Дмитрий Астахов, рядовой ОДОН внутренних войск МВД.

 

Благополучно подходил к концу восьмой месяц службы. Пришел молодняк, свободного времени стало на порядок больше. Казалось бы, нужно радоваться.

Как-то один сержант-контрабас из соседней роты мне сказал, что в армии солдат должен быть постоянно чем-нибудь занят. Не важно чем, но занят. Поскольку, когда у него появляется много свободного времени, в голову начинают лезть дурные мысли. Я тогда подумал, что он ну совсем не прав. Ведь это так классно, когда тебя никто не дрючит. Просто лежишь себе на койке, балдеешь. Но оказалось, что лучше бы дрючили.

В армию я попал после института, закончив Российскую Академию правосудия, не сумев попасть на военную кафедру. Забрать меня должны были осенним призывом, но прямо перед медкомиссией меня угораздило получить сотрясение мозга в результате неудачного падения с велосипеда. В итоге в военкомате объявили, что мне предоставляется отсрочка на полгода, и отдавать свой долг Отечеству я пойду весной.

Я решил, что негоже взрослому детине эти месяцы на родительской шее сидеть и пошел работать в юротдел ювелирного магазина,,Кристалл". Копаться в этих бумажках для меня было настоящим страданием. Вообще, на дух не переношу читать много текста, а еще больше ненавижу читать его осмысленно. К тому же платили там мало, постоянно задерживали на работе допоздна, директор магазина была натуральной истеричкой, для которой высшей степенью наслаждения было покричать на подчиненных. В кабинете ей у себя сидеть было скучно, поэтому она бродила по магазину и кричала на сотрудников, что они целыми днями бездельничают, что наняла она милосердная на свою голову иждивенцев, за которых все приходится делать самой. А если мы даже и за что возьмемся, то руки у нас растут из жопы, и все равно сделаем не так, как положено. Хотя вот лично я ни разу не видел, чтобы она хоть раз чего-нибудь делала.

Поэтому, как только наступил весенний призыв, я уволился. А сразу после оформления всех соответствующих документов прямо при всех сотрудниках высказал нашей Любви Михайловне, все что о ней думаю, не скупясь при этом на,,Великий и могучий русский язык" Выражение ее лицо сначало стало пунцовым, затем посинело, затем вновь покраснело, а из ее рта ничего определенного, кроме,,Ды ты... Да я тебя!" не вырвалось.

После этого я мысленно перекрестился, облегченно вздохнул и вышел из магазина, громко хлопнув дверью на прощание в прямом смысле.

Впрочем, от,,Кристалла" у меня остались не только поганые воспоминания, но и одно приятное.

Там я познакомился с девушкой по имени Катя. Крашеная брюнетка. Ростом на голову ниже меня, с идеальной фигуркой. Такой, когда ни худая, так что кости одни кости торчат, но и не полная. Как говорится все в меру.

Познакомились мы в первый день моей работы. Она продавщица ювелирных украшений, а я скромный юрист. Ну чем не пара? Оба из небогатых семей, родители купить ни мне, ни ей жилье были не в состоянии. Она закончила наш говеный ВУЗ, носящий гордое название Мичуринский Государственный Аграрный Университет, но в простонародье презрительно именуемый,,морковкиной академией". Когда-то он был довольно рейтинговым заведением, к нам даже товарищи - негры из Зимбабве (или Папуа - Новой Гвинеи, или Камеруна. Короче, все они на одну рожу. Факт, что с Африки) на учебу приезжали. Мама рассказывала, что вскоре после приезда их приезда рождалось, знаете ли, немало ну очень загорелых малышей. Однако наступили суровые девяностые годы. ВУЗ наш не остался в стороне от бурно развивающейся в стране рыночной экономики. Была налажена практически открытая продажа дипломов, сессий, курсовых. Преподаватели не бедствовали. В итоге, в вуз стали идти только те, кому просто нужна вышка, а также те, кого больше никуда не берут. Студенты при наличии у них денежных средств могли посещать вуз два раза в год, т.е. в период сессии.

После этого выпускники нашего МичГАУ крайне удивлялись, когда, пытаясь устроиться на заработки, скажем, в стольный град, разглядывали объявления о приеме на работу, на которых было крупными буквами написано:,,С ДИПЛОМАМИ МичГАУ не приходить!"

Вот Катя, к примеру, получила высшее экономическое образование. Теперь она могла активно использовать полученный в универе багаж знаний, работая продавцом. Зачем тогда вышку получала?

Понравилась она мне сразу. Первые два дня я за ней просто наблюдал, ограничиваясь легкими комплиментами, зондируя почву для будущих отношений. Нужно было посмотреть не будет ли ей кто-нибудь звонить какой-нибудь,,котик, зайчик, слоник", не будет ли ее кто-то встречать после работы и так далее.

А то если этого не сделать, рискуешь нарваться на огромные неприятности. Она ж не будет в открытую отшивать. А вот придет какой-нибудь ее шкафчик, увидит, что к его девушке подкатывают, и мой уход в армию отложится до уже осеннего призыва или и вовсе получу возможность бесплатно от нее откосить.

Но нет. Никаких котиков, зайчиков и слоников у Катерины не было. В третий день нашего знакомства перешел в решительное наступление, делая ей изысканные комплименты, что при наличии у меня весьма подвешенного языка было делом несложным. День завершился тем, что я проводил до дома (Кать, мы опять до восьми засиделись, глянь какая темнота, я не могу тебя одну отпустить)

Короче, через неделю мы уже официально считались парой. А уже через месяц (что по нынешним временем срок приличный) она уже прижималась ко мне своим голым телом и клала голову мне на грудь. Так до утра мы лежали, ласкали друг друга, строили планы на будущее. Ну а в перерыве между этим занимались еще кое-чем.

Одним словом к своему уходу в армию я осознал, что крепко влюбился. Ну и затем с тяжелым сердцем предложил Кате, сразу после моего прихода из армии пожениться.

Все-таки, к тому моменту мне уже будет двадцать три с половиной года и настанет пора создавать ячейку общества. Девушка Катя хорошая. Не пьет, не курит, в блядствах замечена не была. В конце концов, найду ли когда-нибудь еще одну такую же?

И вот пришла повестка, медкомиссия постановила:,,годен без ограничений", и велела мне явиться зданию военкомата 12 апреля 2010 года к 8-00. Катюха тогда громче всех рыдала, клятвенно обещала меня ждать, говорила, что любит меня больше своей жизни и вершина счастья для нее - быть рядом со мной. Я грешным делом едва было, сам не прослезился. Все-таки, с какой завистью на меня смотрели другие пацаны, вместе с которыми меня забирали!

Большинство из них были желторотиками 18-19 лет, а я был среди них кем-то вроде,,папаши".

На призывном пункте в Тамбове я узнал, что следующий год своей жизни я проведу в рядах доблестной Отельной дивизии особого назначения внутренних войск МВД Российской федерации. Еще эта часть в народе называлась,,Дзержинской". Вчерашние школьники, ехавшие со мной в поезде в Подмосковье, взахлеб обсуждали, как сильно им повезло, что они попали в такую элитную часть, где их будут учить бороться с терроризмом. Ну, короче несли они всякий бред, не давая спать.

Терроризм, борьба с вражескими диверсантами, охрана особо важных объектов... Все это были второстепенные задачи. Сам же я же с горечью понимал, что следующий год мне предстоит быть постоянно готовым к войне с собственным народом. Собственно, именно для этого внутренние войска и создавались.

Когда меня забирали в далеком апреле еще две тысячи девятого года, я был тогда сытым откормленным кабанчиком двадцати двух с половиной лет. Однако регулярная вздрючка на плацу, начатая еще сержантом во время КМБ и затем продолжаемая уже взводным лейтенантом Крамцовым, которого за глаза все именовали пиджаком за то, что он пришел сюда, не оканчивая военное училище, а после военной кафедры, сделала свое черное дело. За семь месяцев я похудел аж на семь килограммов. Вместо моих восьмидесяти двух, с которыми я приехал в часть, осталось лишь семьдесят пять. Ну, в целом при росте в метр семьдесят восемь это было нормальным. Несмотря на то, что нас регулярно кошмарили отжиманиями от пола (а вернее от плаца), подтягиваниями на перекладине и качанием пресса шварценеггером меня не сделали. Богатырских плечей не появилось, стальных мускул тоже. Я тогда пришел к выводу, что это, скорее всего, от недостатка пищи. В части много воровали, поэтому рацион был очень уж однообразным и лично для меня скудным.

Зато в армии я научился ценить время. Например, посидеть на унитазе, просто поваляться на койке, до армии для меня ровным счетом ничего не значили.

Научился я засыпать в любом месте, в любое время, и почти мгновенно.

Узнал я также, что такое чувство коллективизма. Это когда один человек накосячит, а дрючат весь взвод. Или когда кто-то не умеет подтягиваться на турнике, а вместе с ним висят его товарищи. Армейская психология так рассчитана, что исправлением подобных лиц занимается его же призыв, который так-то устает от постоянных напрягов, а тут их еще из-за одного мудака страдать заставляют. Офицерам и сержантам даже вмешиваться не надо. Таких свои же на место сразу ставят.

Был у нас один такой товарищ. Даже прозвище у него было соответствующее. Косяк. После третьего получасового коллективного виса на турниках мы уже не выдержали.

Если взять милицейскую резиновую дубинку и плотно-плотно обмотать ее газетными листами во много слоев, то сила удара уменьшается не сильно, а вот следов от ударов практически не остается. И, когда вечером ему засунули наволочку в зубы, чтоб он не кричал, и хорошенечко прошлись по его телу нашей,,газетонькой", залеты с его сторон прекратились, а сам он изъявил желание научиться все-таки подтягиваться на турнике, дабы его товарищи больше из-за него не страдали. Заботливый сержант-контрабас сообщил, что подтягиваться он будет учиться по старой, как этот мир, ускоренной, суперэффективной методике. Человека за руки привязывают к турнику ремнями, а к ногам прицепляют по кирпичу. И так он висит два раза в сутки по полчаса, либо до тех пор, пока не подтянется. Уже через пять минут у человека появляется ощущение, что его руки сейчас оторвутся от тела, и он начинает кричать от боли. Но сержант оставался глух к его мольбам. В конце концов, срабатывает инстинкт самосохранения. Организм, не желая и дальше подвергаться подобным экзекуциям, аккумулирует скрытые резервы, и парень начинает подтягиваться. Один, два, три раза. Через две недели наш Косяк выполнял все нормативы, а через полгода даже поблагодарил сержанта за то, что тот,,приобщил" его к спорту. Так приобщил, что он сам начал регулярно ходить на турник и брусья и через полгода, мог бы смело уже участвовать в соревнованиях в этих видах упражнений.

Когда я уходил в армию, то свято верил, что при годе службы дедовщины в принципе быть не может. Как-то полгода тебя бьют, полгода ты всех бьешь, звучало нереальным. Так думал, просто после полгода будет более привилегированное положение, да и все. Дедовщины-то у нас в части особо и не было. Но зато я узнал, что такое кавказское землячество. Если у вас в части выходцы с Северного Кавказа составляют, хотя бы четверть всего вашего призыва, можно считать, что служба ваша будет очень тяжелой.

У нас в роте из ста пятидесяти человек личного состава лишь семьдесят были русскими, сорок человек были из Дагестана, а остальные сорок были татарами, чувашами и осетинами.

Пока наши русские выясняли между собой отношения и решали, кто из них главный (я как-то оставался в стороне между их мальчишескими разборками, как и еще несколько человек, служивших здесь после ВУЗа). Ребята с Дагестана под чутким руководством,,дедов"-дагестанцев необычайно быстро между собой скорешились, образовав землячество, в котором один за всех и все за одного.

До принятия присяги все было тихо и мирно. А вот потом... Сначала объявили о том, что мытье полов - это не для гордых кавказских мужчин, затем сочли, что и любая другая работа противоречит нормам ислама. Через две недели после принятия присяги трое дагестанцев демонстративно избили трех русских, которые, по их мнению, недостаточно уважительно посмотрели в их сторону.

Для трех, с детства занимающихся борьбой джигитов, победить трех, выросших у компьютера пацанов, было занятием несложным. Я бы даже сказал приятным.

Пацанов публично поставили на колени и на камеру мобилы заставили просить у дагов прощения. Никто из проходивших мимо русских не вступился.

После этого пацаны стали для дагестанцев грушами, на которых они отрабатывали борцовские приемы, а также источниками финансирования, поскольку все деньги, которые им присылали родители, они отдавали,,кавказским сослуживцам" Сами же,,горные братья" начали внимательно присматриваться к следующим жертвам, публичное опущение которых позволило бы им уже официально объявить джамаат во всей нашей роте.

К татарам, чувашам и осетинам лезть было опасно. Их хоть и было мало, но они друг за друга стояли горой. Куда проще было опускать русских, коих было много, но дружность и сплоченность отсутствовала напрочь.

Выбор пал на нас. Я держался в группе, образованной по возрастным критерием. Восемь человек. Все были после вышки в возрасте от двадцати двух до двадцати четырех лет. Мы держались обособленно от всех: никуда не лезли, ни в какие конфликты не вступали, но и в наш микроколлектив лезть не давали. Постоять мы за себя могли. У нас из восьми человек пятеро занимались какими-нибудь единоборствами. Я три года - тайским боксом, еще двое чуваков - обычным боксом, еще один вольной борьбой, а вот наш неформальный лидер Макс Зинченко - был кмс по боевому самбо. Да и остальные трое на лохов тоже похожи не были.

Старались не выделяться. Работали не больше, но и не меньше других. Словом были сами по себе. Постепенно наш коллектив начал вызывать даже некоторое уважение у остальной,,школоты", как мы ее называли и тех, кто уже отслужил больше полгода. Поэтому даги и решили начать с нас. Видимо, в их мозгах зародилась мысль, что,,уничтожая" наиболее,,боеспособных" среди всех русских роты, они лишают остальных возможного центра сопротивления.

 

В один из прекрасных майских вечеров мы с ребятами как обычно занимались,,вечерним туалетом": умывали свои потные грязные рожи, брились, чистили зубы.

В этот момент в комнату вошло десять внушительного вида дагов. Один из них самый ростом чуть выше меня, но зато в плечах шире раза в два (наверное тоже борец), демонстративно оттолкнул меня от умывальника, показывая, что здесь умываться сейчас будет он.

Три года тренировок даром не прошли. Я мгновенно пробил ему локтем в правую скулу. Дагестанец рухнул на пол, предварительно ударившись об стену затылком.

На меня с криком:,,УБЬЮЮЮ!" кинулся его товарищ, сбил меня с ног и попытался уложить на лопатки, чтобы потом добить. Я же отчаянно сопротивлялся, молотя его кулаками и локтями. В туалетной комнате завязалась драка.

После полуминутного валяния на полу, в котором никто из нас успеха не добился, дагестанца кто-то ударил сзади по голове пинком. Он меня тут же высвободил и в пинки его погнал я, стараясь как можно больше ударов наносить по голове, чтобы уж вырубить его окончательно.

Краем глаза я увидел, что общее столкновение переросло в отдельные драки, в ход с обеих сторон уже идут стоящие в туалетной комнате стулья.

Наш самбист только что ловко перехватил руку с заточкой в руках одного из дагов, а второй рукой нанес ему исполинский удар в солнечное сплетение.

Другим глазом я заметил лежавшего в углу нашего, которого даг усиленно лупил ногами. Туда-то я и ринулся, с трудом протискиваясь между дерущимися. Даг стоял ко мне полубоком, но так был занят избиением своей жертвы, в которой я узнал Санька Лепехина, что даже не обратил на меня внимания.

Я со с резким разворотом корпуса со всей дури влепил хачу лоу кик в левое бедро. Он взвыл от удара. Мгновенно наклонился, чтобы обхватить руками ушибленное место. Лоу кик - страшный удар, если его наносит опытный человек. Пока даг скрючился от боли, я пробил ему еще раз с пыра в челюсть. С треском он упал прямо на многострадального Лепехина.

Яростная драка длилась не более пяти минут. Через этот промежуток времени во многом благодаря Зинченко все абреки валялись и на полу и сейчас старательно обрабатывались нашими ногами.

- Даги, бля! - заорал боксер Леша Соловьев.

Через открытую дверь было видно, что все остальное землячество идет нас карать. А еще через секунду со спины на них вылетели представители татарской, чувашской, осетинской диаспор, а также несколько десятков русских.

Уж не знаю я, где в этот момент были офицеры, а может им самим хотелось, чтобы порочный круг господства южан наконец-то закончился, но избиение горных братьев с небольшими перерывами для отдыха продолжалось около часа.

После этого, похожих на форшмаки дагестанцев, уже неспособных самостоятельно встать, по инициативе Зинченко поставили на колени, принесли мобильный телефон и перед камерой дружно обоссали.

Затем Зинченко громко, чтобы слышали даги, крикнул:

- Серег, ну че ты все снял?

- Ага.

- Ну че? В контакт, с ютубом выложить щас можешь?

- Да без проблем.

В следующую минуту даги завыли, некоторые даже плакали:

- Вай, не делай так. Ай, прости нас, все теперь делать будем. Только в нет не выкладывай. Нас же потом дома убьют, если увидят.

- Значит так, твари! - зычно произнес Макс. - Слушайте меня внимательно. Эту видюху, где мы вас, ка поганых щенков, обоссали, мы выложим щас на файлообменник, откуда ее скачают наши друзья на гражданке. Сразу после этого этот файл будет оттуда удален. Если, не дай Бог, с кем-нибудь из нас или с членами наших семей что-то случится, это видео будет выложено везде, начиная от контакта и заканчивая ютубом. После этого вам ваши же родственники за такой позор для всего рода головы поотрезают. То же самое будет, если о случившемся узнает начальник части или военная прокуратура. Поскольку вы, суки, можете драться только с теми, кто слабее вас. А как только вас отоварят, вы немедля бежите жаловаться в ментовку или куда-то еще. По этому пункту все ясно?

Валяющиеся в куче даги на нас смотрели волчьими, ненавидящими взглядами, что позволяло судить о том, что они все поняли.

- Продолжаем дальше. Отныне в роте устанавливаются новые порядки. Во-первых...

Зинченко вдруг неожиданно ударил ногой в лицо одного из кавказцев.

- Во-первых, еще раз кто-нибудь из вот так вот посмотрит, получит вся ваша диаспора. Во-вторых, все те, кто участвовали сегодня в вашем воспитании, отныне освобождаются от тяжелых и неприятных работ. Драить очки, мыть полы, таскать тяжелые предметы будете отныне вы. Таким образом, можете считать, что у нас в роте установлен нацизм, в котором вы представители низшей расы со всеми вытекающими последствиями.

Сразу после нашей,,Белой революции" спросил у татарина Айдара Апалыкина, который среди 16 татар был вроде как главным.

- Айдар, вы ж с ними братья по вере, а пошли за нас?

Татарин улыбнулся и ответил:

- Да они ислам извратили, позволяют себе судить, что по Корану, а что нет. А многие его даже в руках-то не держали, но при этом орут, что они мусульмане. Да и к тому же, сейчас вас бы забили, наша очередь настала бы.

На примерно такой же вопрос осетину Василию Агоеву, почему осетины пошли против братьев - кавказцев он мне ответил:

- Да какие они мне, Дим, братья? Мы с мусульманами всю жизнь воевали. Все эти рассказы про кавказское единство относятся только к мусульманам. Православные кавказцы никогда с этим безкультурным быдлом дружить не станут. Они позорят весь Кавказ

Почти все кавказцы на следующий день отправились в больничку, дружно сообщив, что все они упали при самых разных обстоятельствах. Офицеры решили не раздувать шумиху. Упали, так упали.

А сразу после выписки всех дагестанцев из нашей роты неожиданно перевели в другую часть, вроде бы где-то в Нижегородской области. Наверное, они молят Аллаха, чтобы там не было таких же,,злых урусов", как здесь не будет. В любом случае, после дембеля у них о службе в нашей части останутся самые приятные воспоминания.

Из ста десяти человек в драке с дагами не участвовало шестнадцать. Некоторые честно признались, что боялись выступить против дагов, некоторые оправдывались тем, что, ничего не видели, ничего не слышали или же и вовсе находились в другом месте.

Из всех этих,,дезертиров" были сформированы трудовые бригады, которые отправляли на выполнение самых неприятных, унизительных и тяжелых работ. Разумеется, никакими дедами им тоже стать было не суждено. Наверное, они сейчас локти кусают, проклиная свою трусость. Раньше надо было думать.

Макс Зинченко после того вечера стал неформальным лидером всей роты. Его главенство признали даже деды. В свою очередь Макс не покушался на их привилегии, связанные со сроком службы. Остальные члены нашей,,восьмерки" несмотря на то, что отслужили по два месяца, с молчаливого согласия всей роты были возведены в ранг дедов.

Вот теперь служить мне было куда приятнее.

Но как только появилось свободное время, голова тут же начала наполняться мыслями о доме.

Как там мама, как там папа, как там Катюша. Котенку своему я звонил каждый день, по полчаса разговаривая с ней о том, как сильно я ее люблю.

Она приезжала ко мне присягу. Родители остановились в небольшой гостинице, куда съезжались родственники солдат. Родители деликатно вышли, а мы... Словом, будто, как в последний раз. Потом долго стояли, прижавшись, друг к другу у КПП. Затем, когда дежурный офицер сказал, что пора мне уже в часть.

Вечерами бывало сидишь так, смотришь в небо и считаешь, сколько же дней осталось до дембеля. Когда же я наконец, увижу свою Катюшу. Пацаны говорили, что вроде можно будет родственникам и посреди срока службы приехать, если начальник части разрешить, хорошо бы.

Вообще, самое тяжелое время года для солдата-это лето. Казалось бы, наоборот, зима должна быть самым тяжелым периодом. Ну там караулы в минус тридцать и так далее. Нет.

Именно летом начинаешь с воющей в душе тоской смотреть в окно на эти зеленые деревья, на ласковое солнце. И думаешь о том, что там сейчас на гражданке-то народ на пляжах тусит, на шашлыки ездит, девки стреляют глазенками в сторону ребят и ходят в коротких юбках, из-под которых эротично выглядывают трусики-стринги.

А ты тут сидишь. И никого, кроме сослуживцев в одинаковых зеленых формах нету. Еще говорят, что для девушек, которые ждут своих парней из армии, лето тоже самый тяжелый период.

Теплым июльским вечером часов, наверное, в одиннадцать я пошел звонить своему котенку. Разговор с девушкой, а в моем случае уже почти женой, - процесс интимный. Поэтому я вышел из казармы, расположился под вековым развесистым дубом и набрал заветный номер.

Странно, аж целых два раза звонок сбрасывали. Может она занята? Я решил позвонить третий, последний раз и уж если она вновь сбросит, то точно занята чем-то таким срочным, что даже не может своему зае ответить.

Но в третий раз трубку все-таки взяли. Но вот только раздался из нее пьяный мужской голос:

- Тебе чего надо, малой? Ты че совсем опух, что ли? Я не понял? Ты че такой тупой? Девушка тебе ясно дала понять, что разговаривать с тобой не хочет.

Во мне кровь вскипела. У Кати какие-то проблемы! С ней что-то случилось, ее может, там сейчас изнасиловать хотят!!!!

- Слышь, сука! - заорал я. - Я щас автомат возьму, через забор перелезу, приеду и тебе башку прострелю и похер мне, что мне потом за это будет!

В трубке послышался другой, более спокойный голос:

- Успокойся, парень. Не стоит делать то, о чем ты потом сильно пожалеешь, ради того, кому ты больше не нужен.

- Че за херь ты несешь, урод? - взревел я

В трубке послышался голос Кати, тоже пьяный:

- Дим, прости, тебя очень люблю конечно, но так долго ждать тебя я не могу. Целый год быть одной - это невозможно. Извини, что так получилось. Пока, солдат, служи хорошо!

Только сейчас я заметил, что там, откуда со мной говорят, слышна громкая клубная музыка.

Я выключил телефон и решил включать его только, когда буду звонить родителям домой.

Через несколько минут несколько десятков солдат с плохо срываемым удивлением наблюдали за тем, как я около часа молотил кулаками боксерскую грушу, пока все кулаки не были сбиты в кровь.
Затем я вновь выбежал из казармы, несмотря на крики сержанта о том, что уже отбой. Под тем самым дубом я и просидел до утра, сам не заметив, как уснул.

- Так бывает. Не все девушки дожидаются своих парней - сказал мне утром Зинченко

 

*****************************************************************