сзади тихий голос Николя, - столько времени мечтать познакомиться с Куприным, помогать в переводе его произведений и вдруг повести себя так бестактно, так необъяснимо.

Поморщилась и обернулась.

- Николя, умоляю, у меня, кажется, начинается мигрень, - приложила пальцы к виску. - Но это ничего… скоро пройдет... Оставь меня одну, не беспокойся. Ты же еще хотел переговорить с Красиным? Иди, милый, пожалуйста, - глянула просительно.

Николя пожал плечами, развернулся и направился в другой зал, где должен был находиться Красин.

Ирина, сжав бокал в руке, наблюдала за короткопалым. Очевидно, тот отвечал за организацию приема. Подозвал и отдал распоряжение официанту, который заспешил куда-то. Вот пожал руку репортеру, прощаясь. Наконец, остался один. Ирина двинулась в его сторону. Мужчина ее заметил, поправил галстук, разгладил лацкан пиджака.

Ирина впилась глазами в его руку.

"САША" - прочитала она...

За мгновение все для себя решила. Еще не знала, когда и как, но знала, что обязательно сделает это... Когда найдет всех… Но сначала... Подошла совсем близко и… неловко оступилась...

"Черный костюм, белая рубашка и красное пятно на груди", - машинально отметила в уме.

- О, пардон, мсье! – воскликнула огорченно. - Господи! Какая же я неловкая! Простите!