ПОС. ТЭБИ КИРКБЮ, 09.30
— Там будет столько людей! Нельзя упускать такую возможность! — Вы полагаете, они станут нас слушать? — Я в этом абсолютно уверен. — Но как же они нас услышат? — Там будут громкоговорители. — И что, нам разрешат их использовать? — А вы думаете, когда Христос изгонял торговцев из храма, он спрашивал у кого-нибудь разрешения? «Простите, ничего, если я тут столы немного поопрокидываю?» Гости засмеялись, а Маттиас, довольный собой, скрестил руки на груди. Эльви стояла в дверях, слушая, как они обсуждают план действий. Сама она не принимала участия в беседе. Ее одолевала усталость, вызванная недосыпом, а недосып, в свою очередь, был результатом мучивших ее сомнений. Она ночами напролет не могла сомкнуть глаз, пытаясь удержать ускользающий образ Богородицы, не дать ему поблекнуть, превратиться в смутное воспоминание. В голове все крутились Ее слова, и Эльви силилась понять, что они значат. Ты должна привести их ко Мне. В этом их единственное спасение. После некоторого успеха в первый вечер, ловля душ человеческих продвигалась со скрипом. Когда первый шок миновал, а власти доказали свою способность держать ситуацию под контролем, люди куда менее охотно принимали проповеди на веру. В первый день Эльви ходила по домам вместе с остальными, но потом ее одолела усталость. — Эльви, а вы как думаете? Маттиас повернул к ней свое круглое детское лицо. Эльви даже не сразу поняла, что вопрос обращен к ней. Семь пар глаз устремились в ее сторону. Маттиас был единственным мужчиной в их компании. Кроме него, здесь были Хагар, Грета, соседская жена и еще одна женщина, присоединившаяся к ним в самую первую ночь. Имени ее Эльви не помнила. Были еще две сестры, Ингегирд и Эсмеральда, подруги той безымянной женщины. И это только те, кто пришел к завтраку, остальные должны подтянуться позже. — Я думаю... — начала Эльви. — Я думаю... Честно говоря, не знаю. Маттиас удивленно приподнял брови. Ответ неверный. Эльви рассеянно потерла шрам на лбу. — Как решите, так и сделаем. Я, пожалуй, пойду прилягу... Возле спальни ее догнал Маттиас, мягко взяв за плечо. — Эльви. Вам было видение, и миссия поручена вам. Поэтому мы здесь. — Да-да, я знаю. — Вы что, передумали? — Нет, что вы. Просто... у меня совершенно нет сил. Склонив голову, Маттиас внимательно посмотрел на нее, на секунду задержав взгляд на шраме, затем произнес: — Я вам верю. И в дело наше общее тоже верю. Эльви кивнула: — Я тоже. Просто... я и сама точно не знаю, в чем оно заключается. — Ложитесь, отдохните, мы все сделаем. Выезжаем через час. Вы уже видели листовки? — Да, — отозвалась Эльви, но Маттиас словно ждал продолжения. — Красивые, — добавила Эльви и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Не раздеваясь, она залезла под покрывало и натянула его до самого носа. Она окинула комнату взглядом. Все как прежде. Эльви поднесла руки к глазам. Мои руки. Она пошевелила пальцами. Мои пальцы. Они шевелятся. В коридоре зазвонил телефон. Подниматься, чтобы взять трубку, у нее не было сил. Подошел кто-то из гостей — похоже, Эсмеральда. И ничего во мне такого особенного. Неужели так было всегда? Святые, отдавшие свою жизнь за Господа, святой Франциск, по Божьему вдохновению проповедующий Папе Римскому, святая Биргитта[41], преисполненная священного огня в своей келье... Знали ли они минуты душевного смятения? Случалось ли Биргитте терзаться сомнениями, так ли она поняла священное слово, ничего ли не добавила от себя? Недаром же Франциск отправил прочь своих учеников со словами: «Оставьте меня, мне нечего вам сказать»?.. Может, так и должно быть? Эльви некого было спросить, все они были мертвы, обросли легендами, стершими их человеческие черты. Но она же видела! Впрочем, скольким до нее были подобные откровения за всю историю человечества? Должно быть, сотням, тысячам. Может, тем и отличались святые от простых людей, что хранили верность увиденному, не позволяли ему поблекнуть или исчезнуть, считая забывчивость орудием дьявола. Держались до последнего. Может, в этом и был их секрет. Эльви вцепилась в одеяло Да, Господи, я буду держаться. Она закрыла глаза и попыталась уснуть. Но не успела она расслабиться, как было уже пора вставать.
|