Там весело живут.

На Бетельгейзе девушки

С ума тебя сведут.

Что хочешь, то и сделают,

И денег не возьмут,

Мне говорят: «Поехали!»,

Но я останусь тут.

Потому что:

Я не хочу разбираться на части,

Чтобы добраться куда-то еще.

А если потом перепутают части,

Кто будет оплачивать счет?

На Сириусе золото

На дереве растет.

Я слышал, что на Джаглан Бете

Пьян всегда народ.

Я б с радостью поехал,

Меня давно там ждут.

Меня — не кучку атомов!

И я останусь тут.

Потому что:

Я не хочу разбираться на части,

Я не совсем еще спятил, друзья!

Ведь если потом перепутают части,

Я уже буду не я!

… и так далее. Есть еще одна часто исполняемая песня, но она намного короче:

Домой мы телепнулись:

И я, и Джон, и Джой.

Он сердцем завладел ее,

А я — ее ногой.

Артур почувствовал, что боль уходит, хотя голова все еще была чугунно тяжелой. Кроме того, в ней раздавалось какой-то глухой тяжелый топот. Медленно, осторожно, он поднялся на ноги.

Ты слышишь глухой тяжелый топот? — спросил Форд Префект.

Артур обернулся, и увидел Форда, который, шатаясь, появился из-за угла. Лицо Форда опухло, глаза были красные — Артуру не захотелось спрашивать, как выглядит он сам.

Где мы? — спросил он вместо этого.

Форд огляделся. Они стояли в длинном коридоре. Одна его стена была стальная, и выкрашена в тошнотворный светло-зеленый цвет, каким красят стены в школах, больницах, и сумасшедших домах, чтобы вызвать у тех, кто смотрит на эти стены, подавленное настроение. Невысоко над их головами она изгибалась и соединялась с другой стеной, почему-то завешенной темно-коричневой дерюгой. Пол был покрыт темно-зеленым ковром из ребристой резины.